Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Детективы. Боевики. Триллеры
   Боевик
      Ахманов Михаил. Крысолов 1-2 -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  -
иваете сложность ситуации. Разве случай с Чернозубом вас ничему не научил? Тоже хотите поплавать кверху задом? Представьте, что за вами вслед пойдут не наши, а другие люди, и не барбосы, а ротвейлеры; пойдут, накроют вас вместе с профессором, и конспирации конец. Что скажете о таком варианте? - Накроют, буду молчать, как партизан, - ответил я. - Итак, завтра у метро ?Горьковская?, в семнадцать ноль-ноль. Скажите генералу, чтобы погладил парадный китель. *** Когда моя птичка прилетела в гнездышко после дневных трудов, я стоял в прихожей ее квартиры с топором в руке и примерялся к стенному шкафу. Стенка, в которую его вмонтировали, была у нас общей, то есть с другой стороны, в моей прихожей, располагался точно такой же шкаф размерами метр семьдесят на два шестьдесят. Не надо быть знатоком топологии, чтобы додуматься до идеи: если снести шкафы, получится проем, объединяющий две прихожие - и тем самым две квартиры, - в нечто более просторное, величественное и пригодное для обитания. Этот ?ап грейт? я и готовился совершить. Представьте теперь пейзаж: явилась девушка домой, а шкаф ее нараспашку, коробки с обувью на полу, на них - простынки, пододеяльники и шляпки, полотенца свалены на стуле, плащ и пальто - на вешалке, а шубка вообще исчезла - может, валяется в ванной или утепляет холодильник. А в довершение к этой картинке - добрый молодец с топором! Весьма законный повод возмутиться. Уверен, девять женщин из десяти сказали бы: ?Ах ты, мерзавец!..? Реакция десятой была бы, вероятно, энергичней, с упоминанием ненормативной лексики. Но моя принцесса лишь поглядела на меня, на творившийся вокруг разор и улыбнулась. Потом промолвила: - Димочка, ты не устал? Этот топор такой тяжелый? Не принести ли молоток? - Есть время для молотка, а есть - для топора, солнышко мое. С этими словами я вышиб заднюю стенку шкафа. Протяжно заскрипели гвозди, доски с грохотом рухнули в мою прихожую, сверху посыпалась штукатурка, и, будто салютуя воссоединению, взметнулись клубы пыли. Я раскашлялся, Дарья чихнула, а Петруша пронзительно завопил: ?Карр-раул! Рр-рифы по куррсу! Прр-ротечка, прр-ридурок!? Пыль осела, и сделалось видно, что из двух маленьких прихожих получился вполне приличный холл. Птичка моя уже озиралась по сторонам, вертела каштановой головкой и, кажется, мысленно расставляла мебель: диванчик - туда, столик - сюда, а вот на эту стену - полочки и что-нибудь яркое, акварель или батальное полотно. Скажем, Рыжая Соня убивает гиперборейского лазутчика? Разумеется, кочергой. Наконец Дарья сморщила носик, взмахнула ресницами и с одобрительным видом произнесла: - Как хорошо получилось, Димочка! Как просторно! И на площадку не нужно выходить? Знаешь, боюсь я этой площадки, темно там и страшно? Я внимательно посмотрел на нее - то ли шутит, то ли правду говорит?.. И о чем - заметьте! - думает? Какие там мысли вертятся под каштановыми кудрями - кроме тех, куда приткнуть диванчик? Но лицо Дарьи было воплощением невинности; стояла она, скромно потупив глазки, сдвинув ножки в итальянских туфельках, и будто бы чего-то ждала. Я решился, бросил топор на груду досок, обнял ее и кивнул в сторону пролома: - Ты, надеюсь, понимаешь, что эта дыра - новый этап в нашей жизни? Утвердительный взмах ресниц. Та же манера, что у Косталевского, но у женщин это получается гораздо выразительней. - Могу я предложить вам руку и сердце, прекрасная сеньорита? В дополнение к официальным обязательствам? Темные веера ресниц снова поднялись и опустились. Я чувствовал, как под моей ладонью колотится ее сердце. - Вы согласны? Вы окажете мне честь? Вы? Она внезапно прижалась ко мне и