тран. В  большой  просторной  комнате  сидели  уже  знакомый
Дронго генерал Райский, прилетевший из Тель-Авива, и незнакомый  мужчина
средних лет  с  запоминающейся  внешностью:  большой  выпуклой  лысиной,
упрямо сжатыми губами, резкими морщинами по всему  лицу.  Ему  было  лет
сорок - сорок пять, но выглядел он как раз на  свой  возраст,  настолько
злым и одновременно замкнутым было его лицо.
   Райский успел за несколько дней после неудачи в аэропорту вернуться в
Тель-Авив  и  оказаться  в  Москве  для   личных   переговоров.   Допрос
арестованного в бакинском аэропорту пассажира ничего не дал. Выяснилось,
что тот действительно канадский гражданин  турецкого  происхождения.  Он
рассказал явно выдуманную историю о том,  как  потерял  свой  паспорт  и
кто-то  из  друзей  оформил  ему  этот  паспорт.  Друзей  называть   он,
разумеется,  категорически  отказывался.  Запрос  в  Оттаву  ничего   не
изменил. Из Канады подтвердили, что Анвер Махмуд - этнический турок, уже
восемь лет  имеющий  гражданство  этой  страны.  За  утерю  собственного
паспорта и использование незаконных документов  ему,  в  худшем  случае,
грозил штраф  в  Канаде  размером  в  две  тысячи  долларов  и  тюремное
заключение  на  срок  до  двух  лет.  Но  если  учесть,  что  подложными
документами он пользовался вне территории Канады и  не  успел  причинить
существенного вреда своими действиями, то его вполне мог ожидать  штраф,
который он наверняка безотлагательно заплатит.
   И хотя он все еще оставался в Баку, у Райского не было сомнений,  что
канадский гражданин скоро отбудет на родину, а они потеряют и этот след.
Именно поэтому он  лично  полетел  в  Москву  на  переговоры  с  Дронго,
справедливо рассудив, что участие  представителей  российских  спецслужб
необходимо, так как  фигура  такого  масштаба,  как  Райский,  не  могла
остаться незамеченной во время его визита в Россию.
   Он считал, что им немного не  повезло.  Именно  в  это  время  Дронго
оставался на своей московской квартире,  хотя  вполне  мог  переехать  в
Баку. Но выбирать не приходилось, и они полетели в Москву.
   - Добрый день, - чуть усмехнулся Райский, узнавший Дронго. -  Вот  мы
еще раз и встретились, - добавил он, протягивая руку.
   - Безо всякого желания с моей стороны, - откровенно пробурчал Дронго,
здороваясь.
   - Мовсаев, - представился поднявшийся из-за стола незнакомец. Он  был
ниже среднего  роста,  но  крупная  голова  и  широкие  плечи  несколько
скрадывали этот недостаток, и когда он сидел, то казался человеком  даже
высокого роста.
   - Надеюсь, вы знаете мое настоящее имя, - пробормотал  вместо  ответа
Дронго.
   - По-моему, это не совсем обязательно, - хмуро сказал Мовсаев, - весь
мир знает вас под именем Дронго.
   - Я буду считать это авансом за мою работу, - согласился Дронго и сел
за стол.
   - По-моему, все в сборе. - Светлицкий сел следом. Здесь он был явно в
роли хозяина. Гости уселись рядом, несколько настороженно поглядывая  на
Мовсаева. Очевидно, он был незнаком и приехавшим.  Дронго  сел  с  краю,
словно демонстративно подчеркивая свою независимость.  Он  подумал,  что
это слишком  демонстративно.  Но,  видимо,  так  подумал  и  Светлицкий.
Поэтому он улыбнулся.
   - Вы  давно  уже  знаете  друг  друга.  Для  тех,  кто  не  знает,  я
представляю  полковника  Арвара  Мовсаева.  Это  один  из  наших  лучших
специалистов  по  Ближнему  Востоку.  Он  однажды  даже   встречался   с
интересующим нас... - генерал хотел сказать "человеком", но передумал и,
чуть запнувшись, нашел другое слово:
   - ...субъектом.
   Генерал Райский кивнул в знак согласия, явно успокаиваясь. Видимо, он
слышал о таком офицере, хотя  никогда  и  не  видел  его.  Дронго  также
кивнул. В отличие от приехавших у него не было столь обширной агентурной
сети по всему миру и он не мог знать новых офицеров российской разведки,
отличившихся на этой службе за последние несколько лет.
