ру Фудзита.  -  Все  это
мне известно. Я капитан корабля.
   - Да, адмирал, я этого  и  не  оспариваю.  -  Профессионализм  вытеснил
субординационный трепет. - Но если вы присовокупите недостаточное  текущее
техническое обслуживание  к  вашим  торпедным  пробоинам,  то  вы  просите
невозможного. Мне потребуется четыре месяца, а не четыре недели.
   Фудзита наклонился вперед, его злость сменилась решимостью.
   - Вы можете отремонтировать корпус? Очистить котлы и испарители?
   -  Да.  Но  внутренние  отсеки...   Они   не   могут   быть   полностью
восстановлены.
   - Водонепроницаемость отсеков может...
   - Да.
   Фудзита поджал тонкие губы.
   - Мне нужен погреб пятидюймовых снарядов, остальное необязательно.
   -  Я  могу  обеспечить  вас  чистыми  котлами,  трубами,  испарителями,
погребом, топливными танками и  корпусом,  они  будут  как  новые.  -  Все
вздохнули, на лицах присутствующих появились улыбки.
   - Корабли сопровождения.
   - Мои подчиненные осматривают их, адмирал.
   - Торпеды? Мои эсминцы должны были их получить.
   - Мне ничего не известно о торпедах, адмирал. -  Фудзита  повернулся  к
Марку Аллену.
   - Вы говорили, что они ждут нас!
   Аллен с трудом сглотнул и посмотрел на Брента Росса.
   - Согласно последней полученной нами информации из МВР,  -  сказал  он.
Брент подтверждающе кивнул.
   - Но их нет!
   - Я  могу  связаться  с  командованием  ВМФ  через  нашего  атташе  при
посольстве.
   - Сделайте это лично.
   - Сейчас?
   - В воскресенье. Мне  необходимо,  чтобы  в  течение  следующих  сорока
восьми  часов  весь  штаб  находился  на  борту.  -  Адмирал  обратился  к
Бернштейну. - Тогда же и вы сможете забрать новое шифровальное устройство.
- Израильтянин кивнул. Брент зачарованно наблюдал, как  гибкий  ум  открыл
еще одну свою важную сторону.
   - Капитан первого ранга  Аоги,  мы  потеряли  шестьдесят  три  летчика,
семьдесят два техника, сорок два артиллериста и восемьдесят три матроса  в
результате попадания торпед.
   Аоги с улыбкой ответил:
   - Адмирал, у нас есть тысячи летчиков,  готовых  летать  для  вас.  Сто
пятьдесят  тренируются  в  Цутиуре  и   Токийском   международном.   Сотни
артиллеристов и моряков ожидают вашего приказа в Сасебо.
   - Самолеты? Двигатели?
   Улыбка стала шире.
   -  Инженеры  "Накадзимы"  сконструировали   новый   двигатель   "Сакаэ"
мощностью тысяча двести лошадиных сил, инженеры  "Мицубиси"  разобрали  по
косточкам музейный  экспонат  А6М2,  и  сейчас  завод  фирмы  приступил  к
производству фюзеляжей.
   - Мы потеряли двадцать два "Зеро".
   - У нас есть и, самолеты, и летчики.
   - Банзай! Банзай!
   Фудзита тяжело поднял руки. Наступила тишина.
   - Распорядитесь, чтобы летчики собрались  в  Токийском  аэропорту.  Мой
командир авиаотряда, -  адмирал  указал  на  Мацухару,  -  отберет  замену
выбывшим.
   - Да, адмирал.
   - Адмирал, вопрос с увольнительными для экипажа, - спросил Кавамото.
   Фудзита устало опустился на стул.
   - Помню. В декабре прошлого года только половина команды  решила  пойти
на берег, и большинство испытывали чувство  омерзения  после  возвращения.
Япония уже не та, какой мы ее покинули. - Он вяло махнул рукой.  -  Японцы
не чтут память императора, как вы. У них есть  телевизоры,  и  они  торчат
перед ними, как растения. Музыки уже  нет,  ее  вытеснили  певцы,  которые
визжат и не могут прочесть  нот  или  вести  мелодию,  хотя  именуют  себя
артистами. Машины мчатся  по  огромным  залитым  асфальтом  пространствам,
отравляя наш воздух. Здания из бездушного бетона на сотни метров  взмывают
в небо, словно отвратительные мертвые леса. Это не  наша  Япония,  не  та,
которую мы оставили.
   - Но Хирохито - наш император, адмирал. И эта страна - наша родина.
   Фудзита медленно кивнул.
