парламент и любую судебную власть, подбирая людей исключительно по признаку клановости и личной преданности. И, конечно, называя все это коммунистическим подбором кадров.
     При сменившихся ценностях, в условиях либеральной экономики, когда появлялись богатые и независимые от кланов граждане, накладывать демократическую кальку на отжившие отношения становилось все сложнее и сложнее. Преступление в Умбаки пришлось как раз на переходный период движения феодального общества от коммунизма к демократии. И потому вызывало определенную растерянность у многих чиновников.
     Именно поэтому приехавший сюда старший помощник прокурора был в таком плохом настроении. И делал столь неожиданные умозаключения.
     - Если его ограбили, почему не сняли часы? - показал на блестевшие на солнце часы убитого Шаболдаев. Он наклонился, посмотрел еще раз. - Часы дорогие, японские. Их должны были снять первыми.
     - Тогда где его деньги? - разозлился старший помощник прокурора. - Получается, что он выходил из дома без денег. Ни одного рубля нет. А он ведь не местный.
     - Я сам ничего не понимаю, - признался Шаболдаев, снова посмотрев на труп. Одежда достаточно приличная, даже модная. Итальянские туфли из хорошей кожи. Модная рубашка. Костюм, особенно пиджак, разглядеть трудно, он сильно забрызган кровью. Но, видимо, человек был достаточно состоятельный. И сильный. На вид лет сорок, сорок пять. С ним не так легко справиться. Тем более если убийцей был один из больных лепрозория. А если убийца тоже не местный, то куда он делся? Просто исчез? Может, главный врач видел машину, на которой приезжал этот незнакомец. Или хотя бы его убийца.
     - Товарищ Лаидов, - обратился он к главному врачу, по-прежнему стоявшему в стороне, - вы не видели здесь ночью какую-нибудь машину? Или, может, слышали шум отъезжавшего автомобиля?
     - Нет, - хмуро ответил главный врач, - я ничего не слышал. Ночью меня здесь не было. Я был в городе. Вернулся утром и узнал об этом несчастье. Вот вам и позвонил.
     - Товарищ Бармина, - обратился Шаболдаев к женщине, стоявшей рядом с врачом, - когда вы нашли убитого?
     - Час назад. Я вышла из кабинета, чтобы немного пройтись. И сразу заметила, кто-то лежит. Подошла ближе и увидела его. Вот и все, - сообщила старшая медсестра.
     - И вы сразу позвонили к нам? - уточнил Шаболдаев.
     - Нет, - недовольным голосом ответил Бармина, - я подождала главного врача. Он приехал через полчаса. Я обязана докладывать обо всем случившемся сначала только ему. У нас ведь не совсем обычное учреждение. Он к вам сразу позвонил.
     - Да, - подтвердил Лаидов, - как только увидел этого человека. От нас очень трудно звонить. Связь только через коммутатор нефтяников.
     - Я знаю, - кивнул майор, - он здесь так и лежал?
     - Да, - чуть неуверенно сказал главный врач, - так и лежал.
     Майору не понравилась эта неуверенность. Но он не стал больше ничего спрашивать. Эксперт, закончив предварительный осмотр, отошел от тела убитого. Шаболдаев подошел к нему.
     - Как, по-вашему, когда его убили?
     - Ночью. Точно не скажу. Нужно знать погоду. Тело могло за ночь остыть, а сейчас нагреться. Видите, какое сегодня солнце. Но убийство было ночью. Время можно будет уточнить позднее.
     - Как вы думаете, его убили прямо здесь?
     - Этого я не знаю. Но никаких следов борьбы вокруг нет. Я уже смотрел. Хотя вокруг него было много людей. А так все в порядке. Его сюда не тащили, это точно. Пиджак надет нормально, рубашка заправлена в брюки. Может, его ударили чем-то тяжелым.
     - Кому он здесь был нужен? - пробормотал Шаболдаев. - И куда тогда делся его убийца? Растворился, что ли?
     - Этого я не знаю, - улыбнулся эксперт. - Но нужно все проверить.
     - Может, у него на теле есть какие-нибудь наколки или знаки?
     - Я этого пока не знаю. Не видел. Только вскрытие даст полную картину всего случившегося. Удар был сильным. Это я могу сказать определенно. Разбили всю голову. Смерть наступила мгновенно. Пока это все, что я могу сообщить.
