шифровальщиком Дэнни Мэнефи. Втроем они осваивали новое оборудование, то и
дело заглядывая в справочники и руководства. Мучительным усилием  воли  он
пытался отвлечься от мыслей о Маюми, но образ ее вновь и вновь  представал
перед ним. Около полудня лазерный принтер вдруг ожил и с бешеной скоростью
за несколько секунд покрыл бумагу двумя тысячами знаков. Мэнефи оторвал от
рулона сообщение, сложил его, спрятал в конверт и протянул Бренту:
   - Это для адмирала Аллена.
   Брент надписал конверт и отдал его вестовому. Тот поклонился и исчез.
   Через несколько минут загудел телефон, Мэнефи передал трубку Бренту,  и
лейтенант услышал голос старшего офицера Митаке Араи, который приказал ему
срочно прибыть на совещание к командиру корабля.
   Вскоре  Брент  уже  входил  в  адмиральский  салон.  Из  всех  летчиков
присутствовал только подполковник Окума - Мацухара, Исикава и Даизо  Сайки
проводили тренировки экипажей и учебные полеты в  Токийском  международном
аэропорту. Джейсон Кинг был в американском посольстве,  но  все  остальные
сидели на своих обычных местах. Брент, как всегда,  занял  место  в  конце
стола напротив полковника Бернштейна рядом с необычно бледным и удрученным
адмиралом Алленом.
   Адмирал Фудзита, заметно волнуясь, резким голосом скорее приказал,  чем
предложил Аллену начать.
   Старый американец медленно, словно нехотя,  поднялся,  опустив  голову,
как будто не хотел ни с кем встречаться взглядом и прятал свои  водянистые
зеленовато-серые глаза.  Взяв  распечатку,  он  тихо,  трудно,  с  горечью
выговорил:
   - Из-за катастрофической ситуации с  горючим  американские  вооруженные
силы оставляют  все  свои  тихоокеанские  военные  базы.  Кроме  Гавайских
островов.
   - Как? И  Филиппины  тоже?  -  перекрикивая  общий  возмущенный  ропот,
воскликнул Окума.
   - Да, - еле слышно отвечал Аллен.
   Окума, привстав с места, оперся о стол и метнул  на  Брента  взгляд,  в
котором,  кроме  застарелой  и  привычной  неприязни,  читалось  теперь  и
умерявшее его уважение. Атаки, которой ждал Брент, не последовало,  летчик
сдержался и сказал:
   - Теперь мы остались без прикрытия с  обоих  флангов.  Особенно  велика
угроза с юга. - Он показал на карту Тихого океана. - Там сотни островов, и
на любой могут высадиться арабы, превратив его в непотопляемый авианосец.
   Фудзита, уже овладев собой, подошел к карте и  проговорил  задумчиво  и
негромко:
   - У них есть шпионы.
   Взгляд его скользнул по лицу Бернштейна.
   - Разумеется, сэр, - сказал израильтянин.  -  Ими  кишат  все  арабские
посольства в Вашингтоне. Да и КГБ собирает для них информацию.
   - Стало быть, им уже известно о  намерениях  американцев,  и  десантные
операции приобретают зримые и угрожающие очертания. - Он ткнул в карту.  -
Вот здесь! Здесь, на  западе  Тихого  океана,  образуется  вакуум!  Брешь!
Прорыв! У Каддафи - вся нефть  стран  ОПЕК,  у  Каддафи  -  сто  миллионов
фанатиков, готовых ринуться на священную войну с  неверными.  Да,  высадка
более чем вероятна... Возможно одновременное десантирование на Яп,  Палау,
Каролинские и  Марианские  острова...  -  Он  помолчал,  словно  обдумывая
сказанное, и, пожевав губами, добавил: - И даже на Окинаву.
   - Прошу прощения, - сказал Бернштейн и, когда адмирал кивнул, поднялся:
- Несколько недель назад мы  получили  сообщение,  что  арабы  приобретают
БДД...
