Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
Вильям Федорович Козлов.
Едем на Вял-озеро
---------------------------------------------------------------------
Козлов В. Едем на Вял-озеро. - М.: Детская литература, 1972
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 8 апреля 2003 года
---------------------------------------------------------------------
Два друга, ученики седьмого класса, после длительной подготовки во
время летних каникул отправляются в экспедицию, где работают мотористами.
СОДЕРЖАНИЕ
* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *
СУРОВЫЕ БУДНИ ВАНИ МЕЛЬНИКОВА
И АНДРЕЯ ПИРОЖКОВА
1. Говорящие бочки
2. Двое на набережной
3. Два Диогена в одном классе
4. Бой за гаражами
5. Весна, весна
6. Две атаки
7. Полный вперед!
8. Весенние хлопоты
* ЧАСТЬ ВТОРАЯ *
ВЯЛ-ОЗЕРО
9. Под крылом самолета
10. Умба
11. Сюрприз для товарища Назарова
12. Когда мечты сбываются
13. Эх ты, Андрей, Андрей!
14. Буря на Вял-озере
15. Однажды на озере
16. Белый город
17. Происшествие на Глухой ламбине
18. Царский подарок
* ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *
БЫТЬ МУЖЧИНОЙ
19. Сочинение на вольную тему
20. Украли чемпионку мира
21. Мальчишеская слава
22. Счастливого плавания, капитаны!
Н.Страшкова. Об авторе этой книги.
* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *
СУРОВЫЕ БУДНИ ВАНИ МЕЛЬНИКОВА
И АНДРЕЯ ПИРОЖКОВА
1. ГОВОРЯЩИЕ БОЧКИ
Капитан рыболовного сейнера СТ-037 Федор Константинович Скородумов
стоял на палубе и смотрел на пирс. Под ним глухо и монотонно бормотала
машина, звучно шлепала в черный борт грязная, с нефтяными разводами волна.
Свободные от вахты матросы тоже столпились у борта. Только швартовы и узкий
трап связывали сейнер с берегом. Через час и эта последняя ниточка
оборвется, и корабль надолго покинет ленинградский берег.
Стоял солнечный весенний день. В морском порту посвистывали и
покрякивали мощные краны и лебедки, разгружая и загружая всякой всячиной
бездонные трюмы кораблей. Над палубами кружили крупные головастые чайки;
многие из них качались на маслянистых волнах, оставленных снующими
взад-вперед чумазыми работягами-катерами. Большой серебристый ИЛ-18, креня
сверкающее крыло, развернулся над Невой и пошел в сторону аэродрома, на
посадку.
Взглянув на часы, капитан хотел было спуститься в каюту, чтобы сделать
запись в вахтенном журнале, но тут увидел двух молодых женщин, бегущих по
набережной. Моряки на пирсе останавливались и провожали их взглядом.
"Попрощаться забыли..." - подумал капитан Скородумов и вдруг узнал в одной
из женщин свою родную сестру Тамару. Она тоже увидела его и еще издали
закричала:
- Какое счастье, Федя, что ты еще не уплыл... Это было бы ужасно!
Сестра тяжело дышала и говорила с трудом. На верхней губе ее блестели
капельки пота. Вторая женщина достала из сумочки платок и стала прикладывать
к лицу. Казалось, она сейчас расплачется.
- Где они, Федя? - снизу вверх глядя на капитана, спросила сестра.
- Кто - они? - уточнил капитан.
- Опоздай мы на час - и было бы уже поздно!
Капитан взглянул на часы и заметил:
- Мы отчаливаем через сорок две минуты.
- Федя, дай мне слово, что ты не уедешь, пока мы не найдем их, -
потребовала Тамара.
Скородумов бросил смущенный взгляд на матросов и с достоинством сказал:
- Это поезда уезжают и приезжают, а корабли отчаливают.
- Уехали бы они или уплыли - нам все равно от этого было бы не легче.
- Убей бог, ничего не понимаю, - пожал плечами Скородумов. - Может
быть, ты объяснишь в чем дело?
- Какое счастье, что мы все-таки успели! - сказала незнакомая женщина.