   - Очевидно, прежде  всего  мы  должны  определиться  с  нашим  другим
гостем, - предложил Светлицкий, обращаясь к Дронго, - я понимаю, как вас
удивил и насторожил визит вашего друга.  Предложившего  столь  необычную
форму сотрудничества. Мы понимали, что нам вряд ли удастся  убедить  вас
принять участие в подобной операции, поэтому сразу ответили  решительным
отказом на подобную просьбу со стороны приехавших. Кроме того, мы крайне
неодобрительно относимся вообще к любым попыткам привлечения кого бы  то
ни было со стороны.
   Говорю  об  этом,  чтобы  у  вас  не  было  иллюзий.  Я   лично   был
категорически против вашего участия в операции, но наши гости посчитали,
что их аргументы сумеют вас убедить. К сожалению, их аргументы убедили и
наше руководство. И было принято решение обратиться к  вам  за...  -  он
снова подумал и снова подобрал наиболее верное слово:
   - ...за консультациями по некоторым проблемам.
   - Из всего сказанного я понял только то, что вы лично не желали моего
появления на этой даче, - усмехнулся Дронго. - Рад, что наши желания так
совпадают. Так какие  именно  аргументы  привели  наши  гости,  если  вы
решились все-таки вытащить меня сюда?
   От него не укрылось легкое презрение на  тонких  губах  Мовсаева  при
этих словах. Очевидно, полковник  тоже  был  в  числе  тех,  кто  считал
приглашение эксперта со стороны не только нежелательным, но и вредным.
   - В разведке не принято посвящать в свои проблемы посторонних  людей,
- сухо сказал генерал, - полагаю, что вы на меня не обижаетесь.  Мы  все
знаем и ценим ваши прошлые заслуги. Но вот уже сколько лет вы  гражданин
другого государства и,  прошу  прощения,  бывший  эксперт-аналитик  ООН.
Согласитесь, что у нас есть все основания не прибегать к вашим  услугам.
Надеюсь, вы понимаете, что здесь нет ничего личного?
   - Именно поэтому я все еще сижу на своем  месте,  -  холодно  ответил
Дронго. - Могу я все-таки узнать, для чего пригласили меня?  Или  только
для того, чтобы я выслушал эту очень содержательную лекцию?
   Генерал взглянул на  Мовсаева,  потом  на  других,  покачал  головой,
словно разрешая им говорить. Райский оценил это именно как разрешение.
   - Дело в том, - осторожно начал представитель МОССАД, - что нам нужны
именно вы. Получается, что  вы  практически  единственный  человек,  кто
может оказать реальную помощь в сложившейся ситуации.
   - Про вашего террориста я уже слышал, - кивнул Дронго,  -  но  первый
раз только вчера вечером от своего бывшего товарища.  Я  никогда  им  не
занимался, никогда не вел подобных дел. Искать террористов по всему миру
- это не мой профиль. Очевидно, вы просто не учли мою специфику.
   - Нет, - хмуро возразил Райский, - мы учли все. Вы напрасно  думаете,
что мы в восторге от перспективы сотрудничества  с  таким  неуправляемым
экспертом, как вы. Но действительно вы практически единственный человек,
который может что-то сделать, - убежденно повторил он. - Дело в том, что
Ахмед Мурсал планирует акцию устрашения. И самое неприятное, что недавно
он побывал в Баку.
   - Где? - изумился Дронго, поняв теперь, что именно недоговорил Павел.
   - Вы не ослышались. Именно в Баку.
   - Что ему там делать? И почему именно там?
   - Этого мы пока не знаем. Но он приехал туда несколько дней назад.
   - Вы уверены, что это был он?
   - Практически да.
   - Как вам удалось установить, что он полетел в Баку?
   - Мы получили  сообщение  нашей  агентуры,  чуть  запнувшись,  сказал
Райский. - Но, к сожалению, мы опоздали. Он сумел уйти.
   - Надеюсь, вы не собираетесь предложить мне  искать  его  там,  чтобы
потом ваши агенты могли его ликвидировать? У вас же есть "особая  группа
возмездия".
   - Нет, конечно. Мы бы обошлись в таком случае и собственными  силами,
- пожал  плечами  Соловьев.  -  И  даже  если  мы  бы  вас  попросили  о
подобном... Я, честно говоря, не понимаю, почему вы обижаетесь? В  конце
концов, это международный террорист, от  которого  отказались  абсолютно
все  страны.  В  том  числе  Иран  и  Сирия,  считая  его  неуправляемым
анархистом. Но мы обратились к вам не за этим. Дело в том, что, по нашим
сведениям, он планирует акцию, которая в конечном счете  должна  вызвать
новую антииранскую истерию.