   - Что? Что они приобретают? - привскочил  с  неожиданной  для  его  лет
живостью капитан третьего ранга Кацубе.
   - Простите. Приобретают бомбардировщики дальнего  действия,  -  пояснил
Бернштейн. - Мы предполагали - для использования на Ближнем Востоке.
   - Мы знаем, что у них есть многомоторные самолеты, - сказал Кацубе.
   - DC-шестые, "Констеллейшн", - поддержал его Окума.
   - Все так. Но я веду речь о стратегических бомбардировщиках. И  теперь,
после ухода США...
   В салоне стало очень тихо, словно всех присутствующих с головой накрыла
холодная волна.
   - Поясните свою мысль, - сказал Фудзита. - Что вы имеете в виду?
   -   Стратегические   бомбардировщики.   Нам   известно,    что    арабы
модернизировали и перевооружили не  меньше  двадцати  FW200.  -  В  полной
тишине он открыл папку и мельком  проглядел  документ.  -  Базовая  модель
создана во время второй  мировой  войны:  четыре  тысячесильных  двигателя
"Юнкерс-Юмо", которые  позволяют  развивать  крейсерскую  скорость  в  сто
пятьдесят узлов. Дальность - две четыреста. Вооружен, что  называется,  до
зубов - на хвостовой турели пулемет калибра 7,9 мм,  на  корме  -  пулемет
калибра 13 мм, по 20-миллиметровому орудию  на  каждом  крыле.  По  центру
спереди - пулемет калибра 7,9 мм и 9,9  мм  сзади.  Бомбовой  груз  -  две
тонны.
   - Но это все было до модернизации, - сказал Фудзита.
   - Да, - Бернштейн извлек из своей папки другой листок. - Наши источники
сообщают, что арабы и их немецкие наставники поставили  новые  моторы  БМВ
805-Е, по две тысячи семьсот "лошадей". Дальность и бомбовая нагрузка пока
неизвестны.  Однако  есть  все   основания   предполагать,   что   потолок
значительно повышен.
   - На сколько? Хотя бы примерно, полковник.
   - Ну,  принимая  в  расчет  мощность  двигателей,  запас  топлива...  -
Бернштейн  погладил  кончик  бороды.  -  Я  думаю,  адмирал,  тысяч   пять
километров, то есть три тысячи миль.
   - Великий Будда! - Фудзита повернулся  к  карте.  -  Но  они  же  могут
совершить налет на Токио с любой из этих баз,  -  широким  полукругом  его
палец отчеркнул весь запад Тихого океана.
   - Совершенно верно. - Полковник достал третий листок. - Перед  тем  как
идти сюда, я расшифровал еще  одно  донесение.  Говорят,  арабы  приобрели
несколько B-29.
   - Да этого быть не может! - воскликнул Марк Аллен. -  "Энола"  стоит  в
Смитсоновском музее, а других в природе не существует.
   - Существует, адмирал. В сорок четвертом сотни  самолетов  оказались  в
Харагпуре, это северо-восток Индии, и в Ченто, на юге центрального  Китая.
Многие были разбиты или брошены. У нас были сведения  о  том,  что  агенты
Каддафи рыскали в тех местах.
   Послышался  стук.  Брент,  как  младший  по  званию,  повинуясь   кивку
адмирала, подошел к двери и впустил Джейсона  Кинга.  Его  обычно  бледное
лицо раскраснелось, на рыхлых мучнистых щеках проступили красные жилки,  в
бороздах глубоких морщин на лбу  поблескивали  капельки  пота,  он  тяжело
дышал и Отдувался.
   - Господин адмирал, - переводя дух, обратился он к Фудзите.  -  Срочное
сообщение. - Он показал на висевшую на переборке карту мира.
   - Доложите, - ответил Фудзита.
   Кинг взял указку и ее резиновым наконечником очертил круг.
