с  расходящимися
лучами символизировало богиню солнца Аматэрасу ("Та, кто сияет на  небе"),
статуя Будды, по  слухам,  собственноручно  отлитая  из  золота  мучеником
Денгио Дайси, маленький храмовый колокол из  Нару  Тодадзи,  сделанная  из
золота и драгоценных камней композиция, представлявшая  Кваннон,  Дзизо  и
Амиду, олицетворявших единство настоящего, прошлого и будущего, жадеитовый
конь - символ успеха, тигр из эбенового дерева, полоски на шкуре  которого
были сделаны из золота, - символ беспощадности к врагам Японии и  упорства
в защите ее рубежей. Здесь же висели многочисленные золотые  и  серебряные
медали, выбитые в честь славных побед японского оружия.
   Оглядев собравшихся, лейтенант Росс подумал, что кое-кого из  тех,  кто
некогда  сидел  за  этим  столом,  уже  нет.   Обрел   верное   блаженство
восьмидесятипятилетний  капитан-лейтенант  Кэндзи  Хиронака,  которому   в
Южно-Китайском море осколок тысячефунтовой бомбы  угодил  прямо  в  грудь.
Командиры  групп  бомбардировщиков  и  торпедоносцев  подполковник  Кэндзо
Ямабуси и майор Сако Гакки вместе со своими  летчиками  сложили  головы  в
кровавых боях против линкоров и крейсеров полковника Каддафи в  Малаккском
проливе. Старший офицер авианосца капитан  первого  ранга  Масао  Кавамото
пропал без вести  во  время  тушения  страшного  пожара,  вспыхнувшего  на
ангарной палубе после того, как тысячефунтовая "зажигалка"  прошла  сквозь
бронированную ВПП как нож сквозь масло. Командир группы истребителей  Таку
Исикава после неудачного  приземления  на  деревья  лежал  в  госпитале  с
обожженной ногой и сильными ушибами.
   Однако, к  счастью,  лейтенант  видел  перед  собой  и  знакомые  лица,
принадлежащие к разным расам. Слева от  него  сидел  командующий  палубной
авиацией "Йонаги" подполковник Йоси Мацухара, служивший  на  авианосце  со
дня его спуска на воду в 1941 году и вместе с ним претерпевший  сорок  два
года изоляции на Чукотке. Брент знал, что Йоси -  уже  за  шестьдесят,  но
время было не властно над ним,  как  и  над  остальными  членами  экипажа,
выдержавшими эту  ледовую  эпопею:  он  выглядел,  на  удивление,  молодо,
сохранил стройную мускулистую фигуру,  гладкую  кожу  без  морщин,  густые
черные  волосы  и  по-юношески  живые   глаза.   Наделенный   от   природы
феноменальной реакцией, Мацухара считался лучшим истребителем авианосца, а
может быть, и мира. Свой боевой счет - семнадцать побед - он открыл еще  в
Китае, где служил вместе с Таку и сбил два  русских  И-16  и  американский
Р-40, а в недавних боях с арабами уничтожил еще восемь бомбардировщиков  и
шесть истребителей.  Брент  помнил,  как  изумился  когда-то,  узнав,  что
Мацухара - американец.
   Далеко не сразу стал он его ближайшим другом: при первой встрече летчик
глядел на юного лейтенанта как на злейшего врага, как на часть  той  силы,
которая уничтожила его священную империю и вместе с нею - его жену и двоих
сыновей, погибших в огне во время массированного  авианалета  на  Токио  в
1945  году.  Но  им  выпало  сражаться  плечом  к  плечу,   когда   смерть
подстерегает на каждом  шагу,  со  странной  прихотливостью  выбирая  себе
жертву, и общая опасность постепенно сближала их все больше  и  больше.  И
наконец лед отчуждения был сломлен и между ними установились те отношения,
которые возникают только на войне и называются "братством по  оружию".  Во
время долгих походов во все концы света они вели нескончаемые разговоры, и
изголодавшийся за сорок два года  по  собеседнику  и  слушателю  Мацухара,
ничего  не  скрывая,  делился  самыми  сокровенными  мыслями,  мечтами   и
фантазиями с юным тогда еще энсином, которого уважительно называл про себя
"янки-самурай". Брент знал все о Мацухаре, о его детстве,  о  родителях  и
семье, о службе, полетах и боях.