Видя, что они собираются в туфлях на высоких каблуках подняться на
палубу по шатающимся сходням, капитан поспешил навстречу. Оказавшись на
палубе, женщины стали озираться.
Матросы с любопытством смотрели на них. Скородумов предложил спуститься
в каюту, но женщины и внимания не обратили на его слова.
- Они закопались в уголь, - сказала сестра. - Или еще куда-нибудь
поглубже... Федя, где тут у вас самые потаенные места?
Незнакомая женщина, не дожидаясь, пока им покажут самые потаенные места
на корабле, завернула брезент на баке и заглянула под него.
- Ванюшка сбежал? - наконец догадался капитан.
- И мой Андрей, - сказала женщина. - Они прячутся на вашем пароходе.
И хотя капитану было приятно, что его скорлупку назвали пароходом, он
тем не менее заметил:
- Это исключено. Я, как капитан этого судна, с полной ответственностью
утверждаю...
- Погоди, Федя, - перебила Тамара Константиновна. - Не утверждай... Они
оба здесь. Вот почитай... - И она протянула скомканный листок бумаги.
На листке черным по белому было написано: "Мама и папа, меня не ищите.
Когда получите это письмо, я буду в Атлантике селедку ловить. Целую. (Это
слово зачеркнуто.) С матросским приветом. Андрей".
- Я случайно в кастрюле обнаружила эту записку, - сказала женщина. -
Боже мой, а если бы я не наткнулась на нее!
- Будьте спокойны - уплыли бы, - сказала Тамара.
- Мы всю ночь глаз не сомкнули, - торопливо говорила женщина. - Звонили
по всем знакомым, в больницы, подняли на ноги всю милицию... Спасибо, Тамара
Константиновна догадалась, где они могут быть.
- Уж я-то своего Ванюшку как-нибудь знаю...
- На моем судне их не может быть, - сказал оглушенный водопадом слов
капитан, но прежней уверенности в его голосе не было.
- Он наслушался твоих рассказов про эту Атлантику... Штормы, баллы,
киты и акулы. И эти, как их... штили!
Матросы прыснули, но, поймав суровый взгляд капитана, стали с
безразличным видом смотреть на пирс, хотя видно было, что разговор их очень
занимает.
- Киты и штиль - это совсем разные понятия, - поправил капитан. - Ты же
все-таки сестра моряка...
- Нашим мальчикам захотелось стать морскими волчатами, - ввернула мать
Андрея.
- Мы их сейчас в два счета найдем, - сказала Тамара Константиновна. - Я
думала, у тебя громадный пароход, а на этом корыте и спрятаться-то некуда.
- Это не корыто, а рыболовный сейнер, - обиделся капитан. - И сейчас я
вам докажу, что никаких мальчишек на борту нет... Боцман! - позвал он.
К ним подошел невысокий худощавый юноша с черными тонкими усиками. Он
вежливо поздоровался с женщинами и почтительно уставился на капитана.
- Моя сестра и... - Федор Константинович вопросительно взглянул на
женщину.
- Анна Алексеевна, - подсказала она.
- ...и Анна Алексеевна утверждают, - капитан не удержался и усмехнулся,
- что на судне спрятались двое мальчишек. Один из них мой племянник. Что ты
на это скажешь?
- Уважаемые гражданки просто над нами шутят, - с одесской интонацией
бойко ответил боцман. - Без моего разрешения на сейнер и крыса не проскочит.
- Вы, молодой человек, не знаете моего Ваню, - сказала Тамара
Константиновна. - Может, крыса и не проскочит, а он проскочит и без всякого
разрешения, уж будьте уверены!
Капитан посмотрел на сестру, потом на боцмана.
- Это верно, - подтвердил он, - племянничек у меня шустрый... Ну, что
же, Геннадий Федосеевич, раз дамы настаивают, осмотрим судно.
- Это и есть корабельный трюм, где хранится бочкотара, - открыв люк,
словоохотливо сообщил боцман. - Сейчас, сами понимаете, бочки пустые, а
когда мы вернемся в нашу прекрасную гавань...
- Не сглазь, - сказал капитан.
- Федя, чует мое сердце - они в этих бочках спрятались, - прошептала
Тамара Константиновна.