     - Спасибо, - разочарованно пробормотал Шаболдаев. Он заметил, как водитель прокурорской машины достает спирт для начальства. Необходимую очистку проходили все приехавшие в этот поселок. Шаболдаев увидел и презрительную улыбку главного врача, обменявшегося быстрым взглядом с медсестрой. Майору не понравились эти быстрые взгляды. В них было какое-то торжество. Словно Лаидов получил подтверждение чему-то своему.
     "Они, наверно, нас всех презирают, - подумал майор. - Они ведь проводят здесь многие годы, а мы боимся даже прикоснуться к чему-то, опасаясь заразиться этой проклятой болезнью. Представляю, что они о нас думают".
     Он подозвал лейтенанта Касымова:
     - Доложи в райотдел, что здесь произошло убийство, - выдавил из себя, - а потом попроси фотографа сделать несколько хороших фотографий этого несчастного. Чтобы его можно было опознать. Поедем с тобой в спецкомендатуры и колонии. Может, кто-то его узнает.
     - Это точно не заключенный, - сказал лейтенант, - вы его туфли видели? А часы?
     - Делай, что говорю, - устало приказал Шаболдаев, - пусть подготовит фотографии. После обеда поедем с тобой по району. Всего восемь колоний и спецкомендатур. Девятая и двенадцатая колонии особого режима закрыты, их я отбрасываю. Если там ушел кто-нибудь, сразу выяснится при утренней проверке. Третья колония находится далеко отсюда, в Гобустане. Значит, остается четвертая колония-поселение и четыре спецкомендатуры. Не так много. Нужно будет объехать их все...
     - Слушаюсь, - уныло сказал лейтенант.
     "Все-таки это убийство, - подумал Шаболдаев, - показатели райотдела мы уже испортили. Нужно в оставшиеся дни раскрыть преступление. Тогда статистика будет в нашу пользу".
     Он посмотрел на старшего прокурора и понял, что и того волнует статистика. Видимо, у прокуроров было свое собственное социалистическое соревнование.

ГЛАВА 5

     В тот день с раннего утра шел сильный дождь. Мать ходила по дому, высохшая, сгорбившаяся, похожая на мумию. Инга впервые подумала, что мать совсем не старая женщина. Ей было чуть больше пятидесяти. Но выпавшие на ее долю испытания последних лет превратили ее в старуху.
     Вещи были собраны заранее. Несколько любимых книг, томик стихов Есенина, личные вещи. Последних было не очень много. Там, куда она отправлялась, костюмы и платья ей больше не будут нужны. Лишь одно, любимое красное платье, привезенное отцом из Германии еще несколько лет назад, она положила в чемодан.
     Прощание было тягостным для всех. Мать не плакала, просто больше не было сил. Всхлипнула младшая сестра, уже давно не подходившая к старшей, но на этот раз даже решившаяся обнять Ингу на прощание.
     И потом была долгая дорога в Умбаки. Дождь к тому времени уже прекратился, выглянувшее солнце осветило светло-серые корпуса лепрозория, когда они въехали в поселок. Дядя угрюмо молчал всю дорогу, а Инга, наоборот, чувствовала себя лучше, словно наконец разрешив все сомнения относительно выбранного пути.
     Ничего страшного в поселке не было. Дважды им попадались прохожие, и Инга замирала от ужаса, ожидая увидеть нечто невообразимое. Сама больная проказой, она с ужасом представляла, как подобная болезнь может отразиться на ком-то другом. Но встреченные ими прохожие внешне были абсолютно нормальными людьми. Уже позже Инга узнала, что в самом поселке сохранилось несколько домов, где жили семьи, не захотевшие переселиться отсюда после войны, когда в неперспективном отдаленном поселке начали строить лепрозорий.
     Машина подъехала к административному зданию лепрозория, выделявшемуся среди остальных. Оно было покрашено и оштукатурено гораздо лучше, чем другие. Из домика вышла высокая худая женщина неопределенного возраста в бело-сером халате. Равнодушно взглянула на приехавших.
     - Новичков привезли, - то ли спросила, то ли сказала она.
