Есть  воздерживаться,  -  выдавил  из  себя  сквозь  стиснутые  зубы
Мацухара. - Я никак не хотел тебя обидеть, Брент-сан. -  Он  повернулся  к
адмиралу: - Таково было мое мнение. Я высказал его и остаюсь при нем.
   - Оставайтесь, только чтобы на корабле, которым я командую,  его  никто
не слышал. - Он поднял глаза, прижал костлявые пальцы ко впалой  груди.  -
Древний  мудрец  Ману  сказал:  "Тело,  язык,  разум  свершают  деяния,  а
соединенная с  телом  душа  подразделяет  их  на  деяния  добрые,  злые  и
безразличные к добру  и  злу".  Так  вот,  Брент-сан,  -  он  устремил  на
американца взгляд, в котором была почти нежность.  -  Никто  не  осмелится
сказать, что ваши деяния были во зло или безразличны добру и злу.
   Брент глубоко вздохнул и шумно выпустил воздух:
   - Благодарю вас, господин адмирал. Однако ответственность за то, как  я
вел себя вчера вечером, несу я один. А действия мои  не  соответствуют  ни
моим понятиям о достойном поведении, ни кодексу бусидо.
   - Ради всего святого, Брент! - почти завопил Аллен. - Да уймись же  ты!
Приди в себя!
   Фудзита спросил его:
   - Адмирал, Брент Росс понадобится вам на лодке?
   - Разумеется! Я  уже  получил  разрешение  в  разведуправлении  на  его
перевод. Дело за вами, сэр.
   - Добро.  Лейтенант,  вы  назначаетесь  на  подводную  лодку  "Блэкфин"
командиром БЧ связи. Послезавтра вам надлежит быть в Нью-Йорке. Примете  и
проверите аппаратуру. Мы будем ждать от вас сообщений.
   - Есть, сэр, - ответил Брент почти машинально, потому что раздумывал  в
это время над словами Фудзиты: "истинный самурай". Что же - старый адмирал
засомневался в этом? Согласен с Алленом в том, что у Брента - не все дома?
Может  быть,  Фудзита  отсылает  его  на  лодку,  чтобы  уберечь  от  пули
террористов? А вдруг он и вправду сходит с ума? Это  вполне  вероятно:  не
всякий рассудок  мог  выдержать  испытания,  которым  подверглась  команда
"Йонаги". Несколько лет почти непрерывных  боевых  действий  и  опасностей
философско-психологического плана, которые,  пожалуй,  будут  еще  похлеще
огня, смерти и насилия. Разве может без ущерба  для  душевного  равновесия
он, американец по крови и  рождению,  рациональное  западное  существо,  с
колыбели затвердившее, что человек создан по образу и  подобию  Божьему  и
заключает в себе всю вселенную, воспринять восточную философию, по которой
все на свете лишь частицы бесконечного целого, плывущие по  реке  жизни  -
реке, у которой нет ни истока, ни устья? Можно ли совместить два  полярных
понятия в одной душе, не расщепив ее? А расщепление это  иначе  называется
шизофренией, так что адмирал Аллен, вероятно, недалек от истины.
   Слова Фудзиты, обращенные к Дэйл  Макинтайр,  остановили  этот  водопад
мыслей.
   - Миссис Макинтайр, вы  улетаете  сегодня  в  семнадцать  по  нулям  из
Токийского международного аэропорта?
   - Да, адмирал.
   - Вас проводит наряд, - пальцы его выбили дробь по  дубовому  столу.  -
Пишите, Хакусеки: приказ старшему офицеру. Выделить для  миссис  Макинтайр
штабной  автомобиль  с  водителем  и  двумя  охранниками.   Сопровождение:
двенадцать человек на двух боевых  машинах  с  двумя  пулеметами  "Намбу".
Двигаться  колонной,  имея   в   середине   штабной   "Мицубиси",   и   не
останавливаться ни при каких обстоятельствах. Кто бы ни требовал - полиция
ли, или Силы самообороны.
