лейтенанты уже не скрывали, что связаны с Борисом;  об  этом
хоть  не  говорилось,  но  будто  разумелось  само  собой  Если  в  процессе
компьютерных расчетов произошли неприятности, нажмите клавишу ?эскейп?? Тоже
не говорится, но разумеется, как и многое другое в нашей повседневной жизни.
Лев остался со мной и, пощипывая усы, начал дотошно выпытывать каждую деталь
вчерашних посиделок. Я рассказал в подробностях, что пили, о чем говорили  и
как хохотали над анекдотом про интендантского полковника. Затем подвел его к
скамье, уже исследованной полицейскими; стол был убран (видимо, Санчесом), а
под скамейкой и вокруг нее валялись увядшие цветы тамариска, окурки и четыре
скомканные обертки от жвачки. Лев покосился на этот мусор, пожал  плечами  и
направился  к  бассейну,  пробурчав,  что  криминала  и  вещдоков   тут   не
наблюдается. Но у меня сложилось иное мнение. Какая-то мысль стучала в мозгу
отбойным молотком, или, если использовать более поэтический образ,  кружила,
как чайка над океанскими волнами. Что-то смутное,  связанное  с  ненайденной
бутылкой? Я вдруг подумал, что смерть Бориса разительно непохожа  на  смерть
Сергея: ни огнестрельной раны, ни ссадин, ни синяков -  словом,  ни  единого
следа насилия. Похоже, он в самом деле напился вдребадан  и  ухнул  в  воду,
пребывая в абсолютно невменяемом состоянии? Напился? Но  при  мне  он  выпил
чуть-чуть, в общей сложности граммов сто пятьдесят, а  чтоб  напоить  такого
лося, нужна не бутылка -  бочонок?  Да  и  зачем  ему  пить  с  коллегой  из
враждебной  конфессии?  Пить  до  бесчувствия,  имея  с  собой  футлярчик  с
драгоценным амулетом?..
   Это как-то не вязалось. Совсем не вязалось? Ни бутылки,  ни  бочонка,  ни
смысла, ни резона? Другое дело - если его одурманили? Но чем? Я  наклонился,
поднял валявшиеся в траве обертки и начал их разглаживать. Две - от ?Дирола"
- вайт, без картинок, с синей и белой надписями по серебристому фону, одна -
от ?Стиморола?, со снежинкой, и еще одна - неведомой мне марки,  золотистая,
с  едва  заметным  медицинским  запахом.  Вот  и  нашлась  искомая  емкость,
промелькнуло в голове, пока пальцы  автоматическими  движениями  расправляли
золотой фантик. На обороте был какой-то текст, на английском и очень мелкий,
но у меня хорошее зрение. Я вгляделся и  прочитал,  что  лечебная  жвачка  с
клофелином предназначена для гипертоников, что она  стабилизирует  давление,
но, в сочетании с алкоголем, оказывает мощный седативный  эффект.  Клонит  в
сон, иными словами. Затем перечислялось еще пять препаратов,  добавленных  к
жвачке, с формулами и названиями из двадцати букв, но  это  я  пропустил;  к
стыду своему, должен сознаться, что не  силен  в  органической  химии.  Как,
очевидно, и Борис. А зря! Временами не мешает знать, что мы едим, что пьем и
что жуем.

***

   Я поднялся в номер,  принял  душ,  побрился  и  переоделся,  затем  решил
позавтракать. Пока допивал кофе с бисквитом, чистку бассейна  закончили,  но
ни один постоялец не спешил плюхнуться  в  голубовато-хрустальные  воды.  На
лежаках и шезлонгах тоже  не  было  никого,  зато  портье  с  мрачной  миной
наблюдал, как немка со своими отпрысками и багажом садится в такси.  За  ней
отбыли гомики, полдюжины англичан, две наши супружеские пары из Питера и еще
кое-какой излишне впечатлительный народец. Санчес тоже был мрачен на завтрак
явилось всего человек двадцать, и среди них - полковник Гоша с красными, как
у вампира, глазами. Я подумал, что ему бы клофелиновая жвачка  не  помешала,
обеспечив разумную экономию средств. Хотя кто его  знает?  Вполне  возможно,
цена чудодейственной жвачки была побольше, чем у бутылки ?Столичной?.
