яют. Вот вырасту, тогда, 
может быть, наслажусь. 
  Рассуждая, Филька зорко наблюдал на Максим Максимычем. Заметив, что рука 
учителя потянулась к лежащей на журнале ручке, Хитров быстро выпалил первое, что 
пришло ему в голову: 
  - Подождите, Максим Максимыч! Я не сказал самого главного! Я потому не читаю 
сейчас отрывок, что учу "Евгения Онегина" целиком! 
  Карающая ручка замерла в трех миллиметрах от журнала. 
  - Ты не мог бы повторить, что ты только что сказал, - попросил Максим 
Максимыч. - У меня, кажется, заложило сразу оба уха. 
  - Я учу "Евгения Онегина" целиком. По методу... э-э... ускоренного 
запоминания, - повторил Филька. 
  - Да? И когда же ты нам его прочтешь? 
  - Через неделю! 
  Максим Максимыч недоверчиво хмыкнул: 
  - Хорошо, Хитров, я подожду неделю. Но если к тому времени ты не вызубришь нам 
"Онегина" от точки до точки, я поставлю тебе столько двоек, сколько в "Онегине" 
глав. А их там десять. 
  Когда урок закончился, к Фильке подбежал его приятель Коля Егоров: 
  - Ну и влип же ты, гусь лапчатый! Кто тебя за язык дергал врать, что ты учишь 
"Онегина"? 
  - Как-то само вырвалось. У меня всегда так: вначале скажу, а потом уже думаю, 
- признался Филька. 
  - Как ты думаешь выкручиваться? Взаправду будешь "Онегина" учить? 
  - Не знаю, - протянул Филька. - А сколько в нем страниц? 
  - Кажется, страниц двести. 
  - Это по тридцать страниц в день? Мне столько не запомнить. 
  - А если притвориться больным? 
  - Не-а, не пойдет. Максимыч не поверит. И потом получится, что я вроде как 
струсил. Надо что-нибудь другое придумать. 
  И, озабоченно размышляя, Филька вышел из класса. Он думал, думал, думал, и 
чувствовал, что голова у него раздувается точно воздушный шар. 
  Через три дня вечером он позвонил Коле и спросил: 
  - У тебя есть магнитофон? 
  - Есть. А у тебя нет, что ли? - удивился Коля. 
  - И у меня есть, но мой без микрофона. А мне нужен такой, который голос пишет. 
Я хочу "Онегина" на кассеты начитать. 
  - А, понял... - засмеялся Коля. - Ты хочешь вставить кассеты в плеер, засунуть 
наушник в ухо и на уроке вроде как сам себе подсказывать. 
  - Ничего ты не понял, - снисходительно заявил Филька. - Я тоже об этом думал, 
но этот фокус не сработает. Наушник Максимыч заметит, он же с проводом. Лучше я 
засуну себе под свитер магнитофон на батарейках и незаметно включу его. Я все 
просчитал. Если правильно встать, то со своего стола Максимыч будет видеть 
только одно мое ухо и часть щеки. 
  - А губы? 
  - Чего губы? Губы ему со своего места не видно. Но на всякий случай, я, 
конечно, буду ими шевелить. Если как следует все устроить, Максимыч ничего не 
заметит, а наши не выдадут. 
  Филька взял у Коли магнитофон, и в оставшиеся дни начитал на него всего 
"Онегина". У него ушло на это четыре девяностоминутные кассеты. 
  - Слушай, как ты будешь кассеты менять и на другую сторону переворачивать? - 
спросил его Коля. 
  - Я все просчитал. Урок длится сорок пять минут, и одна сторона кассеты тоже 
сорок пять минут. Должно хватить, - сказал Филька. 
  - А зачем ты тогда всего "Онегина" начитывал? 
  - На всякий случай. Мало ли какая ситуация сложится, - ответил Хитров. 