   - Только что передана информация от одной из наших субмарин: эскадра  в
составе по крайней мере двух авианосцев, двух крейсеров и  многочисленного
сопровождения обнаружена вот здесь,  в  трехстах  милях  к  юго-западу  от
острова Сокотра.
   Послышались недоуменно-гневные восклицания.
   - Курс? Скорость?
   - Лодка успела сообщить, что замечена и подвергается  атаке  глубинными
бомбами, после чего прекратила передачу и больше на связь не выходила.
   Фудзита устремил взгляд на Бернштейна:
   - Израильской разведке ничего об этом не известно?
   Кинг торжествующе хмыкнул, а Бернштейн чуть смутился:
   - Нет. Хотя  наша  разведывательная  авиация  задействована  полностью,
арабская  эскадра  могла  покинуть  Аденский  залив  ночью  и  на  большой
скорости.
   - Ну, а что насчет их десантных средств? - не отставал от него адмирал.
- Вчера вы мне сказали, что они ходят где-то в Индийском океане?
   - Именно так, сэр, - ответил Бернштейн, к которому повернулись  все.  -
Таковы наши последние расчеты.
   - То есть догадки?
   - Совершенно верно.
   Фудзита подошел к представителю ЦРУ вплотную и показал на карту мира:
   - Нас, похоже, собираются взять в клещи. Двойной охват, - он улыбнулся,
чем вызвал  смятение  своего  штаба.  -  Мы  в  роли  римлян,  а  арабы  -
карфагенян, разыграем современный вариант битвы при Каннах.
   Никого не удивило, что адмирал ссылается на знаменитое сражение  времен
Пунических войн, в котором Ганнибал в 216 году до н.э. наголову  разгромил
римлян, - Фудзита был настоящим кладезем знаний по военной истории.
   - И вы, - волнуясь, спросил Кинг, - не откажетесь от  своего  намерения
атаковать "Мабрук" и "Эль-Хамру" на выходе из Владивостока?
   Адмирал горделиво выпрямился во весь свой карликовый рост:
   - Моя самурайская честь требует, чтобы я отомстил.
   - Банзай! - хором воскликнули его офицеры.
   - Но, адмирал, - вступил в разговор Аллен, - согласитесь, что  мы  сами
лезем в расставленную нам западню...
   - Пусть арабы считают, что мы спим. Пусть думают, что можно прошмыгнуть
у самой пасти  спящей  лисы.  Мы  тем  временем  навострим  зубы  и  будем
настороже.
   - Сэр... - настаивал Аллен. - Но ведь это же просто  авантюра  -  лезть
через Корейский пролив в Японское море, имея на хвосте вражескую эскадру!
   Адмирал смерил Аллена непреклонным взглядом.
   - Сэр, я отдаю себе в этом отчет. - Он дернул свой волос на подбородке.
- Пусть арабы поверят, что мы именно это и намерены сделать.
   - Но ведь мы идем на огромный риск:  акватория  ограниченная,  рядом  -
авиабазы противника... Вспомните, какая участь постигла "Рипалс" и "Принца
Уэльского".
   - Помню! И ценю ваш совет. За этим я вас всех и собрал. Тем не менее мы
все же пойдем на перехват, а другим глазом будем зорко посматривать на юг,
поджидая, когда арабы нападут. Тогда "Йонага" ответит!
   Салон снова огласился криками "банзай!".
   - Неделю назад израильская разведка сообщила, что два арабских  эсминца
класса  "Джиринг"  на  большой  скорости  вышли  из  Суэцкого  залива,   -
повернулся он к Бернштейну.
   - Совершенно верно.
   - И тогда мы предполагали, что  двинутся  они  курсом  на  Владивосток.
Теперь вероятнее, что они будут сопровождать десантные суда - то,  что  их
заменяет у арабов. - Фудзита снова перевел взгляд на Аллена: - Ну,  а  что
слышно от вашей лодки? Что поделывают транспорты во Владивостоке?