   Ко мне за столик подсели Гриша с Лешей и завели разговор о  том,  что,  в
силу прискорбного случая, есть возможность переменить прописку.  Я  ответил,
что собираюсь купаться в море, что вполне доволен ?Алькатразом?  и  не  хочу
съезжать, что у меня тут завелись друзья, включая бармена Санчеса, и все  мы
должны поддерживать друг друга  в  горестях,  хранить  российские  традиции,
бодриться и не  кукситься.  Затем  я  отоварил  свою  карточку,  и  мы,  как
положено, выпили не чокаясь - за упокой души Бориса.
   Весь этот день я провел на пляже -  разумеется,  под  неусыпными  взорами
братцев-лейтенантов. Лев - тот, что с  усиками  -  намекнул,  что  ожидается
приезд большого начальства, но других скользких тем не  касался;  Леонид  же
был немногословен, как его тезка, спартанский царь,  защитник  Фермопил.  По
небу скользили  облака,  дул  приятный  ветерок,  температура  опустилась  с
тридцати восьми до тридцати - уже  не  африканский  зной,  а  просто  теплая
погода. Мы отобедали в индийском ресторанчике на набережной, съели  цыпленка
под соусом кэрри, окунулись два-три раза и возвратились к ужину в  отель.  Я
отметил, что Дика Бартона нигде не видно, поразмышлял о судьбе своих вкладов
в банке ?Хоттингер и Ги? и  в  восьмом  часу  поднялся  в  номер,  собираясь
предаться дальнейшим раздумьям в  плане  сложившейся  ситуации.  Однако  мои
намерения были нарушены.  Только  я  вышел  на  балкон,  вдохнул  прохладный
вечерний воздух и закурил сигарету, как  в  дверь  постучали.  ?Кам  ин!?  -
крикнул я, решив, что сейчас повидаюсь  с  Бартоном;  дверь  отворилась,  но
вошел не зулус из Таскалусы, а остроносый майор Иван Иванович Скуратов.  Был
он запылен и мрачен, в пропотевшей рубашке  и  панаме  военного  образца.  И
тянуло от  него  неприятными  запахами  -  теми,  какими  пропахли  морги  и
полицейские участки во всем мире. Во всяком случае, что касается  моргов,  я
мог положиться на личный опыт.
   Не здороваясь,  он  подошел  к  креслу,  сел,  снял  панаму  и  вытер  ею
вспотевший лоб. Потом  уставился  на  меня  суровым  прокурорским  взглядом.
Пришлось поздороваться первому.
   - Не рад вас видеть, Иван Иваныч. Встречаемся в третий раз,  и  дважды  -
при трупах моих  знакомых.  Боюсь,  это  стало  дурной  традицией.  -  Майор
Чернозуб - не ваш знакомый. Он  выполнял  задание,  -  отчеканил  остроносый
железным голосом.
   "Майор Чернозуб? вот как его звали?? - подумал я и покачал головой.  -  И
что с того? Майор так майор, каленый пятак ему  к  пяткам?  Мы  чуть  ли  не
подружились? - Я отправился к холодильнику, налил  в  стакан  минеральной  и
протянул гостю. Он жадно  выпил,  бормоча:  ?Неплохо  вы  здесь  устроились?
Любопытно, за какие такие заслуги?? Вопрос был явно риторическим  и  остался
без ответа - тем более  что  меня  интересовали  совсем  другие  материи.  -
Значит, Борис у нас майор?  А  вы  в  каком  же  звании?  -  Полковник  ФСБ.
Северо-западное региональное управление аналитических исследований.
