Валерий Владимирович Медведев.
Рассказы

Братья Карандаши
Летающая собака
Грунькины были и небылицы
Кто кем будет?
Непохожие близнецы
Незаряженное ружье
Стихи о школьной перемене
Прыжок в известность
Баллада о роботе
Экзамен на рыцаря, или Рыцарь на экзамене
Тире-тире-точка
Гусенок-Заплаткин



    Валерий Владимирович Медведев.
    Братья Карандаши



     ---------------------------------------------------------------------
     Медведев В.В. Звонок на перемену: Рассказы, повести, стихи, сказки
     М.: Дет. лит., 1985.
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 23 апреля 2003 года
     ---------------------------------------------------------------------


     В одном большом городе жил Старый Художник. Вместе с ним жили его самые
большие друзья - цветные братья Карандаши.
     Художник жил  в  просторной и  светлой комнате,  а  братья  Карандаши в
тесной картонной коробке.  "В тесноте,  да не в  обиде!"  -  любили говорить
Карандаши, плотно прижимаясь друг к другу.
     Художник и  Карандаши много  работали и  никогда  не  ссорились друг  с
другом.
     Однажды в воскресный день Старый Художник решил отдохнуть и прогуляться
по городу.
     Обычно он забирал с  собой на прогулку и  Карандаши,  но на этот раз он
почему-то оставил их дома.
     Если бы вы видели, как расстроились из-за этого разноцветные братцы!
     Черный еще больше почернел от горя. Зеленый стал еще зеленее от злости.
А Белый побледнел и стал белее самого себя, так он расстроился.
     Откинув крышку  своего  картонного домика,  братья  решили  погулять по
столу.
     Каждому хотелось выбраться из тесной коробки раньше другого,  поэтому в
комнате поднялся страшный шум и крик.
     Черный Карандаш сказал:
     - Друзья, вы не ошибетесь, если окажете эту честь мне.
     В другой раз на эти слова никто из братьев,  вероятно,  не обратил бы и
внимания, но на этот...
     - Почему это тебе, а не мне? - грубо спросил Зеленый братец. - На дворе
весна,  и зеленый цвет сейчас самый главный!..  Ну-ка, подвиньтесь, я вылезу
первый.
     И  тут  все  Карандаши в  двадцать четыре голоса стали кричать изо всех
сил.
     Голубой - про голубое весеннее небо.
     Белый - про белоснежные облака.
     Синий - про синие реки.
     Каждый  старался  перекричать  другого,   отчего  в   комнате  поднялся
невообразимый шум.  В  довершение всего  Карандаши  так  разгорячились,  что
принялись толкаться,  да  так  грубо,  что  картонная коробка не  выдержала,
треснула по  всем швам и  все братья посыпались на  стол,  а  некоторые даже
упали на пол.
     - Сейчас я вам всем докажу, кто из нас самый главный!
     Черный Карандаш схватил лист бумаги и,  глядя сквозь застекленную стену
на  улицу,  стал  рисовать видневшийся невдалеке городской сад  с  мокрой от
дождя листвой и повисшей в небе радугой.
     Вслед за Черным все Карандаши с треском разодрали альбом и, выкрикивая:
"Я  главный!",  начали набрасывать мокрый сад под аркой разноцветной радуги.
Работа  закипела.  У  Черного братца  все  получилось черным,  даже  радуга.
Мрачноватая это была картина.
     У Зеленого - все зеленым.
     У  Красного -  красным,  словно весь сад был охвачен огнем.  А у Белого
братца просто ничего не  получилось,  сколько ни чиркал он белым грифелем по
белой бумаге.
     "А ведь непохоже... - подумал Синий Карандаш, рассматривая синюю радугу
над синим садом,  по аллеям которого гуляли синие, словно озябшие человечки.
- Совсем непохоже..."
     И все двадцать четыре братца подумали в эту минуту одно и то же.
     Разорвав свои рисунки,  они выбросили клочки в раскрытое окно, надулись
и вовсе перестали разговаривать друг с другом.
     В   это  время  вернулся  с   прогулки  Старый  Художник.   Он   собрал
рассыпавшиеся по  всей комнате Карандаши и,  полюбовавшись из комнаты мокрым
садом под радугой, стал рисовать это на бумаге.
     То  проведет полоску  Зеленым  Карандашом,  то  Синим,  а  то  Красным.
Отойдет,  посмотрит и  пустит в  ход  Желтого братца или Голубого.  И  какая
чудесная картина получилась у Старого Художника, просто загляденье!
     "Вот теперь похоже!" - одновременно подумали все двадцать четыре братца
и успокоились.
     После  работы Карандаши очутились в  новой картонной коробке,  где  они
сразу помирились и больше уже никогда не ссорились,  потому что никто из них
не произносил этих слов:
     "Я главный".