  Ровно через неделю Максим Максимыч вошел в класс и, весело взглянув на Фильку, 
сказал: 
  - Вот уж не думал, Хитров, что ты явишься. Даже гелевую ручку купил, чтобы 
тебе двоек покрасивее наставить. Ну чего, выучил "Онегина"? 
  - А то как же! Выучил! - сказал Филька. 
  - Ну читай! - учитель недоверчиво поднял брови и уселся за свой стол, 
перелистывая журнал. 
  Филька вышел к доске, откашлялся и громко объявил: 
  - "Евгений Онегин". Роман в стихах. Глава первая. Эпиграф: И жить торопится и 
чувствовать спешит. Князь Вяземский. Мой дядя самых честных правил... 
  Тут Хитров еще раз кашлянул и нажал кнопку включения магнитофона, спрятанного 
у него под свитером. 
  - Когда не в шутку занемог, 
  Он уважать себя заставил 
  И лучше выдумать не мог... 
  - заработал магнитофон. 
  Филька жестикулировал, шевелил губами, поэтично отбрасывал со лба волосы и изо 
всех сил старался, чтобы учитель не заметил выпячивающегося магнитофона. Вначале 
Максим Максимыч смотрел на него недоверчиво и с удивлением, а потом подпер 
руками голову и стал слушать. Не перебивая, он слушал весь урок и только два или 
три раза отвлекся, чтобы поправить галстук и посмотреть на свое отражение в 
стекле. "Поверил! Сработало!" - торжествовал Филька, вовсю подмигивая ребятам в 
классе. 
  Когда до конца урока осталось всего минута, Максим Максимыч прервал его. 
  - Ладно, Хитров, хватит! Вижу, что знаешь. Иди сюда с дневником! 
  Филька показал Кольке язык и нажал на кнопку выключения. Нарочно сутулясь, 
чтобы магнитофон не выпирал, он подошел к учительскому столу и протянул дневник. 
Сделав вид, что тянется за дневником, Максим Максимыч внезапно сунул руку 
Хитрову за ворот и вытащил магнитофон: 
  - Что, Хитров, думал провести меня своим чревовещанием? Я почти сразу 
сообразил, что тут что-то нечисто... Давай дневник! - и Максим Максимыч взялся 
за гелевую ручку. 
  Получив обратно свой дневник, Филька поплелся на место. Даже задребезжавший в 
эту секунду звонок уже не мог его спасти. Уже за партой, пряча учебники в сумку, 
Филька решился заглянуть в дневник, ожидая увидеть там несколько двоек. Внезапно 
он оцепенел, словно приговоренный к смерти, которому прочитали помилование. В 
дневнике стояла четверка! 
  - Ну что, Хитров, говорил я тебе, что самый умный из нас я! Это тебе в 
награду, что прочитал всего "Евгения Онегина"! - крикнул ему Максим Максимыч. - 
Но особенно не радуйся! Скоро мы будем проходить "Войну и мир", и ты тоже будешь 
учить ее наизусть. 
   
  Рассказ двадцать девятый. 
  ПОДВИГ ВО ИМЯ ЛЮБВИ 
   
  В своей жизни Филька Хитров попадал в такое неимоверное количество дурацких 
историй, что, чтобы сосчитать их, не хватило бы пальцев не только на его руках и 
ногах, но и на руках и ногах всего 7 "А". 
  И вот одна из них, произошедшая тогда, когда Аня Иванова еще только перевелась 
в их класс из другой школы, и Филька еще не был с ней знаком. Их знакомство 
произошло тоже в Филькином духе и началось с того, что он в нее немедленно и 
бесповоротно влюбился. Это была то, что называют любовью с первого взгляда. 
  Филька вбежал в класс с высоко поднятой над головой шваброй: он гнался за 
Антоном Даниловым, швырнувшим в него мокрой тряпкой. Он почти догнал его, как 
вдруг увидел Аню и замер словно статуя, открыв рот так широко, что в него вполне 
мог положить голову укротитель тигров. 