   Йоси  родился  в  Лос-Анджелесе  и  был  у  Тосио  и   Киоко   Мацухара
единственным  ребенком.  Родители  перебрались  в  Америку  незадолго   до
принятия пресловутых актов об иммиграции 1924 года, с которыми Япония  так
никогда  и  не  смирилась.  Родители  его  назывались  "дохо",   то   есть
"соотечественники" и считались подданными микадо, а  Йоси  унаследовал  от
них  двойное  гражданство  и  беззаветную  преданность  далекой   отчизне.
Тосио-сан подстригал газоны и собирал мусор, тогда как  его  сын,  окончив
среднюю школу, в 1936 году поступил в Калифорнийский университет. Сохраняя
верность традиции, отец и сын каждый вечер садились  под  большой  портрет
императора и изучали "Хага-куре" - кодекс чести самурая.
   В 1938 году, когда разразилась война в Китае,  пожар  неминуемо  грозил
перекинуться в Европу, а насмешки  и  обидные  прозвища  -  "плосконосый",
"желтозадый",  "япошка",  -  которыми   награждали   Йоси   одноклассники,
продолжали звучать у него в ушах,  он  вернулся  в  Японию  и  поступил  в
военно-морскую авиацию. Его отправили в летную школу в Цутиуре, где  он  в
первый же день убедился, что расизм  и  неприязнь  к  чужакам  присущи  не
только  американцам:  кадеты  передразнивали  его  американский  акцент  и
приклеили ворох оскорбительных кличек.
   Особенно изощрялся в травле могучего сложения молодой  рыбак  по  имени
Таку Исикава. Их стычки были  постоянны,  и  однажды  Йоси,  не  вытерпев,
набросился на обидчика с кулаками на  американский  манер.  Но  сейчас  же
задохнулся от страшного удара ногой в солнечное сплетение,  а  от  второго
удара в грудь свалился замертво.  Дежурный  старшина  разнял  их,  отвесив
обоим, по затрещине.
   -  Приберегите  свою  прыть  для  англичан,  американцев,   голландцев,
китайцев и русских. Врагов у нас в избытке, и славы тоже хватит  на  всех.
Вы все станете героями. Погибнете, конечно, но станете героями,  -  сказал
он, отправляя их с рапортом к командиру учебной эскадрильи.
   Окончив школу младшим лейтенантом, Йоси вместе с ненавистным Таку  (тот
был  выпущен  "морским  пилотом  третьего  класса")  отправили  во  Вторую
истребительную эскадрилью, базировавшуюся в китайском городе Тяньянь.  Там
на  новых  самолетах  "Мицубиси  А6М2"  они  почти  целый  год  дрались  с
китайцами, русскими и американскими  наемниками  из  эскадрильи  "Летающие
Тигры". Йоси, сам к тому времени сбивший два И-16 и  один  "Кертис  Р-40",
должен был сознаться самому себе, что Таку, как  говорится,  -  летчик  от
Бога. Всего эскадрилья уничтожила 99 вражеских  машин,  потеряв  при  этом
только два "Зеро", и то - от зенитного огня.
   В 1941 году младший лейтенант Йоси Мацухара получил отпуск, а его часть
передислоцировали на остров Формозу. Йоси отправился домой, в  Токио,  где
его ждали жена Симико - он обручился с ней по воле  родителей,  когда  она
только родилась, а ему было три года, -  и  четырехмесячный  сын  Масакеи.
Симико ждала второго ребенка.
   Этот брак, заключенный по древней традиции, оказался браком  по  любви.
Йоси навсегда запомнил ту минуту, когда  впервые  увидел  свою  суженую  в
убранной на западный манер гостиной ее родителей, живших  в  фешенебельном
токийском квартале Бара-Ку. Сумико была прелестна - истинный  бриллиант  в
женском обличье: на царственно стройной шее, точно хризантема  на  длинном
стебле,  грациозно  покачивалась  ее  головка.  У  нее  были   классически
правильные черты лица  -  тонкий  прямой  нос,  нежно  вылепленные  скулы,
большие темные глаза, уста, подобные лепесткам  розы,  мелкие,  безупречно
ровные зубы. Она была тонка и изящна, и под струящимся  легким  шелком  ее
кимоно угадывались пленительные формы. Через месяц была их свадьба.
   В марте 1941 года Йоси отправили в залив Хитокаппу,  где  у  одного  из
островков Курильской гряды в 1600 км от Токио  стоял  на  якоре  "Йонага".
