,  аккуратно
прищемив обернутую газетой Ф-1 между створками двери.
     Уважаемая комиссия  переглядывается. Ставим ему пятерку.  Входит другой
курсант, предварительно "разминировав"  дверь. Он  собирает М-16 и разбирает
западногерманский  G-3.  Отвечает  на  все  вопросы  и  уходит,  заминировав
гранатой  ящик   стола.  Третий  курсант  собирает  G-3.  Разминирует  стол,
разбирает немецкий пулемет МG-42 и, уходя, минирует кресло и т. д.
     Комиссия  ставит  всем  без  исключения курсантам  пятерки  по  огневой
подготовке. На следующий день экзамены по минно-подрывной  подготовке: опять
одни  пятерки!   На   третий  день   курсанты  сдают  специальную   тактику.
Командование  полка  потрясено результатами экзаменов. Начштаба  шепчет мне,
что за три  дня он, опытный  боевой офицер, узнал столько нового  у  простых
солдат!  Махарбек надувает щеки: командир полка жмет  ему руку  за  отличную
подготовку курсантов.
     Закончились трехмесячные курсы.
     Курсанты сложили деньги, оторвав от своих скромных денежных довольствий
и покупают мне в подарок рубашку. Мы стали друзьями.

Гудеж с артистами
     В  Кабул  приехали  артисты  из Киргизии.  Я  нахожу  их  в  гостинице,
знакомлюсь с директором, прошу выступить перед бойцами  оперативного  полка.
Оказалось,  артисты  уже сидят  на чемоданах. Однако хотя реквизит упакован,
готовы дать  небольшой  концерт  в  актовом  зале гостиницы.  Привозим  туда
пятьдесят  бойцов,  отличившихся  в  боях.  После  двухчасового  прекрасного
концерта отпускаем бойцов, а с командованием оперативного полка перебираемся
в номера.
     Джигиты  сдвигают   столы.  Размещаемся  на   койках  вокруг.  Комполка
подмаргивает тыловику, и тот бочком выскальзывает из комнаты. Через 15 минут
солдаты заносят шашлыки, зелень, фрукты и, естественно, гирлянды бутылок.
     Артисты  поют  задушевные  песни.  Я ностальгирую, зажатый  между  двух
симпатичных  землячек в национальных  платьях.  Потом начинаются  танцы  под
аккомпанимент аккордеона с комузом. Офицеры и советники полка  становятся  в
круг на боевой танец "Атан". От грохота кованных ботинок  сотрясаются стены.
В наш потный круг белыми лебедями вплывают девчата. Подаю пример и приглашаю
землячку на  вальс. Советник Виталька в затруднении: на  него  положили глаз
сразу двое русских девчат.
     Начштаба  Хошаль пускает слюни, впившись  взором в роскошную блондинку.
Заметив его  состояние, блондинка втаскивает его за руку  в круг. Я  успеваю
намекнуть ей, что Хошаль из знатного княжеского рода. Не приученный прилюдно
обниматься с  женщиной, афганец сперва  держится скованно, но довольно скоро
его длинный  нос  погружается в глубокое декольте а руки  хищно  мнут пышные
ягодицы. Дама шлепает князя по рукам. Становится совсем весело.
     Через некоторое время замечаю в комнате тщедушного афганца,  в строгом,
хотя  и потертом костюме, скромно сидящего в уголке. Танцы  вызывают у  него
приступы искреннего веселья. Голодный взгляд  непроизвольно шарит  по столу.
Это парень не наш. Наверное из местной контрразведки.  Приглашаю за стол. Он
не  заставляет  себя долго упрашивать  и после двух граненых стаканов  мягко
отключается.
     Потом мы уходим. Возбужденный  напитками и блондинкой, Хошаль бессильно
рыдает на  руках своих офицеров.  Он  хочет остаться. У него любовь. Но  его
уносят.  Артисты   провожают   нас   до  машин,   наяривая  на   музыкальных
инструментах. Хорошо-то как, черт возьми! Какие-то западные корреспонденты с
балконов таращатся на наш "интернационализм в действии".
     На  следующий день командование полка кто с  головной, кто  с сердечной
болью  вспоминает  замечательный  вечер.  А  солдаты  лишились  трехдневного
мясного рациона, пропитого нами с артистами.
     Через несколько  лет в  Бишкеке я случайно оказался в  одной компании с
директором театра.  С каким  удовольствием  он рассказывал  окружающим о той
незабываемой встрече в Кабуле!



