не  оборачиваясь.  Второй  идет  сзади.  Лишь  в  проходах  он   чуть
подхватывает носилки, помогая протиснуть их сквозь эти  проемы,  огороженные
решетками  или  дверьми.  Кажется,  он  закурил.  Сигаретный  дым  почему-то
успокаивает Гонсалеса.
   Первую линию охраны они миновали благополучно. Вот  и  вторая.  Спокойно.
Секунды тянутся невыносимо медленно. Полицейский, стоящий в проходе,  что-то
спрашивает, обращаясь к Мигелю. Он холодеет. Катастрофа. Сейчас его  узнают.
Второй санитар недовольно бурчит, и надзиратель, наклонив голову,  открывает
дверь. Гонсалес незаметно переводит дух. Пронесло.
   Они идут дальше. Какие удары, прямо  в  голову!  Кровь  как  будто  гонят
большим насосом. Вверх-вниз, вверх-вниз,  вверх-вниз.  Не  надо  нервничать.
Осторожно. Они выходят из здания, идут по двору.  Мигель  успевает  отметить
путь к наружным дверям. Они двигаются к больнице.  Входят  в  большой  серый
корпус. Санитар сзади дотрагивается до плеча Гонсалеса, показывая, что  идти
надо налево. Еще несколько шагов, и его  могут  разоблачить.  Мигель,  пожав
плечами, недовольно показывает: возьми, мол, носилки.  Санитар  подхватывает
их, и Гонсалес благоразумно отстает. Санитары скрылись за углом. Все. Первая
часть задачи выполнена. Он оглядывается, чуть переводит  дух.  Если  учесть,
что он совершенно не говорит на их языке, то его положение незавидное.
   Теперь куда?  Там  в  конце,  кажется,  туалет.  Быстрее.  По  дороге  он
открывает одну из дверей. Не туда. Он открывает еще одну.  Ему  нужен  белый
халат. Здесь полно людей. Его о чем-то спрашивают. Черт. Нет, так не пойдет.
Быстрее к туалету. Пятнадцать шагов, и он уже на месте.  Огляделся.  Никого.
Что дальше? Здесь долго не просидишь. Рискованно.  Кто-то  идет.  Быстрее  в
кабину. Двое. О чем-то оживленно беседуют и смеются. Прошла минута.  Неужели
минута? А может быть, и целых десять? Нет, все-таки минута. Это время  течет
так медленно. Так. Кажется, первый из них вышел. У него в  запасе  несколько
секунд. Ему нужен халат. Он стремительно распахивает дверцу кабины и  делает
шаг в сторону индонезийца.
   Проклятие! В помещение входят еще  двое.  Санитар,  только  что  вымывший
руки, поворачивает голову, смотрит на  Гонсалеса  и  выходит,  тихо  прикрыв
дверь. А может, это и не санитар, а врач, впрочем, не  все  ли  равно.  Черт
побери. Он снова заходит в кабину. Здесь у него ничего не получится. Не надо
волноваться. Будь у  него  белый  халат,  он  бы  сумел  влезть  в  одну  из
санитарных машин, стоящих у  здания  больницы,  и  потом,  спрятавшись  там,
постараться выехать вместе с шофером из тюрьмы,  заставив  последнего  ехать
туда, куда он ему укажет. План безумный,  но  выполнимый.  А  теперь...  Что
делать теперь? Теперь надо что-нибудь придумать. Ждать нет времени. Он снова
выходит из кабинки. Никого.  Огляделся  вокруг.  Что  это?  Ах,  это  халат,
очевидно, уборщицы. Решение принято мгновенно.  Сдирая  с  себя  пиджак,  он
напяливает на себя этот вонючий халат, превозмогая отвращение.  Посмотрим  в
зеркало. Кровь на рубашке не так  видна.  Ну  и  вид.  От  отвращения  может
стошнить. А запах, запах! Теперь пиджак в бачок, быстрее. Его там  долго  не
найдут.