   Кацубе,  кивая,  споро  выводил   иероглифы,   потом   передал   листок
вахтенному, который вернулся к своим  телефонам  в  углу  и,  сняв  трубку
одного из них, стал передавать приказ.
   - Адмирал... - сказала Дэйл. - Мне сначала надо заехать в отель.
   - Отставить! - сказал Фудзита связисту.
   Дэйл, одолевая смущение, взглянула на него:
   - Разрешите мне поговорить с лейтенантом Россом... наедине?
   - Да, пожалуйста. По правому борту - пустая каюта.
   - А потом и я бы хотел задать несколько  вопросов  миссис  Макинтайр  и
лейтенанту, - сказал Кудо, доставая свой блокнот. - Можно?
   Адмирал кивнул, устало обвел присутствующих глазами и объявил:
   - Все свободны!
   ...Дэйл сидела рядом с Брентом,  а  капитан  Кудо  устроился  напротив,
держа наготове блокнот и ручку.
   - Мне не хочется  бередить  ваши  раны,  но  ваши  показания  я  обязан
зафиксировать, - негромко, мягко и участливо заговорил он.
   Брент кивнул и коротко, не вдаваясь в подробности -  особенно  те,  что
касались Дэйл, - рассказал о том, как развивались события  вчера  вечером.
Потом пришел черед Дэйл: она уже обрела прежнее самообладание, и голос  ее
не дрожал. Полицейский все записал, поблагодарил и ушел.
   Дэйл с тревогой взглянула на Брента.  Ее  пугала  его  необычная  вялая
покорность и уступчивость, особенно странные для  человека,  который  умел
так стремительно  нападать  и  отбивать  нападения,  так  жестоко  бить  и
беспощадно убивать. Необъятные плечи ссутулились, а в синих глазах  вместо
прежнего живого света, притягивавшего ее и обещавшего  так  много,  застыл
тусклый и безжизненный холод. Она была уверена, что не смерть  Куросу  так
опустошающе подействовала на него - это сказалось многодневное напряжение,
которое испытывал каждый из команды "Йонаги". А  Брент  был  все-таки  еще
совсем молод. И потом, он американец. "Янки-самурай",  -  вспомнилось  ей.
Разве это возможно? Разве такие вещи совместимы?
   - "Да, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут..."
- приблизив губы почти к самому его уху, прочла она строчку Киплинга.
   Он повернул голову и улыбнулся - впервые за все это время:
   - "...пока не предстанут небо с землей на Страшный  Господень  Суд",  -
продолжил он и взглянул ей в глаза: - Что ты хотела мне сказать?
   - Лучше меня и еще сто лет назад это сказал Киплинг.
   - Ты думаешь, я... как бы это выразить?.. у меня срыв?
   Дэйл на мгновение помедлила с ответом, но все же решилась:
   - Мысль о самоубийстве не может прийти в  голову  совершенно  здорового
человека.
   - Тебе этого не понять.
   - Да, это понимают японцы, но ведь они ненормальные! Нормальный человек
не может быть последователем бусидо.
   - Все зависит от  точки  зрения,  Дэйл.  Они  считают,  что  ритуальное
самоубийство - абсолютно логичный шаг.
   - В том случае, если запятнана честь?
   - Да. И западные люди поступают так же, и ты это знаешь.
   - Но когда западный человек решает покончить с  собой,  он,  во-первых,
всегда  волен  передумать,  во-вторых,   не   обставляет   суицид   такими
церемониями... И все считают это помрачением рассудка либо отклонением  от
нормы. Пойми, Брент, - голос ее зазвенел от еле сдерживаемого волнения,  -
нельзя быть единым в двух лицах. Японцы  сделаны  из  другого  теста.  Они
просто сотканы из противоречий, они упиваются ими...