     Между прочим, есть писатели, которые печатают свои сказки и рассказы на
машинке,  другие пишут,  как говорится,  от  руки шариковой или какой-нибудь
другой  ручкой,   а  я  люблю  писать  цветными  карандашами  -   они  такие
разноцветные и  с  ними  так  весело работать.  Ведь книги писатели,  как  и
художники картины, по-моему, не пишут, а рисуют, только словами. А в хорошей
книжке у  писателя,  как и  у хорошего художника,  все получается красочно и
живописно,  все  равно,  как на  хорошей картине.  А  чтоб работа спорилась,
нужно,  чтоб ни карандаш,  ни краски,  ни слова между собой не ссорились,  а
работали бы дружно-предружно.
     Вот почему, дорогие ребята, я посвятил свою сказку братьям Карандашам.



    Валерий Владимирович Медведев.
    Летающая собака



     ---------------------------------------------------------------------
     Медведев В.В. Звонок на перемену: Рассказы, повести, стихи, сказки
     М.: Дет. лит., 1985.
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 23 апреля 2003 года
     ---------------------------------------------------------------------


     В  один из  выходных дней я  сидел дома и  ждал своего репетитора Мишку
Шишкова,  чтобы заниматься с ним по геометрии.  Сидя за столом,  я смотрел в
учебник и  тупо повторял одни и те же непонятные слова:  "Свойство отрезков,
пересекаемых параллельными прямыми на  сторонах углов..."  Зачем  мне  нужно
было знать эти свойства отрезков, я никак не мог себе представить. Наверное,
для  того,   думал  я,   чтобы  только  своими  двойками  не  портить  общую
успеваемость класса.
     В  это  время домой с  базара вернулась моя мама.  В  руках у  нее была
сумка,  набитая  всякой  всячиной.  Теперь  свойства отрезков,  пересекаемых
зачем-то параллельными прямыми,  меня перестали совсем интересовать.  Теперь
меня интересовало,  что  принесла мама в  своей сумке с  базара.  В  кухню я
пришел как  раз  тогда,  когда  мама  вытащила из  сумки  поллитровую банку,
перевязанную пергаментной бумагой.  Я пошмыгал носом и облизнулся как кошка.
От банки пахло медом, но он был в какой-то странной упаковке.
     - Это я  тебе купила мед в  сотах,  -  объяснила мама,  отбирая у  меня
банку.
     Затем  я  узнал,   что  мед  в  сотах  очень  полезен,  потому  что  он
неочищенный,  в нем всякие витамины с пыльцой от цветов, и еще сказала мама,
что я  его съем,  когда я  простужусь или заболею.  Тут же  на кухне я  стал
кашлять изо всех сил. А мама посмотрела на меня и сказала:
     - Пожалуйста,  не притворяйся. Иди учи уроки, а то Миша придет с минуты
на минуту.
     Я  нехотя поплелся в столовую и сел за стол и,  глядя в учебник,  опять
стал вслух кашлять, как мой дедушка, и тупо повторять:
     - Если на стороне угла отложить от вершины равные отрезки... Кха-кха!..
Если на стороне... Кха-кха!
     - Пожалуйста, - сказала мама, - не доказывай мне, что ты простудился, а
доказывай теорему.
     После этого она опять ушла из дома по своим делам. Оставшись в квартире
один,  я  решил  без  маминого разрешения все-таки  полечиться этим  медом в
сотах,  тем  более что  мне вдруг стало жарко -  от  простуды наверное...  А
Шишков все не приходил. Войдя в кухню, я достал с полки банку, откупорил ее,
взял кусок меда в сотах и сказал:
     - Сейчас я тебя немного съем, потому что я себя плохо чувствую. - Это я
сказал,  конечно,  сам себе неправду,  но  так у  меня хоть было оправдание,
почему я  ем без спроса мед.  -  Я  себя плохо чувствую,  -  повторил я и...
покраснел...  Может,  от температуры,  а может, от того, что говорю сам себе
неправду.
     В это время в прихожей раздался звонок,  это,  конечно, приперся совсем
не вовремя Шишков.  Я  торопливо открыл рот,  но в это время у меня над ухом
кто-то  зажужжал и  влетел мне  прямо в  разинутый рот.  "Неужели пчела?"  -
подумал я  испуганно,  чувствуя,  что  у  меня во  рту кто-то  действительно