   - Я могу умереть от неожиданного разрыва сердца, - разозлился Дронго,
- если узнаю, что представители израильских спецслужб прилетели в Москву
защищать бедных иранцев. Вам не кажется, что это уже чересчур?
   - Нет, не кажется, - сразу парировал Соловьев, - у нас  действительно
не очень хорошие отношения с Ираном,  мало  того,  даже  враждебные.  Но
именно поэтому мы хотим знать, что именно планирует Ахмед Мурсал. Мы уже
научены горьким  опытом.  И  его  антииранская  акция  обернется  новыми
взрывами или убийствами наших граждан. Ему  нужно  просто  убедить  весь
мир, что это сделала  одна  из  проиранских  группировок.  Такой  акцией
устрашения  он,  во-первых,  сводит  счеты  с  иранскими   спецслужбами,
отказавшимися финансировать его  дикие  акции  в  Европе,  а  во-вторых,
наносит удар по хрупкому миру на Ближнем Востоке.  Мы  обвиним  иранцев,
потом, соответственно,  палестинцов.  Те  сразу  заявят,  что  это  наша
провокация. Вот вам и  новый  виток  напряженности.  Наше  правительство
совсем не желает подобного развития событий.
   - Я все-таки не понимаю, что именно вы хотите? И почему считаете, что
могу помочь именно я?
   Райский посмотрел на Светлицкого, словно попросив у него помощи.  Тот
понял этот взгляд.
   - По нашему договору с  Азербайджаном  наши  представители  не  имеют
права работать в Баку, - сердито сказал генерал,  -  мы  взяли  на  себя
взаимные обязательства не работать друг  против  друга  в  рамках  стран
Содружества. Мы не можем послать в  Баку  нашего  специалиста.  Конечно,
российский посол  в  Баку  Александр  Блохин  будет  предупрежден,  наши
специалисты на месте постараются оказать вам любую посильную помощь.  Но
нам нужен там именно независимый эксперт, который формально не  является
сотрудником российских спецслужб.
   - В таком случае это могли бы сделать наши гости, - предложил Дронго.
   - Уже пытались, - мрачно ответил Райский, - он ушел от нас в Баку,  а
до этого разгромил нашу резидентуру в Ливане  и  убил  нашего  агента  в
Европе. Мы должны точно знать, что он  планирует.  Если  начал  активные
действия, то времени у нас не так много. Кроме того, нам еще нужно найти
человека, который бы ориентировался в местной обстановке.
   - Вы не можете найти еврея - выходца из Баку? - засмеялся  Дронго.  -
По-моему, подойдет даже сидящий здесь Павел.
   - Я не сказал главного, - продолжал Райский, -  этот  человек  должен
будет отправиться в Иран и попытаться убедить их спецслужбы сотрудничать
с нами. А для такой задачи наш  агент  не  совсем  подходит.  Нам  нужен
независимый и нейтральный посредник. Но самое важное, что на  его  месте
должен быть аналитик, который сумеет  понять,  действительно  ли  иранцы
хотят остановить  Ахмеда  Мурсала,  или  их  разногласия  -  всего  лишь
надуманная форма  маскировки  для  оправдания  будущих  террористических
акций. И почему он появился именно в Баку, рядом с Ираном.
   - А вам не кажется, что вы возлагаете на будущего посредника  слишком
непосильную ношу? - спросил Дронго.
   - Не кажется, - вмешался  на  этот  раз  Светлицкий,  -  все  гораздо
сложнее, чем вы думаете, Дронго. Гораздо сложнее. И  мы  не  просто  так
собрались на этой даче, чтобы  обсуждать  проблему  террориста-одиночки,
пусть даже и такого гениального, как Ахмед Мурсал. Мы  бы  справились  с
этой проблемой и без вашей помощи. Дело совсем в другом.
   Он почему-то посмотрел на  Мовсаева,  потом  на  Райского  и  наконец
сказал:
   - Он готовит крупную террористическую  акцию,  на  что  ему  выделены
большие деньги... - генерал явно медлил,  не  решаясь  сказать  то,  что
должен был сказать. Все с некоторым напряжением следили за  ним.  -  Ему
выделили очень большие деньги, - повторил генерал с  некоторым  усилием.