Мацухара уже был наслышан о  новых  авианосцах  и  линкорах,  но  "Йонага"
потряс его. Ступив с  забортного  трапа  на  квартердек,  он  был  поражен
исполинскими размерами судна  -  настоящая  плавучая  Фудзияма.  С  такими
кораблями  Япония  непобедима.  Но  опасаясь,  что  противник   узнает   о
существовании  ударной  авианосной  группы,  в  состав  которой  входил  и
"Йонага", Главный морской штаб решил послать этого  мастодонта  далеко  на
север, к незаметной  бухте  Сано-ван.  Оттуда  первого  декабря  авианосец
должен был двинуться к Перл-Харбору и  седьмого  -  соединиться  с  шестью
другими своими собратьями. Однако Йоси Мацухару ждала не слава в небе  над
Гавайскими островами, а трагическая встреча с айсбергом и сорок  два  года
плена.
   Развязка наступила в декабре 1983 года, когда  адмирал  Фудзита  и  его
экипаж решили все же выполнить  давний  приказ  и  атаковать  Перл-Харбор.
Операция была молниеносной и кровавой - изголодавшиеся за сорок  два  года
самураи  рвались  в  бой.  Сначала  звено   истребителей-бомбардировщиков,
которое вел Йори,  обстреляло  и  потопило  в  Беринговом  море  маленькую
"Спарту", где капитаном плавал Тед  Росс,  отец  лейтенанта  Брента.  Теда
взяли в плен. Следующей жертвой  стал  русский  реактивный  Ту-16,  и  эта
победа доказала,  что  с  "Зеро"  не  могут  справиться  даже  современные
гиганты. Затем отправили  на  дно  китобойное  судно  и  уже  после  этого
атаковали  Перл-Харбор,  застигнув  беспечных,  как  всегда,   американцев
врасплох.
   Однако все вышло по-другому. Никто и предположить не мог, что поражение
потерпит  Япония,  что  их  отчизна   совершит   немыслимое   -   подпишет
безоговорочную капитуляцию. Это выяснилось, когда "Йонага"  с  выстроенной
на  шканцах  командой  в  синих  форменках  первого   срока,   с   флагами
расцвечивания на мачтах триумфатором вошел в Токийский залив. По  жестокой
иронии судьбы, Тед Росс покончил с собой за несколько часов до  того,  как
его сын, Брент Росс, сопровождая адмирала Аллена со свитой американских  и
японских офицеров, поднялся на борт авианосца.
   Все, что было после этого, Брент и Йоси переживали уже  вместе.  Все  в
тот же роковой день китайцы вывели на орбиту свою лазерную станцию, и  мир
преобразился. Авианосец оказался самым мощным и к тому же  неуязвимым  для
спутников-убийц боевым  кораблем.  Однако  радость  была  преждевременной.
Когда выяснилось, что колоссальные ракетные арсеналы и  армады  реактивных
самолетов СССР и США -  никому  не  нужный  ржавеющий  лом,  встрепенулись
страны  третьего  мира,  обладавшие  самолетами  и   кораблями   довоенной
постройки.   "Средиземноморский   маньяк"   Муамар   Каддафи    немедленно
провозгласил священную  войну  -  джихад  -  против  Израиля.  Он  объявил
Средиземное море "ливийским озером", и его бронекатера захватили и привели
в Триполи японский  круизный  лайнер  "Маеда  Мару",  объявив  тысячу  его
пассажиров заложниками. После этого боевые действия не прекращались ни  на
один день.
   Адмирал Фудзита  получил  аудиенцию  у  императора  Хирохито,  а  потом
выстроил команду и объявил, что авианосцу поставлена задача  прорваться  в
Средиземное море и  освободить  заложников.  Бренту  навсегда  запомнились
слова, адмирала:
   - Пусть этот Каддафи зарубит себе на носу: тот, кто не знает, что такое
огонь, сгорает первым:
   В самом скором времени установили контакт с  Израилем,  и  на  "Йонагу"
прибыл представитель "Моссад" полковник Бернштейн.  Уэйн  Миллер  и  Фрэнк
Демпстер осуществляли  взаимодействие  с  ЦРУ.  Поскольку  по  конституции
Японии было запрещено иметь наступательное  оружие,  пошли  на  хитроумный
маневр: авианосец объявили исторической достопримечательностью, памятником
старины и отдали в ведение  департамента  туризма.  В  сопровождении  семи
эсминцев типа "Флетчер" - конвоем командовал Джон Файт - "Йонага" двинулся
в Средиземное море. В  ходе  кровопролитного  сражения  были  сбиты  сотни
арабских самолетов,  потоплена  тактическая  группа  во  главе  с  тяжелым
крейсером и сорван джихад против Израиля.
   Боевые действия из Средиземноморья переместились  к  Островам  Зеленого
Мыса, на тихоокеанский ТВД [театр военных  действий]  и  в  Южно-Китайское
море, где авианосец чудом вырвался из  подстроенной  ему  двумя  арабскими
субмаринами ловушки.
