у
белого калифорнийского и, разумеется, не спали до утра. В шестом  часу  Кэти
на-конец угомонилась и уснула, а Каргин задремал в полглаза и увидел во  сне
то ли подмосковные березы, то ли.  краснодарскую  цветущую  черешню,  то  ли
тайгу под Хабаровском и барачный военный городок, где он появился на свет  -
словом,  увидел  что-то  родное,  знакомое,  русское,  и  от   того,   вдруг
пробудившись, пришел в настроение мрачное и  неспокойное.  Опять  показалось
ему, что он не в том месте, не в своем, и занимается, в сущности, ерундой; и
воздух здесь не тот, и запахи не те, и женщина не та, что надо. Он выругался
шепотом,  посмотрел  на  Кэти,  прильнувшую  к  его  плечу,  смежил  веки  и
постарался заснуть. Это ему удалось, ибо в любой стране и части  света  люди
его профессии жили по принципу: солдат спит, служба идет.
   Второй раз он проснулся в одиннадцать. Кэти сладко спала и видела сладкие
сны; они скользили под  ее  сомкнутыми  ресницами,  набрасывали  на  смуглое
личико вуаль румянца. Каргин осторожно сполз с постели, прихватил  рубаху  и
брюки, отправился на кухню и съел, пару сандвичей. Потом стал одеваться.  За
этой процедурой его и застала Кэти.
   - Ты куда, дорогой?
   "Знакомый вопрос, - подумал Каргин.  -  Тот,  который  раньше  или  позже
задают все женщины?.
   Взглянув на часы (было  двадцать  минут  до  полудня),  он  неопределенно
ответил:
   - Кажется, приглашали пострелять.
   Кэти потянулась, откинула полы халатика, обнажив стройные ножки.
   - А я думаю, у нас найдется занятие поинтереснее.
   - Занятия должны быть разнообразными, - промолвил Каргин, вытянул руку  и
растопырил пальцы. Они, несмотря на бурную ночь, не дрожали.  -  Пойдешь  со
мной, детка?
   - Не пойду, - Кэти помотала головой. - Нет желания глядеть на  гомиков  и
рыжих шлюх, - она вдруг усмехнулась и буркнула, пряча глаза от Каргина:
   - Ты с Бобби поосторожнее, солдат? Тыл береги,  не  то  получишь  пулю  в
задницу.
   Путь до ?Старого Пью? и  стрельбища  был  недалек,  и  Каргин  отправился
пешком. По дороге он размышлял о странных делах, творившихся  в  фирме  ХАК,
где президент был геем, его сестрица - шлюхой, а дядюшка, глава семейства  -
затворником и англофобом. Все это загадочным образом переплеталось с Кэти; с
одной стороны, она была  обычной  служащей  и,  по  собственным  ее  словам,
девушкой небогатой, которой манна с неба не падает, но с другой  -  обладала
особым статусом и привилегиями. Подумать только, сам  президент  не  мог  ее
уволить!  Плюс  коттедж  для  управляющего   персонала,   алый   ?ягуар?   и
подчеркнутая независимость, даже враждебность, с  которой  она  держалась  с
Бобом. Похоже,  ее  позиции  были  крепки  и  обустроены  огневыми  точками,
противотанковыми рвами и крупнокалиберной артиллерией.
   "Чья-то  пассия?..  -  подумал  Каргин.  -  Но  чья?  Мэлори,   Ченнинга,
Халлорана? Или всех сразу?? Вполне возможно, так как упоминался  песок,  что
сыплется из задниц покровителей. Значит, люди они немолодые, и самый пожилой
из них, как утверждала Кэти, был падок на женщин. Был!.. Может, чувства  его
не увяли до сих пор? Но тогда Кэти нечего делать во Фриско, место  ее  -  на
острове или, как минимум, в Париже? Однако она  здесь  и  даже  пустила  под
одеяло какого-то солдата, наемника и бывшего ?стрелка??