летает.  Наверно,  эта пчела случайно оказалась в банке,  а может, эту пчелу
мама нарочно купила вместе с  медом,  чтобы она  охраняла мед.  А  тогда это
вообще не пчела,  а  настоящая летающая собака.  Все это быстро пронеслось у
меня в голове.
     Застыв от испуга с разинутым ртом, я хотел было выплюнуть эту пчелу, но
в  это время она ужалила меня прямо в язык,  с помощью которого я только что
вслух врал самому себе,  что я плохо себя чувствую.  Я заорал от боли и чуть
не  уронил банку с  медом на  пол,  но в  это время Шишков уже не звонил,  а
колотил ногой в дверь,  он,  наверно,  услышал мой крик и подумал, что у нас
что-нибудь случилось.  Быстро закрыв банку и  поставив ее  на место,  я  еще
быстрее побежал к  входной двери и стал открывать замок.  При этом у меня во
рту язык горел как ошпаренный.
     - Что случилось? - спросил меня Шишков Мишка. - Ты чего орал?
     - Это я  за...  занимался,  -  сказал я,  чувствуя,  как у  меня во рту
начинает  что-то  твориться с  языком  и  что  он  у  меня  начинает  как-то
увеличиваться в размерах, что ли... При этом по щекам у меня текли слезы.
     - До слез дозанимался? - спросил Мишка.
     - До слез, - ответил я, чуть не плача.
     Кроме боли и всего такого,  я первый раз в жизни почувствовал,  что мне
мой язык мешает почему-то разговаривать.
     - Ты выучил задание? - спросил Мишка.
     Он  прошел в  комнату и  положил на  стол целую кипу книг,  с  которыми
никогда не расставался.  Я хотел сказать,  что,  конечно,  выучил, но у меня
вышло "конефно фымучил",  потому что  во  рту  у  меня творилось уже  что-то
ужасное!
     - Сейчас проверим,  выучил ты или вымучил,  -  сказал Мишка. - "Если на
стороне угла отложим от его вершины равные отрезки,  -  сказал он,  -  и  из
точек деления проведем параллельные прямые до пересечения с  другой стороной
угла", то что?..
     Я заглянул в книжку и незаметно для Мишки прочитал вслух:
     - То и на этой фтороне уфла отлофутся рафные мефту фобой отрефки...
     - Что  это  у  тебя  какая-то  гречневая каша во  рту?  -  сказал Мишка
подозрительно.
     - Какая каффа, - сказал я, - никакой грефневой каф-ф-фы...
     - Может, овсяная? - спросил Мишка. - Ты что, съел, что ли, что?
     - Ка-кая офф-фяная? Фто я фъел? Нифефо я не фъел! - возмутился я.
     Но  Мишка решил,  что  у  меня во  рту  что-то  все-таки есть,  поэтому
скомандовал:
     - Открой рот!
     Я  открыл рот.  Мишка заглянул мне  в  рот и  удивился,  потом потрогал
пальцем мой распухший язык и спросил:
     - Что у тебя это?
     Хватает грязными пальцами чужой язык да еще спрашивает, что это...
     - Как - фто?.. Ях-фых, - сказал я. - Яхфых!
     - Какой яхфых?  -  спросил меня Мишка.  Он,  наверно, решил, что это не
каша, конечно, у меня во рту, а какое-нибудь кушанье, что ли. - Чей яхфых?
     Я  хотел все  сказать,  что  это мой язык,  а  у  меня все получался то
какой-то яхфых, то какой-то фыхыях...
     - Ну прожуй тогда и проглоти, - сказал Мишка, - свой фыхыях.
     С большим трудом я объяснил Мишке, что "фыхыяхом" я называю свой язык и
проглотить его не могу...
     - Ладно,  -  смирился  Мишка,  -  язык  свой  ты  можешь  называть хоть
фыхыяхом,  хоть  яхыфыхом,  а  теорема чтоб  у  тебя  от  зубов отскакивала.
Повторяй за мной... "Если на стороне угла отложим от его вершины..."
     Я смотрел на Мишку дурак дураком, потому что за это время у меня во рту
мой язык еще подрос и я чувствовал, что, кроме фы или хы, я вообще ничего не
смогу произнести.
     - Ну что ты молчишь? - спросил меня Мишка. - Повторяй!..
     Тогда я решил Мишке объяснить,  что сегодня ему вообще лучше со мной не
заниматься и что лучше перенести наше занятие на другой день.  Потому что...
И вот этим "потому что" я все окончательно испортил.
     - Фыфифаеф, Фифа Фифкоф, - сказал я медленно, что означало: "Понимаешь,
Миша Шишков".
