тый  белый  попугай.  Несомненно,
какаду, с Молуккских островов, и наглый до невозможности. Заметив  меня,  он
тут же встрепенулся и завопил:
   - Прр-рохиндей! Прр-ронырр-ра! Вон! Вон!
   Дарья порозовела.
   - Извините, Дима. Петруша у нас такой невоспитанный?
   -  Прр-роехали  вопрр-рос!  -  гаркнул  попугай.  -  В  поррт,  в  поррт!
Сигарр-ру, крр-реолку, р-ром - в номерр-ра!
   Я невольно вздрогнул.
   - Это Колин попугай, - пояснила Дарья. - Коля, мой брат, первый  помощник
на сухогрузе. Он мне квартиру купил, но  с  тем  условием,  чтоб  я  забрала
Петрушу. - Здрр-равая мысль, здрр-равая, - проскрипел попугай. -  Петрр-руша
прр-редпочитает крр-реолок!
   "Невероятная птица, - подумал я. -Правда, сексуально озабоченная?.
   Дарья улыбнулась:
   - У Коли очень строгий капитан. Он решил, что Петруша разлагает  команду,
хотя все было наоборот. Но он так решил и сказал: ?Или Коля утопит Петрушу в
Карибском море, или их вдвоем спишут на берег?.
   - Надо  было  утопить  в  Китайском,  -  отозвался  я  под  аккомпанемент
возмущенных   криков   Петруши.   Самым   невинным   его   выражением   было
?прр-рохвост!?, а еще он бормотал какие-то гнусности на испанском, китайском
и бенгали. - Дима, я получила повестку, - сказала Дарья трагическим шепотом.
В прихожей было темновато, и мне вдруг подумалось, что я  еще  не  видел  ее
лица при ярком свете. Мы сталкивались раз десять или двадцать, на лестничной
площадке, в полутьме, как  призраки,  сбежавшие  с  кладбищенских  погостов.
Соседи-привидения?  ?Здравствуйте,  Дима??  ?Здравствуйте,   Даша??   И   до
свидания. Вот и весь контакт.
   Но теперь я заметил, что соседка моя высока  и  стройна,  что  ее  волосы
темной волной спадают на плечи и что в  зрачках  ее  мерцают  подозрительные
огоньки. Пахло от нее чем-то нежным, приятным, будившим  греховные  мысли  и
желания. Женские флюиды, не  иначе.  Должен  признаться,  она  испускала  их
весьма интенсивно. - Повестка, - произнес я, сглотнув слюну.  -  От  майора.
Скуратова Иван Иваныча. Так я ее лично под дверь вам подсунул.
   - И что же мне делать? - с растерянностью спросила Дарья.
   - Плевать. Никуда не ходить, ни в чем не признаваться  и  все  валить  на
брата, который плавает сейчас у Соломоновых островов.  Если  начнут  пытать,
кричите громче и обещайте пожаловаться  Владимиру  Вольфовичу  Жириновскому.
Его милиция боится. Даже УБОП
   - Вы шутите, Дима. А повестка-то - вот она?
   Дарья протянула мне измятый клочок бумаги и включила  лампу  -  наверное,
для того, чтоб я мог прочитать каракули Иван Иваныча  и  удостовериться  еще
раз, куда и зачем ее вызывают. Однако повестка не привлекла моего  внимания:
в этот миг Дарья казалась мне  гораздо  более  интересным  предметом  Только
сейчас я разглядел ее по-настоящему и поразился: ничего от серой  мышки,  от
тихони-скромницы, скользившей день за днем мимо моих дверей. Она сняла  очки
- может быть, носила их не по причине  слабого  зрения,  а  так,  для  пущей
солидности. Такие девушки обычно обходятся  без  очков.  Какие  -  такие?  -
спросите вы? Для тех, кто не понял, даю детальное описание.