   Выходим. Все в порядке. Если память ему не изменяет,  у  входа  он  видел
кучу старых ржавых труб. Это как раз то, что ему  надо.  Он  направляется  к
выходу из больницы. Вот и тюремный двор.  Уже  рассвело.  Число  полицейских
удвоено. Всюду идет проверка. Конечно,  они  считают,  что  он  уже  убежал.
Отовсюду доносятся крики.  Наклоняемся,  берем  эту  железку.  Ну,  если  бы
кто-нибудь из знакомых его увидел. Несмотря на  весь  трагизм  ситуации,  он
улыбается.  Какой  гомерический  хохот  поднялся  бы.  Эта  мысль  почему-то
успокаивает его, и он  почти  спокойно  проходит  по  двору.  Его  никто  не
останавливает. У ворот всех проверяют. Что будет?  Терять  ему  уже  нечего.
Пошел.
   Несколько человек прямо у ворот.  Автоматы  наготове.  Гонсалес  медленно
движется к ним. На плече тяжелое  железо.  Эта  чертова  труба  будто  весит
несколько тонн. Мигель не  брился  со  вчерашнего  дня.  Его  черная  щетина
производит отталкивающее впечатление, еще бы! Знали б они,  что  бреется  он
два раза на дню - утром и вечером.  Правда,  это  было  давно.  Растрепанные
волосы, грязный халат и особенно  эта  труба  служат  тем  пропуском,  перед
которым должны распахнуться тюремные двери. Это азы психологии. Увидим.
   Вот и ворота. На него смотрят сразу несколько охранников. Что будет?  Ну,
еще  один  шаг.  Его  никто   не   останавливает.   Полицейские   равнодушно
отворачиваются от человека, несущего  большую  железную  трубу.  Представить
себе, что это может быть человек, бегущий из тюрьмы, невозможно. Слишком  уж
открыто и бесстрашно идет. Еще немного. Еще. Неужели прошел?  Ворота  тюрьмы
позади. Сзади какой-то выкрик. Мигель даже не поворачивает головы.  Кажется,
это не к нему. Все спокойно. Все хорошо. Иди  медленнее,  медленнее.  Первые
пятьдесят шагов он  еще  не  верит,  что  вырвался.  Заворачивает  за  угол.
Переводит дыхание. Неужели вырвался? А что теперь? В кармане  нет  ни  одной
рупии. Взять такси и подъехать к явочной квартире? Об этом нельзя и  думать.
Он не имеет права нарушать конспирацию. А куда еще? Идти туда  пешком?  Если
он не ошибается, это километров десять. А что делать?
   Он не может даже позвонить. Подозрительно одетый иностранец, не говорящий
на местном  языке  и  прямо  тут  рядом,  у  тюрьмы,  клянчащий  монеты  для
телефонных аппаратов, может привлечь, естественно, внимание полиции.  Мигель
вспомнил, что у него на плече труба. Он  с  грохотом  опустил  ее  прямо  на
тротуар и выпрямился, оглядывая себя. Вид великолепный. Можно идти по улицам
Джакарты и собирать милостыню.
   У него опять сильно заныла грудь. И этот проклятый халат не снимешь,  все
сразу увидят кровь на его груди. Черт, об этом он даже не подумал. Он  может
внести инфекцию в рану. Так тебе и  надо.  Не  надо  было  засыпать  там,  в
тюрьме, чертов дурак. Все-таки придется идти в таком виде. И идти далеко.
   Чувствуя на себе взгляды прохожих, Мигель вздохнул и  зашагал  в  сторону
центра. Это как раз тот случай, когда  рассчитывать  можно  только  на  свои
ноги.

Джакарта. День семнадцатый

   Никакие уговоры не помогли. Дюпре  и  Луиджи  хохотали  как  сумасшедшие.
Увидев пришедшего на явочную квартиру Мигеля, они сначала даже  не  поверили
своим глазам и, разобрав, кто перед ними,  скорчились  в  таком  смехе,  что
добрых пять минут их не могли остановить.