   - Поздравляю, - откликнулся я и налил ему еще один стакан. - Десяти  дней
не прошло, а вы уже полковник и служите не в УБОП, а  в  ФСБ.  Стремительный
рост в чинах! Может, покажете удостоверение?
   На этот раз он пил воду мелкими глотками, дергая кадыком на жилистой  шее
и бормоча:
   - Не будьте идиотом, Дмитрий Григорьевич? глот-глоп? такие  удостоверения
за рубеж не берут? глот-глоп? а берут паспорт  и  справку?  глот-глоп?  а  в
справке той написано, что я? глот-глоп?  родной  дядюшка  Бориса  Чернозуба?
глот-глоп? и явился, чтоб увезти тело племянника на родину? глот-глоп? -  Он
отставил пустой стакан и сообщил:
   - Однако я - полковник ФСБ, и беседовать мы с вами будем, исходя из  этой
диспозиции. То есть я спрашиваю, вы отвечаете. Предельно точно и откровенно.
Без всяких уверток  и  неуместного  паясничанья.  Вы  меня  поняли,  Дмитрий
Григорьич? И в самом деле полковник, решил я, кивнув. Ничего не имею  против
полковников, даже из ФСБ, но этот остроносый тип не просто был полковником -
он играл в полковника. Полковник ФСБ должен быть суров -  особенно  с  нашим
братом       интеллигентом,       со       всякими        физиками-шизиками,
литераторами-дегенератами     и     прочими     музыкантами     сомнительных
национальностей. Суров  настолько,  чтоб  яйцеголовый  интеллектуал  тут  же
наложил в штаны и во всем сознался: как продал родину, как удавил жену,  как
утаил нетрудовой доход и как подделал банковское авизо. Должен заметить, что
эта манера беседы никак не зависит от  политического  режима,  авторитарного
или демократического; это некий глобальный конфликт между шустрой лошадкой и
всадником. Лошади - это мы, люди творческих профессий; мы стремимся свободно
гулять в пампасах, но  всадники-хозяева  направляют  нас  к  определенным  и
стратегически важным целям. К атомной бомбе,  например,  к  теории  расового
превосходства, к марксизму, неопозитивизму и соцреализму,  к  ваянию  статуй
вождей и отцов нации. Или,  как  в  данный  момент,  к  приятной  беседе.  Я
спрашиваю, вы отвечаете?  Предельно  точно  и  откровенно?  Поняли,  Дмитрий
Григорьич? Бывший майор Скуратов коснулся переносицы, с отвращением  оглядел
свою пропотевшую рубаху и произнес:
   - Первое: не демонстрировал ли Чернозуб  что-то  необычное?  Какую-нибудь
странную вещицу? Второе: кому демонстрировал? Вам, или имелись еще  зрители?
- Отвечаю точно и откровенно, - сказал я. - Демонстрировал. Вчера вечером, в
садике при отеле Мне и  гражданину  США  Ричарду  Бартону.  Чернокожий,  лет
тридцати  восьми,  здоровый,  как   лось.   Служит   в   компании   ?Фортуна
Индепенденс?, Таскалуса, штат Алабама. Это, как  я  понимаю,  к  востоку  от
великой реки Миссисипи? - Выдержав паузу, я поинтересовался:
   - А  что  это  было,  полковник?  -  Называйте  меня  Иваном  Ивановичем,
светиться нам ни к чему, - сказал  остроносый.  -  А  был  это  следственный
эксперимент.
   - Неудачный, - заметил я.
   - Как сказать, - не согласился Иван Иванович.  -  Если  б  мы  знали  его
результаты? - А труп в бассейне - не результат?
   Он нахмурился:
   - Я имел в виду не Чернозуба. Хотя его смерть в определенном смысле  тоже
результат? как и  отсутствие  объекта,  которым  он  манипулировал?  -  Иван
Иванович на секунду прикрыл глаза, потом  веки  его  приподнялись,  и  серые
зрачки пришпилили меня к стене - как мотылька, проколотого двумя  булавками.