   - Грузятся. По-прежнему стоят у причальной стенки.
   - Вот и отлично. Полетная палуба у нас уже приведена в порядок,  а  без
кормового ПУАЗО мы как-нибудь обойдемся. Можем сниматься с якоря.  Старший
механик! - обратился он к Тацуя Йосиде.  -  Вы  доложили  мне,  что  котлы
отремонтированы? Так?
   - Так точно, господин адмирал. С часовой готовностью можно  будет  дать
давление в среднем по шестьсот фунтов на котел.
   - А максимум?
   - По семьсот пятьдесят во всех котлах, кроме третьего и восьмого. В них
давление не должно превышать шестисот фунтов.
   - Не должно так не должно. Тридцать один узел можем дать?
   - Так точно, господин адмирал.
   - Господин адмирал, - озабоченно спросил старший офицер Митаке Араи,  -
полагаю, все увольнения в город следует отменить?
   У Брента заколотилось сердце и похолодело  под  ложечкой,  но  адмирал,
окинув долгим взглядом карту мира, задумчиво произнес:
   - Если Каддафи двинулся, у нас есть в запасе семнадцать  дней.  Нет,  -
повернулся он к Араи. - Часть команды сорок лет  была  "без  берега".  Еще
неделю разрешаю увольнение по вахтам через день. Но  из  Токио  никому  не
отлучаться.
   - Есть никому не отлучаться!
   Брент с таким шумом перевел дух, что сидевший рядом Аллен усмехнулся.
   Фудзита, сморщившись, заговорил каким-то утробным голосом:
   - Мы должны помнить, что угрозы нашей стране  исходят  с  самых  глубин
низости человеческой. Стараться  образумить  безумца  -  не  то  ли,  что,
размахивая петушьим перышком, остудить солнце? - Его черные глаза прошлись
по лицам присутствующих, подолгу задержавшись на каждом. - Нет, мы  должны
быть в любую минуту готовы сорвать его планы. - Крики  "банзай!"  прервали
его речь, но адмирал вскинул руку, и крики словно отсекло бритвенно-острым
лезвием ритуального меча. Повернувшись  к  изображению  храма,  он  дважды
хлопнул в ладоши. Все поднялись, японские офицеры повторили этот жест. - О
великий Будда! Дай нам  сил  преодолеть  препоны  предрассудков  и  химер,
отрешиться от иллюзий и укажи путь к истине. Дай нам читать в душах врагов
наших, открой нам их сокровенные помыслы - так мы уничтожим их.
   Опять по салону разнеслось хоровое "банзай".
   Адмирал, почтительно сложив руки на  груди,  поднял  глаза  к  портрету
микадо.
   - Завтра  император  дает  мне  аудиенцию.  Дух  кокутай  осеняет  нас,
божественный Хирохито ведет нас в бой, и мы не можем потерпеть  поражение.
- Блестящие, как антрацит, глаза прошлись по  лицам  в  последний  раз,  и
прозвучали слова: - Все свободны.
   От дружного крика "Да здравствует  император!"  у  Брента  зазвенело  в
ушах.


   На следующий день ровно в десять утра, вытянувшись на шканцах  рядом  с
Алленом и Бернштейном, Брент  наблюдал,  как  приближается  к  их  шеренге
крошечная фигурка Фудзиты. Адмирал сходил на берег. Всякий другой  человек
его роста и возраста производил  бы,  наверно,  комичное  впечатление,  но
адмирал в парадной форме, сшитой не меньше четырех  десятилетий  назад,  -
однобортной синей тужурке с широкими золотыми шевронами на рукавах и тремя
вышитыми золотом цветками вишни  на  обеих  сторонах  стоячего  воротника,
брюках, заправленных в блестящие черные сапоги, фуражке с  тремя  золотыми
галунами вдоль околыша и якорем на приподнятой тулье - выглядел  настоящим
воплощением нерушимых флотских традиций. Левой рукой,  затянутой  в  белую
перчатку, он придерживал меч.