шепнула, обдавая горячим дыханием щеку: - Много говоришь, Димочка? Давай-ка лучше доски приберем. ? Когда мы уже лежали в постели и шептались в темноте, в гостиной наметилось шевеление, будто Петруша расправлял крылья, проверяя клетку на прочность, или шебуршился так, для моциона. Он скрипел, возился, щелкал клювом и вдруг внятно, с паузами в нужных местах произнес: - Даррья - крр-расавица? Дмитррий - фррукт, фррукт? Прр-рошу прр-ростить по-коррно! Дарья вздрогнула: - Что это с ним? Не заболел ли? Может, тронулся умом? Как ты думаешь, милый? - Думаю, он от счастья орет. Теперь у него и хозяйка есть, и хозяин, - объяснил я, поднялся и дал Петруше банан. Глава 20 Утро выдалось ясное, теплое, какие случаются в сентябре: в небесах - ни облачка, ветер спит, солнце сияет так, будто под ним не карельские мрачные сосны, а андалусские пальмы и оливы. Проводив Дарью, я позавтракал, сложил стопкой доски от разбитого шкафа и плотно их перевязал. Затем подошел к окну, присмотрелся, однако знакомых топтунов не обнаружил. Ни Джеймса Бонда, ни рыжего Койота, ни Итальянца, ни прочих остальных. Зато появились два новых типа, коренастые и с усиками - вероятно, крупные специалисты по ловле блох. День предстоял ответственный, и Скуратов, надо думать, выделил лучших из лучших, не позабыв усилить их автотранспортом - ?девятка? ?Жигули? дежурила, как обычно, со стороны проспекта. А коренастые-усатые сидели на лавочке, но не на той, что у песочницы, а ближе к мусорным бачкам. И это было хорошо. Просто отлично! Я ведь не Косталевский, с сорока метров гипнотизировать не умею, мне надо ближе подойти, чтобы бабахнуть прямой наводкой. А вдруг не подпустят? Встанут и смоются? Бегать за ними мне не хотелось, а потому был нужен повод. Мусорные баки, например. Я вернулся в спальню. Там, на прикроватной тумбочке, рядом с лампой-маячком, стояли розы. Все пять, и каждая - в своем кувшинчике. Пахли они одуряюще и выглядели абсолютно свежими, не исключая и той, что побывала у Дарьи в волосах. Несомненно, питающий их бальзам обладал огромными животворными силами. Вполне достаточными, чтоб поддержать в одном горшочке существование двух цветков. Итак, я переставил розы, понюхал темноватую жидкость в кувшинчиках (ничем предосудительным она не пахла) и заткнул емкости пробками. Потом спрятал два кувшинчика в сумку, вместе с конвертами, бумажником и сигаретами, сумку повесил на плечо, доски взял под мышку и спустился вниз. Этакий хозяйственный мужчина: сломал в своей квартире шкаф и тащит доски на помойку. Чтобы добро не пропадало, и граждане, охочие до досок, могли попользоваться ими. С толком и в полное свое удовольствие. Топтуны даже голов не повернули в мою сторону. Я избавился от ноши, оставив ее у кирпичного паребрика за мусорными баками, ощупал браслет на правой руке и неторопливо зашагал обратно к подъезду. Как раз мимо лавочки, где сидела пара усатых. Там внезапно притормозил, дернул вверх рукав свитера и произнес: - Взгляните, мужики, что-то хронометр мой барахлит. А вы, часом, не мастера? По виду, так крупные специалисты? Сработало! Они дернулись и застыли, не спуская глаз с гипноглифа. Темная обсидиановая спираль мерцала на моем запястье, перемигивались в ней крохотные серебристые огоньки, и два человека с окаменевшими лицами глядели на нее - глядели так, будто явился им сам Моисей, груженный скрижалями Завета. В глазах их была покорность. Глаза казались плоскими, будто бы даже оловянными, и в них не отражалось ничего - ни мысли, ни яростного гнева, ни экстаза любви, ни желания вспомнить или забыть. Ничего такого, что порождали другие амулеты? Страшное зрелище! В этот момент я сам перепугался. Но был в моем испуге рациональный элемент: Дошло внезапно, что Косталевский прав и что в такие игры нормальным людям играть не полагается. То есть