     Потом я  хотел рассказать,  как  меня укусила пчела,  которую я  назвал
летающей собакой,  и  что у  меня от  этого распух язык,  но  Мишка разобрал
только четыре слова: "Фыфифаеф, Фифа Фыфков" и "фобака", а все остальное я и
сам не разобрал, что я сказал.
     - Кто фифа?  Я фифа?  -  разъерепенился Шишков.  -  Кто фобака?  Что за
фыфифаеф?  Я ничего не фыфифаю!  К нему приходят заниматься, а он обзывается
всякими фифами, фобаками и какими-то фыфифахами... Сейчас же возьми все свои
фыфифахи обратно или... или я тебе сейчас как дам по твоей дурацкой башке!
     И  Мишка поднял в  воздух целую кипу книг,  которую он  всегда таскал с
собой.   Между  прочим,   в  этой  кипе  были  два  тома  Большой  советской
энциклопедии.
     - Берешь свои слова обратно или нет? - заорал снова на меня Мишка.
     - Я не могу взять свои слова обратно, - промычал я на своем фыфифахском
языке, - потому что у меня язык растет!
     - А  мофги у  тефя не рафтут?  -  заорал на меня Мишка,  тоже почему-то
неправильно выговаривая слова.
     Мне эта Мишкина мысль понравилась,  что,  если пчела укусила бы  меня в
голову и у меня стали бы расти мозги, я был бы умнее Мишки.
     - Ты берешь свои слова обратно или нет? - спросил снова Мишка.
     Я бы, конечно, с радостью взял свои слова обратно, но к этому времени у
меня язык настолько вырос и  распух,  что уже перестал и вовсе помещаться во
рту.  Его кончик вдруг сам по себе взял и  вылез наружу.  Поэтому я  и сидел
молча с высунутым языком и смотрел как дурак на Мишку.
     - Так, - сказал Мишка, - вместо того, чтобы извиниться, ты еще мне язык
показываешь?.. Спрячь язык!.. Кому говорят: спрячь!..
     Я  попробовал выполнить Мишкину просьбу,  но у  меня из этого ничего не
вышло. За это время, пока я пытался спрятать язык обратно в рот, язык подрос
у меня еще немного и высунулся еще больше.
     - Ну знаешь? Это уже издевательство. Считаю до трех, - сказал угрожающе
Мишка, - не спрячешь, получишь по зубам!
     Пока  Мишка считал до  трех,  я  успел написать в  тетрадке,  что  меня
укусила пчела в язык, и показал это Мишке.
     С  криком:  "Что же  ты молчал раньше!.."  -  Мишка подбежал к  цветку,
стоявшему на  подоконнике,  зачерпнул из  горшка целую  горсть земли,  потом
полил ее  водой из  графина и,  подбежав ко  мне,  стал почему-то совать эту
мокрую землю мне в  рот.  Тогда я  выплюнул эту землю в горсть и стал совать
эту землю Мишке в рот. Тогда Мишка дал мне по башке, а я ему дал по зубам.
     - Так,  - раздался в дверях мамин голос, - значит, кулаками доказываете
друг другу теорему?
     Драться  мы  сразу  же  перестали.   А  я  сидел  молча  на  полу  весь
перепачканный землей, с высунутым языком.
     - Валентин, - сказала мама, - что это у тебя за гадость торчит изо рта?
Сейчас же выплюнь!
     - Это не  гадость,  это у  него язык,  -  объяснил Мишка,  -  его пчела
укусила... А я ему в рот землю...
     - Зачем же ты это сделал, Миша? - спросила мама.
     - А  меня в  деревне один раз пчелы кусали,  и бабушка мне мокрую землю
прикладывала по народной медицине, - объяснил Мишка.
     - Сначала надо жало вытащить, - сказала мама.
     Она  прополоскала мне  рот  и  вытащила  жало  и,  погладив по  голове,
сказала:
     - Вот  видишь,  этот мед тебя должен лечить,  а  теперь ты  из-за  него
будешь болеть...  - И добавила: - Не хнычь, пожалуйста, укусы пчел вообще-то
полезны...
     К  вечеру язык у  меня перестал болеть.  С  Мишкой мы  помирились и  на
другой день занимались как ни в чем не бывало.
     А насчет того, что укусы пчел полезны, мама оказалась права. Потому что
больше я  никогда и  никому не говорил неправду.  Потому что,  когда я хотел
что-нибудь соврать,  я  чувствовал,  как у  меня во рту моментально начинает
распухать язык, как будто меня снова пчела в язык ужалила.
     А вас, ребята, никогда пчела в язык не жалила?..
     Будьте осторожны!!!