 * ЧАСТЬ 10. ТРЕТЬЯ КОМАНДИРОВКА *
          Муж чести всегда доброй дружбой радел
          Тому, кто не зол и не чужд добрых дел...
          ...И если свершит он, влекомый добром,
          Случайное зло, он казнится потом.
     (Жусуп Баласагын)

     Из  второй командировки я возвратился в  ноябре 1986  года. Руководство
5-го  отдела  Представительства  КГБ  в  Кабуле   тепло  проводило  домой  с
пожеланием скорее вернуться обратно, теперь уже в "длинную" командировку. Об
этом  просили  также  афганские партнеры.  Мне предлагали вплотную  заняться
подготовкой кадров для специальных подразделений.
     "Длинные"    командировки   от   "коротких"   отличались   существенно:
разрешалось  брать с собой  семью,  да  и зарплата  была  повыше.  Попасть в
"длинную"  командировку  за границу,  даже в захудалые страны как Афганистан
или, скажем, Южный Йемен, означало, что ты приобщился к племени белых людей.
Хотя мы все  прекрасно  понимаем,  что и среди  них существует  неравенство:
блатные ездят по америкам и европам, а  остальные в развивающиеся страны или
в горячие точки. Но как бы  то ни  было, я уже собирался за границу в третий
раз. А многие  мои друзья, с которыми начинал службу в Балашихе с 1982 года,
еще нигде не были. И загранка им  не светила. Это означало, что ни импортной
аппаратуры, ни шмоток женам  в  ближайшие  годы  не  видать. Мы, "выездные",
уходили в резкий  отрыв от них, "невыездных" не только в материальном плане,
но  и  в карьере.  Каково  психологическое состояние человека день  ото  дня
выслушивающего претензии жены-мегеры:
     --  Ивановы купили машину,  Петровы отдыхают на Черном море, а Сидоров,
-- этот тупица и лизоблюд, стал твоим начальником! Значит ты хуже их всех!
     По наивности, я предполагал, что в Союзе пробуду недолго: месяц отпуска
и пару месяцев понадобится для оформления командировочных документов.

Глава 1. В Ясенево
     На  самом деле оказалось  несколько иначе.  По  законам органов внешней
разведки,  перед "длинной"  командировкой  за границу  сотруднику полагалось
пройти минимум полугодовую специализацию по данной стране. То, что я уже был
в Афганистане два раза, в расчет не принималось. Да и короткие  командировки
на  матерых  разведчиков  впечатления  не производили.  Здесь свои  правила.
Многие наши ребята, успевшие повоевать в составе отрядов "Каскад" и "Омега",
к тому времени уже работали за рубежом, и не только в горячих точках, но и в
резидентурах КГБ в некоторых престижных  странах. Им в свое  время  повезло.
Теперь повезло и мне.
     А посему  пора бы остепениться. По крайней мере  так считали невыездные
друзья. Мои  рассуждения  относительно  высокой  степени  риска  предстоящей
командировки завистливыми коллегами всерьез не воспринимались:
     -- А  кто  тебя  заставляет рисковать?  -- искренне  недоумевали они  и
вертели пальцем у виска.
     У  меня было еще одно, вполне серьезное основание опасаться предстоящей
командировки:   когда-то   в   отрочестве,   начитавшись  книг,   я   бредил
приключениями.  Будущее взрослое  существование не оставляло никаких иллюзий
на этот счет.  И  тогда,  в состоянии сильной душевной тоски,  я взмолился к
Всевышнему  с  просьбой  дать мне пусть  короткую,  но  полную  опасностей и
приключений  жизнь!  35  лет, пожалуй,  достаточно. И вот  в  1987 году  мне
исполнилось 35. А впереди очередная командировка на  войну. Поневоле станешь
суеверным, хотя  в предыдущих я ничего не боялся. Если моя юношеская просьба
была услышана, жить,  наверное, оставалось максимум  год.  С другой стороны,
лучше уж  погибнуть в  бою, чем встретиться  с безносой после  какого-нибудь
гриппа.
     Специализацию  в  разведцентре  кроме   меня  проходили  еще  несколько
офицеров из региональных  Управлений КГБ. Сотрудники  отдела, к  которым нас
прикрепили,  были весьма  рады,  если их не  отрывали  от  основной  работы.
Выделив свободную комнату, они сунули нам ключи от огромных железных шкафов:
     -- Здесь лежат литерные дела по Афганистану. Изучайте.
     В томах мы нашли много интересного,  здесь хранились и  наши  отчеты по
предыдущим  командировкам, и сообщения закордонных резидентур,  и  материалы
радиоперехватов.