   - Я погубил старшину трюмных  машинистов  Ацуму  Куросу.  Не  вижу  тут
никакого противоречия.
   - Я уже говорила тебе десять минут назад у адмирала: ты среагировал  на
скрип двери, на движение руки под салфеткой. У тебя  реакция  леопарда!  Я
никогда в жизни не видела ничего  подобного!  Промедли  ты  хоть  на  долю
секунды, нас с тобой уже на свете не было  бы.  Ты  ничем  не  мог  помочь
Куросу.
   Наконец-то в синих глубинах замерцали какие-то живые искорки.
   - Ты в самом деле так думаешь?
   - Конечно. Ты и сам знаешь, что я права.
   - Дэйл, ты - потрясающая... - он потянулся к ней и тут же  отпрянул.  -
Что  толку  вести  эти  пустые  разговоры.  Адмирал  Фудзита  не  разрешил
харакири.
   - И правильно сделал. Он мудрец и прагматик. Ты  ему  нужен,  и  он  не
может позволить себе такой роскоши - выбросить тебя  за  ненадобностью.  А
скажи мне... этот летчик-подполковник...
   - Йоси Мацухара.
   - Да-да! Он что - тоже хотел совершить харакири?
   - Да. В перестрелке погибла его невеста. Он винил в этом себя.
   - Господи мой Боже, в голове не укладывается! - она поглядела на  него,
явно стараясь подавить рвущуюся на поверхность досаду. - Почему  же  нужно
подвергать свою  мужественность  испытанию  смертью?!  Почему  ты  боишься
проверить себя - женщиной?  Разве  проще  пустить  себе  пулю  в  лоб  или
вспороть живот, чем... любить, любить женщину?! Меня любить?  -  последние
слова вырвались словно противнее воли.
   Брент взглянул на нее почти с благоговением.
   - Ты  потрясающая  женщина,  Дэйл,  и  слова  твои  вонзаются  не  хуже
скальпеля. Подобные мысли мне никогда не приходили  в  голову.  "Испытание
смертью..." - повторил он, словно хотел запомнить эти  слова  навсегда,  и
улыбка смягчила каменные очертания квадратного подбородка. - Любить  тебя?
Такую умницу, такую красавицу? Нет, это проще и легче, чем по доброй  воле
отправиться на тот свет.
   - Вот и люби.
   По выражению его глаз Дэйл видела, что он возвращается из  своей  дали,
но все еще отчужден.
   - Когда-нибудь, - сказал он, обведя вокруг себя рукой. -  Когда-нибудь,
когда все это кончится.
   Новая мысль осенила ее:
   - Думаю, не зря тебя переводят на лодку.  Это  будет  полезно  во  всех
смыслах.
   - Фудзита согласится с тобой.
   - "Блэкфин" стоит на Гудзоне - в нескольких  минутах  ходьбы  от  моего
дома.
   Брент молчал.
   - Мы увидимся с тобой?
   Он медленно перевел на нее глаза - отстраненные и непроницаемые, как  у
медитирующего монаха.
   - Да. Увидимся.
   Но голос его не убедил Дэйл.
   В дверь постучали, и в каюту, не дожидаясь разрешения, заглянул  Митаке
Араи.
   - Миссис Макинтайр, я за вами: сопровождение готово и ждет, - глаза его
с сочувствием и любопытством скользнули по лицу Брента.
   - И я готова. - Дэйл поднялась.
   Брент остался сидеть, глядя, как она направляется к двери.
   - Постой! - вдруг крикнул он. Дэйл замерла. - Провожу тебя до сходней.
   - Польщена, - рассмеялась она.
   Следом за Араи они вышли в коридор.