    Валерий Владимирович Медведев.
    Грунькины были и небылицы



     ---------------------------------------------------------------------
     Медведев В.В. Звонок на перемену: Рассказы, повести, стихи, сказки
     М.: Дет. лит., 1985.
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 23 апреля 2003 года
     ---------------------------------------------------------------------


В БОЛЬШОМ ДОМЕ

     Грунька живет в большом московском доме. На первом этаже.
     Грунька очень любит музыку и  сама играет в  школьном оркестре народных
инструментов. Играет она на балалайке, которую ей подарил дедушка. Поэтому у
балалайки особенный звук:  нежный,  певучий.  Будто  из  какой-то  волшебной
глубины доносится.
     Грунька не просто играет на балалайке.  Когда Грунька играет,  кажется,
что целый оркестр звучит.  Почему так получается,  никто понять не может,  и
Грунька сама не может объяснить.  Получается - и все. И еще звучит балалайка
у Груньки так,  будто она все время кому-то что-то рассказывает: то веселое,
точно в пляс зовет, то смешное, то грустное, то сказочное.
     Тронет   Грунька   рукой   струны   -    балалайка   сразу   отзовется:
грунь-грунь-грунь...
     Грунька знает,  что  когда-то,  давным-давно,  балалайку тоже  называли
"Грунькой".  И потом они в самом деле похожи:  у балалайки, как и у Груньки,
головка гордая,  фигурка стройная,  талия  тонкая  и  юбочка  пышным  веером
расходится.
     Грунька могла бы  с  утра до  вечера играть на  балалайке,  но  у  нее,
конечно,  много и других дел.  А еще она знает: если хорошо не отдохнешь, не
сможешь хорошо свои дела делать.
     Поэтому иногда Грунька любит как  будто бы  просто так сидеть у  окна и
смотреть, что во дворе делается. Лучше всякого телевизора!
     Обо всем, что заметила Грунька, так вот сразу и не расскажешь. А мы так
и расскажем: не сразу, но зато обо всем.
     Сначала первую историю.
     Еще ранней-ранней весной Грунька заприметила во дворе одного мальчишку.
     Сами понимаете -  ранняя весна:  вроде и  тепло и  в  то же время очень
холодно.  Кто одет еще по-зимнему,  кто по-весеннему.  Но  Грунька не на них
обратила внимание,  а  на мальчишку в  джинсах,  в  майке и  кедах -  совсем
по-летнему.
     И когда его не увидишь,  он все бегом и бегом. В школу бегом, в магазин
бегом,  из школы бегом,  из магазина бегом.  И  неизвестно куда -  все равно
бегом.
     Не вытерпела Грунька, остановила его однажды и сказала:
     - Ты что же,  еще холодно,  а ты вон как одет!  Простудишься.  Здоровье
беречь надо.
     - А чего его беречь? - сказал мальчишка. - Зачем его беречь?
     - Ты, что ли, физкультурник? - спросила у мальчишки Грунька.
     - Вот еще! - ответил мальчишка.
     - Я бы на твоем месте прямо сейчас спортом занялась.  Ты уже закаленный
- и холода не боишься, и бегаешь... пожалуй, быстрее всех.
     И знаете,  то ли Грунькины слова на мальчишку так подействовали,  то ли
он сам решил, но он в самом деле спортом занялся. По-настоящему. Так что его
и во дворе больше нельзя было увидеть.  Промчится, как метеор, и даже толком
не разглядишь - он или не он.
     А потом весна промчалась, и лето - ну вот как этот мальчишка.
     И Грунька куда-то уезжала, приезжала, прилетала...
     И  только осенью уже,  перед  самым  началом школьных занятий,  Грунька
увидела такую картину. В солнечный, жаркий августовский день с улицы во двор
вошел  кто-то  в  теплом  свитере,  в  клетчатом костюме,  в  полуботинках и
вдобавок шея  шарфом замотана.  Как  же  удивилась Грунька,  когда  узнала в
незнакомце того мальчишку,  который,  помните,  еще холодной весной бегал по
двору в майке, джинсах и кедах.
     Грунька так удивилась,  что даже выпрыгнула из окна и подбежала к Боре.
Я забыл в