   - В этом виде ты можешь стоять на паперти! - кричал Луиджи.
   - Да, - говорил Мигель, оглядывая себя, - я, конечно,  приношу  извинения
миссис Дейли за свой вид. Прошу меня простить, но там не было лучшей одежды,
- вздохнул Гонсалес.
   - Ничего, ничего, - миссис Дейли  улыбалась,  -  мы  не  знали,  как  вас
выручить. Чанг утром хотел ехать в тюрьму. Рассказывайте,  как  вам  удалось
вырваться оттуда?
   - Не буду, - неожиданно упрямо выпалил Мигель.
   - Почему?
   - Пока не побреюсь и не переоденусь, не скажу ни слова, хоть пытайте.
   Дюпре рассмеялся.
   - Луиджи, проводи его в ванную. Мы  подождем,  но  не  больше  пятнадцати
минут.
   Через пятнадцать минут вся группа "Дубль С-14", генеральный координатор и
ее помощник расселись вокруг стола, и Мигель начал свой рассказ.  В  течение
всего рассказа  Дюпре  не  раз  перебивал  его,  задавая  короткие,  быстрые
вопросы.
   - Итак, - подвел итог Гонсалес, - я установил, что приказ  убрать  Таамме
был получен от господина Муни. У меня просто руки чешутся встретиться с этим
негодяем. Тем более что это ему я обязан теплым приемом в тюрьме, когда меня
едва не отправили на тот свет.
   - Вы перебинтовали рану? - спросила миссис Дейли.
   - Да. Все в порядке. Не беспокойтесь. Я  даже  успел  принять  лекарство.
Думаю, ничего страшного.
   - Значит, господин Муни? - спросил Дюпре.
   - Да.
   - У вас есть что-нибудь на него? - обратился Шарль к Чангу.
   - Я знаю его. Это крупный банкир, коммерсант. Он несколько  раз  проходил
по делам контрабанды, но в каждом случае умудрялся выйти сухим из воды.
   - Ну на этот раз не умудрится. Чанг,  пожалуйста,  более  подробно:  кто,
что, чем занимается.
   - Понятно.
   - А вот мне непонятна одна деталь, - вмешалась миссис  Дейли,  -  почему,
потеряв из виду Хун Сюня, вы поехали в публичный дом, решив, что он  приедет
туда. Откуда такая уверенность?
   - Я просто догадался, - пошутил Мигель.
   - И все-таки. Мне интересно. Каким образом?
   - Ну... видите ли... Простите, миссис Дейли, но вы женщина, и я  не  могу
при вас...
   - Вы меня абсолютно не шокируете. Рассказывайте. Я  все-таки  генеральный
координатор зоны.
   - Вы женщина.
   - И все-таки.
   - Это так обязательно?
   - Нет. Но мне интересно. Почему вы решили, что он будет там?
   - Я заранее прошу меня простить.
   - Ну, не тяните.
   - Видите ли, я же говорил вам, что следил за ним, однажды он  подъехал  к
этому дому и пробыл там десять минут.
   - Ну...
   - Он пробыл там десять минут.
   - Ну и что?
   - Простите, миссис Дейли, но мужчина не приезжает в такое место на десять
минут. Ему нужно для этого хотя бы полчаса.
   Громкий хохот потряс комнату. Даже невозмутимый Чанг улыбнулся.
   - Редкая проницательность, - заметил, давясь от смеха, Луиджи.
   Сообщение Мигеля всем пришлось явно по душе.
   Когда смех несколько поутих, Гонсалес обратился к Луиджи:
   - Узнал что-нибудь о Моррисоне?
   Луиджи, заметно помрачнев, кивнул головой.
   - Они и его?..
   - Хуже.
   - Не понял.
   Минелли отвернулся.
   - Объясни ты, Шарль.
   Дюпре посмотрел на Луиджи.
   - Видишь ли,  Мигель,  произошла  ошибка.  Его  приняли  за  иностранного
разведчика и... Словом, его убрали люди ЦРУ.