Вздохнул и, словно решившись наконец "прыгнуть в воду", быстро добавил:
   - Мы не знаем, где и как собирается нанести свой удар Мурсал, но если
он появился в пределах СНГ, то это уже само по себе достаточно серьезно.
И мы обязаны принять меры к тому, чтобы остановить террориста.
   - Вы думаете, он планирует террористический акт  в  Баку,  -  спросил
Дронго, - чтобы свалить все на иранцев?
   - Это было бы  слишком  просто,  -  вздохнул  Райский,  -  и  слишком
примитивно. Вряд ли он собирается предпринять что-то серьезное  в  Баку,
если это, конечно, не нападение на наше посольство в этой стране. Мы  на
всякий случай усилили меры безопасности, но для такого  террориста,  как
Ахмед Мурсал, нападение на наше посольство слишком локальная задача.  Он
наверняка придумал нечто более неприятное. И в первую очередь  -  против
нас.
   Дронго не понравилось выражение лиц  сидящих  за  столом.  Как  будто
Светлицкий все-таки что-то недоговаривал, а сотрудники МОССАД  знали  об
этом, но предпочитали молчать, соблюдая правила  игры.  В  свою  очередь
представители МОССАД  явно  хотели  уточнить  многие  детали  без  своих
российских коллег. Это было видно по тому напряжению, которое возникло в
конце беседы. Он хотел уточнить еще многие детали, но решил  промолчать,
поняв, что каждая из сторон хотела бы поговорить с ним наедине.
   - Хорошо, - сказал Дронго, - я согласен. Райский быстро поднялся.  За
ним встали остальные.
   - Мы будем ждать вас в отеле "Савой", - сказал  представитель  МОССАД
и, кивнув всем на прощание, вышел из комнаты. Павел поспешил за ним.
   - Вы не могли бы задержаться? - с улыбкой  спросил  Светлицкий.  -  Я
только провожу гостей.
   - Конечно, - любезно ответил Дронго, - я так и полагал,  вы  захотите
угостить меня чаем.
   Мовсаев неожиданно улыбнулся. Первый раз за все время беседы.

Севилья. 25 марта 1997 года

   Весь день дул противный ветер, и он не стал выходить из  дома  раньше
условленного времени. К половине пятого он наконец поднялся  с  постели,
начал медленно одеваться. Глядя в зеркало на свою мрачную физиономию, он
с отвращением отвернулся. Ему не понравилось собственное выражение лица.
"Как у покойника, - зло подумал он, - бледное и застывшее".
   Давал о себе знать перенесенный гепатит. Он прилетел из Африки только
три месяца назад и  все  это  время  болел,  проведя  половину  срока  в
больнице.
   Гепатит, который он получил, протекал особенно неприятно на фоне  его
полуразложившейся печени, ослабленной дикими дозами алкоголя, которым он
часто и много злоупотреблял. Получить такую болезнь, как гепатит, -  это
наверняка обречь себя на  скорое  развитие  такой  болезни,  как  цирроз
печени. А к чему это могло привести, он хорошо знал. Его  отец  умер  от
этой болезни, да и дед, кажется, не  был  никогда  особым  трезвенником.
Деньги  к  тому  времени  почти  кончились  -  за  больницу  и   лечение
приходилось платить огромные суммы.
   Он так не хотел ехать в эту  проклятую  Намибию.  Но  его  уговорили,
пообещав  большой  процент  с  предстоящей  сделки.  Сделка   сорвалась,
уговоривший его Луис остался навсегда в Намибии с  пробитым  черепом,  а
ему самому с трудом удалось выбраться из Видхука, где  его  уже  искали.
Перебравшись в Ботсвану, он умудрился подцепить эту проклятую болезнь  и
уже там каким-то чудом сесть на самолет, летящий в Марокко. Еще повезло,
что его пустили в Испанию, не обратив внимание  на  желтые  белки  глаз.
Иначе ему пришлось бы проходить карантин в гораздо худших условиях и  он
должен был бы лечиться где-нибудь в марокканском госпитале, где шансы на
выживание и смерть были неравны. Примерно один к пяти.
   С подобной перспективой он  мог  очутиться  в  госпитале  и  навсегда
остаться в Африке, которую он так ненавидел.