- Этот объект? у вас?.. - спросил он после недолгой паузы.
   Я молча помотал головой. Взгляд полковника изменился - теперь  он  глядел
на меня не пронзительно, а с укоризной и даже вроде бы с легким сочувствием.
- Позвольте заметить, Дмитрий Григорьич, что вы еще  не  осознали,  в  каком
очутились положении. Вы пока что  не  обвиняемый,  но  исключительно  важный
свидетель? друг человека, которого мы искали? - Я сделал протестующий  жест,
но он не обратил на  него  внимания.  -  Убитого,  кстати,  на  вашей  даче?
похитившего перед тем объекты государственной важности?  Что  же  может  вас
спасти,  Дмитрий  Григорьич?  Откровенность,   откровенность   и   еще   раз
откровенность!  Вот  ваша  соседка  пошла  нам  навстречу?   кстати,   очень
привлекательная девушка? сказала, что Арнатов  был  у  нее  пару  раз  после
продажи  квартиры?  крутился  там  и  тут,  болтал  о   пустом,   но   делал
многозначительные намеки? А к вам он не заглядывал?
   Ну и ну! Уже и Дарью отловили, и та созналась во всех грехах! А мне она о
визитах Сержа не говорила? Впрочем, я и не спрашивал: мы  увлеклись  другими
делами.
   - Так заходил к вам Арнатов или нет? - раздался голос полковника. - Какие
вы с ним поддерживали связи? И где упоминавшаяся мной вещица? Та, что была у
Чернозуба? Вы учтите, Дмитрий Григорьич, я ведь на вас надавить могу? крепко
наехать? могу взять  вас  в  разработку  и  выяснить,  чем  живет  уволенный
сотрудник Промата, на какие деньги ест-пьет и разъезжает по заграницам?  кто
ему платит и за что? и все ли доходы декларированы должным образом? - Все, -
ответил я, начиная злиться. - И не валяйте дурака,  полковник,  вы  все  уже
выяснили, все, что смогли. Да, я - ученый, один из многих, которых выбросили
на улицу, и я работаю с частными фирмами как аналитик-консультант? И что тут
такого? Вы предпочли бы, чтоб  я  сдох  с  голоду  или  отправился  в  Ирак,
рассчитывать выход плутония на атомных станциях? И то  и  другое  -  не  для
меня. Лучше я буду консультировать мелких жуликов да честно платить  налоги?
ну, еще в Андалусию съезжу, коль повезет. На всех  законных  основаниях,  по
договору с ?Голд Вакейшн?.
   Остроносый слегка оторопел, потом приложился  к  стакану  с  минеральной,
сделал пару глотков и произнес:
   - Пусть так, Дмитрий Григорьевич, пусть так. Готов согласиться, что лично
вы, - он подчеркнул слово ?лично?, - ни в чем таком не замешаны? Но речь  не
о вас, а о вашем покойном соседе. И вы пока что не ответили на заданные  вам
вопросы.
   - Почему же, ответил.  При  первой  нашей  встрече  заявил,  что  близких
отношений с Арнатовым не поддерживаю и контактов в последние месяцы не имею.
Что же касается вещицы? объекта, продемонстрированного  Чернозубом?  я  ведь
ясно дал понять, что у меня ее нет.  Однако?  -  Я  замолчал,  и  в  комнате
повисла тишина, прерываемая шелестом листвы под налетевшим с моря бризом.  -
Однако?.. - Иван Иваныч выгнул бровь.
   - Я мог бы поделиться с вами своей гипотезой. Весьма  правдоподобной.  Но
гипотеза - это не факты, которыми я, в силу  гражданского  долга,  обязан  с
вами делиться: гипотезы и версии - плод моих  раздумий,  моя,  так  сказать,
интеллектуальная собственность. Так что заключим джентльменский  договор:  я
вам - гипотезу, а вы мне - обещание.