   Под звуки горнов и  барабанную  дробь  пятьдесят  матросов  корабельной
полиции, блеснув в воздухе штыками карабинов "Арисака", взяли "на караул".
Когда адмирал в сопровождении старших офицеров прошел вдоль строя, главный
боцман  "Йонаги"  Нориаки   Докен,   прижав   к   губам   дудку,   залился
горделиво-ликующей трелью - сыграл "захождение".
   Помедлив  на  верхней  площадке   трапа,   адмирал   четко   повернулся
вполоборота и отдал честь корабельному флагу. В ту же минуту из  динамиков
принудительной трансляции грянуло: "Команде для  проводов  выстроиться  по
правому  борту!"  Стальная  палуба  затряслась  и  загремела   от   топота
нескольких тысяч ног - матросы в синих форменках ринулись на правый борт и
застыли вдоль лееров, у орудийных башен, на ангарной и  полетной  палубах,
смотровых галереях, на фор-марсе.
   Адмирал без посторонней помощи начал спускаться по  длинному  трапу  на
пирс. Брент знал, что будет дальше, и  не  ошибся.  Тот  же  металлический
голос рявкнул в динамиках: "Команде - гимн!"
   Три тысячи глоток затянули старинный,  полузабытый  и  отмененный  гимн
императорской Японии:

   Трупы плывут в морских пучинах,
   Трупы гниют на горных лугах.
   Мы умрем,
   Мы умрем за императора.
   Умрем без оглядки.

   Адмирал, дойдя до нижней  площадки  трапа,  повернулся  и  отвесил  три
поклона "Йонаге" - корме, средней части  корабля  и  наконец  носу.  Брент
бессознательно согнулся в ответном поклоне. Аллен и Бернштейн  стояли  как
прежде.
   - Правоверный иудей кланяется только Богу, - пробормотал израильтянин.
   - Чем наш старичок не Бог? - еще тише ответил Аллен.
   -   Троекратное   "банзай"   адмиралу!   -   загремело   в    динамиках
общекорабельной трансляции, и над причальной стенкой дока прокатились  три
многоголосых волны.
   Брент видел, как матрос усадил Фудзиту  в  маленький  электрокар  вроде
тех, что используются на площадках для гольфа, и, лавируя между  бетонными
надолбами, торчавшими как драконьи зубы, повез его за ворота. Там  адмирал
пересел в стоявший наготове лимузин и в сопровождении полицейской машины с
красной мигалкой на крыше отбыл. Впереди и сзади шли два бронетранспортера
с двенадцатью матросами  в  каждом  и  шевелящимися  в  бойницах  стволами
крупнокалиберных "Намбу".
   - Вольно! Разойдись! - в последний раз рявкнули динамики,  но  матросы,
глядя  вслед  удаляющемуся  кортежу,  продолжали  восторженно  кричать   и
размахивать бескозырками.
   Брент, Марк Аллен и Ирвинг  Бернштейн  медленно  повернулись  спиной  к
фальшборту. Брент следом за ними шел к трапу, а в голове  у  него  стучала
одна и та же мысль: "До встречи с Маюми еще семь часов. Целых семь  часов.
Я не доживу".



        "8"

   На Маюми была белая шелковая блузка с присобранными у манжет рукавами и
короткая узкая юбка, туго  схваченная  поясом  по  неправдоподобно  тонкой
талии. Бутылочка кока-колы, подумал Брент, усаживая девушку в автомобиль.
   Тронувшись и чуть отъехав, он повернулся к ней:
   - Я знаю место, где потрясающе кормят. Называется "Шардоннэ".
   - Французский ресторан? Я вижу, Брент-сан, ты не в  восторге  от  нашей
кулинарии?