     Инга вылезла из автомобиля, с интересом осматриваясь вокруг. Это место теперь должно было стать ее домом. Было тихо и как-то по-сельскому спокойно. Где-то мычала корова, слышалось недовольное ворчание дворовой собаки.
     - Чего стоишь? - услышала она за спиной голос женщины. - Иди в дом.
     Она послушно поднялась на две ступеньки и вошла в помещение. Пройдя по узкому коридору, вошла в кабинет главного врача. Его она уже видела несколько раз в кожном диспансере, куда ее отвозила мать на консультации, считая, что это обычное кожное заболевание и его можно будет вылечить. Именно там она познакомилась с Лаидовым, не подозревая, что совсем скоро навсегда попадет под его полный и абсолютный контроль.
     Главный врач был человеком спокойным, мягким. Работа с несчастными не сделала его циником, не отвратила от жизненных радостей. Ему было уже под шестьдесят, много лет он провел в этой больнице. Может, на его характере сказывалось отсутствие проверяющих и ревизоров, которые не рисковали заезжать сюда и досаждать его учреждению своими проверками. Может, просто сказывалась его изначально жизнерадостная натура. По натуре он был человеком добрым и непоследовательным. Дома находился под полным контролем своей строгой супруги. Именно поэтому в Умбаки он чувствовал себя на своем месте. Он был немножко гурманом, и одна из медсестер постоянно возилась на кухне, готовя ему различные блюда.
     Здесь была его маленькая епархия. Он был неплохим специалистом, одним из лучших врачей в этой области. Сказывался и общий стаж, и опыт работы. И потому больные, попадавшие сюда, почти не имели оснований беспокоиться. Но это была только видимость.
     Все качества, которых не было у Лаидова, вполне дополняла строгая старшая медсестра Екатерина Бармина. Старая дева, так и не вышедшая замуж, она почти все время проводила в лепрозории. Здесь было и ее царство, и ее единственная обитель, с чем она окончательно смирилась после сорока лет.
     Она была беспощадно строга, отличалась высокой нравственностью, как и все, кому не доступны физические радости бытия. Она была сурова с больными и служебным персоналом, представляя собой обычный тип женщины с неудавшейся личной жизнью и потому всецело преданной своей работе.
     Главный врач долго читал медицинское направление Инги. Потом так же долго протирал свои очки. После чего наконец спросил, как Инга себя сейчас чувствует.
     - Хорошо, - ответила девушка. Она действительно чувствовала себя почти хорошо. Все неуверенности и страхи остались позади. Она была здесь, и ничего более страшного уже не могло произойти.
     Главный врач наконец снова надел свои очки и пошел мыть руки, чтобы осмотреть руку Инги. Осмотр длился недолго, все было ясно и без этого медицинского ритуала, необходимого для новичков. Потом главный врач попросил Ингу выйти из кабинета, оставшись наедине с ее дядей.
     Пока она ходила по коридору, из-за тонкой гипсолитовой стены до нее долетали некоторые слова разговора. Она не хотела подслушивать, просто так получилось. Главный врач говорил о том, что родным нужно приезжать сюда как можно реже, стараясь не беспокоить остальных больных. Что по своей многолетней практике он хорошо знает, к чему могут привести частые визиты. Нервные срывы у обеих сторон, истерики, попытки к бегству больных... Он добросовестно описал весь букет возможных неприятностей.
     Очевидно, дядя соглашался, так как говорил он очень мало. А потом они вместе вышли в коридор, и дядя, не сдержавшись, крепко обнял Ингу. И даже поцеловал. Ее давно никто не целовал, кроме матери. И умершего отца. А потом дядя уехал.
     Главный врач неодобрительно смотрел на сцену их прощания, но ничего не сказал. Только, вызвав Бармину, попросил отвести новенькую больную в ее палату. Старшая медсестра грозно посмотрела на Ингу и пошла первой, ничего не сказав. Девушка, подняв свой чемодан, направилась за ней. Чемодан был тяжелый, и нести его в одной правой руке было довольно трудно. Но идти оказалось недалеко, к соседнему двухэтажному, плохо оштукатуренному зданию.