Из люка в трюм падал яркий дневной свет. Снизу ударил в нос острый
запах селедки. Огромное сумрачное помещение почти все было заполнено
деревянными бочками. Сотнями бочек. Тут и дня не хватит, чтобы в каждую
заглянуть. Видя, что лица женщин стали растерянными, капитан сделал знак,
чтобы они молчали, и, спустившись на несколько ступенек по трапу, громко
сказал:
- Боцман, мы уже два часа в открытом море, а ты не доложил: хорошо ли
бочки принайтовлены? Только что принята срочная радиограмма: надвигается
семибалльный шторм... Помнишь, в прошлый раз, когда началась большая
болтанка, десять бочек вдребезги разбило. Сам знаешь, как они в бурю летают
по трюму...
- Нижним ничего не сделается, а вот за верхний ряд не ручаюсь, капитан,
- ответил сообразительный боцман. - В такой свирепый шторм корабль швыряет,
как щепку.
- Что ж поделаешь, опять спишем... Команде приготовиться к шторму!
Задраить все люки! - гаркнул капитан, и, приложив палец к губам, громко
затопал вверх по трапу. Вслед за ним протарахтел по железным ступенькам и
боцман. Он быстро вошел в роль и, поднявшись наверх, стал громко топать по
палубе, изображая аврал. Затем вслед за капитаном снова потихоньку спустился
в трюм. Матрос оглушительно захлопнул крышку люка, и стало темно, как в
гробу.
Корабль покачивался, будто и впрямь дрейфовал в открытом море,
явственно плескались в борт волны, которые вполне можно было принять за
штормовые валы, клокотала машина. Наверное, хитрый боцман успел дать
команду, потому что палуба сотрясалась от матросских башмаков. Кто-то на
железной крышке люка выбивал настоящую чечетку.
В трюме же по-прежнему было тихо. Никто не шевелился. Даже не слышно
дыхания стоявших рядом людей. Прошло несколько длинных томительных минут,
пока, наконец, в дальнем углу трюма не послышалась какая-то возня, удар в
днище бочки и не раздался глухой голос:
- Вань, а Вань, слышал, мы уже в открытом море! Уже можно вылезать, а?
У меня ноги затекли, и от бочки разит тухлятиной...
- От моей, думаешь, одеколоном пахнет?
- Я теперь на селедку и смотреть не смогу. На целый год нанюхался...
Лучше бы твой дядя кофе из Бразилии возил... Лежали бы сейчас на мягких
мешках, как господа.
- А еще лучше было бы лежать дома на диване с книжечкой...
- Лучше бы, - вздохнула бочка. - Вань, давай вылезем?
- Потерпим уж до ночи, а потом вылезем.
- А как мы в этом мраке узнаем, ночь это или день?
- Там, на палубе, должны склянки бить.
- Какие склянки?
- Так на кораблях время узнают... Темный ты человек, Андрей Пирожков!
Бочки помолчали, потом дальняя, что в углу, снова загудела:
- Вань, семь баллов - это много?
- Прилично, - проворчала вторая бочка.
- Они говорили, что в бурю бочки летают по трюму и разбиваются, а потом
их списывают. А как же мы? Тоже будем летать? И нас спишут?
- Пока ведь не летаем? Я даже качки не чувствую.
- А я уже чувствую. - Немного помолчав, бочка спросила: - Вань, а чего
это они так плохо бочки привязывают?
- Видно, боцман у моего дядюшки - шляпа. И голос у него тонкий. У
настоящих боцманов не такой должен быть голос.
- Из-за какого-то растяпы боцмана с тонким голосом мы должны теперь
жизнью рисковать!
Такого оскорбления в свой адрес боцман не смог стерпеть. Он откашлялся,
собираясь дать достойную отповедь нахалам, но капитан сжал рукой его плечо.
- Вань, это ты? - тут же спросила бочка.
- Что - я?
Капитан, боцман и обе женщины, не шелохнувшись, слушали. Когда
раздавались голоса, все вертели головами в разные стороны. Почему-то каждый
из них слышал голос из другого места.
- Вань, не кажется тебе, что одновременно плыть на корабле и летать в
бочках по трюму - это слишком много для первого раза?