   Почувствовав,  что  совсем  запутался,  Каргин  злобно  сплюнул,  обогнул
бревенчатые стены ?Старого Пью? и замер с приоткрытым  ртом.  На  стрелковой
позиции у  обшитого  дубом  барьера  лихо  подбоченился  Бобби  Паркер  -  в
широкополой шляпе, пятнистом комбинезоне рейнджера и  щегольских  ковбойских
сапогах. Рядом стояла машина - пошире кровати в  каргинской  опочивальне;  в
ней, вытянув стройные голые ноги  поверх  руля,  с  удобством  расположилась
Мэри-Энн, а сзади сидел какой-то тип с кудряшками до плеч, пребывавший,  как
показалось Каргину, в сонном оцепенении. Его  лицо  с  тонкими  женственными
чертами  словно  оттеняло  оживленную  мордашку  Мэри-Энн;  волосы  ее  были
растрепаны,  с  губы   свисала   сигарета,   а   в   правой   руке   сверкал
никелированный ?целиски? - спортивный австрийский  револьвер  сорок  шестого
калибра с чудовищно длинным стволом. Прочее оружие было разложено на  стойке
и тоже отличалось солидными  калибрами:  испанская;?астра?,  ?магнум-супер?,
?гюрза? с узорчатой гравировкой по стволу, плюс израильский ?дезерт-игл?.
   Однако не оружие и его владельцы поразили  Каргина  -  удивительней  были
мишени, которые устанавливал чернокожий парень в дальнем  конце  стрельбища.
Они были выпилены из фанеры,  тщательно  раскрашены  и  изображали  пожилого
джентльмена с падавшими на  лоб  рыжеватыми  волосами  и  худощавым  суровым
лицом. Две - в фас, и две -  в  профиль.  Джентльмен,  будто  чувствуя,  что
предстоит, выглядел мрачновато и взирал на барьер, оружие и стрелков с немым
укором.
   Мэри-Энн,  заметив  Каргина,  бросила  револьвер  и   замахала   призывно
белоснежной ручкой.
   - Алекс! Хай, ковбой! Или киллер? - она протянула ему бутылку.  -  Выпить
хочешь?
   - Киллеры с утра не  пьют,  -  буркнул  Каргин,  придвигаясь  поближе.  -
Кстати, по эту сторону ?железного занавеса? меня называют Керк.
   - Керк так Керк, - согласилась Мэри-Энн. - А что, он еще существует? Этот
гребаный занавес?
   - Само собой. В загадочной русской душе.
   - Вот дьявольщина?- протянула Мэри-Энн, вылезая из машины. - Ты, выходит,
русский? А я-то думала, ты - немец. Или поляк.
   - Если не лезть в душу, большой разницы нет, - сказал Каргин, разглядывая
кучерявого. Здороваться тот не пожелал, даже прикрыл глаза  и  будто  совсем
отключился. Лицо  его  казалось  равнодушным  как  мраморный  лик  бесполого
ангела.
   - Это Мэнни, - пояснила Мэри-Энн. - Не удивляйся, он всегда  такой.  Спит
на ходу, пока не забьет косячок.
   Пожав  плечами,  Каргин  отвернулся  и  сделал  шаг  к  стойке,   любуясь
выложенным на ней арсеналом. Бобби сухо кивнул ему:
   - Выбирай! Стреляешь первым, по левой  мишени.  Четыре  выстрела  -  нос,
бровь, глаз, ухо.
   - Поправка, - Каргин поводил рукой над оружием и опустил  ее  на  ?дезерт
игл?. ?Пушка? была тяжелой, около двух килограммов; нагретая солнцем рукоять
удобно устроилась в ладони. - Поправка: кончик носа, середина брови,  зрачок
и мочка.
   Он поднял пистолет к плечу и замер, дожидаясь, когда  мальчишка  уберется
от  мишеней.  Рыжий  джентльмен  неодобрительно  косился  на   него,   будто
говоря: ?Что же ты,  парень,  в  детские  игры  играешь?  Цель  неподвижная,
беспомощная,  и  вокруг  не  лес,  не  горы,  не  пустыня,  а  место  вполне
цивилизованное, без блиндажей и дотов,  окопов  и  траншей.  Не  стрельба  -
потеха!?