   - Ошибка?
   - Да, - сурово произнес Дюпре, - ошибка. Назовем это так.
   - Неужели нельзя было все проверить? Они что там, ненормальные?
   - Они и проверяли.
   - Идиоты. Какие идиоты!
   Минелли мрачно взглянул на Гонсалеса. Встал со стула и вышел из комнаты.
   - Что с ним? - Мигель недоуменно посмотрел на всех. - Что случилось?
   - Не трогай его. Он американец. Офицер АНБ.
   - Луиджи?
   - Да. Он сам рассказал нам это. Мы его не просили.  Он  сам  рассказал  и
попросил у Элен адрес семьи Моррисона, чтобы заехать к ним после  выполнения
задания.
   - Смешно. - Мигель передернул плечами и вышел вслед за Луиджи.
   Минелли курил на балконе. Гонсалес неслышно подошел к нему.
   - Извини, я не знал.
   - Ничего. - Луиджи даже не обернулся. - Это  я  должен  извиняться  перед
детьми Моррисона.
   - Ты тут ни при чем, - возразил Мигель.
   - Да. Наверное.
   - Не надо так переживать.
   - Скажи мне честно и откровенно, Мигель, - Луиджи поднял на него глаза, -
как ты считаешь, если бы ЦРУ знало, что Моррисон работает на ООН, то его  не
тронули бы тогда? Только честно.
   Гонсалес растерялся.
   - Не знаю, - прошептал он после минутного колебания, - не знаю.
   - Вот и я не знаю.
   Послышались чьи-то шаги. На балконе  появился  Дюпре.  По  его  лицу  оба
помощника поняли - случилось что-то непредвиденное.
   - Только что передало  индонезийское  радио:  сегодня  ночью  в  Джакарте
вырезана семья Куусмууджи. Все до единого. Даже маленьких детей не пощадили.
Полиция считает, что триада отомстила ему за арест Хун Сюня. Сам  Куусмууджа
найден повешенным  в  своей  камере.  Вот  так,  Мигель...  Не  тебе  одному
приготовил ночной "подарок" господин Муни. Можешь считать,  что  тебе  очень
повезло.

ЧАСТЬ III
"БЕЛАЯ СМЕРТЬ"

   ЛИКВИДАЦИЯ ГРУППЫ "С-14"
   Согласно последним данным, полученным агентами "голубых", и  специальному
расследованию, проведенному в Индонезии, постепенно  выясняются  все  новые,
более страшные подробности гибели членов  группы  "С-14".  По  имеющимся  на
сегодняшний день материалам и  фактам  мы  попытались  восстановить  картину
происшедшего.
   А) Макс Фогельвейд - командир группы "С-14", региональный инспектор зоны.
   Самолет Париж - Джакарта  совершал  свой  обычный  рейс.  На  борту  тихо
звучала музыка, многие пассажиры спали, в конце лайнера группа молодых людей
о чем-то оживленно беседовала со стюардессами. Фогельвейд взглянул на  часы.
Через двадцать минут посадка. Он еще раз мысленно перебрал в уме все  детали
предстоящей  операции  и,  когда  стюардесса  попросила  пристегнуть  ремни,
спокойно щелкнул замком. Самолет сел плавно. Фогельвейд не  спешил.  Сначала
он пропустил группу молодых людей. Наверное, студенты. Уже у  самого  выхода
огромная, не правдоподобно толстая негритянка  с  множеством  ярких  пакетов
попыталась обойти его, и он благоразумно посторонился. Ослепительное  солнце
сразу ударило ему в глаза, и он непроизвольно поднял  руку,  словно  пытаясь
защититься от его лучей. Он еще сумел сделать шесть шагов  по  трапу,  когда
просвистела пуля. Фогельвейд не успел даже  понять,  что  произошло,  а  его
тело, уже начало падать, опрокидываясь с трапа самолета.  Истошно  завизжала
негритянка. Громко закричала стюардесса. Макс лежал на  земле,  и  на  левой
стороне груди расплывалось большое красное пятно. К сожалению, полиции так и
не удалось установить, откуда прозвучал этот роковой выстрел.