     Мои коллеги  стажеры собирались  в Афган первый раз, поэтому я стал для
них ценным источником информации.
     Как-то  удалось  разыграть  своеобразный спектакль.  Один  подполковник
интеллигентной наружности поинтересовался, что делать  с пленными душманами:
отправлять в тюрьму или отпускать?
     -- Резать! -- сурово оборвал его я.
     -- Как резать?! -- взбледнул он.
     -- Показываю, как это делается.
     Посадив "интеллигента"  на стул, становлюсь сзади, завожу ему  руки  за
спину. Затем втыкаю два пальца ему в ноздри и откинув голову, начинаю водить
расческой по  кадыку. Окружающие ребята,  смекнув  в чем  дело,  невозмутимо
щупают шею "жертвы", задают вопросы,
     Через  полгода,  уже  будучи в  Афганистане,  мы  случайно  оказались с
"интеллигентом"  за одним  столом.  Раздобревший  и вполне  довольный жизнью
коллега со смехом вспоминал, что после того памятного  случая он всю ночь не
спал,  а  наутро  чуть было не накатал рапорт  об  увольнении из  органов. К
счастью, в гостинице ему встретился бывалый афганец, сумевший снять стресс.
     С "интеллигентом" мы расстались друзьями.
     Прилетев  в  Кабул,  я  вдруг узнаю,  что  по  распределению  направлен
работать в провинцию Фарах! А как же моя школа спецназа в Пагмане?
     Руководство  5-го отдела Представительства КГБ  тут  же  связывается по
телефону  с   начальником   отдела  кадров,  и  меня  оставляют  в   Кабуле.
Оказывается,   один  из  полковников,   с  которым   проходил  стажировку  в
разведцентре, по блату решил меня взять с собой.
     Он сулил мне  через полгода досрочное звание подполковника, а еще через
годик  --  третью  звезду на  погоны.  Заманчиво,  черт возьми!  Но школа --
дороже.
     Несколько  дней  я  осваиваюсь   в  новой   должности  старшего  опера.
Должностная  вилка соответствует воинскому званию майор  -- подполковник  (в
провинции была бы подполковник -- полковник).  Дипломатический ранг  --  2-й
секретарь Посольства. А ведь летел я в  Кабул с визами, в которых значилось,
что  я  слесарь-теплотехник. Вот это карьера: за сутки  из слесаря  до  2-го
секретаря Посольства!
     По статусу мне полагалась 3-х комнатная квартира и служебная "Волга". Я
выбираю "УАЗ-469". Получаю квартиру, а вскоре ко мне прилетает супруга.
     Коллеги,  с  которыми  мы  служили  в  "Вымпеле"  и  приехали вместе  в
Афганистан, пытаются  выведать,  каким образом  я вдруг оказался на  ступень
выше их по  должности? Я совершенно  искренне рассказываю о протекции некоей
"волосатой руки".
     Потом  я извинился  перед  несостоявшимся  шефом из  Фараха  и  как мог
отблагодарил  за протекцию,  угостив домашним бешбармаком. Дай Бог, свидимся
еще.



Глава 2. Школа головорезов
     До  моего  приезда  школа  уже  функционировала.  Преподаватели  читали
курсантам  лекции,  подготовленные в Союзе  и  переведенные  на  язык  дари.
Полевые занятия отличались от классных тем,  что  лекции читались  на свежем
воздухе. Когда предмет исчерпывался, переходили к анекдотам.
     Преподавателей    десять    человек:   шесть   полковников   и   четыре
подполковника.  Знакомимся.  Один  из  полковников  --  авиатор.  Прекрасно,
прикидываю я, он  будет преподавать топографию.  Однако,  авиатор тушуется и
сообщает,  что  служил в тыловых  подразделениях ВВС.  Полковник-артиллерист
тоже тыловик, не имевший дела с пушками и минометами. Все подполковники тоже
оказываются тыловиками, к тому же плохо понимающими по-русски! Вот это да!
     Курсанты  школы  спецназа  --  военнослужащие  оперативных  батальонов,
собранные  с  бору  по  сосенке  из  всех провинций,  многие неграмотны. Как
выпутаться  из  этого  положения? У меня  нет времени  учить отдельно господ
офицеров.  Значит  придется учить  офицеров  вместе  с  курсантами.  Но  как
заставить аксакалов ходить на полевые, не уязвив при этом их гордость?  Двое
из  них  выпускники  старой  доброй  английской школы: чопорные  такие. Один
заканчивал нашу Академию имени Куйбышева.