   "Потешиться тоже не грех?, - мысленно возразил Каргин.
   - Ну, давай! - голос Бобби визгливой сиреной взорвался над ухом.
   Бах! Бах, ба-бах! Четыре выстрела слились в один аккорд, короткий,  будто
дробь зовущего в атаку барабана. Нос у рыжего сделался на сантиметр  короче,
в глазу и брови зияли две аккуратные дырочки, а ухо словно подрезали ножом -
видать, фанера отщепилась.
   Каргин щелкнул предохранителем и, вздохнув, опустил пистолет. В Легионе у
него был такой же, но с алюминиевой рамкой и  удлиненным  стволом.  Пришлось
бросить. Может, и удалось бы провезти его в Москву, однако зачем?  В  Москве
хватало своего оружия.
   - Теперь я! Две средние мишени! - возбужденно выкрикнул  Боб  и  принялся
палить. Было заметно, что этот процесс доставляет ему огромное  наслаждение:
он раскраснелся, оскалил зубы и картинно упер левую руку в бедро. Стрелял он
из ?магнума? и совсем неплохо, но в нос  и  мочку  не  попал:  пули  пробили
переносицу и верхнюю часть уха.
   - Прилично, - похвалил Каргин, представив  на  мгновение  другой  пейзаж:
вздыбленную землю, грохот разрывов, торопливое стакатто автоматных  очередей
и фигурки в зеленом с черными лицами; они бегут к нему, посылая веер пуль, и
кричат, кричат, кричат? Помотав головой,  чтобы  прогнать  это  видение,  он
повторил:
   - Вполне прилично, клянусь Одином!
   - Этот Один - твой приятель? - проворковала Мэри-Энн, прижавшись к плечу
   Каргина. От нее заметно попахивало спиртным.
   - Нет. Приятеля  звали  Лейф  Стейнар.  Датчанин,  лейтенант?  Клялся  то
Одином, то молотом Тора, то Валгаллой. Ну, сама понимаешь, сестренка? Дурной
пример заразителен?
   - Скандинав! - Мэри-Энн привстала на цыпочки и соблазнительно потянулась,
демонстрируя пышные груди. - Обожаю скандинавов! Такие горячие парни! И  где
же он теперь, этот Лейф Стейнар?
   - В земле! - отрезал Каргин и  поднял  пистолет.  -  Гниет  в  ангольских
джунглях.
   Глаза девушки широко раскрылись, она отступила назад, будто ее ударили.
   - В ангольских джунглях? А ты? тоже там бывал?
   - Бывал. Три года в Легионе.
   - Хватит болтовни! Стреляй! - выкрикнул Боб. Лицо его налилось кровью,  и
Каргин подумал, что этот парень  слишком  самолюбив.  Самолюбив,  обидчив  и
любит всегда побеждать? В компенсацию за извращенные вкусы? За этого Мэнни с
ангельским личиком? Возможно? В тонкостях  психологии  ?голубых?  Каргин  не
разбирался.
   "Дезерт игл? в его руке загрохотал, дернулся, грохнул снова. Всадив  пять
пуль в правую мишень, он выщелкнул  опустевший  магазин,  направил  ствол  в
землю, нажал на спуск и опустил  пистолет  на  стойку.  Боб,  кусая  губы  и
хмурясь, скосился на кучерявого, потом начал осматривать мишени  завистливым
взором. Итог был явно не в его пользу.
   - Я знала, что ты никакой не киллер, - раздался  голос  Мэри-Энн.  -  Ты,
выходит, легионер? И как у вас с сексуальной ориентацией?
   - Мы, в основном, некрофилы, - сообщил Каргин. - Обожаем  побаловаться  с
трупами.
   Глаза девушки заблестели,  она  возбужденно  вздохнула.  -  И  многих  ты
поимел, ковбой?