я это и раньше понимал, но понимание происходило от логики, от рассудка, а чувства - те, что питаются неосознанными желаниями, - подсказывали совсем иное. Гипноглиф власти у меня в руках? владеющий им - Повелитель? Владыка Мира, которому все позволено и все доступно? завоеватель и мессия в одном лице, Вождь и Отец народов? Или - проявим скромность! - Господин. Хозяин над душами людскими, диктующий, что плохо и что хорошо, какие желания греховны, какие - праведны, кого надлежит распять, кого отправить в лагеря, кого бомбить, какие страны сжечь, каким идеям верить? Искус, великий искус, дьявольский соблазн, которого не выдержал мой сосед!.. Бывший сосед, а ныне покойник Арнатов Сергей Петрович. Судорожно сглотнув, я опустил рукав свитера и сказал: - Ну-ка, ребята, подвиньтесь. Они освободили место посередине и вылупились мне в лицо преданным собачьим взглядом. Такого взгляда в России теперь не встретишь, не та эпоха и не тот электорат: так, наверно, глядел на Сталина комбайнер, когда ему вручали за ударный труд. Я приземлился. Сказать по правде, ноги меня не держали. Не гожусь в повелители и вожди! Видно, харизмы не хватает. Сердце мое постепенно успокоилось, дыхание стало ровным, ледяной комок в животе растаял, и только испарина холодила лоб. Давно я таких встрясок не испытывал. Даже ворочая трупы в морге? Но те были абсолютно мертвыми, а эти - как бы живыми. Но в то же время и не живыми: ведь человек, попавший под беспредельную власть другой личности, мертв. Несомненно мертв - как полено под топором дровосека. - Откуда вы, мужики? - спросил я, чувствуя, что мой голос дрожит и вибрирует, подобно натянутой струне. - От Скуратова Иван Иваныча? Они ответили разом оба: - Так точно. - От него. - Говори ты. - Я кивнул сидевшему справа. - Скуратов еще кого-нибудь прислал? - Еще двоих. - Где они? - На улице, в машине. Сказать, как зовут? - Не надо. Ты и так молодец. - Его лицо дрогнуло в жалкой пародии улыбки: казалось, он был счастлив услышать похвалу. Вытащив из сумки два кувшинчика, я передал их топтунам. - Пейте! Это новейший препарат дозированного сна. Спать будете ровно двадцать минут, затем проснетесь и до вечера останетесь бодрыми и свежими. О нашей встрече - забыть. Продолжать наблюдение за подъездом. Докладывать начальству по мере надобности. Они выпили. Они выпили бы даже тогда, если б в кувшинчиках был яд. Конечно, можно было обойтись без театральных эффектов, но я хотел выяснить пределы своей власти. Похоже, Косталевский меня не обманул: она была полной, неограниченной и беспредельной. Глаза соглядатаев закрылись, горшочки выпали из ослабевших пальцев. Я поднял их, бросил в мусорный бак и быстрым шагом направился к метро. Разумеется, дворами, чтобы не наткнуться на сидевших в ?жигуле?. Амулет в футлярчике из-под часов жег мне запястье, словно плоть моя была поражена гангреной. *** Ровно в четырнадцать десять я подошел к заднему входу ?Орхидианы?, той самой цветочной лавочки на Австрийской площади. Голубая машина уже поджидала меня: осталось лишь устроиться на сиденье, захлопнуть дверь и кивнуть водителю. Мы выехали на улицу, в бодром темпе миновали метро и покатили по Большой Зеленина прямиком на Крестовский остров, к Морскому проспекту. Эта магистраль проходит в парковой зоне и упирается в залив, так что оживленной ее не назовешь: с обеих сторон деревья и заборы, а меж древесных крон мелькают крыши обкомовских дач. Бывших обкомовских; понятия не имею, кому они теперь принадлежат. Может, и никому, так как вокруг - полное безлюдье и никакого шевеления в кустах. Шофер ?БМВ? высадил меня в какой-то лишь ему известной точке, пробормотав: ?