  Разумеется, от Ани не укрылось, какое впечатление она произвела на Хитрова. 
Она прошествовала мимо него и, метнув на Фильку короткий взгляд из-под длинных 
ресниц, вышла в коридор, а Хитров остался в классе. Антон, подкравшись, снова 
хотел бросить в него мокрую тряпку, но, увидев филькино лицо, озабоченно 
спросил: 
  - Ты что об дверь стукнулся? 
  - Почему ты так решил? - удивился Филька. 
  - Ты на физиономию свою посмотри! - посоветовал Антон и отправился искать, в 
кого бы ещ„ кинуть тряпку. Он тоже видел Аню, но его толстую кожу неспособны 
были пробить никакие стрелы Амура. 
  Придя в себя, Филька Хитров стал осаждать сердце Ани. Вначале он забрасывал ее 
записками, на которые она не отвечала, а потом пообещал, что будет давать ей 
списывать на контрольных. 
  - Только вначале я сам спишу у Кольки Егорова, - сказал он. 
  - Да уж спасибо! Своим умом обойдусь! - фыркнула Аня. 
  Какие способы Филька только не перепробовал, чтобы понравиться Ане. И коронные 
шуточки свои откалывал, и цветы дарил, и кассеты одалживал, и гулять приглашал, 
и стихотворения Пушкина переписывал, выдавая их за свои, - но вс„ равно Аня 
оставалась к нему совершенно равнодушной. Как и раньше, она проходила мимо, даже 
не глядя в его сторону, и только гордым движением головы отбрасывала назад 
длинные волосы. 
  Так продолжалось, наверное, с месяц. От несчастной любви Филька даже мороженое 
перестал есть и похудел на полкилограмма (впрочем, что более вероятно, он 
случайно взвесился натощак). 
  И тогда Филька решил посоветоваться со своим мудрым дедушкой, тоже, кстати, 
Филиппом Хитровым, в честь которого он и был назван. Он отправился к дедушке в 
гараж, где старый Хитров, пыхтя, переворачивал ломом двигатель от "Москвича". 
  - Дедушка, ты когда-нибудь влюблялся? - спросил Хитров-младший. 
  - Угу! - ответил Хитров-старший. 
  - А посоветоваться с тобой можно? 
  Старший Хитров уселся на капот машины, вытирая руки промасленной тряпкой. 
  - Ну, советуйся! - разрешил он. 
  - Понимаешь, мне нравится одна девчонка. Ее зовут Аня. Я все способы 
перепробовал, но ничего не помогает. Вот я и хотел спросить... 
  - Аня, говоришь? Это не ты исписал краской бетонный забор за домом? - вдруг 
перебил его дед. 
  - Там много чего написано. А я писал только то, что про Аню и про любовь, - 
опасливо уточнил Филька. 
  - А остальные надписи откуда? 
  - Вообще-то я краску с кистью у забора забыл, и кто-то е„, видимо, нашел, - 
признался Филька. 
  - Теперь я знаю, кому уши надрать, - насмешливо протянул дед, выщелкивая из 
пачки сигарету. - Ну да ладно... Ты хотел узнать, как обратить на себя внимание 
девочки? Используй самый древний в мире способ, которым пользовались все 
настоящие мужчины - соверши подвиг. 
  - Подвиг? - переспросил Филька. - Какой? 
  - А уж это я не знаю. Сам решай! - и дед принялся за разборку двигателя. 
  Филька пришел домой, вытащил толстый ежедневник, в котором он обычно записывал 
все свои дела и на завтрашнем числе написал: "Совершить подвиг." На этом месте 
Филька остановился, потому что представления не имел, какой именно подвиг ему 
совершить. Тогда он подошел к полке, снял с нее подростковую энциклопедию, нашел 
в ней статью "подвиг" и стал читать. 