   - Да, Масао-сан. Уже более четырех десятилетий жизнь для моих моряков -
это служба на "Йонаге".
   - Они не жалуются, адмирал.
   - Знаю, Масао-сан. Кровь, текущая в наших жилах, сохраняет  нам  жизнь.
Так и с командой. Нельзя ее обескровливать.
   - Они не оставят нас, адмирал.
   - Разумеется. Предложите увольнительные желающим  -  левому  и  правому
борту по очереди. Но режим готовности два сохраняется.
   - Есть, адмирал, - ответил Кавамото, черкая что-то в желтом блокноте.
   Фудзита обвел усталым взглядом напряженно-внимательные лица сидевших за
столом.  Потом  провел  ладонью  по  испещренной  морщинами  щеке,  словно
усталость была маской, которую  он  мог  снять  с  лица  и  отбросить.  Он
медленно заговорил.
   - Перед нами стоят трудные задачи и сопутствующий им огромный риск.  Но
если мы вспомним слова великого воина Такеды Синге, которые  он  нанес  на
свои знамена самурайской добродетели: "Быстрый как ветер,  энергичный  как
огонь, спокойный как лес и несокрушимый как гора", то ничто  не  остановит
нас!
   - Банзай! Банзай!
   - Правильно! Правильно!
   Старик сел, сложил руки на груди, улыбнулся и медленно произнес:
   - Возвращайтесь к своим обязанностям, джентльмены.
   Офицеры тихо вышли, оставляя адмирала сидящим с полуприкрытыми  глазами
в кресле. Старческое лицо выражало удовлетворение.
   - Домой, - медленно произнес адмирал, выдвинул ящик и  достал  огромный
фолиант.  Вздохнув,  он  открыл  альбом  и  стал   смотреть   пожелтевшую,
ретушированную официальную фотографию худощавого темноволосого человека  с
жестким надменным взглядом и невысокой  красивой  женщины,  чьи  блестящая
кожа и волосы, казалось, сверкали, словно  полированные,  даже  на  старой
фотографии. Мужчина был одет в  западный  костюм,  с  жилетом,  галстуком,
заколотым булавкой, а женщина - в изысканном традиционном кимоно  с  белым
поясом оби, обвязанным вокруг ее осиной талии, и в носках таби. Два юноши,
тоже в западных костюмах, стояли между  ними.  Один  -  лет  девятнадцати,
высокий и стройный, как тростник, с отрешенным взглядом эстета.  Второй  -
на вид лет шестнадцати, невысокий, коренастый с серьезным  умным  взглядом
широко посаженных глаз.
   Перевернув фотографию, Фудзита увидел надпись: "Сейко и Акеми Фудзита с
сыновьями Хатиро и Хироси встречают год 2561  -  XX  век  по  европейскому
календарю. Да здравствует император Мэйдзи!"
   Дом семьи Фудзиты, где родился и  рос  Хироси,  находился  в  Сэкигара,
пригороде Нагой, где Сейко Фудзита занимал должность профессора математики
в  Нагойском  университете.  Типичный  дом   страны,   терзаемой   частыми
землетрясениями, он был из дерева  и  бумаги  с  кипарисовыми  стойками  и
тщательно подобранными, подогнанными и любовно  отполированными  кедровыми
досками.  По  сравнению  с  домами  соседей,   он   выглядел   крупнее   и
состоятельнее,  отражая  былую   славу   великих   самурайских   традиций,
рухнувших, но не уничтоженных кровавой  реставрацией  Мэйдзи  в  1867-1868
годах и мятежа Сайго в 1877 году.
   Хироси и Хатиро имели собственные комнаты; Хироси  -  большую  на  "три
мата" комнату с раздвижными ставнями, открывавшими вид на сад. В целом все
комнаты выходили на огромный участок вокруг дома, и грань, разделявшая дом
и природу, напрочь отсутствовала.  Здесь,  казалось,  человек  был  частью
природы. Аккуратно сделанные дорожки, петляющие среди  неправильной  формы
лужаек, торчащие там и сям камни, ручей,  мостик,  кусты,  клумбы  азалий,
жасмина, гардений с нечеткой границей из сосен и кленов,  отделявших  дома
соседей и создававших полную гармонию в целом.
   В детстве мальчики носились со своими сверстниками, вопя  и  крича,  по
этой чудной стране, играя в самураев и скрещивая деревянные палки в жарких
ребяческих битвах.  Позднее,  когда  они  становились  старше  и  сильнее,
деревянные  мечи  из  крепкого  дерева  вытеснили  палки,  а  удары  стали
молниеноснее и болезненнее, несмотря на защитные  щитки.  Мальчики  любили
стрелять из лука, борьбу сумо, футбол и новую американскую игру бейсбол  -
с битами и мячом, приводившую ко многим горячим спорам.