   На кредитной карточке оставалось не больше пяти тысяч долларов, когда
ему позвонил Арман. Это был единственный  человек,  который  знал,  куда
звонить и как его искать. Он сам дал ему свой  телефон,  едва  прибыв  в
Севилью, словно  предчувствуя,  что  развитие  болезни  будет  долгим  и
неприятным.
   Он отложил свою кожаную куртку, собираясь надеть ее  перед  тем,  как
выйти. Затем он еще раз с  отвращением  взглянул  на  себя.  Если  Арман
увидит его в таком виде, он,  вполне  возможно,  захочет  отказаться  от
сотрудничества с ним и тогда ему придется что-нибудь придумывать, прежде
чем  возвращаться  домой  в  Цинциннати,  имея  жалкие  несколько  тысяч
долларов и "приятную" перспективу остаться вообще без денег.
   Майкл Уэйвелл в третий раз посмотрел на себя в  зеркало  и  вышел  из
квартиры, громко хлопнув дверью. Собственно, это и  не  было  квартирой.
Это была всего лишь небольшая комнатка  на  третьем  этаже,  которую  он
снимал в старой части  города,  на  тихой  улочке.  Выйдя  из  дома,  он
поспешил на юг, в сторону нового города, торопясь быстрее  покинуть  эти
запутанные кривые улочки старой Севильи.
   Уэйвеллу было сорок восемь лет. Половину жизни он провел в разъездах,
вербуясь в наемники, нужные по всему миру. Он успел дважды  повоевать  в
Африке,  побывать  в  охране  одного  президента  маленького  островного
государства, помочь устроить переворот в другой,  еще  меньшей,  но  уже
южноамериканской стране, и даже попытаться поймать удачу во  французском
"иностранном   легионе".   Он   был   типичным    представителем    того
многочисленного племени ловцов счастья, которые рыскали по всему свету в
поисках удачи и денег. Иногда можно было сорвать огромный приз, и  тогда
покупка домика на родине и безбедное существование  были  гарантированы.
Еще чаще выигрыш оказывался столь незначительным, что на него можно было
лишь провести время, прожигая жизнь несколько месяцев, чтобы потом опять
с головой окунуться в какую-нибудь авантюру.
   Уэйвелл не был наемным убийцей, выполняющим заказы клиентов. Конечно,
во  время  странствий  ему  много  раз   приходилось   убивать,   спасая
собственную жизнь, но он был скорее  авантюристом,  чем  киллером,  хотя
Эррера знал, что Уэйвелл никогда не откажется от любого поручения.  Лишь
бы оплата соответствовала его представлению о риске.
   Они договорились встретиться у собора Ла Хиральда,  одного  из  самых
известных храмов города.  Собственно,  сама  колокольня  собора  была  в
двенадцатом веке минаретом главной мечети мусульманского  города.  Почти
полтысячи  лет  продолжалось   здесь   господство   арабов,   наложившее
неизгладимый отпечаток на саму архитектуру города. Но владычество арабов
не прошло бесследно и  для  населения  самого  города,  где  можно  было
встретить  перемешанные  типы  различных  народов,  когда  лавочник  или
бакалейщик походил одновременно  на  испанского  кабальеро  с  севера  и
арабского шейха с востока.
   Севилья была отвоевана у арабов, а сама мечеть к концу  шестнадцатого
века перестроена в католический собор, при котором башня  минарета  была
использована под колокольню.
   Уэйвелла  не  интересовали  подобные  исторические  изыски,  и  он  с
отвращением отвернулся, когда разговорчивый гид провел мимо  него  толпу
любознательных туристов из Англии, рассказывая им об истории храма.  Для
Уэйвелла этот город был самым  поганым  местом  на  земле,  он  даже  не
замечал ослепительной  красоты  вечерней  Севильи,  отраженной  в  водах
Гвадалквивира.
   Ждать Армана пришлось не больше десяти минут. Тот появился  внезапно,
словно возник из-под земли. Он направлялся к Уэйвеллу  своей  привычной,
немного танцующей походкой, отчего тот поморщился. Арман Эррера был  его
давним знакомым и постоянным заказчиком разного рода  поручений.  Но  он
был гомосексуалистом, а для Уэйвелла это было особенно неприятно. Может,
оттого что в детстве он едва не стал  жертвой  насилия  подобного  типа.
Может, оттого что его самого слишком интересовали женщины, но  танцующая
походка Эрреры вызывала  у  него  плохо  скрываемое  отвращение.  Однако
встреча была для него очень важна.  Она,  очевидно,  бы