   - Многих, не сомневайся! - рявкнул Бобби. - Многих! Он - наемник, руки по
локоть в крови!
   Каргин, отступив к машине, миролюбиво улыбнулся.
   - Не бей копытом, президент, не всем же портреты  дырявить?  Кстати,  кто
там на них? Очень благообразный старичок, однако с характером?
   - С характером!.. - Мэри-Энн хихикнула, потом согнулась и, звонко  хлопая
ладошкой по колену, залилась смехом, поглядывая то на Боба, то  на  Мэнни  и
будто приглашая их повеселиться. Но кучерявый по-прежнему дремал, а Боб,  не
обращая на сестру внимания, с хмурым видом  следил,  как  чернокожий  парень
укладывает пистолеты в оружейный ящик. - Еще с каким характером,  ковбой!  -
Мэри-Энн потянулась к ?целиски?, подняла обеими руками тяжеленный  револьвер
и с грохотом выпалила с правую  мишень.  -  Нрав  у  дядюшки  Патрика  точно
могильный камень, пулей не прошибешь, - сообщила  она.  -  Старый  козел,  а
характера на целый полк легионеров хватит!
   Изумленно подняв брови, Каргин уставился на девушку, потом перевел взгляд
на мишени.
   - Так это Патрик? Патрик Халлоран?
   - Нет, леденец на палочке! - передразнила Мэри-Энн, явно наслаждаясь  его
ошеломлением. - Для недоумков-ковбоев!
   "Братец  -  болван,  сестрица  -  стерва,  -  решил  Каргин.   -   Чудят,
миллионерские ублюдки! Кони сытые бьют копытами? С жира бесятся? А  чего  же
не беситься - при обороте в шесть миллиардов и собственных островах??
   Отступив еще подальше, к бревенчатой стене, он процедил:
   - Забавная у вас семейка, Нэнси? что Паркеры, что Халлораны? А по  другим
портретам вы стрелять не пробовали? Папин, там,  вывесить  или  мамин?  Тоже
ведь развлечение, а?
   Лицо  девушки  начало  бледнеть,  застывшая  на   губах   усмешка   вдруг
превратилась в злобную гримасу, тяжелый  ?целиски?  медленно  пополз  вверх.
?Что-то сейчас будет!? - мелькнуло в голове у Каргина, и он, не промедлив ни
секунды, юркнул за  угол  ?Старого  Пью?.  Вслед  ему  раздались  выстрел  и
яростный вопль Мэри-Энн:
   - Не смей называть меня Нэнси!

Глава четвертая

   "Да, забавная семейка?, - размышлял  Каргин,  устроившись  на  траве  под
серебристыми ивами. Кэтин  коттедж  в  другом  конце  лужайки  стоял  тихим,
молчаливым; алый ?ягуар? исчез, и  никто  не  отзывался  на  стук  и  разные
соблазнительные предложения.
   Кэти скрылась, зато на месте был журнал, полученный  от  Холли  Робине  -
какая-никакая, а все же альтернатива одиночеству. Прежде чем залечь в кустах
и насладиться чтением, Каргин, памятуя о Нэнси и  ее  револьвере,  тщательно
запер дверь,  которая,  по  его  российскому  разумению,  выглядела  слишком
хлипкой и ненадежной. Правда, ломиться в дом для рыжей не  было  нужды;  она
могла его обогнуть и пристрелить обидчика прямо здесь, под ивами у бассейна.
   Пытаясь не вспоминать о страстных калифорнийских девушках, Каргин  быстро
просмотрел журнал. Нужная статья под заголовком ?Потомок  пушечных  королей?