   Рост - сто семьдесят без каблуков, вес -  под  пятьдесят,  талия  тонкая,
ноги - длинные, кисть изящной лепки, пальцы с розовыми ноготками, без всяких
следов  маникюра.  Щеки  -  гладкие,  с  симпатичными  ямочками;  подбородок
округлый, носик пикантно вздернут, губы - пухлые,  и  нижняя  чуть  выдается
вперед; глаза - карие, с едва заметной раскосинкой, а волосы - цвета спелого
каштана. Все на месте, все в масть, а  масть  та  самая,  которую  я  люблю.
Проверено на опыте. Блондинки ленивы и холодны в постели, рыжие -  изменницы
и стервы, брюнетки тоже стервозны и агрессивны, а вот шатенки - в самый раз.
То, что надо.
   Я снова сглотнул, взял протянутую мне повестку и  куда-то  бросил.  Может
быть, на пол, а может, под вешалку.
   Глаза Дарьи заметно позеленели.
   - Знаете, Димочка, - сказала она, отступив на шаг  к  дверям  спальни,  -
господь с ней, с повесткой. Мне нужен ваш совет, но по другому  вопросу.  Я?
я? Словом, со мной происходит нечто  странное.  Нечто  такое,  чего  мне  не
удается объяснить.
   Речь у нее была четкая, правильная, но несколько книжная,  как  бывает  у
прирожденных гуманитариев, закончивших филфак. Еще я заметил, что ее халатик
- не слишком длинный и не слишком короткий - слегка распахнулся,  явив  моим
взорам стройные ножки до середины бедер. Бедра были безупречными. - Вы  ведь
были знакомы с прежними владельцами моей квартиры? - Она  отступила  еще  на
шаг, и я последовал за ней.  Меня  приглашали  в  спальню,  и  я  совсем  не
возражал в ней очутиться. Правда, попугай опять разразился воплями:
   "Прр-роходимец! Порр-ка мадонна! Попорр-чу прр-ропилеи!? - но  я  показал
ему кулак, и он заткнулся.
   - Вот, Дима, взгляните. - Дарья,  заметив,  куда  устремлены  мои  глаза,
порозовела, одернула халатик и остановилась у  тахты.  Ее  палец  с  розовым
ноготком указывал на лампу.
   Этот светильник я помнил - Арнатовы привезли его с юга, из Ялты, а может,
из  Сочи.  Изображал  он  маяк  высотой  сантиметров  тридцать:   основание,
обклеенное ракушками, затем латунное колечко, цилиндр матового стекла, а над
ним - еще одно кольцо и лампочка под абажуром, словно прожектор под  маячной
крышей. Довольно убогое изделие, и я не удивился,  что  его  бросили  здесь,
вместе с мебелью, вряд ли подходившей к новым арнатовским апартаментам.
   - Лампа, - сказал я, выдавив глубокомысленную улыбку. - Напряжение двести
двадцать, патрон стандартный, больше сорока ватт  не  вкручивать.  Есть  еще
какие-то проблемы?
   Дарья вздохнула:
   - Как вы все понятно  объясняете,  Дима?  Сразу  чувствуется,  что  вы  -
человек с техническим образованием.
   - С математическим, - уточнил я.
   - А я вот филолог? переводчица? Английский, немецкий и французский языки.
   - Тоже неплохо. - Я подошел  поближе,  принюхался  (от  Дарьи  пахло  все
соблазнительней) и сообщил:
   - Лампы необходимы математикам и переводчикам, чтоб создавать  комфортную
освещенность изучаемых текстов У вас есть к ней претензии?
   Сейчас починим. Возьмем отвертку и?
   - Отвертка, я думаю, не нужна, - сказала Дарья, наклонилась, и  прядь  ее
каштановых, с рыжеватым отливом волос скользнула по моей щеке. - Вот, горит!
Она повернула верхнее  латунное  колечко,  и  под  крышей  крохотного  маяка
вспыхнул свет.
   - Горит, - подтвердил я, с наслаждением вдыхая ее  запах.  -  Так  в  чем
проблема?