  Вначале в статье рассказывалось про двенадцать подвигов Геракла, и Филька 
только вздыхал, жалея, что ни диких вепрей, ни львов, ни кентавров в наше время 
нет. Зато потом он встретил потрясший его абзац, повествующий о подвиге Евпатия 
Коловрата, который с малой дружиной налетел на бесчисленную армию Батыя, и как 
русичи погибли все до единого, но никто не отступил и не сдался. 
  Внезапно Хитров хлопнул себя по лбу и вскочил. "Придумал! - воскликнул он. - 
Придумал!" 
  На другой день, едва Аня вошла в класс, к ней подошел толстяк Петька Мокренко. 
Петька шел, переваливаясь и раскачиваясь из стороны в сторону, как вставший на 
две ноги самец гориллы. 
  - Притащилась, Иванова? Спорим, я твой рюкзак в окно выкину? - спросил он и 
стал вырывать у Ани ее школьную сумку. Не понимая, что нашло на добродушного 
прежде толстяка, Иванова попятилась, не отпуская свой рюкзак. 
  - А ну оставь ее в покое, или будешь иметь дело со мной! Кому говорю! - чья-то 
рука легла Мокренко на плечо. Он обернулся и увидел Фильку. 
  - Защитник нашелся! Ну ты у меня сейчас схлопочешь, Хитров! - взревел толстяк 
и бросился на Фильку. 
  Филька ловко увернулся и ударил Петьку кулаком в живот. Мокренко сложился 
пополам и рухнул на пол. 
  - На моих друзей накатил! Берегись! - раздался грозный вопль. 
  Сбоку на Фильку бросился Антон Данилов, но Хитров вывернул ему руку и 
вытолкнул Антона в коридор. Туда же, держась за живот, поплелся и Мокренко. 
  Отряхивая ладони, Филька подошел к Ане. 
  - Вс„ в порядке! - сказал он гордо. - Ничего не бойся! Ты под моей защитой! 
  Но вместо того, чтобы восхититься героем, Аня постучала себя пальцем по лбу и 
прошла за свою парту. 
  - Ос„л ты, Хитров! - сказала она. 
  Ссутулившись, Филька вышел в коридор. Там у окна его ждали Мокренко и Данилов. 

  - Ну как, получилось? - спросил Мокренко. 
  - Не-а, не поверила. Лучше надо было играть, - покачал головой Хитров. 
  После школы, уже отчаявшись совершить подвиг и этим обратить на себя е„ 
внимание, Филька вс„ же поплелся провожать Аню. На этот раз он уже не пытался 
шутить, а просто шел рядом и молчал. Иванова же вообще смотрела в другую 
сторону, будто была одна. Только один раз она искоса взглянула на Фильку и 
фыркнула. 
  Они уже подходили к Анькиному дому, и Филька готов был отстать, как вдруг 
услышал сзади громкий лай. Он увидел, как, выскочив из-за угла дома, к ним 
большими прыжками мчится огромная черная овчарка. "Наверное, у кого-то с цепи 
сорвалась," - мелькнула у Фильки тревожная мысль. Ему стало страшно. Первой его 
мыслью было вскочить в первый попавшийся подъезд, но внезапно он вспомнил, что 
рядом Аня. 
  - Спасайся, быстро! Я ее задержу! - крикнул он девочке и бросился наперез 
собаке. 
  Он прыгнул и в прыжке схватил овчарку за ошейник, а та ударила его в грудь 
передними лапами и опрокинула. Совсем близко от своего лица Филька увидел 
слюнявую пасть собаки и уже приготовился, что пес вцепится ему в горло. "Вс„, 
конец!" - подумал Филька. Но тут кто-то схватил собаку и оттащил ее. Филька 
привстал на локтях. Он увидел, что Аня крепко держит овчарку за загривок, а п„с 
поджал уши и виновато виляет хвостом. 
  - Мухтар, фу! Рядом! Сколько раз тебе повторять! - сердито говорила ему 
девочка. 
  - Чья это собака? - спросил Хитров. 