   Через  два  дня,  за  семь  часов  до  того,  как   колеса   чартерного
"Констеллейшн", на  борту  которого  находился  будущий  экипаж  подводной
лодки, оторвались от взлетной полосы в Цутиуре,  Брента,  Марка  Аллена  и
Ирвинга  Бернштейна  вызвал  к  себе  адмирал.  Брент  успел  отдохнуть  и
выспаться, подавленность сменилась его обычной энергией,  голова  работала
четко и  ясно,  и  мучительные  мысли  не  преследовали  его  больше,  как
неотвязные голодные демоны. Нет, он не забыл трагедии в отеле "Империал" и
несколько раз, увидев во сне убитого Куросу, просыпался в  холодном  поту.
Ничего не кончилось - и не кончится никогда. И Дэйл не было  рядом  -  она
уже улетела в Нью-Йорк... Пустота и уныние царили в душе лейтенанта.
   На столе адмирала он сразу увидел только утром расшифрованное им  самим
донесение. Пальцы Фудзиты выбивали по нему замысловатую дробь.
   -  Под  эгидой  ООН  в  Нью-Йорке   намечается   провести   встречу   -
неофициальную,  конечно,   -   представителей   Организации   Освобождения
Палестины и еще кое-каких арабских группировок с американцами, англичанами
и израильтянами. Японию не приглашали.
   Трое офицеров молча кивнули. Они расшифровывали депешу и были знакомы с
ее содержанием.
   - ООП не является членом ООН, господин адмирал, - напомнил Брент.
   -  Тем  не  менее  их  представитель  сидит  в  Нью-Йорке,  -  возразил
Бернштейн.
   - В донесении ничего не  говорится  о  египтянах,  сирийцах,  ливийцах,
иорданцах и всех прочих, - сказал Аллен.
   -  Что-то  затевается.  Я  хочу,  чтобы  вы  приняли  участие  в   этих
переговорах и представили мне подробный доклад.
   - Это будет очень и очень непросто, - сказал Бернштейн.
   - Знаю. Вы, полковник, осведомлены о нравах этих  негодяев  лучше,  чем
кто-либо. Я поручаю это вам. Полетите в Нью-Йорк.
   - Сэр... Адмирал Аллен и лейтенант Росс тоже покидают "Йонагу", меня вы
отправляете вместе с  ними.  Кто  будет  заниматься  декодированием?  Наши
шифровальщики Рид и Пирсон - отличные ребята и знают  свое  дело,  но  тут
нужны кое-какие специальные навыки.
   - Я затребовал офицеров, которые вас заменят, и они  должны  прибыть  с
минуты на минуту. - Как всегда, в раздумье он принялся крутить  и  дергать
седой волос на подбородке. - Я вот что решил: вы - все трое - будете моими
официальными представителями  на  этом  сборище,  какой  бы  бессмысленной
говорильней оно ни оказалось. И главное - возвращение "Блэкфина"  в  строй
должно быть тайной для всех.
   - С вашего позволения, адмирал, - сказал Аллен. - Это невозможно. Лодка
стоит на Гудзоне, ее видят сотни тысяч  глаз.  Мы  отправляем  в  Нью-Йорк
новый экипаж - тридцать одного  человека,  а  город  кишит  шпионами:  все
сотрудники советской миссии при ООН работают на  КГБ.  То  же  самое  и  у
арабов. Нас засекут, как только мы приземлился в аэропорту Кеннеди.
   -  Все  это  мне  известно,  -  сказал  Фудзита.  -  И  все-таки   надо
постараться.
   - По "легенде" ВМС США передает лодку в дар  Департаменту  национальных
парков Японии как музейный экспонат. Так?
   -  Так.  И  это  не  какая-нибудь  действующая  модель,  а   подлинная,
всамделишная субмарина времен Второй мировой, причем  способная  двигаться
своим ходом и сохранившая боеспособность. Это образец  того,  с  чем  имел
дело императорский флот на Тихом океане.  -  Все  молча  слушали  адмирала
Аллена, который демонстрировал блестящую память. - Часть сил, уничтоживших
более двухсот боевых кораблей и почти шесть миллионов тонн груза.
   - Да-да, - не без досады сказал адмирал Фудзита.