- А как же космонавты? Знаешь, как их на тренировках швыряет на разных
снарядах? По телевизору показывали... Ты представь, что бочка - это ракета,
а ты - космонавт. И летим мы с тобой, Андрюшка, на Церею...
- Куда?
- В общем, на другую галактику.
- Хоть убей, не могу представить, что я космонавт... Сижу в этой
ракете, то есть в бочке, как заспиртованный угорь в банке. Еще и моря не
видел, а уже просолился насквозь.
- Я ведь не жалуюсь.
- Может, в твоей бочке была хорошая селедка, а в моей - тухлая. У
твоего дяди тоже бывает брак...
- Пересядь в другую.
- Не все равно, в какой погибать...
Бочки помолчали. Капитан осторожно шагнул вперед, но тут дальняя бочка
снова загудела:
- Ты как хочешь, Вань, а я вылезу... Слышишь, как матросы по палубе
топают? Может, корабль дал течь? И по нам уже крысы бегают? И потом, моя
бочка уже начинает двигаться. А космонавтом в бочке я не могу себя
чувствовать. По правде говоря, круглым дураком я себя чувствую!
Послышалось кряхтенье, невнятное бормотание и скрип задвигавшейся
бочки. Боцман тихонько поднялся по трапу и встал над люком. В дальнем углу
тоже загудела, задвигалась бочка.
- Интересно, какое лицо будет у твоего дядюшки, когда мы вылезем из
трюма...
Ваня не успел ответить: распахнулся люк, и маленький щуплый боцман,
которого незаслуженно оскорбили, громовым голосом рявкнул:
- Полундра! Брысь из трюма, салажата.
2. ДВОЕ НА НАБЕРЕЖНОЙ...
На шершавых гранитных ступеньках, спускающихся к самой воде, молча
сидят двое мальчишек. По набережной Кутузова идут и идут машины. Они
сворачивают с Литейного моста и выстраиваются в длинный ряд у красного
светофора. Зажигается зеленый - и многоцветная колонна разнокалиберных машин
с шипящим шумом уносится дальше. Над подернутой свинцовой рябью Невой стоят
пышные облака. Это с первого взгляда кажется, что они стоят, а если
внимательно присмотреться, то видно, как облака, цепляясь рыхлыми щупальцами
друг за друга, вытягиваясь и сжимаясь, медленно двигаются в сторону Финского
залива.
В это прохладное весеннее утро никто и ничто не стоит на месте - все
двигается: и люди, и машины, и облака, и желтые ноздреватые льдины на Неве.
Не двигаются лишь двое мальчишек, угрюмо застывших на каменных ступеньках.
Давно прозвенел в школе звонок и шестой "В" прилежно пишет диктант. Нина
Васильевна ходит между партами и ровным усыпляющим голосом диктует...
Плывут по Неве большие и маленькие льдины. Откуда они плывут и куда? На
одной расположилась ворона. Она вертит черной головой с крепким клювом,
раскрывает и складывает крылья, изредка весело каркает. Нравится вороне
плыть на маленьком белом корабле-льдине. А мальчишек на берегу ничто не
радует. На душе у них осень. Со слякотью и дождем. Коричневый и черный
портфели валяются рядом. Металлические замки пускают в глаза зайчиков.
- И надо было тебе эту дурацкую записку писать? - с упреком говорит
мальчишка с густыми русыми волосами, в которые почему-то затесалась яркая
желтая прядь спереди.
- Вот уж не думал, что она так быстро найдет, - оправдывается приятель.
- В этой кастрюле давно ничего не варят. И потом, ты ведь говорил, что
отчалим рано утром...
- Подумать только, как идиоты всю ночь в бочках просидели! От меня
второй день селедкой пахнет.
- Меня мать тоже два часа в ванной продержала. А пиджак и штаны в
химчистку отдала...
- Мне из-за тебя боцман хороший подзатыльник влепил... Ты его шляпой и
растяпой обозвал, а он почему-то на меня подумал.
- Зато твой дядя мне чуть воротник не оторвал, когда из бочки
вытаскивал.
- Тебя били? - помолчав, спрашивает русоволосый.
- А тебя?
- Я первый спросил.