   Отец, бывало, бранился и иногда разгонял  расшалившихся  мальчишек,  но
Акеми не выказывала раздражения, ее  глаза  всегда  струились  добротой  и
любовью.
   Каждый вечер семейство в полном составе смывало дневную грязь,  которая
считалась  оскорблением  богов,   "обрядом   очищения":   огромная   бочка
наполнялась горячей водой, вымывшиеся до блеска члены семьи садились в нее
в неизменном порядке: сначала Сейко, потом Акеми, затем Хатиро  и  наконец
Хироси. Это был момент очищения души и  тела,  и  Сейко  говорил  о  долге
каждого самурая перед императором и рассказывал  о  героических  делах  их
многочисленных прославившихся предков.
   Все внимательно слушали, когда он внушал мудрые вещи:
   - Весь мир находится в поисках Бога, но только Япония  имеет  настоящую
Госпожу,  Аматэрасу,  которая  сияет  в  небе  и  дала   рождение   нашему
императорскому трону. Япония -  божественная  страна,  а  император  -  ее
сердце. Он сожалел о европеизации страны и часто цитировал своего любимого
поэта Татибана.

   Счастье,
   Что в эти дни восхищения
   Всем иностранным,
   Я кажусь человеком,
   Который помнит об императоре.

   В доме Фудзиты находилось  два  алтаря,  один,  чествовавший  Будду,  а
другой предназначался таинственным ками - богам Синто. Благодаря синтоизму
молодой Хироси познакомился с многочисленными богами, являвшимися причиной
небесных и природных чудес Земли.
   Синтоизм учил, что прямой наследник богини солнца  Аматэрасу  император
Дзимму был первым  смертным  правителем  Японии  и  что  Мэйдзи  стал  сто
двадцать вторым в этой неразрывной  цепи.  Семья  Фудзиты  даже  совершила
паломничество в храм Кумано-Нати, построенный на  склоне  горы  на  берегу
озера недалеко от Кациуры. На территории храма, находившегося  по  меньшей
мере на высоте 1200 метров, располагался водопад Нати, и семья  взбиралась
по каменным ступеням, вырубленным в горе рядом с ревущим,  мечущим  брызги
стремительным потоком. Наконец, усталые и счастливые, они стояли в главном
здании под огромным камфорным деревом. Там Хироси почувствовал дух  богини
как осязаемую силу, которая сорвала с его губ "Банзай, император Мэйдзи!".
Его мать обняла его, а отец и брат  гордо  стояли  рядом.  В  этот  момент
Хироси понял, что его меч предназначен для службы императору.
   Но и буддизм не был отвергнут. Стоя перед алтарем в гостиной  их  дома,
Хироси смотрел на маленького золотого Будду, освященного в храме Тодадзи в
Нару, где находился сидящий пятидесятифутовый Дайбуцу - огромный Будда  из
золота и бронзы, - рядом с которым  семья  ежедневно  слушала,  как  Сейко
говорил о  четырех  правдах:  существование  -  это  страдание,  страдание
произрастает из желания, желание можно подавить, но очищения можно достичь
только правдивым и скромным поведением - следуя путем Будды.
   Оба юноши прекрасно учились и опережали своих  одноклассников  по  всем
предметам. В День мальчиков  семья  Фудзиты  высоко  над  домом  водружала
традиционного матерчатого карпа. Но их знамя  было  больше,  материал  его
ярче, и реял он более гордо, чем у кого бы то ни было из соседей.  А  карп
являлся наиболее почитаемой рыбой - символом силы,  решимости,  энергии  и
власти, Хироси и Хатиро смотрели вверх и их переполняло самодовольство.
   Не прошло и года с начала  нового  столетия,  когда  появилась  тревога
из-за планов России насчет Маньчжурии  и  Кореи.  Хатиро  сразу  же  пошел
служить в армию, а Хироси с завистью наблюдал, как отец  подарил  старшему
брату фамильный меч, когда Хатиро уезжал на командирскую подготовку. Через
месяц Хироси поступил на военно-морской флот, и его послали в  Эта  Дзима,
где ему удалось выдержать жесткую казарменную жизнь  и  он  смог  получить
офицерский чин.