   - Какое?
   - Что оставите меня в  покое.  Хотя  бы  на  пару  ближайших  недель.  Он
медленно допил минералку, призадумался,  что-то  прикидывая  и  просчитывая,
потом резко кивнул головой:
   - Ладно! Выкладывайте ваши соображения.
   - Подозреваю, что Ричард Бартон из  Таскалусы  агентствует  не  только  в
страховой компании, - сказал я.
   - Это факт, а не версия. Факт, уже известный мне.
   - Разумеется. Вам ведь доложили о случившемся  на  пляже?  Не  далее  как
вчера?
   Один из ваших сотрудников оглох, а мне тем временем были сделаны намеки.
   Странные, должен признаться. Суть  их  осталась  мне  неясной.  Что-то  о
черной магии, о заклинаниях, об амулетах и ведьмовстве?
   Остроносый дернулся.
   - Вы посоветовались с Чернозубом?
   - Нет. Я же говорю, что не понял намеков. Мне показалось, что это  шутка?
знаете, юмор страховых агентов? А может,  он  хотел  надо  мной  посмеяться.
Поразвлечься? Он - черный, я - белый, зато он из  Америки,  а  я-из  России?
Разумное допущение?
   - Вполне, - Иван Иваныч криво улыбнулся.  -  Над  нами  скоро  готтентоты
смеяться будут.
   - Вот-вот? Похоже, мы раньше вымрем,  чем  они.  -  Я  придвинул  к  нему
бутылку с минеральной, сделав  широкий  гостеприимный  жест.  -  Вечером  мы
устроили междусобойчик на троих, выпили по капле. Я - исключительно сухое, а
Чернозуб с Бартоном - виски, но понемногу, двухсот граммов не наберется. Тут
Борис нам и выдал? Мне, во всяком случае, хватило. Еле в номера добрался?  -
Остроносый что-то хотел сказать, но я поднял руку. - Погодите, Иван  Иваныч.
Это все факты,  а  теперь  начинается  версия.  Я  ушел,  Бартон  остался  с
Чернозубом, но Чернозуб не был пьян и не имел намерения напиваться. А  утром
его находят в бассейне, без ран и царапин, зато и без штучки? без упомянутой
выше вещицы? И что мы должны думать?
   Я  уставился  на  остроносого  с  тем  неописуемым  выражением,  с  каким
подчиненный, вложивший умную мысль в  голову  шефа,  глядит  на  начальника.
Пора, мол, бабки подбивать, да чин не позволяет, тогда как  вы?  Скуратов  с
легкостью принял эту игру, важно кивнул и промолвил:
   - Чем-то одурманили Чернозуба, Потом освободили от вещицы - и в  бассейн.
Жаль! Работник он был неплохой. Ну, проведем экспертизу, посмотрим, чего ему
дали понюхать? - А негр-то исчез, - добавил я. - Уехал утром с  полицейскими
и не вернулся. - Зачем же ему возвращаться? - На лице Иван Иваныча мелькнула
злорадная усмешка. - Он ведь думает, что бриллиант ухватил. Вот  и  понес  к
себе в гнездышко? в эту самую Такзалупу, что  к  востоку  от  Миссисипи?  Мы
переглянулись, как два сообщника, ухмыльнулись разом, и я спросил:
   - А на самом-то деле - что?
   -  Так,  пустячок?  Приманка.  Приманка?  Для  кого?  Об  этом  он  забыл
упомянуть.
   Скуратов поднялся:
   - Ну, Дмитрий Григорьевич, собирайтесь.  Домой  полетим.  Примерно  такой
конец и ожидался, невзирая на джентльменский договор.  Эти  договоры  -  как
поддельное авизо: вроде бы есть,  однако  не  всякий  получит  означенную  в
документе сумму. Получишь,  если  тебя  боятся,  а  коль  не  боятся  -  при
напролом, может, чего-то и выйдет Наша российская  тактика,  и,  кстати,  не
хуже прочих.