   - Нет, отчего же, - пробормотал он.
   - Но я же видела, с  каким  подозрением  ты  взирал  на  то,  чем  тебя
потчевала Кимио.
   Брент притормозил перед светофором и побарабанил по рулю:
   - Но это вовсе не значит, что мне не  нравятся  блюда  японской  кухни.
Просто я не все в ней понимаю...
   Маюми засмеялась и, явно поддразнивая его, сказала:
   - Есть одно кушанье, для которого тебе потребуется собрать все душевные
силы. Решишься?
   - Уже решился.
   - И не пожалеешь?
   - Нет!
   - Тогда на первом  перекрестке  сверни  направо,  это  на  Мэйдзи-Дори.
Называется   "Хасимари-йа",   -   и   добавила   с    насторожившей    его
значительностью: - Это блюдо для самураев. Тебе должно понравиться.
   "Хасимари" найти было нетрудно: большой бамбуковый фонарь  с  бумажными
стенками, покрытыми иероглифами, указывал направление. Пройдя за ворота  в
высокой бамбуковой ограде, Маюми и Брент оказались в небольшом  саду,  где
росли  карликовые  сосны,  аккуратно  подстриженные  кусты,  а  выложенная
каменными плитами дорожка вела к шести хижинам, разбросанным  как  попало.
Шумный мир остался за воротами, а здесь  бумага  и  дерево  заглушали  все
звуки современного города: слышалось только журчание ручья, через  который
были перекинуты ажурные мостики.
   - Прямо Диснейленд какой-то, - восхитился Брент.
   Маюми подозвала официантку, и улыбающаяся  молодая  женщина  в  строгом
кимоно поспешила к ним навстречу:
   - Добро пожаловать, госпожа Хатия. - Она  поклонилась  Бренту.  -  Меня
зовут Фукико Хиронами, господин лейтенант. Сюда, пожалуйста. - Она указала
на один из домиков. - Все уже готово.
   - Ах, вот как! - сказал Брент Маюми. -  Ты  и  не  сомневалась,  что  я
соглашусь.
   В ответ она только засмеялась.
   Хижина  была  обставлена  так,  чтобы  можно   было   удовлетворить   и
традиционные, и западные вкусы:  там  стояли  диван,  стол  и  стулья  для
долговязых американцев, но пол был устлан татами, а в  углу  Брент  увидел
низенький столик.
   Когда они сняли обувь, официантка вопросительно поглядела на Брента,  а
он ответил со вздохом:
   - Будем следовать традициям, - и, согнувшись,  с  трудом  уместил  свои
длинные ноги под низеньким столиком.
   Обе женщины рассмеялись, и Маюми села напротив.
   - Ты, наверно, знаешь, Брент, - сказала она, - что  в  каждом  японском
ресторане существует одно-два фирменных блюда. Но здесь выбор  шире  -  ты
можешь заказать и западную еду.
   -  Но  мы  же  решили  следовать  традициям!  На  чем  специализируется
"Хасимари"?
   - На фугу, - после мгновенного колебания ответила девушка.
   Официантка подняла брови, и лицо ее дрогнуло.
   - Это необыкновенно вкусно, а здешний повар - настоящий  мастер  своего
дела.
   - Но в таком  случае  почему  мне  понадобятся  все  душевные  силы?  -
осведомился Брент. - Будем есть вашу фугу.
   -  Брент...  -  осторожно  сказала  она.  -  Сначала  позволь,  я  тебе
объясню...
   - Слушаю.
   Маюми побарабанила пальцами по столу. Вздохнула.
   - Фугу - изумительная рыба, но  требует  особых  правил  приготовления.
Дело в том, что... - она подалась вперед. - Некоторые ее части ядовиты.
   - Ага, не обед, а нечто вроде русской рулетки: неизвестно,  не  вынесут
ли тебя из-за стола ногами в