   Брент и Аллен многозначительно переглянулись, а Бернштейн продолжал:
   - Насчет ООН - не знаю, сэр, право же, не знаю...  Добра  от  этого  не
жду,  арабы  моментально  заподозрят  подвох...  В  этой   затее   столько
противоречий, что...
   Костяшки сухого кулачка стукнули о стол.
   - Мне вам нечего возразить, Ирвинг-сан, но и выбора у нас нет. ВМС  США
требует, чтобы мы забрали лодку в нью-йоркской гавани или же  не  забирали
ее вовсе. - Он скупо улыбнулся.  -  Что  касается  противоречий...  Вы  же
знаете: мы, японцы, обожаем их, мы и сами -  ходячее  противоречие.  -  Он
невесело рассмеялся, задвигал по  столу  пальцами,  похожими  на  высохшие
корешки. - Попробуйте, полковник. Вы можете, как говорится, наводить  тень
на ясный день: тогда,  глядишь,  и  обнаружится  истинная  подоплека  этих
переговоров. Вот и все мои напутствия.
   В дверь постучали, и по знаку адмирала часовой отворил ее. Вошли  двое.
Первый  был  в  американской  военно-морской  форме  со  знаками  различия
коммандера. Второй - в защитном комбинезоне израильской армии.
   - Вот вам и замена, - сказал Фудзита.
   - Каррино! Джозеф Каррино! -  воскликнул  Аллен,  крепко  пожимая  руку
невысокому смуглому человеку, в облике  которого  безошибочно  угадывались
явные черты латинской  расы.  -  Ну,  о  таком  специалисте  можно  только
мечтать: мой выученик! - Он с энтузиазмом похлопал коммандера по плечу.
   Бернштейн тоже узнал во вновь прибывшем старого знакомого:
   - Маршалл Кац, рад вас видеть! Шалом!
   - Шалом!  -  ответил  израильтянин,  худощавый,  седеющий  человек  лет
шестидесяти, прокаленный солнцем  и  горячими  ветрами  пустыни  до  такой
степени, что под морщинистой задубелой кожей не осталось,  как  у  вяленой
рыбы, ни капли влаги. У него оказался  сильный  звучный  голос  и  крепкое
рукопожатие.
   Адмирал легким покашливанием заставил всех вытянуться.
   - Вот мое предписание, сэр,  -  Каррино  протянул  ему  длинный  желтый
конверт.
   То же самое сделал Кац.
   Адмирал, воздев на нос маленькие очки в круглой железной оправе, быстро
проглядел документы и, очевидно, остался доволен:
   - Приветствую вас, господа, на борту авианосца "Йонага".
   - Для нас большая честь  служить  под  вашим  началом,  сэр,  -  сказал
коммандер.
   - Мы - союзники, господин адмирал,  и  Израиль  склоняет  голову  перед
жертвами, которые понесли ваши моряки, защищая наше государство и  свободу
всего мира от терроризма, - торжественно произнес Кац.
   Адмирал поблагодарил его учтивым  кивком  и  медленно,  словно  суставы
совсем износились за сто лет службы, поднялся со стула:
   - Ознакомлю вас с последними данными разведки. - Он показал на висевшую
на переборке карту.  -  Мы  получили  радиосообщения  нашей  агентуры:  на
Сайпане и Тиниане идет беспощадная резня местного населения. На аэродромах
кипит работа: арабы расширяют и ремонтируют их.
   - А все необходимое им, очевидно, доставляют подводные лодки, - добавил
Аллен.
   - Да. Поскольку самолетов не замечено. - Он ткнул в нижнюю часть карты.