Мальчишка отворачивается и смотрит через Неву на сияющий купол
Петропавловской крепости. В отличие от русоволосого, второй мальчишка
черный, как цыган. Вьющиеся волосы, лицо круглое, розовощекий, уши большие и
оттопыриваются.
- Посмотри, - говорит русоволосый, - чайка уселась на шпиль!
- Какая это чайка? - возражает приятель. - Типичный голубь. Чайки
никогда не садятся на такую верхотуру.
Мальчишка с желтой прядью - это Ваня Мельников, а черноволосый приятель
его - Андрей Пирожков. Сегодня утром, встретившись, как обычно, на углу
Литейного и Чайковской, они, не сговариваясь, повернули к набережной. Совсем
в другую сторону от школы. После того, что произошло накануне, не хотелось и
в школу идти. Нина Васильевна - классный руководитель - уже все знает, да и
ребята, наверное, пронюхали.
Сидеть и глазеть на Неву тоже надоело, и потом, все больше мучила
совесть: ну ладно, на один урок не явились - еще куда ни шло, а на два - это
уже настоящий прогул. Ваня смотрит на Андрея, а Андрей на Ваню. Как ни
оттягивай встречу с учительницей и ребятами, а рано или поздно все равно
придется посмотреть им в глаза...
- Пойдем, что ли? - спрашивает Андрей.
Ваня отворачивается и смотрит на плывущие льдины. Когда солнце ударяет
из-за облаков, они тоже иногда пускают зайчики в глаза.
- Наш сейнер уже шурует по Балтийскому морю, - говорит он. - Какого
беса ты написал эту записку? И нашел, куда прятать - в кастрюлю! Потом бы в
море с корабля послали твоей дорогой мамочке радиограмму.
- Знал бы, где упасть, - соломки подстелил, - к месту вспоминает
любимую бабушкину поговорку Андрей. - Ты не знаешь мою мамашу... К ней бы
сразу "неотложку" вызвали. У нее ведь сердце больное.
- Представляю, как сейчас Пирамида обрадуется, - говорит Ваня. -
Надоели мне его идиотские шуточки!
- Будет привязываться - мы ему после уроков подкинем.
- А что нашей Ниночке скажем? Она не терпит, когда опаздывают.
Пирожков хмурит лоб, задумчиво чешет переносицу.
- Крути-крути шариками, - подзадоривает Ваня.
- Скажем: на Литейном в троллейбус с ходу такси врезалось, были жертвы,
а нас свидетелями записали, - говорит Андрей.
- Уже было... - морщится Ваня. - Помнишь, на два урока опоздали? Ну,
еще когда мы в хоккей обыграли ребят с Чернышевского проспекта?
- Скажем: троллейбус с ходу врезался в такси...
- Богатая у тебя фантазия! - усмехается Ваня.
- Придумай поумнее, - обижается Андрей.
- Ладно, по дороге соображу...
Взяв портфели, они поднимаются на набережную. Мимо проносятся машины,
спешат по своим делам прохожие, и мальчишки постепенно прибавляют шаг.
Разваливая Неву на две части, прошел черно-белый буксир. Протяжный густой
гудок на миг заглушил все остальные звуки.
- Дяденька, - спрашивает прохожего Ваня, - скажите, пожалуйста, который
час?
Прохожий, не останавливаясь, бросает взгляд на ручные часы и, отойдя
шагов на пять, наконец роняет:
- Четверть десятого.
- На второй успеем, - говорит Андрей. - Если бегом.
x x x
К концу пятого урока в класс пришла Нина Васильевна и попросила сразу
после звонка всех задержаться. Ваня с Андреем понимающе переглянулись. Они
давно ждали этой минуты и были бы удивлены, если бы Нина Васильевна не
пришла. Второй урок, на который они пришли, был география, и Михаил
Андреевич - географ - словом не обмолвился о вчерашнем прогуле. Остальные
учителя тоже ничего не сказали. Это еще больше тревожило. Если бы сразу
вызвали к директору, отругали как следует, наконец, отправили за родителями
- все было бы понятно. Но вот так просидеть четыре урока, томясь
неизвестностью, было хуже всего. Ребята тоже помалкивали, но они-то могли
ничего и не знать. Правда, Пирамида завел на переменк