  - Это моя овчарка. Мухтар, - объяснила Аня. 
  - А почему она на нас бросилась? 
  - Она на нас не бросалась. Просто она меня увидела и побежала здороваться. Я 
тебе хотела объяснить, но не успела, - сказала Иванова. 
  - Теперь вс„ понятно. У меня больше нет вопросов, - сказал Филька. 
  Он встал, отряхнул брюки и, повернувшись спиной, пошел к автобусной остановке. 
"Какой я болван! Герой называется! Хотел защищить девчонку от собаки, а 
получилось, что она меня сама защитила," - думал он. 
  Но тут он вдруг услышал окликающий его голос. Хитров недоуменно обернулся и 
увидел, что его догоняет Аня. На щеках у нее горел румянец, а глаза сияли точно 
две звезды. Она взяла Фильку за рукав и, смущаясь, сказала: 
  - Подожди, не убегай! Ну и смельчак же ты! Как ты на моего Мухтара бросился!.. 
Ты давно мне нравился, но я хотела тебя немножко помучить. Хочешь зайти к нам в 
гости? 
   
  Рассказ тридцатый. 
  ВОЕННАЯ ХИТРОСТЬ 
   
  В конце учебного года двоечник Петька Мокренко, как обычно, повис на волоске. 
Было созвано специальное заседание педсовета, чтобы решить переводить ли его в 
следующий класс. Большинство учителей согласились натянуть ему годовые тройки, 
но историчка Мария Вячеславовна заупрямилась. 
  - Это настоящий бандит! Он мне каждую неделю уроки срывает! - возмущалась она. 
- Как хотите, а я ему больше двойки годовой не поставлю. Семь лет в школе 
проучился, а до сих пор не знает, в каком году Великая Отечественная война 
началась! 
  - И я ему двойку поставлю! Он никогда в жизни ни одного домашнего задания не 
сделал, а к доске я его и вызывать боюсь! - заявила математичка Лариса 
Васильевна. 
  Таким образом вопрос исключать ли Мокренко из школы так и остался открытым и 
был отложен на неделю. Всю эту неделю Петька скитался по классу как хорошо 
откормленная тень отца Гамлета и всем жаловался на свою горькую судьбу. 
  - Чует мое сердце, что на этот раз меня точно выпрут. А я так привязался ко 
всем нашим ребятам, что без них точно загнусь, - повторял он. 
  Опасаясь, что Петьку исключат, Коля Егоров и Филька Хитров пришли к 
посоветоваться Максим Максимычу, единственному учителю в школе, с которым можно 
было поболтать запросто, по душам. 
  Максим Максимыч сидел за столом и уныло смотрел на лежащую перед ним стопку 
тетрадей. Когда Филька и Коля уселись на первую парту напротив него, учитель 
только взглянул на них и ничего не сказал, да и они не спешили начинать 
разговор. Приятно было сидеть вот так и понимать друг друга без слов. Проверив 
пару тетрадей, учитель зевнул и отодвинул стопку в сторону. 
  - Вот какие дела: на второй год в наше время почти не оставляют, но могут 
перевести в корректирующий класс спецшколы, - сказал наконец Максим Максимыч, 
хотя ребята ни о чем его и не спрашивали. 
  - Корректирующий класс это как? - спросил Коля. 
  Вместо ответа учитель красноречиво постучал согнутым пальцем по лбу. 
  - А когда выяснится, переведут Петьку в такой класс или нет? 
  - Мокренко собираются устроить переэкзаменовку по математике и истории. На 
переэкзаменовку, кроме учителей, приглашен еще завуч. По тому, как Петька будет 
отвечать, и станут решать. 
  Поговорив с Максим Максимычем, Филька и Коля вышли из школы и подошли к 
забору, где их ждал Петька. Глубокое внутреннее беспокойство не мешало Мокренко 
бросать в дерево напильник, за каким интеллектуальным занятием его и застали 
ребята. 