   Четвертого февраля 1904 года началась война с Россией. Через  несколько
недель армия уже вела тяжелые бои в Корее и Маньчжурии, особенно  кровавые
у Порт-Артура и Мукдена. Не прошло и шести месяцев военных  действий,  как
погиб, возглавляя атаку на русские укрепления в Мукдене, Хатиро. Хироси, в
то время новоиспеченный младший лейтенант, навсегда запомнил, когда в  дом
принесли пепел брата в  обычном  белом  деревянном  ларце  с  иероглифами,
описывающими его геройскую смерть.
   Ларец принес командир Хатиро, он вручил его отцу, стоявшему с  каменным
лицом рядом с дрожавшей от  обрушившегося  горя  Акеми.  Не  меньше  сотни
собравшихся  соседей  кричали  "Банзай!".  Потом  Сейко  в   сопровождении
офицера, жены, сына и похоронной процессии прошли вокруг дома в  сад,  где
на пригорке за каменным мостиком находился новый храм. Каменные ступеньки,
фонарь и ворота-тории гармонировали  с  полированным  гранитом  храма.  По
другую сторону входа лежали традиционные собакольвы. Но эти были выкрашены
белым. Сейко Фудзита с  почтением  положил  прах  своего  сына,  обретшего
вечный покой; буддийский монах нараспев читал  молитву  и  звонил  в  свой
колокол. Перед уходом Хироси заметил, что в храме была ниша для еще одного
ларца.
   Война завершилась сокрушительной победой над русским флотом в Корейском
проливе. Хироси, командира кормовой  башни  линкора  "Микаса",  охватывало
возбуждение, когда в прицел он ловил  цель  и  лично  стрелял  из  больших
двенадцатидюймовых орудий. Он убил сотни врагов. И очень этим гордился.
   После окончания войны Япония аннексировала Корею и получила концессии в
Маньчжурии. Хироси Фудзита пребывал в  состоянии  исступленного  восторга.
Впервые в истории  азиатское  государство  нанесло  поражение  европейской
мощи. А мать проводила долгие часы в саду, стоя на коленях перед гранитным
храмом. Она пренебрегала едой и сохла, в одночасье став старухой. В черных
глянцевых волосах заструилась седина, на  лице  появились  морщины,  яркие
глаза потускнели.
   - Хатиро сейчас вместе с богами. Дух его в  храме  Ясукуни!  Ты  должна
быть счастлива, - заметил ей как-то Сейко, когда Хироси  приехал  домой  в
отпуск.
   - Да, знаю, Сейко-сан, - отвечала Акеми. - Я полна счастья.  -  В  1907
году ее иссохшее  тело,  похожее  на  скелет,  нашли  распростертым  между
собакольвами. Ее широко раскрытые невидящие глаза глядели на белый  ларец,
а когтеобразные руки тянулись к нему.
   После  положенного  траура  Сейко  вернулся  к  своим  обязанностям   в
университете, найдя утешение  в  обществе  местной  гейши,  с  которой  он
встречался в маленьком домике в окрестностях Нагой. Хироси тоже вернулся к
своей "гейше" - императорскому военно-морскому флоту, где он быстро  вырос
до капитан-лейтенанта. В 1912 году спустя неделю после  смерти  императора
Мэйдзи умер Сейко Фудзита. Все говорили,  что  от  горя,  -  то  же  самое
чувство потери, подавляющее жизнь, которое  привело  к  харакири  генерала
Ноги и полковника Коноэ в день похорон. Но были и смешки, когда  появились
слухи, что старик умер от истощения между тяжелыми бедрами одной из  самых
известных нагойских гейш.  Тем  не  менее  Хироси  под  читаемые  нараспев
молитвы и звон колоколов, вытеснявших разум, положил  прах  отца  рядом  с
матерью  в  фамильном  склепе  за  стеной  храма  Абсолюта  возле   Киото.
Вернувшись в опустевший дом, он долго молча стоял перед храмом,  глядя  на
незанятую полку рядом  с  пеплом  брата.  Хироси  помолился,  прося  богов
хранить это место.
   В 1914 году Япония объявила войну Германии  и  к  1918  году  захватила
немецкие базы в Китае и островные колонии в  Тихом  океане.  В  1919  году
Хироси получил звание капитана третьего ранга.