   Б) Джон Моррисон - член  отряда  "С-14",  первый  помощник  регионального
инспектора.
   Он почувствовал слежку еще на Мадуре. За ним постоянно увязывались  двое,
а то и трое парней. Моррисон несколько  раз  проверял  -  никаких  сомнений,
следят именно за ним. В вагоне он обратил  внимание  на  сидевшего  напротив
попутчика. Что-то в его облике насторожило  Моррисона.  Он  сам,  много  лет
проработавший в английской контрразведке, знал, как обычно выглядят  громилы
из их ведомства. Этот молодчик был меньше всего похож  на  члена  триады.  И
все-таки следил он именно за Моррисоном. Джон уже в этом не  сомневался.  На
вокзале в Богоре он все же успел положить шифровку, когда обратил  внимание,
что круг сужается, а число его  преследователей  астрономически  растет.  Их
было  уже  трое  или  четверо.  Моррисон  двинулся  обратно  к  вокзалу,  но
обнаружил, что его преследователи откровенно блокируют его.
   Это означало одно - они пойдут на самые крайние  меры  и  даже  в  центре
города.
   Моррисон попытался оторваться. Он применил несколько обычно срабатывающих
приемов, однако преследователи не отстали.  Это  уже  удивило  его.  Неужели
триада использует профессионалов? Моррисон и сам не заметил,  как  вышел  на
окраину города.  Одиноко  стоявшие  дома,  разбросанные  повсюду,  нагнетали
тоску. Опасность он почувствовал каким-то шестым чувством, когда  сразу  три
человека  выросли  перед  ним.  Моррисон  был  достаточно   профессиональным
разведчиком, чтобы не применить оружие.  Удар,  еще  удар.  Сзади  раздаются
шаги. Джон перебрасывает через себя третьего и успевает нырнуть  в  сторону,
когда раздаются первые выстрелы. Что-то мешает ему достать свой пистолет, он
еще надеется, что все объяснится - возможно, это ребята из полиции. Выстрелы
раздаются совсем близко. Он прыгает еще, но на этот раз не так удачно. Левая
нога задета. Черт. По направлению к нему бежит еще один из  преследователей.
Раздумывать некогда. Джон стреляет в ногу  нападающего  и,  кажется,  только
легко ранит его.
   - Подождите! - кричит он на английском. - Кто вы? Что вам от меня  нужно?
В ответ раздается рев.
   - Выходи, сукин сын, сдавайся, - непристойности следуют одна за другой.
   Моррисон, выстрелив несколько раз  в  воздух,  переползает  к  одному  из
домов. Неужели оторвался? Он устало вытирает пот и вдруг замечает  в  проеме
между домами еще две фигуры. Моррисон успевает выстрелить  всего  один  раз,
когда несколько выстрелов с разных сторон повергают его наземь.  Подбежавшие
люди находят лишь его простреленное тело.

Джакарта. День восемнадцатый

   Полуденное  солнце  пробивалось  сквозь  плотные  шторы,   и   Мигель   с
раздражением пересел на другое место. Уже второй день он "законсервирован" в
этой чертовой дыре. Приехавший после него Чанг объявил, что его  разыскивают
и вся полиция поднята на ноги, а фотография Хосе Жозефа Урибе роздана во все
отряды полиции, и самое лучшее для Гонсалеса - на время исчезнуть. Исчезнуть
до той поры, пока наконец  не  появится  возможность  переправить  Мигеля  в
Европу.
   Как профессионал, Гонсалес понимал - так  и  должно  было  быть,  но  это
вынужденное бездействие все равно выводило его  из  себя.  Уже  второй  день
Шарль и Луиджи ведут наблюдение за господином Муни, а он вынужден  сидеть  в
четырех стенах, не имея возможности  помочь  им.  Он  не  имеет  права  даже
покинуть эту заброшенную виллу в семидесяти километрах от Джакарты, куда его
привез Чанг.