   - Кончится это когда-нибудь? -  спросил  однажды  Брент  у  Мацухары  в
перерыве между походами: авианосец в очередной  раз  отстаивался  в  доке,
зализывая раны.
   - Политики всегда предрекают пришествие  всеобщего  мира,  -  улыбнулся
тот. - Но из истории мы знаем, что самураи вроде нас с тобой всегда были в
большой цене и без работы не оставались ни часа. Так что, друг мой, боюсь,
это не кончится никогда.
   Шорох перелистываемых страниц отвлек Брента  от  воспоминаний:  адмирал
Фудзита,  воздев  на  нос  маленькие  круглые  очки  в  стальной   оправе,
просматривал рапорты командиров служб и  БЧ.  В  кают-компании  воцарилась
тишина, нарушаемая только слабым гудением вентиляторов.
   Брент перевел взгляд на контр-адмирала  Марка  Аллена,  который  против
обыкновения устало горбился в своем кресле  и,  казалось,  постарел  после
вчерашнего происшествия лет на десять. Рядом с ним сидел полковник  Ирвинг
Бернштейн  из  "Моссад"  -  высокий  сухощавый   лысоватый   человек   лет
шестидесяти,  выделявшийся  среди  чисто   выбритых   офицеров   аккуратно
подстриженными  усами  и  выхоленной  бородкой.  Рукава  его  камуфляжного
комбинезона  были  закатаны,  и  на  мускулистом  предплечье  правой  руки
виднелись голубоватые цифры татуировки-номера, напоминавшие,  что  он  два
года провел в Освенциме и выжил чудом.
   За ним сидел капитан третьего ранга Нобомицу Ацуми, отличный штурман  и
артиллерист - высокого, по японским меркам, роста,  костистый,  с  черными
волосами, кое-где  словно  вытравленными  палящими  лучами  тихоокеанского
солнца,   под   которым   он   провел   на   мостике   так   много   дней.
Золотисто-коричневая  кожа  на  обветренном  лице  казалась   светлой   по
контрасту с угольно-черными глазами, в уголках которых виднелись  глубокие
морщины - только они да резкие складки у носа и губ и говорили о том,  что
у штурмана за плечами шестьдесят лет. У Ацуми не в пример другим  офицерам
авианосца  с  самого  начала  завязались  с  Брентом  сердечные  и  теплые
отношения, переросшие потом в настоящую дружбу.
   Глаза Брента остановились на могучем, как медведь, краснолицем человеке
с буйной седой шевелюрой.  Это  был  кэптен  Джон  Файт,  участник  многих
дерзких рейдов и опасных конвоев.  Этот  моряк  с  внешностью  и  манерами
старого актера Алана Гэйла, громоподобным раскатистым  смехом  и  лукавыми
чертиками в голубых ирландских глазах не  утратил  природного  жизнелюбия,
хотя экипажи именно его кораблей несли  самые  тяжелые  потери:  Уорнер  и
Огрен, бросившиеся  в  отчаянную  атаку  против  арабского  крейсера  типа
"Бруклин", героически погибли в Средиземном, Фортино, Филбин и  Джиллилэнд
- в Южно-Китайском море, тонкими  бортами  своих  эсминцев  самоотверженно
прикрывая авианосец от вражеских торпед и снарядов.
   Были за столом и новые лица.  Напротив  Брента  сидел  командир  группы
бомбардировщиков лейтенант Даизо Сайки, заменивший убитого Сако  Гакки.  В
его  ведении  были  54  пикирующих  бомбардировщика   "Айти   D3A".   Этот
низкорослый человек с приплюснутым  носом,  запавшими  щеками  и  птичьими
бусинками вечно недовольных глаз тоже был участником второй мировой войны.
Больше всего, поражало его лицо - сплошь  в  каких-то  буграх  и  глубоких
свисающих складках, изборожденное бесчисленными пересекающимися  морщинами
- оно было словно вылеплено  из  пластилина  небрежными  детскими  руками.
Брент не знал, какой он пилот  и  командир,  однако  ходили  слухи,  будто
император лично определил его на  эту  должность,  а  адмирал  Фудзита  не
посмел возражать.