нашлась в середине; ее украшало цветное изображение на целую полосу - Патрик
Халлоран собственной персоной, в рамочке  из  мортир,  мушкетов,  кольтов  и
кавалерийских сабель. Портрет, вероятно, скомпилировали  с  каких-то  давних
фотоснимков; Патрик на нем был  не  стар  и  выглядел  цветущим  рыжеволосым
джентльменом лет сорока пяти. Зрачки у него оказались серыми  с  зеленью,  и
Каргин, представив лица Мэри-Энн и ?Боба, решил, что цвет  волос  и  глаз  -
фамильный  признак  Халлоранов.  Может  быть,  все  ирландцы  были   такими,
светловолосыми  или  рыжими,  с  серо-зелеными  глазами.  В  период   тайных
стажировок в Лондоне Каргин не отличал их от британцев, но под его  командой
в роте ?Би? служила пара молодцов из Типперэри, рыжих и осыпанных веснушками
от бровей до пупа.
   Полюбовавшись на портрет, он  изучил  историю  династии  -  эти  сведения
занимали две страницы, а дальше автор, некий Сайрус  Бейли,  слегка  касался
дипломатической карьеры Патрика и плавно переходил К  важнейшей  и  наиболее
интересной для ?Форчуна? теме - то есть  к  финансам.  Что  до  истории,  то
выяснилось, что первый из Халлоранов, прапрадед  нынешнего,  переселился  за
океан в самом начале прошлого столетия, в эпоху наполеоновских  баталий,  но
прожил в Штатах недолго: породил единственного сына, завербовался  в  армию,
защищал Детройт от англичан, а когда город был оставлен,  бился  на  Великих
Озерах под командой легендарного Оливера Перри, на его флагманском  корабле.
Погиб он со славой и в  великий  день  -  10  сентября  1813  года  в  бухте
Путин-Бей, где Перри разгромил британскую эскадру.
   Жизнь прадеда Патрика, Бойнри Халлорана, была счастливой и  долгой,  хоть
он отличался изрядной воинственностью - в юности дрался с семинолами,  потом
- с мексиканцами, в  дивизии  генерала  Тейлора,  из  рук  которого  получил
наградную саблю и звание капитана. Когда  началась  война  между  Севером  и
Югом, Бойнри было за пятьдесят, и он уже  не  рвался  на  поля  сражений,  а
основал в Нью-Йорке фирму ?Халлоран Арминг Корпорейшн? и правил ею  тридцать
лет, снабжая войска  северян,  а  после  -  переселенцев  в  западные  края,
винтовками и ружьями.
   Шон Халлоран расширил семейный бизнес, перенес штаб-квартиру  компании  в
Сан-Франциско в тысяча девятисотом  году  и  построил  первую  фабрику,  где
делали полевые орудия, револьверы, винтовки и ?мэшин-ганс? - иными  словами,
пулеметы. Фабрика была полностью  разрушена  в  девятьсот  шестом  во  время
страшного землетрясения, но Шон ее восстановил и даже  благополучно  пережил
биржевой крах, случившийся в марте  девятьсот  седьмого.  С  началом  первой
мировой войны дело его расширилось, но богатеть он стал еще раньше,  получив
контракт на пушки и винтовки для американской армии - в период интервенции в
Мексику и сражений с отрядами Панчо Вильи.
   Но самым удачливым в этой династии оказался Кевин Халлоран, отец Патрика.
Он прожил семьдесят восемь лет, был женат  четыре  раза,  создал  финансовую
империю ХАК и во время второй  мировой  производил  уже  не  только  полевые
пушки, но также минометы, гаубицы и самоходную артиллерию с  соответствующим
боекомплектом. Умер он в пятьдесят  восьмом,  оставив  сыну  процветающее  и
перспективное предприятие.