   Мигель взглянул на часы. Второй час дня. Чем бы заняться? Он сел за  стол
и почему-то принялся чертить ровные полосы на чистом листе бумаги.  Довольно
скоро ему это надоело. Чертыхнувшись, он швырнул ручку и, перейдя  в  другую
комнату, бросился на диван лицом вниз. Мда-а...  события  последних  дней  и
вспомнить страшно. И двое убитых. Угораздило же его. Один там,  в  публичном
доме, другой в тюрьме.  Правда,  стрелял  и  убивал  он  оба  раза,  защищая
собственную жизнь, но все-таки... Мне это может понравиться. Что со мною?  Я
становлюсь патологическим типом. Маньяк-убийца. Да  нет,  наверное,  нет.  А
все-таки страшно. Как вспомню ту ночь в тюрьме... Одни кошмары  снятся,  все
время вижу эту надвигающуюся физиономию и не успеваю  проснуться.  Нашли  же
такого. Ему бы в цирке выступать. Сукин сын. Хоть бы  разбудил.  Так  нет  -
спящего прирезать хотел. Подонок. Животное. Те ребята в публичном доме  хоть
были мужчинами - не побоялись идти на меня,  хотя  прекрасно  знали,  что  я
вооружен. А этот... До сих пор грудь болит. Хорошо еще,  что  не  опасно.  В
этой чертовой экзотической стране можно  ждать  всего.  Я  бы  не  удивился,
узнав, что его нож пропитан ядом. Эти мерзавцы на все способны. Хотя, честно
говоря, это я  перегнул.  Это  уже  из  области  детективов.  Спящего  можно
зарезать и простым перочинным ножом, а то и просто придушить.  Ах,  господин
Муни, господин Муни, считайте, что вам очень повезло. Я бы  с  удовольствием
перед отъездом прострелил бы вам вашу поганую рожу, даже если  меня  выгонят
из "голубых".
   Гонсалес вспомнил детские лица, выглядывающие  из-за  дверей  в  квартире
Куусмууджи, и  сжал  кулаки.  Ведь  это  господин  Муни  приказал  "простить
предателя и его семью". Термин-то какой сволочной придумал - "простить".  "Я
бы тебя простил", - Мигель вспомнил фотографии, которые ему привез Чанг. Без
содрогания на них невозможно было смотреть. А я  еще  раскисаю.  Убийца.  Да
таких вешать мало. Он перевел дыхание. Ничего, ничего, господин Муни, не  я,
так другие.  За  твоей  головой  уже  начата  охота.  Это  если  не  считать
конкурентов и полицейских. Рано радуешься. Рано.
   А вот Фогельвейда убили, снова вспомнил Гонсалес. И Роже тоже. И  Таамме.
Кто?  Кто  мог  сообщить  о  них?  Кто  их  выдал?  Элен  Дейли?  Миловидный
генеральный  координатор  -   предатель?   Нет!   Если   даже   предположить
невозможное, то тогда были бы провалены все наши агенты на линии, а этого не
произошло. Значит, отпадает. Чанг Са? Невозмутимый индонезиец? Ему, конечно,
легче найти общий язык с людьми  триад.  Но  он  ничего  не  знал  о  группе
Фогельвейда, во всяком случае, об их прибытии. Ему был известен лишь Таамме.
Он тоже  отпадает.  Генеральный  комиссар  или  региональный?  Глупо.  Глупо
подозревать людей,  которые  руководят  нашей  операцией.  Глупо  и  смешно.
Значит,  кто-то  из  их  окружения.  Дюпре  говорил,  что  знали  о   группе
Фогельвейда только трое. Трое, не считая генерального комиссара зоны. Как их
зовут? Видно, Иуда притаился  среди  них.  Интересно,  сколько  "стоят"  его
"тридцать сребреников"? Сука. Ну ничего. И до  тебя  очередь  дойдет  -  дай
только время. Хотя