   - Позавчера я повернула нижнее кольцо. Я никогда этого не делала, Дима.
   Случайно получилось? Вот так?
   Там была еще одна лампочка, в матовой колбе,  изображавшей  башню  маяка.
Она зажглась, наполнив стеклянный цилиндр неярким бледным сиянием, но в  его
глубине просвечивало что-то голубоватое, трепещущее, ритмично колыхавшееся в
такт частым ударам моего пульса. Мы с девушкой  не  могли  отвести  глаз  от
этого голубого мерцания, и я внезапно ощутил, как воздух в спальне сгущается
и тяжелеет, становится возбуждающе-пряным, вливается в глотку,  будто  вино,
течет по жилам огненной стру„й и гонит кровь к чреслам.  Глаза  Дарьи  вдруг
сделались огромными,  влекущими,  манящими,  как  два  чародейных  озера,  в
которых мне предстояло  утопиться  -  утопиться  наверняка,  с  единственной
альтернативой - нырнуть ли в одно из них или  же  в  оба  сразу.  Я  глубоко
вздохнул и  потянулся  к  девушке.  -  Порр-рок  торр-жествует!  Карр-рамба!
Карр-раул! - каркнул попугай в гостиной, но мы с Дарьей даже не  повернулись
к нему. Я рухнул на постель, судорожно пытаясь выскользнуть из брюк, а Дарья
рухнула на меня. Под халатиком на ней ничего не было.

Глава 5

   Я проснулся рано  и  не  в  своей  постели,  Моя  была  холодной,  узкой,
жестковатой, пропахшей одиночеством  и  табаком  -  постель  холостяка,  где
женщины - редкие гости и столь же случайные, как ананас в банке  сардин.  Но
это ложе было рассчитано на двоих. Широкое, мягкое и теплое, как летний луг,
согретый  солнцем?  И  витали  над   ним   ароматы   любви,   запах   духов,
накрахмаленных простынь и сплетенных в экстазе тел.
   Я покосился направо -  Дарья  спала,  свернувшись  калачиком,  прижавшись
щекой к моему плечу; веки ее были сомкнуты, веера ресниц подрагивали в  такт
дыханию, каштановые локоны рассыпались по  подушке.  Я  посмотрел  налево  -
лампа, хрупкий маяк моего нежданного счастья, казалась темной и мертвой, как
руины Вавилона. Где путеводный свет звезды, толкнувший нас  в  объятия  друг
друга? Где огонек,  мерцающий  вдали  над  летним,  полным  знойной  страсти
лугом?.. Строчки, слетевшие стрелами с тетивы Эрота, возникшие  из  вакуума,
из астральных бездн, мелькнули в сознании и  погасли.  Я  криво  усмехнулся.
Должен сказать, подобная манера выражаться мне совершенно несвойственна. Как
многие из нас, в юные годы я отдал дань романтике и поэзии,  сложив  десяток
очень  посредственных  виршей,  но  те  времена  давно  миновали.  Теперь  я
предпочитаю размышлять и действовать. Так что звезды звездами, Эрот  Эротом,
но пора приниматься за дело.
   Медленно, стараясь не разбудить Дарью,  я  соскользнул  с  ложа  любви  и
выбрался в коридор, прихватив ворох своих одежд и матовый стеклянный маячок.
Когда я крался мимо гостиной, попугай приоткрыл один глаз, уставился  в  мою
сторону и буркнул:
   - Прр-релюбодей!
   - Прр-ридурок! - отреагировал я.
   - Петрр-руша хочет жрр-рать! Жрр-рать! Порр-ртвейн! Крр-реолку!
   - Обойдешься, крр-ретин.
   Обменявшись любезностями, мы расстались, и я отправился на кухню. В ящике
кухонного стола нашелся кое-какой инструмент -  большая  погнутая  отвертка,
молоток, едва державшийся на  рукоятке,  тупое  шило,  ломаные  пассатижи  и
перочинный ножик с половинкой лезвия. Взяв в руки отвертку, я  с  недоверием
осмотрел ее, размышляя о том,  сколь  странные  существа  эти  женщины.  Они
уверены, что отвертка -  всегда  отвертка,  а  значит,  в  хозяйстве  вполне
достаточно единственного экземпляра. Они не могут сообразить, что для  винта
с крестовой нарезкой необходимо  соответствущее  жало,  а  если  перед  вами
винтик, а не винт, то и отвертка должна быть  небольшой,  а  не  размером  с
кочергу. В конце концов, негромко чертыхаясь и  скрипя  зубами,  я  разобрал
проклятую лампу.  В  ней  обнаружился  синий  футлярчик  -  точно  таких  же
габаритов, как в спрятанной на даче коробке. Он был пуст, а под  ним  лежало
нечто голубоватое, приятно-округлое и гладкое, похожее  на  окатанный  морем
камешек  -  загадочный   Венерин   амулет,   приворотное   зелье,   талисман
неиссякающей страсти? При виде его я почувствовал жжение в  паху  и  ощутил,
как воздух снова сгущается и тяжелеет, но справился с  собой,  быстро  отвел
глаза и на ощупь сунул опасную штучку в футляр, а футляр - в  карман.  Потом
опустился на табурет  и  призадумался.  В  коробке,  обнаруженной  на  даче,
хватало места для семи футлярчиков.  Но  было  их  пять,  считая  с  черным,
который я забрал с собой, а семь минус пять равняется, как  известно,  двум.
Где же они? Один сейчас в моем кармане, другой - весьма вероятно  -  похищен
гаммиками, убийцами Сергея? Вполне логичный  вывод!  Я  вспомнил  его  позу,
руку, вытянутую вперед словно в попытке защититься  -  или  что-то  показать
напавшим на него. Что-то ужасное,  способное  испепелить  их,  превратить  в
камень или свести с ума? некий могущественный амулет, который он держал  при
себе, на всякий случай, для защиты? Может, потому в него и стреляли?  Сразу,
без разговоров и обсуждений?
   Эта мысль тоже казалась логичной, и от нее тянулась нить к команде  гамма
и к иксу Кем бы ни были таинственные гаммики, об амулетах  им  было  кое-что
известно, а значит, они входили в окружение Сергея, вращались по  близким  к
нему  траекториям.  ?Возможно,  кто-то  из  его  клиентов??  -  подумал   я,
припоминая сказанное  Мартьяновым  о  несимпатичном  Танцоре  из  купчинской
преступной группировки, которого лечили экстрасенсы. Штучка, лежавшая в моем
кармане, могла бы исцелить его? во всяком случае, на некий временной период?
Но при чем тут лампа? Сергей, конечно, не отличался аккуратностью,  но  чтоб
устраивать тайник у  изголовья  супружеской  постели?  Что-то  в  этом  было
вопиюще нелепое, смешное и в то же время закономерное,  понятное,  но  не  в
рамках бесполой  компьютерной  логики,  а  в  человеческих  соображениях.  Я
догадался, что, зацепившись за эту самую супружескую постель. Все  мы  люди,
все человеки, и всем нам хочется женской ласки и тепла, всем мечтается, чтоб
нас любили? Особенно в те черные мгновения, когда  нас  занесло  куда-то  не
туда, и любимая супруга говорит: а ты ведь  изменился,  понимаешь?..  сильно
изменился за последний год? А сказавши это, поворачивается к вам спиной? Как
тут избегнуть искушения?
   Ежели в ваших руках Венерин амулет любви?
   Сергей, вероятно, пал в борении страстей, а после то  ли  забыл  о  своем
амулете, то ли скорее всего  не  догадался  вовремя  вынуть  его  из  лампы.
Возможно, он пользовался им не раз, и это сделалось привычкой, а о привычном
не вспоминаешь в хаосе переезда. Остановившись на этой версии, я решил  пока
не рассматривать прочих гипотез Так ли уж важно, зачем, почему  и  для  чего
амулет оказался запрятанным в лампу? Со временем все  прояснится.  А  в  это
утро у меня имелись другие поводы для размышлений.
   Не очень приятные, надо заметить. Я думал о кареглазой девушке в теплой и
мягкой постели, о том, что свела нас случайность,  кривая  тропинка  судьбы,
коварный похотливый ведьмин  знак,  что  прятался  сейчас  в  моем  кармане.
Свести-то свел, а вот что дальше? Что она сделает, проснувшись, как поглядит
на меня? С радостью? С гневом? С недоумением? А может, с отвращением  -  как
смотрят на ловкача и насильника, который все-таки добился своего? Или повеет
от нее холодом равнодушия - ни  гнева,  ни  приязни,  ни  ласки,  ни  укора?
Случилось так случилось, с кем не бывает? Всякий зверь спаривается в должный
срок и в подходящем месте, не исключая мокриц и пауков-птицеедов?  Вообще-то
я с легкостью расстаюсь с женщинами,  без  всяких  комплексов,  претензий  и
проблем, так что мысли, посетившие меня, казались отчасти  удивительными.  Я
подумал, что эти терзания и опасения, возможно, связаны с тем, что  Дарья  -
моя соседка, что правило ?не гуляй, где  живешь?  нарушено  самым  грубейшим
образом и что, встречаясь с ней, я буду испытывать  вечное  чувство  вины  и
неловкости. Однако не стоило обманываться  на  этот  счет.  Никакой  вины  и
никакой неловкости! Она мне просто нравилась, без всяких приворотных зелий и
колдовских амулетов. Мне не хотелось расставаться с ней, терять ее  -  мысль
об этом казалась нестерпимой. Я был готов на любые жертвы  -  даже  согласен
терпеть оскорбления ее нахального попугая.
   Видно, эти думы погрузили меня в окончательный транс, и я не услышал, как
Дарья явилась на кухню. Только почувствовал вдруг ее запах, и  тут  же  меня
обхватили за шею, прижали к чему-то упругому, ароматному,  куснули  за  ухо,
поцеловали. Мой серый мышонок, внезапно обернувшийся принцессой? В отвертках
она не разбиралась, но что касается всякого-прочего, была на должной высоте.
   Нацеловавшись всласть, Дарья осмотрела стол и строго произнесла:
   - Зачем ты разобрал нашу  лампу?  ?Нашу!..?  -  с  восторгом  отметил  я,
поглаживая что-то теплое и бархатистое.
   А вслух сказал:
   - Все разобранное,  птичка,  будет  собрано  и  починено.  Хотя  с  такой
отверткой придется попотеть. И пассатижи у тебя сломаны, и ножик? Меня опять
куснули за ухо.
   - Зануда! Чини и собирай! А я займусь яичницей и  кофе.  Ты  как  любишь,
черный или с сахаром и молоком?
   Я опустил веки, ощущая, как в душу нисходит блаженный покой.  Можно  было
не волноваться: я находился при деле, и женщина хлопотала вокруг  меня.  Что
еще надо для счастья?
   - Яичницу, пожалуйста, глазунью, на три яйца, с беконом или  с  ветчиной.
Кофе без сахара и молока, покрепче. С кофе - бисквит,  с  яичницей  -  хлеб.
Хлеб надо бы поджарить? У нас есть тостер?
   Самое интересное, что она казалась ужасно довольной.

***

   Три дня до отъезда прошли в любви и покое, если не считать звонков.  Чаще
всего звонили клиенты, и приходилось информировать их, что  у  меня  медовый
месяц, что я отбываю на отдых в  Испанию  или  скрючен  в  штопор  приступом
подагры. Пара звонков была от остроносого и один  -  от  мормоныша:  команда
альфа желала знать, когда я покину российские пределы,  где  доверенная  мне
повестка и что там слышно от  моей  соседки;  команда  бета  любопытствовала
насчет души Орнати, греховного мага и колдуна.  Отметив,  что  мормоныш  уже
раздобыл мой телефон, я дал исчерпывающие комментарии по всем вопросам:  что
отбываю в четверг, в шесть тридцать пять утра, чартерным рейсом  на  Малагу;
что соседка уехала в Пермь, на встречу местных нефтяников с японским микадо;
что вернется она не раньше, чем от Перми до Токио проложат нефтепровод;  что
повестку сожрал  хулиган-попугай,  обитающий  в  ее  квартире,  и  что  душа
Арнатова уже в раю, о чем  сообщила  мне  лично  посредством  телепатической
связи. Последняя информация предназначалась для мормоныша. Он, кажется,  был
искренне опечален, пытался разузнать подробности, но я сурово заметил: ?Враг
не дремлет!? - и надавил на рычаг. Во вторник, когда  Дарья  отправилась  по
своим переводческим делам, а я перебрался из ее постели за  свой  письменный
стол, произошла еще одна беседа. Довольно странная,  надо  признаться,  и  в
иных обстоятельствах я бы принял ее за розыгрыш. Но в данном случае  шутками
не пахло.
   Телефон брякнул, я поднял трубку, и в ней раздалось:
   - Ты, козел? Ты? Слушай и не щелкай клювом.
   Подавив естественную реакцию рыкнуть: ?От козла слышу!?,  я  отозвался  с
сильным акцентом:
   - Вы звонить  в  норвежский  консульство.  У  телефона  Олаф  Торгримссон
Волосатый Пятка, атташе по культурный связь. Я слушать как одна большая ухо.
Андестенд? Компроне ву?
   - Слушай, фраер, - повторили мне пропитым баритоном,  -  все  схвачено  и
повязано, от крыши твоей до хазы поганой. Найдешь  и  отдашь  добром,  будут
бабки, а не  отдашь?  Наступило  многозначительное  молчание,  но  тут  Олаф
Торгримссон  перестал  понимать  русский  язык,  перешел  на  английский   и
разразился градом вопросов:
   - О, йес! Фак мани хам? Фейс он де тейбл? Дринк лав секс? Ор  драйв  файф
смок? Рили? Ю о'кей?
   - Не стучи кадыком, а шевели рогами, веник, - посоветовали  в  трубке.  -
Ясно сказано: найдешь, и мы тебя найдем да побазарим. Договоримся,  если  не
станешь динаму крутить.
   Торгримссон - благослови Творец справочники и словари!  -  вдруг  овладел
искусством ботать по фене.
   - Не размножай мне мозги, перхоть, - грозно заметил он. - Сунь шнобель  в
варзуху, болт - в грызло и изобрази сквозняк. Режь винта, пока  кислород  не
перекрыт!
   Ошеломленная пауза в трубке. Потом:
   - Ты что, придурошный? Вальты гуляют?
   - Уже отгуляли, - сказал Торгримссон. - Так что не извольте метать икру.
   Снова молчание. Затем хриплый протяжный выдох:
   - Ну, гляди, шустряк! Встретимся!
   - Встретимся, мой расписной, - пообещал атташе,  опуская  трубку.  Однако
шутки шутками, а разговор меня обеспокоил. Я быстро собрался, бросил в сумку
черный  и  голубой  футлярчики,  поехал  в  Промат  и  проследовал  в   свою
лабораторию (три поста, три пропуска, кодовый замок  на  дверях  и  одинокий
завлаб  Борис  Николаевич  -  сидит,  пьет  чай  и  режется  в   шахматы   с
компьютером). Выпив с Борисом чайку и проиграв ему партию (все же начальник,
надо уважить!), я спрятал колдовские раритеты в  сейф.  В  мой  персональный
сейф, где в былые годы хранились папки с внушительным грифом  ?Секретно?,  а
теперь валялся древний отчет о Чернобыльской  катастрофе  да  лежала  пустая
мыльница. Вот в мыльницу я и сунул оба футляра, а  после  отпр