   Сайки происходил из очень знатного рода. Он очень охотно рассказывал  о
своих аристократических  предках.  Род  Сайки  с  1335  года,  когда  была
восстановлена династия Кемму, входил  в  число  тридцати  семейств,  члены
которых носили  высокое  придворное  звание  "урин".  Даизо  выводил  свою
родословную от грозного самурая Токимасы  Сайки,  искусного  каллиграфа  и
игрока  в  сугороку  -  популярной  среди  японской  знати   разновидности
триктрака, за которой до глубокой ночи  просиживал  и  сам  микадо.  Когда
воцарилась династия Мэйдзи и резиденцией императорской фамилии стал Токио,
один из предков лейтенанта, юный  Хидеоси  Сайки,  получил  назначение  на
передаваемый  по  наследству  высокий   пост   главного   государственного
советника.
   Рядом  с  Сайки  расположился  новый  командир   группы   торпедоносцев
"Накадзима  B5N"  тридцатипятилетний  подполковник  Тасиро  Окума,  раньше
служивший в силах самообороны и зарекомендовавший себя как один из  лучших
морских летчиков. Ни для кого не было тайной, что он, считая Йоси Мацухару
слишком старым для ответственной должности командующего палубной авиацией,
прочил себя на его место. Брент своими ушами слышал, как однажды  в  кругу
восхищенно  слушавших  его  молодых  офицеров  Окума  сказал:  "Пусть  эта
развалина тешится своим истребителем, я же поведу в  бой  новое  поколение
летчиков на новых самолетах".
   Окума был  необычно  крупного  для  японцев  телосложения  -  рослый  и
широкоплечий. Ученик поэта  и  романиста  Юкио  Мисимы,  который  совершил
харакири от невозможности примириться с тем, как попираются в  современной
Японии священные традиции, как увлечены его  соотечественники  погоней  за
житейскими  благами  и  комфортом,  Окума  был  убежденным  и   ревностным
буддистом и синтоистом. Его гладко выбритая, как у монаха,  поблескивающая
на свету голова отливала синевой, а лицо было каменно-неподвижно. Это было
лицо аскета и отшельника, с одинаковым  усердием  штудировавшего  заповеди
буддизма и кодекс чести самурая. В узких  черных  глазах  из-под  нависших
бровей всегда мерцал опасный огонек, разгоравшийся ярче всякий раз,  когда
взгляд их падал на лейтенанта Брента Росса. Он не забыл и не  простил  ему
кровавой драки с люто ненавидевшим американцев Нобутаке Коноэ на  ангарной
палубе - драки, после которой Нобутаке покончил с собой.
   На дальнем от Брента конце стола рядом с адмиралом Фудзитой  он  увидел
еще два новых лица, принадлежавших, впрочем,  людям  старым  и  в  немалых
чинах. Справа от адмирала сидел капитан третьего  ранга  Хакусеки  Кацубе,
исполнявший на судне обязанности старшего офицера. Этот совершенно  лысый,
согнутый годами чуть ли не вдвое старик с морщинистым, как печеное яблоко,
лицом и водянистыми глазами, окаймленными нежно-розовой кромкой вывернутых
век, разделял насмешливую неприязнь адмирала к "новомодным штучкам"  вроде
магнитофонов и потому держал в руках карандаш и блокнот.
   По левую руку от адмирала  сидел  высокий  худощавый  капитан  третьего
ранга Митаке Араи, отвечавший за живучесть корабля. Его  резко  очерченное
морщинистое и твердое лицо, словно вырезанное из дуба,  оживлялось  светом
умных глаз. Араи был настоящим моряком: командуя эсминцем  "Рикоказе",  он
отличился в сражении при Тассарафонге. 30  ноября  1942  года,  ведя  свой
дивизион к Гуадалканалу, он отважно ввязался в бой с  тяжелыми  крейсерами
"Пенсакола", "Нью-Орлеан", "Миннеаполис" и "Нортхемптон",  сопровождаемыми
пятью эсминцами. С невероятно  дальней  дистанции  в  двадцать  километров
двумя  торпедами  типа  "Лонглэнс-93"  он  распорол  борт  "Нортхемптона",
который перевернулся вверх килем и затонул. "Рикоказе" невредимым  выходил
из многих опаснейших переделок в Филиппинском море и проливе  Лейте,  пока
наконец 7 апреля 1945 года не пробил и его час. В 85 милях западнее  Кюсю,
сопровождая поврежденный линкор "Ямато",  эсминец  попал  под  бесконечную
череду авиаатак - сотни американских самолетов,  взлетавших  с  авианосца,
сменяя друг друга, бомбили и обстреливали его с  бреющего  полета  до  тех
пор, пока не увидели его красное днище.  Рыбаки  вытащили  из  воды  всего
десятерых - и в том числе Митаке Араи.
   После войны Араи еще двадцать пять лет прослужил в  силах  самообороны.
Потом