     После представления преподавателям, я, скромно потупив взор, начинаю:
     -- Отцы,  по  сравнению с вами, я  всего лишь  майор, без  достаточного
педагогического  стажа.  Поэтому  очень волнуюсь. Завтра первая установочная
лекция  у   курсантов  нового  набора.  Прошу  присутствовать  на  лекции  и
фиксировать мои ошибки, чтобы потом вместе разобрать их на педсовете.
     Аксакалы важно соглашаются.
     На следующий  день  в  классе  собрались  курсанты.  Их  еще  не успели
переодеть  в военную форму.  Разношерстная  компания, кто  в  чалме,  кто  в
тюбетейке.  Все патлатые, бородатые, в  резиновых  галошах на босу ногу. Сто
пятьдесят   пар  глаз  с   любопытством  уставились  на  меня.   Внимательно
вглядываюсь в них.  Выражения,  в  основном, враждебно-презрительное. Дело в
том,  что  большинство  курсантов  пуштуны,  а  я  --  похожий  на хазарейца
"монголоид".  Это примерно также, как  если  бы в  американских южных штатах
собрали белых курсантов и приставили к ним чернокожего преподавателя.
     Аксакалы  надувают щеки в  первом  ряду. Все как  один  с блокнотами  и
карандашами, готовые фиксировать мои ошибки.
     Поднимаю курсанта с нахальными глазами:
     -- Сколько лет воюешь?
     -- Четыре года.
     -- Сколько боевых операций?
     -- Сто семьдесят две.
     Спрашиваю другого. Ответ -- шесть лет стажа, двести пятьдесят операций.
Поднимаю молодого бойца: два года боевого стажа, сорок три операции.
     Представляюсь:
     -- У меня один год боевого стажа и всего четыре операции.
     Гробовая  тишина.  Курсанты  переваривают услышанное. Затем один из них
подает робкий голос:
     -- Но зато у Вас, наверное, были очень крутые операции?
     -- Нет, три операции безрезультатные, а на  четвертой мы взяли  трофеи:
пять  ишаков! Вон  сидит сержант,  он не даст соврать (К занятиям  я привлек
лейтенанта и сержанта, которых знал по  предыдущей командировке как  опытных
бойцов-разведчиков).
     Народ хохочет.
     -- Поэтому, ребята, скорее  всего  вы  должны  меня учить, а  не я вас.
Однако я знаю тактику специальных подразделений  многих армий  мира.  Думаю,
что будем полезны друг другу.
     Курсанты  соглашаются.   Кажется,  психологический   контакт   с   ними
установлен.  Далее   начинаю  рассказывать   об   особенностях   аналогичных
подразделений США, Пакистана, Ирана.
     Первые  пятнадцать  минут мои преподаватели усиленно корпят  над своими
блокнотами, затем перестают писать. Сидят и слушают, разинув рты.
     В перерыве ко  мне подходят курсанты-узбеки, покровительственно хлопают
по плечу, дескать,  не робей, парень!  Мы тебя  в обиду  не  дадим.  Ты  нам
понравился.
     --  Ладно, мы  еще посмотрим, как вы у меня запоете  через  пару-тройку
дней, -- думаю я про себя.
     Захожу в  комнату  преподавателей. Мои  полковники  уже  посовещались и
встречают меня смехом:
     -- Товарищ Бек, ловко же  ты нас провел! Но мы не в  обиде. Иначе ты не
собрал бы  нас  вместе.  Лекция  была прекрасной. За час  мы узнали  столько
интересного! Будем посещать все занятия.
     На  другой  день  курсанты,  уже  подстриженные,  помытые,  побритые  и
переодетые  в  военную  форму, таращат  на  меня удивленные  глаза:  офицеры
оперативного полка  успели вправить  им мозги, просветив  относительно наших
"художеств" 1983-86 годов.

Ночные стрельбы
     Тема  занятий --  действия  группы  специального  назначения  в  ночных
условиях.  На территории  оперативного  полка организуем  засаду. На  дороге
ставим  управляемые  по  проводам  мины.  За  неимением  других   используем
противотанковые.  Они  по  пехоте  работают  тоже  неплохо,  особенно,  если
разместить  через  каждые  20  шагов.  Десять   мин  --  на  двести  метров.
Аналогичную засаду  курсанты уже  отрабатывали  в  дневное  время.  Теперь в
темноте  они копошатся  на дороге,  наощупь  вяжут взрывные сети,  о  чем-то
спорят  и переругиваются.  Слева,  справа и сзади их работу охраняют дозоры.