   Поскольку японский военно-морской флот строился по образцу британского,
четыре первых линкора сооружались в Великобритании, а  официальным  языком
флота был английский, сотни офицеров отправились для дальнейшего  обучения
в Великобританию и США. К концу 1919 года капитан третьего  ранга  Фудзита
был  зачислен  в  Южно-Калифорнийский  университет  как  майор  английских
вооруженных сил. Быстро продвинувшийся по службе,  незаурядный,  холостой,
он являлся  идеальным  кандидатом  на  учебу.  Наблюдательный,  обладающий
фотографической памятью Хироси скоро понял скрытую силу Штатов и  огромный
потенциал, таящийся в рослых, сильных американцах. Фудзита часто ездил  по
железным дорогам "Сауферн Пасифик" и "Юнион Пасифик",  перед  его  глазами
открывались обширные земли, которые могли бросить вызов  великим  равнинам
Китая. Он даже ездил в Мехико, где встретился  со  своим  однокурсником  и
приятелем по  Эта  Дзима  Исоруку  Ямамото,  который  автостопом  ехал  из
Гарварда.  Позже  Исоруку  командовал  объединенным   флотом.   Они   пили
мексиканскую водку текилу, крутили любовь  с  мексиканскими  девушками,  с
громким смехом вспоминали годы учебы. Оба понимали, что Японии никогда  не
победить Америку.
   После возвращения Хироси  в  Японию  холостяцкая  жизнь  стала  тяжелой
ношей. Ему было уже сорок, жизни оставалось все меньше, и он был последним
Фудзитой. Хироси влюбился дважды за один год.  Его  первой  любовью  стала
авиация, и он закрепил брачные отношения в  летной  школе  в  Касумигауре,
когда в июне 1924 года получил нашивки летчика.  После  своего  назначения
офицером управления полетами на новый авианосец "Акаги" - вариант  боевого
крейсера,  построенного   невзирая   на   решение   лондонского   морского
соглашения,  -  он  встретил  Акико  Минокаму,  жившую  в  Хиросиме,   где
базировался авианосец.
   Невысокая,  с  кожей  полированной  слоновой  кости,  Акико   оказалась
сокровищем, в ее глазах  родилась  любовь  с  самого  первого  момента  их
встречи. Хотя ей было лишь семнадцать, ее отец, процветающий рисоторговец,
с радостью согласился на их союз. Хироси продал фамильный дом  в  Нагое  и
перевез храм с прахом брата на чудесную, усаженную цветами полянку в  саду
у  дома,  который  он  купил  в  Хиросиме.  И  пара  зажила  необыкновенно
счастливым браком в стране, где супружество  обычно  определялось  семьями
при рождении ребенка и союзы заключались между  почти  незнакомыми  людьми
сразу же по достижении половой зрелости. Хироси никогда не искал для  себя
гейшу, как это  делали  многие  его  знакомые  офицеры.  Исоруку  Ямамото,
счастливый в браке и сходивший с ума  от  любви  к  гейше  в  Кобэ,  часто
упрекал  Хироси  за  его  "ненормальную  преданность".  Но  Хироси  только
улыбался. В 1926 году у него родился первый сын Казуто, в 1928-м - второй,
Макото.
   Следующее десятилетие Фудзита и Ямамото встретили в напряжении растущих
амбиций армии в Китае. В 1931 году Квантунская  армия,  действовавшая  как
государство в государстве, оккупировала Маньчжурию и создала марионеточное
государство Маньчжоу-го.  Китайский  дракон  отполз  зализывать  раны,  но
сердито  зарычал  русский  медведь,  сосредоточивая  новые  моторизованные
дивизии вдоль более  чем  трехтысячекилометровой  границы  с  Маньчжоу-го.
Понимая, что война против живой силы Китая и России приведет к  поражению,
военно-морские силы стали  расширять  зону  своего  влияния  на  юге  -  в
Голландской Индии, поближе к бесценным нефтяным месторождениям  Суматры  и
Явы.
   В середине тридцатых годов Фудзита дослужился до контр-адмирала  и  был
вторым лицом в штабе Исоруку Ямамото, ставшим к тому времени адмиралом.  В
ВМС с  тревогой  наблюдали,  как  гибнут  различные  политические  лидеры,
выступавшие против завоевательских амбиций армии в Китае. "Государственный
геноцид", так охарактеризовал происходящее Исоруку.
   В 1936  году  под  руководством  "Кодоха"  [профашистская  группировка]
подняла мятеж Первая пехотная дивизия, покинувшая свои  казармы  в  Токио;
мятежниками  были  убиты  некоторые  наиболее  выдающиеся  государственные
деятели. По чистой случайности избежал смерти премьер-министр.  Хотя  путч
был  подавлен,  его  лидеры   казнены,   армия   вышла   из-под   контроля
правительства и страна полным ходом шла к войне.
   Фудзита и Ямамото враждовали не только с  армейским  руководством,  они
обнаружили, что нажили себе врагов  и  среди  старых  адмиралов  ВМС,  так
называемых моряков с лин