Ждите здесь?, - затем дал газ и исчез. Над безлюдным проспектом проносился ветерок, долетавший с моря, шелестели листвой старые липы за высоким каменным забором, серой лентой тянулся в обе стороны асфальт, на удивление чистый и ровный, без трещин и вздутых опухолей заплат. У забора и в тенях под деревьями асфальт был не серым, а угольно-черным, с блестящим отливом, будто смоченный водой, и эти тени самых причудливых форм и размеров казались фантастическими персонажами спектакля Другая тень, прямая и четкая, падавшая от изгороди, служила им подмостками, и, подчиняясь ветру, тени-актеры раскачивались туда-сюда, подрагивая и шевеля скрюченными конечностями. Одно из этих пятен напомнило мне физиономию зулусского воина: четкий профиль с перьями на макушке, расплющенным носом и толстой отвислой нижней губой. Больше любоваться было нечем, и я, закурив сигарету, уставился на это темное пятно. Вылитый Бартон из Таскалусы! Очень похож! Неординарная личность? И весьма заметная - при такой-то внешности? Странно, что ему поручили эту операцию и что-то поручают вообще: агент, по моим представлениям, должен быть таков, чтобы не цеплять людские взоры, чтобы взгляд соскальзывал с него, как вода с промасленной бумаги. А Бартон выделялся. Даже в Коста-дель-Соль, в пестрой толпе отдыхающих, ибо не так уж много там чернокожих из Таскалусы или других подобных мест, где водятся чернокожие. Собственно, кроме Бартона, я никого и не видел. Автомобильный клаксон прервал мои размышления. Машина - тоже ?БМВ?, но серебристая, с тонированными стеклами - подъехала незаметно на широких шинах и застыла, будто огромный жук, под древним дубом с бугристой морщинистой корой Задняя дверца чуть приоткрылась, огромная рука с пальцами, похожими на связку темно-коричневых сосисок, повелительно махнула мне; блеснули антрацитовые зрачки, раздулись ноздри плосковатого носа, шевельнулись челюсти. Зулус, как всегда, жевал. Станиолевая обертка выскользнула из его пальцев и, подхваченная порывом ветра, понеслась над тротуаром. Я подошел к машине. Салон ее оказался просторен, так что, несмотря на габариты Бартона, мы с удобством разместились на заднем сиденье. За рулем был мормоныш. В мою сторону он покосился крайне неодобрительно - так, словно штопор в печень воткнул Мне хотелось утешить его остротой в национальном духе - мол, любовь зла, полюбишь и козла, - но идти на обострение ситуации явно не стоило. - А вот и наш специалист по вешалкам и рогам, - благодушно произнес Бартон, потянувшись к стоявшему рядом кейсу. Он положил чемоданчик на колени, щелкнул замками и спросил: - Значит, есть хорошие новости, Гудмен? В полном соответствии с твоей фамилией? - Новости зависят от моего сальдо в банке ?Хоттингер и Ги?, - заметил я, вытащив из сумки конверт, но не выпуская его из рук. - Он пополнился на десять тысяч. Но больше ни цента не получишь! Никаких там штрафных выплат! После сыгранной с нами шуточки? - Он бросил взгляд на мормоныша, осекся и лишь басовито хохотнул. Затем добавил, покосившись на конверт: - Этот материал мы сначала проверим, и только потом будет сделана выплата. Пятьдесят, как договаривались. - Как договаривались - сто. - Сто, так сто, - с подозрительной легкостью согласился Бартон, подмигнув одним глазом мне, а другим - мормонышу. - Я - парень сговорчивый, как большинство чернокожих ребят. Мы, Гудмен, привыкли, что с белыми не стоит спорить. Особенно о деньгах. - Потому тебя и прислали? Такого сговорчивого чернокожего? Зулус усмехнулся, не переставая жевать. - Не только. Сейчас мы уже подружились, и я могу сознаться, что человеку моей расы проще вступить с тобой в контакт и завоевать доверие. Вы, русские, уникальный народ: вы питаете необоримую склонность к черным и к другим цветным или цветным отчасти, - тут он опять ухмыльнулся во всю свою шоколадную физиономию. - К арабам, латиносам и желтокожим, ко всем косоглазым и губастым, не исключая папуасов? Многие из них давным-давно живут получше вас, но вы в своем