   Дабы завершить историю рода, Бейли отмечал, что Кевин Халлоран являлся не
только ловким, но также  предусмотрительным  дельцом.  С  полным  основанием
считая, что в оружейном бизнесе связи  драгоценнее  капиталов,  он  направил
сына по дипломатической стезе и продвигал его  вперед  с  достойным  похвалы
усердием. В двадцать два года, закончив Йель в разгар мировой войны,  Патрик
очутился в Москве, в должности помощника секретаря посольства; в сорок пятом
его перевели в Лондон, в сорок шестом - в Токио, затем  последовали  Турция,
Иран, Египет, и хотя восхождение по дипломатической лестнице не было  ярким,
блестящим  и  стремительным,  оно  все  же  являлось  довольно   быстрым   и
неуклонным. В пятьдесят седьмом Патрик занял пост  американского  консула  в
Ла-Плате, Аргентина, и имел все шансы к сорока годам  удостоиться  должности
посла - если не в Париже или Бонне, то по крайней мере в  Афинах,  Осло  или
Дублине. Судьба, однако, распорядилась иначе: Кевин умер, и королевский трон
освободился для Патрика.
   Далее обозреватель писал, что заслуга нынешнего босса ХАК вовсе не в том,
что он довел годовой оборот компании  до  шести  миллиардов,  а  в  выгодном
вложении прибылей.  Шесть  миллиардов  являлись  только  вершиной  айсберга,
причем не из самых  высоких  -  так,  оборот  корпорации  ?Боинг?  составлял
тридцать  миллиардов,  но  при  этом  крупный  пакет  ее  акций  принадлежал
Халлорану. Надежды Кевина оправдались: связи Патрика в странах третьего мира
оборачивались дивидендами в виде выгодных  контрактов,  контракты  приносили
прибыль, прибыль расчетливо вкладывалась в фирмы  союзников  и  конкурентов,
что позволяло держать  и  тех,  и  других  на  коротком  поводке.  В  начале
девяностых, когда Патрику перевалило за семьдесят, ХАК ничего не производила
и даже торговала без прежней нахрапистой энергии, зато  в  ее  активах  были
сосредоточены контрольные пакеты ?Армамент системе  энд  продакшн?,  ?Кольте
индастриз?, ?Глок  ГмбХ?,  ?Хаук  Инжиниринг?,  ?Макдоннел  Дуглас?  и  трех
десятков других компаний, производителей оружия. ХАК превратилась в огромный
холдинговый центр; бывшие поставщики и  партнеры  были  скуплены  на  корню,
сделки  их  контролировались,  политика,   по   мере   нужды,   подвергалась
корректировке, а прибыли утекали в карман Халлорана.
   О его личной жизни сообщалось немногое. В молодые годы он  был  человеком
контактным, поклонником искусства  и  прекрасных  дам,  любителем  выпить  в
приятном обществе, но с двух сторон свечу не  жег;  с  его  именем  не  было
связано ни одного скандала - ни пьяных дебошей, ни соблазненных жен  коллег,
ни вывоза  в  дипломатическом  багаже  культурных  ценностей.  Вероятно,  он
обладал талантом не афишировать свои прихоти и не  болтать  лишнего,  а  рты
недовольных и оскорбленных умело затыкал деньгами. Однажды, будучи в  зрелых
годах, он чуть не женился, но, поразмыслив, переменил решение: ему  стукнуло
пятьдесят, невесте - восемнадцать, и бурная супружеская жизнь могла  отвлечь
Халлорана от более важных дел. Но как сообщалось в  статье,  он  не  прервал
знакомство с отставленной невестой мисс Барбарой Грэм и даже, когда та вышла
замуж и сделалась счастливой матерью, принял участие в ее потомках. Однако с
течением лет он стал подозрительным и  нелюдимым,  чему  способствовали  ряд
покушений  и  пара  авиакатастроф,  то  ли  случайных,  то  ли  подстроенных
неведомыми доброхотами. К счастью, все окончилось благополучно,но  Халлоран,
вняв предостережениям судьбы, решил, что наступило время  поддерживать  лишь
те контакты  с  миром,  какие  не  грозят  здоровью.  Он  обзавелся  частным
владением среди океанских вод и, удалившись туда, стал такой же недосягаемой
загадочной   фигурой,   как    Говард    Хьюз,    названный    обозревателем
миллиардером-невидимкой. Но Халлоран, в отличие от Хьюза, вел  жизнь  весьма
активную и твердо правил  корпорацией;