     Бармина вошла в здание первой. Дверь была открыта. Инга вошла вслед за ней. Навстречу ей шел какой-то незнакомец. Инга испуганно замерла, чуть не закричала. У него на лице... или это ей показалось... Она остановилась, прислонившись к стенке и опустив чемодан, словно уже не могла сделать ни одного шага. Бармина, услышав, что она остановилась, повернулась к ней.
     - В чем дело? - спросила строго.
     - Он... у него... - бормотала девушка, охваченная ужасом. Она впервые четко поняла, куда попала.
     - Ну и что? - спросила Бармина. - Человек болеет уже десять лет. Тебе повезло, лицо не тронуто. А у него все началось с лица. Вот нос и провалился. Обычное дело.
     - Он... я... здесь... здесь все такие? - несмело спросила Инга.
     - Конечно, нет. Здесь есть больные в гораздо худшем состоянии, - честно призналась Бармина, - но их видеть тебе совсем не обязательно. Здесь у нас больные на начальной и средней стадии поражения. А тяжелобольные находятся в другом здании. У них своя столовая, и, если не захочешь, можешь туда не ходить. Хотя все туда ходят. Там телевизор работает.
     Инга испуганно молчала. Если этот человек без носа так страшен, то как ужасны люди в другом здании! И ее ждет нечто подобное. Она закусила губу до крови и, подняв чемодан, двинулась вслед за Барминой.
     Они вошли в небольшую комнату. Здесь было достаточно чисто, опрятно. Вдоль стен стояли три металлические кровати. На одной из них лежало полотенце.
     - Ты обедала? - спросила Бармина.
     - Нет, - покачала головой Инга, - я пока не хочу есть.
     - Ну-ну, - Бармина внимательно посмотрела на девушку, - сколько тебе лет?
     - Двадцать два года.
     - Давно это у тебя?
     - Уже больше двух лет, - честно призналась Инга.
     - Училась где-нибудь?
     - Да, в медицинском.
     - Хотела быть врачом? - поняла Бармина. - Значит, мы коллеги.
     - Я ушла после второго курса.
     - Все равно. Неоконченное высшее медицинское образование. Это тоже неплохо. Договорюсь с Лаидовым, оформим тебя на полставки как медсестру. Будешь получать зарплату.
     - Спасибо, не надо, - твердо сказала Инга.
     - Ты не выпендривайся, - посоветовала Бармина, - здесь твоего согласия никто спрашивать не будет. Если нужно, будешь помогать. Поняла?
     - Да.
     - Вон там твоя кровать, - показала старшая медсестра на место в углу, - в тумбочку сложи свои вещи. Чемодан у тебя тяжелый, платья, наверно, привезла. Они тебе здесь не понадобятся.
     - Нет, это книги.
     - Книги любишь, это хорошо. Читать любишь. Сдашь свои книги в нашу библиотеку. У нас своих книг почти нет, очень маленькая библиотека.
     - Нет.
     - Что нет? - разозлилась Бармина.
     - Не сдам, - тихо сказала Инга.
     Бармина молча посмотрела на нее. Видимо, она что-то все-таки поняла. И не стала настаивать. Только проворчала:
     - Ты не очень здесь умничай. Такие вещи у нас не любят. Здесь мы все как одна большая семья. Коммунальная семья, - добавила Бармина, видимо опасаясь быть превратно понятной.
     Инга потащила чемодан к кровати. Поставила рядом. Села на стул. Правая рука нестерпимо болела.
     - Это правильно, - кивнула Бармина, - видно, что ты из интеллигентной семьи. А то наши девки сразу на постель садятся. Я им тысячу раз говорила, что садиться нужно на стул.
     - А здесь тоже живут больные, - поняла вдруг Инга.
     - Конечно, - беспощадно ответила старшая медсестра, - здесь лепрозорий, девочка, и не дом отдыха.
     Скрипнула дверь, и в комнату вошли две женщины в каких-то выцветших красно-буро-желтых халатах. У одной из них было чудовищно распухшее лицо, превратившее глаза в щелочки, а нос в смятую картошку. Волосы у нее были неопределенного рыже-белого цвета. У второй лицо было нормальное, вытянутое, с азиатскими чертами. Инга даже удивилась, увидев эту молодую женщину. Она по-своему была даже привлекательна. Только когда молодая женщина, тяжело ступая, прошла к своей кровати, Инга обратила внимание на ее ноги. Почти до колен тянулись красные шерстяные носки ручной вязки. Ноги были очень полными, неестественными, сразу бросающимися в глаза. Видимо, болезнь поразила нижние конечности женщины. Вошедшие удивленно смотрели на новенькую.