  - Мы вс„ узнали. Послезавтра у тебя переэкзаменовка по истории и математике! 
Ты готов? - спросил Филька. 
  От огорчения у Мокренко дрогнула рука, и напильник, пролетев мимо цели, 
царапнул блестящий бок чьей-то иномарки. Завыла сигнализация. 
  - Сматываемся! - завопил Петька, и вся троица перемахнула через забор. 
  Только в трех кварталах от школы ребята остановились и уселись на край 
песочницы. 
  - Не везет мне последнее время. Чувствую я, что меня точно завалят! У 
математички с историчкой на меня зуб, - заявил Петька. 
  - Ничего, я что-нибудь придумаю, - пообещал Филька. Он подпер голову руками и, 
выполняя обещание, честно стал думать. 
  - Помните, у Кати Сундуковой старший брат есть? Кажется, его Федор зовут, - 
спросил он. 
  - Который радиоспортом занимается? - уточнил Коля. 
  - Вот именно. Он еще всякие маленькие приемники собирает. Если бы мы уговорили 
его дать Петьке какую-нибудь минирацию, то по этой рации могли бы незаметно 
подсказывать из соседнего класса. Представляется, задают ему вопрос, а мы вс„ 
слышим и через стену говорим правильный ответ. 
  - А где Петька эту рацию спрячет? 
  - Это уже детали, - отмахнулся Филька. - Главное - идея. Только надо быстро 
вс„ сделать, потому что у нас остался всего один день. 
  Вечером ребята отправились к Кате Сундуковой и стали просить ее брата Федора 
выручить их. Федор вначале отказывался и говорил, что они психи, но в конце 
концов Кате удалось его уговорить. 
  - Ладно, передатчики я вам дам! Вот этот, большой, передающий, а этот, 
маленький, принимающий. Я сам его сконструировал. Батарейку к нему прид„тся 
спрятать в волосах, а сам передатчик можно вставить в ушную раковину. Надеюсь, 
парень, ты уши чистишь? 
  - Ага, - не очень уверенно сказал Мокренко. 
  - Надеюсь, что ты не соврал, не то тебе плохо будет. Ладно, берите передатчики 
и уматывайте. Как ими пользоваться, вам Катька объяснит. Она моя ученица! - 
важно сказал брат Федор. 
  Ребята хотели уже уйти, но Федор откликнул их. 
  - И вот ещ„ о чем я вас хотел предупредить. Если потеряете что-то или 
сломаете, каждому по шее персонально. Вопросы есть? 
  - Нету. Мы сообразительные, - сказал Филька. 
  За оставшийся до переэкзаменовки день ребята освоились с передатчиком и 
принимающим наушником. Главное неудобство этой конструкции состояло в том, что 
связь была односторонней. В принимающем наушнике не было микрофона, и поэтому 
подсказывающие не могли слышать, что отвечает Петька, как не могли слышать и тех 
вопросов, которые ему будут задавать. 
  - Ничего. Как-нибудь выкрутимся, - сказал Филька Хитров. 
  За двадцать минут до начала переэкзаменовки ребята вставили наушник Петьке в 
ухо, провод спрятали ему в волосах, а питающую приемник батарейку подкололи к 
обратной стороне воротника. 
  - Как слышишь меня? При„м! - крикнул Коля Егоров в микрофон большого 
передатчика. 
  - Классно слышу! Полный кайф! - отозвался Мокренко. 
  - Еще бы он тебя не слышал! Он же в двух шагах стоит, а ты ор„шь как 
полоумный! - засмеялся Филька. 
  Он прогнал Мокренко в коридор, а сам взял микрофон и прошептал в него: 
  "В эфире шпионское радио! Проверка связи! Раз, два, три! Начинаем секретную 
передачу! Если слышишь меня, зайди в класс и все повтори." 
  В приоткрытую дверь немедленно просунулась физиономия Мокренко. 
  - Вс„ слышно!