Наконец все готово. Бойцы  занимают  позиции в 20-30 метрах от установленных
мин.  Я  объясняю:  сейчас  по  дороге  пройдет  колонна "духов". Мы  должны
пропустить  их  головной  дозор  и  врезать по  ядру  минами,  затем  добить
остальных  сосредоточенным огнем. Мой  автомат  с  ночным прицелом  снаряжен
трассирующими пулями,  у курсантов --  обычные  патроны.  Курсанты залегли в
арыке  и  не  высовываются, поскольку у  противника  тоже могут быть  ночные
бинокли. Сигнал к  подрыву  мин -- три короткие  очереди трассерами в  небо.
Почему в небо, а не в "духов"? Дело в том, что на предыдущем занятии, первая
же наша пуля  перебила провод управления: мины  не взорвались. А если бы это
произошло в  боевой обстановке?  Далее,  я буду  давать  целеуказание,  а их
задача одновременно бить короткими  очередями в то  место, куда попадают мои
трассеры.
     Начали!  Взрыв!  Я  даю  короткую  очередь в сторону "головного дозора"
противника. Боже  мой, что тут началось! Шквальный  ливень из всех  стволов!
Никакой  речи  об  управлении  огнем!  Противоположные  склоны  гор  мерцают
вспышками.  Это стальные сердечники наших пуль  высекают  искры  из  камней.
Очень напоминает ответный "духовский" огонь. Курсанты, войдя в раж, лупят по
ним!  С дальнего поста  безопасности в  нашу  сторону  потянулась светящаяся
цепочка крупнокалиберных пуль из ДШК.
     -- Стоп, ребята!
     Однако  стрельба  прекратилась  не  сразу. Мы умудрились выпустить весь
боекомплект!   Ближний   пост  безопасности  материт  нас  по-русски,  затем
переходят  на афганский.  Сержант-инструктор  отвечает  им тем же  и обещает
добавить из  АГС-17 и миномета, если они не прекратят стрельбу.  Пусть лучше
спрячутся поглубже, а мы еще немного постреляем. Просит передать по телефону
наши пожелания дальнему посту.
     Раздаю курсантам по одной пачке патронов: стрелять только одиночными! Я
даю целеуказание, а они должны выпустить в  ту сторону одну,  повторяю, одну
пулю!
     Ночные  стрельбы продолжаются, лишь меняются  учебными местами  группы.
Курсантам это  скоро надоедает. Они желают  чего-нибудь поэффектнее. Хорошо,
сейчас они получат то, о чем мечтают. Под занавес, выстраиваю в шеренгу всех
курсантов и раздаю каждому по пачке трассирующих.
     --  Ур!  --  что  по-афгански  означает  "огонь!"  -- и  сто  пятьдесят
автоматов изрыгают  море огня. Огненные струи отражаются  от  склонов гор  и
врываются в небо мириадами малиновых звезд. Светло словно днем! Представляю,
что подумали Пагманские моджахеды, увидев такой фейерверк у себя под боком.

"Тропа смерти"
     Два  офицера  исчезли  из  расположения  части  и  появились только  на
следующее  утро.  От  них  разит  перегаром.  Руководство  школы  собирается
примерно наказать их.  Провинившиеся стоят перед  нами, потупив взоры,  а за
дверями  волнуются  их  подчиненные. Мне  хорошо  понятно  состояние  ребят.
Принимаю решение:  Пропущенное  вчера занятие  они должны отработать. Ничего
страшного. Здесь не пансион благородных девиц, а школа головорезов.
     Вызываю инструктора-сержанта:
     -- Какую тему отрабатывали вчера?
     -- Разминирование.
     -- Подготовь  противопехотные  и противотанковые мины,  а также гранаты
Ф-I. Все должны быть боевыми с настоящими боевыми запалами.
     Пока  я  объясняю перед  строем  курсантов  суть  задачи, провинившиеся
офицеры с плохо скрываемым страхом  наблюдают, как сержант  вставляет в мины
запалы.
     -- Сейчас сержант уйдет  по  этой тропинке вглубь "зеленки" и установит
мины. Вы должны пройти по тропе, обнаружить и обезвредить их. Все ясно?
     "Штрафники" понимают, что либо выполнят задание, либо подорвутся.
     Незаметно для других, вынув из мин боевые  запалы  и  вставив в гранаты
учебные, сержант  уходит.  Через  пятнад