   - Домой? - Мой рот скривился в недоумении. - А если я не соглашусь?
   Остроносый хмыкнул и пожал плечами:
   - Тогда выбирайте, Дмитрий  Григорьич:  соляные  копи,  урановый  рудник,
галеры или каленые пятаки к пяткам.
   Пожалуй, он не шутил, однако скоропалительное  возвращение  никак  в  мои
планы не входило.  По  множеству  причин.  Во-первых,  мне  просто  хотелось
отдохнуть; во-вторых, я нуждался в покое и некотором времени, чтобы обдумать
ситуацию и отыскать зернышко истины в груде навоза; в-третьих,  я  не  терял
надежды на встречу с Диком Бартоном - а вдруг ответит на парочку вопросов?..
Существовали и другие резоны, и среди них  такой:  что  я  скажу  в  славной
компании ?Голд Вакейшн?? Что недоволен отдыхом? Что пиво в Испании кислое, а
гранаты - не той системы? Или что меня насильно вывез полковник ФСБ? В любом
случае это положило б конец нашим доверительным отношениям  и  плодотворному
будущему  сотрудничеству.  А  я  не  столь   богат,   чтобы   разбрасываться
клиентурой.
   Пришлось упереться рогами,  трясти  хвостом  и  бить  копытами.  В  ответ
остроносый воззвал к моим чувствам:  к  чувству  ответственности  и  чувству
долга,  к  патриотизму  и  гордости  за  державу,  и,  наконец,  к   чувству
самосохранения. Я возразил, заявив, что обозначенное в первых пунктах кануло
в вечность вместе с имперскими замашками, а что до самосохранения,  так  это
не чувство, а инстинкт. Разумеется, он мне не чужд, и он говорит мне сейчас,
что лучше пару  деньков  погреться  на  андалусском  солнышке.  Иван  Иваныч
сморщился, обозвал меня  эгоцентристом  и  посулил  заковать  в  кандалы;  я
презрительно  сплюнул  и  напомнил  ему,  что   мы,   во-первых,   живем   в
демократической  стране,  а  во-вторых,  пребываем  сейчас   на   территории
испанского королевства. Которое, кстати, диссидентов не выдает. ?Это кто  же
тут диссидент?? - насмешливо сощурился Скуратов. А я ответил, что магнитофон
включен и все его шуточки про кандалы и рудник уже на пленке.
   На том мы и расстались,  слегка  недовольные  друг  другом.  Может  быть,
больше, чем слегка: хоть остроносый своего не добился, зато  посеял  в  моей
душе тревогу. Эти намеки о Дарье и  Арнатове?  Зачем  приходил  Сергей?..  И
почему оставил в спальне любовный амулет?..
   Странно, но в эту ночь мне ничего не  приснилось.  То  ли  погода  стояла
прохладная, то ли  запас  вещих  и  страшных  снов  был  у  Морфея  временно
исчерпан.

Глава 11

   Признаюсь - к собственному стыду - что смерть Бориса  меня  не  огорчила.
Как, в сущности, не огорчали и другие смерти, происходившие  внезапно  и  не
касавшиеся  близких  мне  людей  -  гибель  предпринимателей  и   депутатов,
банкиров, журналистов  и  чиновников.  Все  они  знали,  на  что  идут,  все
разделяли профессиональный риск с пожарными,  саперами  и  милицейскими,  но
получали при этом гораздо больше благ, влияния и власти.  Одних  было  жаль,
других - не очень, но даже чувство испытанной жалости оставалось  мимолетным
и очень далеким от истинного сострадания.  Что,  разумеется,  неудивительно.
Совсем неудивительно -  ибо  в  эпоху  киллеров  запасы  сострадания  быстро
иссякают, а нищета подталкивает к жестокости. Бедность не порок, учили  нас,
но то был всего лишь  один  из  мифов  советской  эпохи.  От  каждого