     - Познакомьтесь, - строго сказала Бармина, - это Таня, - показала она на первую женщину, - а это Азиза, - показала на вторую. - Теперь вас будет трое. Надеюсь, вы не поссоритесь.
     - Нет, - улыбнулась Азиза, - у нас всегда тихо.
     - Ты не шути, - со свистящим шепотом выдохнула Бармина, - вчера опять не была в палате. Я тебя предупреждала, Азиза, еще один раз, и переведу в другое здание. К тяжелобольным. Ты меня знаешь, я это сделаю.
     - Просто я позже пришла, - огрызнулась Азиза, усаживаясь на кровать. Ноги в чулках сразу бросались в глаза.
     - Скоро совсем ходить перестанешь, - в сердцах сказала Бармина и вышла из комнаты.
     Азиза проводила ее ненавидящим взглядом и только потом сказала Инге:
     - Как здорово, что ты приехала. Садись и рассказывай все. Мы должны подружиться. Мы теперь с тобой как сестры, всегда будем вместе.
     Опухшая Таня равнодушно прошла к своей кровати и тоже села, ничего не сказав. Инга старалась не смотреть в ее сторону. Она начала доставать из чемодана книги, раскладывая их на тумбочке. И только когда очередь дошла до Есенина, она вдруг выпустила книгу из рук и, упав на подушку, заплакала. Тихо, почти беззвучно.
     Ее соседки по палате и отныне по жизни сидели молча. Они знали, что через это проходят все новички. И таким был ее первый день в этом поселке. Так для Инги началась новая жизнь.

ГЛАВА 6

     Фотографии убитого они получили только к вечеру. Ехать в спецкомендатуры не имело смысла. Было уже слишком поздно. Шаболдаев поднялся на второй этаж, чтобы доложить обо всем начальнику райотдела. Но подполковника на месте не оказалось. В районе начались митинги протеста, на улицах появились сотни людей. Работники райкома не рисковали встречаться с митингующими, предпочитая получать донесения от сотрудников милиции, прокуратуры и КГБ.
     Последние ходили, как обычно, с умными лицами, словно знали истину в последней инстанции. Районный отдел КГБ давно превратился в параллельный центр сбора денег с местного населения. Вражеских разведчиков не могли интересовать добыча камня или разработка известняка. Их в районе никогда не видели, как не видели здесь вообще никаких иностранцев. Агентурная сеть КГБ состояла из обычных стукачей, часто желающих либо выслужиться, либо просто придать значение своим никчемным персонам. Разговоры о том, что кого-то насильно вербовали в осведомители, был всего лишь мифом. За исключением немногих порядочных людей, большинство с удовольствием и должным усердием становились осведомителями.
     И если агентурная сеть милиции состояла, как правило, из мелких и крупных правонарушителей, то агентурная сеть местного райотдела КГБ могла состоять из кого угодно. Многие даже гордились, что были осведомителями КГБ. Работники местного отдела появлялись повсюду с глубокомысленным выражением, словно Штирлицы, попавшие во враждебную обстановку.
     Единственный из чекистов, несколько прохладно относившийся к своим обязанностям и поэтому более нормальный, чем все остальные, обычно сидел в районном отделении КГБ и составлял донесения для начальства. По странной логике судьбы его звали Гамлет, и он почти всегда мучился поистине шекспировскими вопросами, сомневаясь в полезности своей работы.
     Все данные по району передавались в орготдел райкома партии, где заведующий отделом, человек маленького роста, пунктуально знакомился с ними, делая специальные выписки для первого секретаря Тоболина.
     Подполковник вернулся поздно вечером. По строгим правилам внутреннего распорядка все офицеры обязаны были ждать возвращения начальника райотдела. Только он мог решить, кому сегодня уезжать домой, а кому, оставшись, нести вахту до утра. Отпустив некоторых офицеров, уже отдежуривших в предыдущий день, подполковник наконец вызвал к себе майора Шаболдаева.
     - Уже успел отличиться, - встретил его неприветливо подполковник. - Дежурный говорит, что ты