- "Маджестик" отстаивается в сухом доке в Сурабае. Это дело еще нескольких
месяцев. - Указка скользнула в сторону Каролинских островов. -  Второй  АВ
"Принсипе де Астуриас", два  крейсера  и  не  меньше  двенадцати  эсминцев
находятся на атолле Томонуто. Там же были  замечены  две  плавбазы  и  два
танкера. У нас есть время - время  для  того,  чтобы  потренировать  наших
летчиков и выйти для решающего удара. Нам нужен "Блэкфин" - арабы не  ждут
появления лодки. - Он выразительно глянул на Аллена. - Если мы  утопим  их
авианосец, когда он снимется с Томонуто нам наперехват...
   - Да-а, - протянул тот. - Кое-какие перспективы это открывает. Надо  бы
не прозевать.
   - Обстановка ясна? - спросил Фудзита у вновь прибывших.
   - Ясна, господин адмирал! -  ответили  они  в  один  голос,  а  Каррино
продолжил:
   - По моему мнению, сэр, их присутствие на Марианах  ставит  под  угрозу
весь наш  замысел.  Им  нужны  лишь  несколько  бомбардировщиков  дальнего
действия...
   - Вы проницательны, коммандер, - сказал Фудзита. - Есть такая старинная
арабская поговорка: "Если дать верблюду однажды просунуть в шатер  голову,
он скоро влезет туда целиком".  Мы  готовим  десантную  операцию,  обучаем
людей и вышвырнем "верблюда из шатра".
   Послышался  общий  смех.  Брент  едва  удержался,  чтобы  не   крикнуть
"Банзай!".
   Старик перевел на него глаза.
   - Вас, лейтенант, и вас, господа, - он взглянул на Аллена и Бернштейна,
- попрошу познакомить наших новых офицеров с  оборудованием,  аппаратурой,
представить им личный состав БЧ, после чего собираться в  путь.  На  новом
месте глядите  в  оба:  нью-йорские  лихачи  опаснее  арабских  пикирующих
бомбардировщиков.
   Все  снова  рассмеялись.  Адмирал  повернулся  к  резному   деревянному
изображению пагоды. Все стали "смирно". Фудзита дважды хлопнул в ладоши.
   - Проведи нас по всем восьми виткам пути, проложенным Осиянным, не  дав
уклониться ни к соблазнам, ни к аскетизму, приобщи нас к Четырем  Истинам,
даруй силы возобладать над врагами и перебить их как  собак.  -  Он  снова
хлопнул в ладоши, показывая, что молитва не кончена. - Враги многочисленны
и могущественны и летят на нас, подобно тайфуну на  экваторе.  Но  крепкое
дерево лишь гнется, но не ломается, сколько бы снега ни  пригибало  его  к
земле. В 1946 году, когда отчаяние владело Японией, наш  император  сказал
так: "Под гнетом снега ветви  сосен  склоняются  до  самой  земли,  но  не
ломаются". - Он обернулся и обвел  глазами  лица  офицеров,  словно  хотел
вдохнуть в них свою силу и решимость. - Пусть осенит нас образ Сына Небес,
когда мы, отстаивая справедливость и честь, пойдем в бой. - Он замолчал на
минуту и потом обычным тоном закончил: - Все свободны.
   В коридоре Брента ждал Йоси  Мацухара.  Он  повел  американца  к  себе,
объясняя на ходу:
   - Приехал с аэродрома узнать,  прибыли  ли  новые  двигатели,  и  хотел
повидать тебя перед отлетом.
   Закрыв дверь в свою по-спартански скромную каюту,  летчик  поставил  на
стол бутылку виски "Джонни Уолкер"  с  черной  этикеткой  и  наполнил  два
стакана.
   - Хватит, хватит, - остановил его Брент. - Сегодня еще много дел.
   - За "Блэкфин"! - провозгласил Йоси, и они выпили.
   - Ну, как твои новички?
   - Осваиваются понемногу. Есть очень способные парни.  Но  "Зеро"  после
того, как на него поставили новый мотор, стал  очень  коварной  машиной  -
ничего не прощает. - Он вздохнул. - Вчера один разбился. Не сумел выйти из
"мертвой  петли".  Сего