нелепом высокомерии считаете их обиженными и угнетенными, несчастными и бедными, как церковные крысы. Вы готовы сочувствовать им и снять, как говорится, последнюю рубашку вместе с кожей, чтобы? - Устаревшая информация, - перебил я. - Это все в прошлом, Дик. У нас уже ни рубах, ни кожи не осталось, и теперь мы черных не любим. А также арабов, китайцев и лиц кавказской национальности. Вот если б ты в самом деле был папуасом или краснокожим из племени могикан? Зулус с мормонышем переглянулись. - Стоит учесть, - пробормотал Джек-Джон-Джим. Это были первые сказанные им слова, и я отметил, что голос мормоныша звучит хрипловато. Он расположился на месте водителя, вполоборота ко мне, и вроде бы не собирался включать мотор. - Мы куда-нибудь едем? - А зачем? - Огромные руки зулуса потянулись к конверту. Дискетка выпала на сиденье, он бережно подобрал ее, сунул в кейс и принялся перелистывать бумаги, приговаривая: - Зачем нам куда-то ехать? Место здесь тихое, спокойное? посидим, поговорим? А заодно почитаем? - Все будешь читать или как? - Пачка листов выглядела солидно, ибо я постарался на славу. Кое-где документ был украшен графиками и даже формулами, а в иных местах попадались таблицы. По личному опыту мне было известно, что наукообразие внушает доверие, но с этим делом - с наукой то есть - нельзя переборщить. Графиков, формул и таблиц должно быть столько, чтобы клиент поверил и пустил слюну, и в то же время, чтоб у него создалось впечатление, будто текст ему вполне понятен и доступен. Тонкая механика, но после Промата я владел ею в совершенстве. - Все читать не буду, - бормотал меж тем зулус, - тут вон сколько понаписано? Прогляжу? - Листы шелестели в его толстых пальцах. - Внушительный документ! Но все, мне кажется, по делу? да, по делу? формулы, описание промышленной установки? таблицы, чертежи? Где взял? - Осталось в наследство от соседа. Прятал у меня на даче. Дискету, разумеется, не распечатку. - И ты нашел? А другие найти не смогли? - Места надо знать, - солидно произнес я. - Поместье - не городская квартира, все сосны там не выкорчуешь. Бартон, одобрительно кивнув, сунул бумаги в кейс. - Это была здравая идея - выйти на связь с тобой. Все же ты его друг-приятель? Кому знать, как не тебе? В лаборатории он ничего не оставил, дома - тоже, а также и в офисе, где пациентов принимал? Мы всюду проверяли. - Он выплюнул жвачку в ладонь, поглядел на нее в задумчивости и выбросил в окно. - А шеф твоего дружка исчез. Кост-лев-ски, кажется? Думаю, его ваши люди замели. Как полагаешь? - Не исключается. Но можно было б и поискать? конечно, за отдельную плату. - Я ненавязчиво продемонстрировал свою материальную заинтересованность. Мой образ алчного жука нуждался в постоянной подпитке, точно так же, как лунные розы - в своих горшочках. - Хм? А сколько возьмешь? - Много. Но не деньгами - гражданством. Зулус с мормонышем опять переглянулись, потом Бартон медленно протянул: - Вот как? Гражданство желаешь получить? А Грин-карта тебя не устроит? - А какие с гражданством проблемы? Для ЦРУ это раз чихнуть. Или я ошибаюсь? Мне кажется, в вашем-то ведомстве? Бартон вскинул растопыренную пятерню, будто затыкая мне рот, будто я, нарушив какой-то неведомый кодекс, произнес запретные слова. Но губы его кривились в усмешке. - При чем здесь ЦРУ, мой бледнокожий друг? Разве я говорил, что мы из ЦРУ? Это все твои фантазии? это ты меня расспрашивал, какие там бывают агенты, полномочные или не слишком. А я всего лишь подтвердил, что тоже агент, и тоже полномочный? Но о ЦРУ не было ни слова. Ни полслова! Или я ошибаюсь? Он передразнивал меня. Он явно забавлялся, а я сидел в ошеломлении, как Буратино, которого Кот Базилио с Лисой Алисой нажгли на акциях ?Хопра?. Или ?МММ?, или ГКО, или

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору