е  раздвинул  губы  в  ослепительной
улыбке, когда кусты за моей спиной зашелестели, раздались и из  них  явились
Лев и Леонид. В красных плавках, если не ошибаюсь, Лев (он был с усиками), а
в синих - Леонид (бритый, зато в очках). Кроме усиков и очков, у них была  с
собой сумка, в которой мог поместиться гвардейский миномет и еще осталось бы
место для базуки. В полном молчании Лев занял место справа от меня, а Леонид
- слева, бросив сумку на соседний лежак. Совершив  этот  маневр,  они  разом
напряглись и поглядели на зулуса. Тот  разочарованно  вздохнул  (?ффу-фу??),
чмокнул толстыми губами (?ча-ча-ча?) и исчез за бортиком бассейна (плюх!).
   Должен признаться, именно в этот момент я ощутил  себя  настоящим  VIP  -
Очень Важной Персоной. Именно теперь, а не тогда, когда  протягивал  бармену
Санчесу карточку ?голд-сеньор? и слушал почтительное: чего желает дон Диего?
В конце концов, что такое бутылка белого, кресло в бизнес-классе или номер с
видом на вершины гор? Это все предметы утилитарные, неодушевленные,  которые
всякий гражданин - не VIP, а обычный скромный труженик - может  получить  за
собственные деньги. Или  как-нибудь  иначе.  Не  мытьем,  так  катаньем,  не
катаньем, так мытьем? Но только к  истинному  VIP  приставят  двух  здоровых
молодцов, специалистов-отшивальщиков. Чтоб, значит,  всякие  зулусы  ему  не
досаждали? Еще немного, еще чуть-чуть, сказал я себе, и уровень  сервиса  не
уступит  президентскому.  Стражи,   помощники,   тачка   к   подъезду   плюс
дипломатические завтраки с шампанским? Почему бы и нет?  А  после  будут  по
телеканалам трубить о твоем желудке, печени и состоянии  бронхов,  скажут  о
тебе нечеловеческие слова:  не  то  что,  дескать,  здоров  и  бодр  Дмитрий
Хорошев, а находится в рабочем состоянии.  Как  компьютер  или  станок?  Мне
стало искренне жаль президента - ведь о нем такие  пакости  говорили  каждый
божий день. Я откупорил бутылку и предложил Леониду и  Льву  выпить  за  его
здоровье. Они чиниться не стали, но в бутылке виднелось  на  донышке,  а  за
президента надобно пить стаканами. Поэтому мы направились  в  бар,  я  вынул
свою  карточку  и  отоварил  президентский  тост.   Затем   мы   выпили   за
премьер-министра и всех его заместителей, за Билла Клинтона и Чака  Норриса,
за испанского короля и английскую королеву, и тут подгреб полковник  Гоша  с
Эллой, Стеллой и Беллой. Изумительный  нюх  у  наших  людей!  Особенно  если
где-то пьют! Особенно если пьют на халяву!
   Гоша и в самом  деле  был  отставной  интендантский  полковник  и  бывший
парторг, но, хоть ударился в  бизнес  (цветные  металлы  и  редкие  сплавы),
классового чутья не растерял и оставался пламенным большевиком. Ему хотелось
выпить  за  Зюганова,  но  тут  моя  карточка  забастовала,  и  продолжалась
забастовка до тех пор, пока Леонид - или  Лев?..  (кажется,  они  поменялись
усиками и очками) - не предложил поднять поочередно  тост  за  лидеров  всех
парламентских фракций. Это было справедливым решением, и мы выпили  за  тех,
кого смогли припомнить. Я, в сущности, человек непьющий, но это  не  значит,
что я не умею пить. Вовсе не значит. Наоборот, я вынослив, как  дромадер,  и
обладаю хорошей резистентностью к спиртному - если уж приходится, пью много,
не буйствую и не хмелею, и помню все,  о  чем  болтали  собутыльники.  Очень
полезное качество - если есть о чем послушать.
   Но слушать,  по  большому  счету,  было  нечего:  Элла,  Стелла  и  Белла
хихикали, полковник пел боевые песни, а Лев с Леонидом  вовсю  флиртовали  с
девицами и травили анекдоты о ?новых русских?. Про службу же - ни  гугу.  Ни
единого крохотного словечка.
   Похоже, они были еще выносливей дромадеров.

Глава 7

   Утром я собирался на пляж, но у подъезда уже стоял автобус, и Гриша  (или
Леша) объявил, что все желающие могут прокатиться в горы. Там  был  какой-то
зоопарк - вернее, увеселительное заведение с рыбно-орнитологическим уклоном.
Этот загадочный намек меня сразил, и я поплелся к автобусу. Там  уже  сидела
вся наша питерская компания: пожилые и молодые супруги, три девицы с  бравым
полковником,  специалистом  по  металлам,  и,  разумеется,  мои   сероглазые
лейтенанты. А кроме того, еще одна личность, прилетевшая, видимо, с утренним
рейсом - хмурый бровастый тип богатырского телосложения, и тоже  сероглазый.
В нем ощущалась основательность трехстворчатого шкафа, и его лицо - ничем ни
примечательное, если  не  считать  бровей  -  навевало  определенные  мысли.
Например, о тертых бывалых парнях,  сотрудниках  остроносого,  маячивших  на
лестничной площадке за его спиной. Однако я бы не рискнул  держать  пари  на
этот счет.
   Мы тронулись в дорогу и через полчаса достигли седловины меж двух  горок,
напоминавших грудь царицы  Савской.  Четыреста  лет  назад  здесь  выстроили
монастырь, лежавший  теперь  в  руинах  и  запустении:  пара  колонн,  чудом
сохранившаяся арка и груды битых кирпичей. Но монастырский  парк  с  прудами
был по-прежнему роскошен, и практичные испанцы (а может, англичане) наладили
в нем современный бизнес. В озера запустили рыб  -  красных  и  золотых,  но
размером с доброго сома; воздвигли ресторан в  псевдомавританском  стиле,  с
кухней a la marin; устроили  фонтаны,  цветники,  лавчонки  с  сувенирами  и
прочие качели-карусели. Но главной приманкой служил птицепарк:  бродили  тут
по дорожкам  павлины,  плавали  гуси-лебеди,  а  остальная  фауна  сидела  в
клетках, ела, пила, размножалась, а в промежутках общалась с публикой.
   Мы разбрелись по парку, и каждый делал, что хотел: пожилая  чета  кормила
рыбок, молодая, вместе с отпрыском, отправилась  смотреть  орлов,  девицы  в
восторге пищали у загородки бантамских курочек, а  полковник  Гоша,  изрядно
клюкнувший  в  автобусе,  пытался  выдрать  у  страуса  хвост,  то  и   дело
выкрикивая:
   "Надраить кафель, шашки наголо! Гуляш по почкам, батарея - к бою!?  Лично
я прошелся по попугаям,  но  в  Испании  даже  эти  мерзкие  птицы  были  до
отвращения культурными и посетителей не оскорбляли. Бровастый тип тащился за
мной, а  в  отдалении  маячили  два  братца-лейтенанта  -  делали  вид,  что
интересуются колибри. Осмотрев попугаев, я перешел  к  туканам.  К  сведению
тех, кто не читает словарей: тукан (не путать с  птицей-носорогом)  живет  в
Бразилии и Аргентине и делится (с точки зрения орнитологии) на две  основные
части: клюв  и  все  остальное.  Туканы  бывают  пестрыми,  оранжевогорлыми,
златоухими (или пятнистоклювыми), а  также  временами  исполинскими.  Вот  у
такого исполинского я и замер, рассматривая его с почтительным  и  искренним
восторгом. Я глядел на это чудо, невольно воображая, как мой собственный нос
растет  и  увеличивается  в  размерах,  превращаясь  в  этакое  полуметровое
желто-сиреневое долото с основательной рукоятью-набалдашником. Таким долотом
только камень  крушить  либо  щелкать  кокосовые  орехи  -  размер  как  раз
подходящий? Ну почему природа так обидела  людей?  Было  б  у  нас  подобное
орудие, не пришлось бы изобретать ни  клещи,  ни  кирку?  Тем  временем  мой
химерический нос продолжал расти, и когда он уткнулся  в  туканий  клюв,  за
спиной раздалось деликатное покашливание. - Здоровая носопыра? Как  думаешь,
размножаться не мешает? Я подмигнул  тукану,  тукан  весело  подмигнул  мне.
Кажется, проблем с размножением у него не имелось - не то что  у  сексуально
озабоченного попугая Петруши. Потом я обернулся и увидел,  что  сзади  стоит
тот самый бровастый тип - с сигаретой в зубах,  с  фотоаппаратом  на  шее  и
зеленой  сумкой  через  плечо.  Сумка  была  вместительной,  хотя  не  такой
огромной, как у  Льва  с  Леонидом,  зато  усеянной  блестящими  заклепками;
фотоаппарат был, разумеется, японский, из самых дорогих. Тип взирал на  меня
с каким-то пристальным и нездоровым любопытством.
   "Может, голубой?? - мелькнула мысль.
   Но хрупкие кондиции голубых обычно сопоставимы с этажерками, а этот,  как
сказано выше, напоминал шкаф: брюхогрудная дверца была массивной и выпуклой,
и к ней прилагались плечеручные, диаметром с мое бедро. В целом  конструкция
была капитальной и крепко сколоченной - не хуже, чем у вчерашнего зулуса.  -
Борис! - Бровастый шкаф протянул мне руку. - Можно Боря или Боб. А ты -  тот
самый парень, который поит земляков? Всех без разбора и задаром? Что ж,  это
объясняло его интерес к моей персоне. Но на обычного халявщика  он  все-таки
не  походил:  во-первых,  абсолютно  трезвый,  а   во-вторых,   без   всякой
искательности во взоре.
   Мы обменялись рукопожатием, и я представился.  Затем,  потеряв  к  тукану
всякий  интерес,  мой  новый  знакомец  начал  расспрашивать  про   карточку
?голд-сеньор?. Я вынул ее из кармана и продемонстрировал с чувством законной
гордости. В определенном смысле она являлась таким  же  чудом,  как  амулеты
моего покойного соседа.
   Боря-Боб, ослепленный блеском золотых полосок, с восхищением причмокнул:
   - Именная, каленый пятак тебе к пяткам! И где ты ее раздобыл?
   - У голд-вакашников, - ответил я.
   - А мне почему не дали? За кровные бабки?
   - А потому, что ты - обычный гость, а я - почетный.
   Шкаф Боря осмотрел меня с ног до головы и покачал головой:
   - Не похож ты на почетного. Стрижка не та, перстней  на  пальцах  нет,  и
рожа, как у профессора Менделеева. Тоже небось химик?
   - Химик, - согласился я и помахал у него перед носом своей  карточкой.  -
Видишь документ? Его ведь подделать недолго, если с умом? Но  здесь,  -  мой
палец коснулся золоченого края,  -  содержится  особый  реактив.  Макнешь  в
спиртное, полоска пропадет, а вынешь  -  появится  снова.  Простенько  и  со
вкусом? Никаких подделок или машинок, чтоб подлинность  проверять.  Усек?  -
Усек, - Боря-Боб склонил массивную голову. - А вот чего я не усек:  при  чем
здесь ты?
   - При том, что химик. - Я сунул  карточку  в  карман,  золоченым  обрезом
наружу. - Реактив-то мой! За  него  и  отвалили.  Шесть  дней  плюс  перелет
бизнес-классом? И все за хозяйский счет.
   - Вот оно как? - протянул Борис, задумчиво поигрывая бицепсами. -  Небось
еще и бабок отвалили?
   - Не без того.
   Я подхватил его под руку и  повлек  мимо  клеток  с  туканами.  Играл  он
неплохо и в иной ситуации сошел бы  за  простачка,  милейшего,  в  сущности,
парня, любителя выпить и закусить - особенно если  земляк  угощает.  В  ином
раскладе он мог оказаться бандитом,  отстрельщиком  из  команды  гамма  либо
приспешником мормоныша - опять же из тех, что мостят дорожки на тот свет. Но
был один характерный признак, одна  существенная  деталь  -  два  сероглазых
братца-лейтенанта его не отшивали. Совсем наоборот: увидев, что мы с Борисом
подружились, они направились к полковнику - затем, чтоб придержать  страуса,
никак не желавшего расставаться с хвостом. Вывод был ясен и  тривиален:  эта
троица подавала в одни ворота. Видимо,  в  те,  где  ловил  мячи  остроносый
вратарь.
   По завершении экскурсии мы с Борей-Бобом были не разлей вода. За обедом в
мавританском  ресторанчике  дружба  наша  расцвела  и  окрепла.  Ресторанчик
баловал гурманов сугубо морскими блюдами,  и  я,  заметив,  как  посетителям
тащат суп из мидий и как скрипят на зубах  устрицы,  внутренне  содрогнулся,
призвал официанта, проконсультировался с ним и заказал  ?биг  фиш?  -  иными
словами, не просто рыбу, а очень большую, величиною с  том  ?Истории  КПСС?.
Боря, по незнанию языка не принимавший  участия  в  переговорах,  мой  выбор
одобрил: тарелка с рыбой напоминала колесо от ?Жигулей?, орнаментированное с
краю жареной картошкой. Всю  эту  благодать  мы  запили  бутылкой  белого  и
отправились в автобус - во главе  с  полковником,  тащившим  пук  страусиных
перьев. Наступило время сиесты, когда природа замирает, в торговле  перерыв,
мухи не ползают по стенам, а испанские доны и доньи сладко дремлют  в  своих
фазендах.
   Мы возвратились в отель, и я последовал их примеру.

***

   Акклиматизация протекала успешно; длительный сон меня освежил,  и  я  был
готов к новым подвигам и авантюрам. Мудрый обычай -  устраивать  сиесту,  но
еще мудрее кончать ее в положенный час. Вот в наших родных палестинах сиеста
затянулась и плавно переходит в мертвый сон, который называется  стагнацией.
И  кто  в  том  виноват?..  Вероятно,  особенности  национального   климата?
Спустившись в ресторан, я отужинал  (цыпленок  под  соусом  кэрри,  салат  -
похоже, из кактусов, бутылка минеральной) и направился в бар - только  не  в
тот, что на открытом воздухе, а в тот, что  имел  место  рядом  с  обеденным
залом. Здесь хлопотал Санчес, и мы  с  ним  на  правах  знакомых  обменялись
улыбками; у  стойки  паслись  британцы,  пили  на  шестерых  бутылку  ?Джека
Даниэлса?, а в углу сидели те самые веснушчатые, которых я не сумел опознать
- может, шведы или голландцы, а может, датчане  с  Фарерских  островов.  Эти
пробавлялись пивом. Позорр-ники, как сказал бы Петруша.
   Вспомнив про Петрушу, я, естественно, подумал о Дарье, заскучал и спросил
у Санчеса чего-нибудь подкрепляющего. Чего-нибудь местного,  но  не  слишком
экзотичного, чтобы грусть развеяло, но до пяток не прожгло. Бармен  выставил
квадратную бутыль с желтоватой  маслянистой  жидкостью,  налил  стаканчик  и
пояснил, что русские сеньоры ?это? любят Прекрасное средство, чтоб разогнать
грусть. А что касается последствий, то дон Диего  пусть  не  беспокоится:  у
русских сеньоров расстояние  от  глотки  до  пяток  намного  больше,  чем  у
нормальных людей. ?Это? оказалось текилой. Я глотнул, чуть не выронил стакан
и еле отдышался.
   Видимо, я нетипичный русский сеньор.
   Санчес, догадавшись о моих  затруднениях,  тут  же  плеснул  в  стаканчик
белого. Я принялся шарить рукой по стойке, булькая  и  на  ощуть  разыскивая
стакан, но вдруг меня чувствительно хлопнули ниже лопаток. Глубоко вздохнув,
я вытер слезы, повернулся и увидел перед собой черную губастую физиономию  с
расплющенным носом и улыбкой до  ушей.  Разумеется,  то  был  мой  белозубый
зулус. Оставалось лишь удивляться, как незаметно и быстро он очутился в баре
и подобрался  ко  мне  -  не  человек,  а  призрак,  порхнувший  на  ароматы
спиртного. Или тень. Тень Джеймса Бонда, скользящая в кремлевских  коридорах
в поисках секретов Политбюро? При виде его мускулистой  фигуры  и  мыслей  о
Джеймсе Бонде у меня невольно вырвалось:
   - Агент?
   -  Агент,  -  подтвердил  зулус  на  отличном  английском,   демонстрируя
белоснежные  зубы.  -  Страховой.  Интересуетесь?  На  случай   безвременной
кончины? Чтоб скрасить горе безутешным родичам?
   Он с усмешкой покосился на бутыль с текилой. Глаза у него были  большими,
круглыми и темными, как ночь в амазонской сельве.
   - Я холостяк и круглый сирота. Точно такой же, как  мой  отец  и  дед,  -
буркнул я, оглядываясь в поисках двух своих лейтенантов. Но их  в  обозримом
пространстве не наблюдалось - то ли бдительность  потеряли,  то  ли  затеяли
хитрую комбинацию с ловлей на  живца.  Томимый  неясными  предчувствиями,  я
нахмурился,  нашарил  стакан  и  отхлебнул  порядочный  глоток.  Белое  вино
оказалось великолепным: в меру кислое, в меру терпкое и очень холодное.
   Зулус тем временем  не  отставал:  вытащил  огромный,  крокодиловой  кожи
бумажник, раскрыл его, нащупал визитку и сунул мне. На карточке - роскошной,
розовой с серебром, с виньетками  в  уголках  -  значилось:  Ричард  Бартон,
страховой агент ?Фортуна Индепенденс?, штат Алабама, адрес, телефон, е-мейл.
Кивнув, я сунул это произведение искусства  в  задний  карман  джинсов,  под
седалище. Теперь он протягивал мне лапу  -  вилы  с  насаженными  на  острия
коричневыми сосисками.
   - Дик! Ричард Бартон  -  для  клиентов,  а  для  друзей  -  Дик!  Дик  из
Таскалусы, Алабама.
   "Когда это мы стали друзьями?? - мелькнула мысль. Руку, впрочем, пришлось
пожать: негры - народ темпераментный и обидчивый. Особенно из  Алабамы,  где
их угнетали проклятые белые плантаторы.
   - Хорошев. Дмитрий Хорошев. Из Петербурга.
   - Кхо-ро-шефф? - произнес он по слогам, комично двигая  челюстью.  -  Это
фамилия? Очень сложная, очень? А как на английском? Я объяснил.
   - Значит, Гудмен? Хорошее имя для хорошего человека? Ну, чем занимаешься,
Гудмен? Белых медведей пасешь? Или сажаешь кукурузу в вечной мерзлоте?
   Интонация явно изменилась  -  он  перешел  на  ?ты?.  Такой,  знаете  ли,
простецкий черный парень из Алабамы, из неведомой  мне  Таскалусы?  Скромный
страхователь жизни с мускулатурой борца-тяжеловеса. ?Такому ни  один  клиент
не откажет?, - подумал я и пояснил:
   - Кукурузой в наших краях занимаются исключительно по  четвергам.  А  что
касается медведей, то они у нас перевелись,  теперь  завозим  крокодилов  из
Алабамы.  На  всех,  говорят,  не  хватит,  так  что  в  свободное  время  я
столярничаю. Кии строгаю.
   - Кии? - Лоб зулуса пошел морщинами, потом он резко двинул рукой.  -  Это
которые для бильярда? Шары гонять? И что же, выгодное дельце? - Не  жалуюсь,
- откликнулся я, допил вино, вытащил  свою  карточку  с  золотым  обрезом  и
заказал нам по двойному ?Джеку  Даниэлсу?.  Но  тут  подгреб  шкаф  Боря,  и
пришлось взять третий стакан, чтоб не обидеть земляка. Он  так  спешил,  что
даже запыхался. Капельки пота повисли на кустистых бровях,  грудь  в  вырезе
майки влажно блестела, но в остальном они с зулусом  являлись  симметричными
фигурами,  будто  черная  и  белая  шахматные  ладьи.  Оба  -  широкоплечие,
тяжеловесные,  напоминавшие  киборгов  из  голливудских  лент,  с  массивным
прочным костяком, к которому там и  тут  было  привинчено  нечто  бугристое,
покрытое для маскировки кожей.
   - Это Дик, - сказал я, поворачиваясь к Борису. - Дик Бартон из Таскалусы,
штат Алабама. Агент, только не ЦРУ, а  из  ?Фортуны  Индепенденс?.  Страхует
алкоголиков - на тот случай, если вдруг возьмут и сыграют в ящик. А  это,  -
тут пришлось перейти на английский, - это мой земляк Боб. Но я не  в  курсе,
чем он промышляет? Боб! Очнись! Где  ты  трудишься,  задумчивый  мой?  Боря,
впавший в  каталепсию  при  словах  ?агент?  и  ?ЦРУ?,  слегка  расслабился,
пошевелил бровями а-ля Леонид Ильич и пробурчал:
   - Мы по коммерческой части. Фруктой торгуем. Яблочки там, груши-бананы  и
прочая капуста.
   Я перевел. Боб и Дик поглядели друг на друга без особой  приязни,  однако
чокнулись, как подобает  джентльменам,  и  выпили  за  знакомство.  Потом  в
огромной  лапе  Бартона,  будто  по  волшебству,  возник   пакетик   жвачки,
украшенный желтой полосой. Он угостил нас,  а  после  Боб  и  Дик  принялись
обмениваться  при  моем  посредстве  маловразумительными   репликами.   Боб,
например, любопытствовал, выдает ли ?Фортуна? полисы на коммерческие  риски,
а Дик отвечал, что нет, не выдает,  поскольку  дело  это  пахнет  керосином,
особенно во фруктовом бизнесе. Купил ты, скажем, партию груш, а они  погнили
- и кто виноват? Поди докопайся! Может, товар был с гнильцой,  а  может,  ты
сам его сгноил, чтоб на страховке приподняться? Может, вяло соглашался Боря:
на чем же еще приподниматься, как не на страховке? Это сам бог велел.  Самое
богоугодное мероприятие - нафакать страховую компанию! ?Нас не нафакаешь,  -
отвечал Дик, - в нашей конторе одни орлы, которые мух не ловят?.  -  ?Знаем,
чего вы ловите?, - бурчал Боб.
   Они болтали о том о сем, но  я  ощущал,  что  наблюдаю  некий  спектакль,
корриду, где бык принюхивается к матадору,  а  матадор  -  к  быку.  Но  это
сравнение было скорее всего неверным; не бык и матадор кружились на арене, а
два здоровенных крысюка, клацавших челюстями, искавших, где бы куснуть, куда
бы вцепиться, откуда выдрать клок и  как  бы  добраться  до  печени  или  до
селезенки. Я уже почти не сомневался, что Ричард  Бартон,  страховой  агент,
питает к моей персоне не бескорыстный интерес, и оставалось лишь  произвести
его опознание и точную классификацию. Наверняка не команда альфа, значит, из
гаммиков либо бетян? Смотря  по  тому,  за  кого  он  и