эту тему.
     - Тебе, значит, и рассказать мне не о чем?
     - Есть...  Но не хочется.  Там кто-то был.  Ангелы или дьяволы, не знаю...
Они смотрели на  меня...  как на  паршивого,  полудохлого котенка,  -  ее вдруг
передернуло.  -  Плохо смотрели...  А потом вышвырнули вон. Я вновь оказалась в
постели и уже хотела расплакаться, но тут появились вы, и все волшебным образом
переменилось.
     Водитель,  всю дорогу внимательно прислушивавшийся к  их разговору,  вдруг
затормозил.
     - Вот что,  граждане хорошие,  платите-ка  вы лучше вперед,  -  решительно
заявил он.  -  А не то я однажды уже вез вот таких. Оказались психами. В дурдом
ехали  устраиваться.  Вместо  денег  хотели  мне  стельку  от  ботинка всучить,
наглецы. Еле отвязался.
     Дашка  сразу усиленно засопела и  заворочалась,  как  готовящийся к  драке
щенок, и Синякову от греха подальше даже пришлось зажать ей рот ладонью.
     - Шеф,  езжай спокойно,  -  посоветовал он водителю.  - И не надо думать о
людях плохо.
     - А как о них еще думать?  -  возразил тот,  однако с места тронулся.  - Я
ведь  не  в  библиотеке служу.  У  меня  работа нервная.  Каждый второй норовит
обмануть.  Да и место вы какое-то неудачное выбрали.  Подозрительное...  Хорошо
хоть день сейчас, а ночью я бы туда ни за какие коврижки не поехал. Был недавно
один  случай...  Ребята наши промеж собой рассказывали.  Тоже подсела к  одному
таксисту парочка.  С  виду приличные,  трезвые.  Правда,  уже за  полночь было.
Отвези да  отвези.  И  именно тот район им  нужен,  куда мы сейчас путь держим.
Окраина.  Место глухое.  Там еще какая-то стройка заброшенная имеется... Ну он,
конечно, учитывая все обстоятельства, сумму заломил немалую. Ночной тариф и так
далее.  Те соглашаются.  Поехали.  Пассажиры молчат, как воды в рот набравши, и
все загадочно так переглядываются.  Доехали.  Мужик рассчитывается,  накидывает
приличную сумму сверху и просит подождать. Потом оба уходят. Ночь, темно, дождь
начинается. Поблизости ни кабаков, ни притонов, ни даже жилья приличного нет...
Час прошел,  второй. Баба одна возвращается, садится сзади и толкает таксиста в
спину - поехали, мол...
     - Ага,  знаю!  -  перебила его  Дашка.  -  Губы у  нее в  крови,  а  когда
облизывается, во рту клыки блестят.
     - Нет,  про кровь разговора не было,  -  водитель явно не оценил шутку.  -
Только таксист,  прежде чем тронуться,  сдуру про мужика поинтересовался. Куда,
дескать,  кавалера девала?  Баба,  ни слова не говоря,  приставляет ему к горлу
нож.  И видит таксист в зеркало заднего обзора, что это вовсе не баба, а мужик,
только в женском платье... Так и поехали. Правда, уже безо всяких происшествий.
     - А что с женщиной стало? - поинтересовался Синяков.
     - С какой? - удивился водитель.
     - Которая не вернулась.
     - Хрен ее  знает.  Может,  то  и  не  женщина вовсе была.  Кто же  в  этом
маскараде  разберется...   Шума   никто   не   поднимал.   Затаскают  потом  по
следствиям... Ну вот, кажется, приехали. И что сюда людей тянет, не понимаю!
     Действительно,  место  было  унылое,  если  не  сказать больше.  Городские
кварталы здесь расступались,  словно путники,  старающиеся обойти брошенного на
дороге дохлого пса.  Огромный пустырь был  вдоль и  поперек изрыт котлованами и
траншеями, часть из которых уходила за горизонт.
     Чуть  в  стороне высилось какое-то  циклопическое сооружение,  о  конечном
предназначении которого можно  было  судить по  дымовой трубе,  своей макушкой,
кажется,   разрезающей  облака.  Повсюду,  насколько  хватало  глаз,  виднелись
заколоченные вагончики,  штабеля  бетонных  плит,  кучи  битого  кирпича,  горы
стекловаты и  груды  ржавой арматуры.  В  двух  шагах от  автобусной остановки,
утонув до середины гусениц в давно засохшую грязь,  стоял порядком рассроченный
бульдозер.
     - Желаю  здравствовать!  -  получив  причитающиеся  ему  деньги,  водитель
"жигуленка" сразу умчался, словно не хотел здесь и лишней минуты задерживаться.
     - Нда-а, - пробурчал Синяков. - Пейзаж после битвы...
     - Зато чужих глаз нет,  - сказала Дашка, оглядываясь по сторонам. - Дарий,
наверное, посторонних людей опасается.
     - Здесь  на  каждой  крыше  посторонний сидеть  может.  И  хорошо  если  с
биноклем,  а не со снайперской винтовкой. Прятаться надо в толпе, а не в чистом
поле.
     - Откуда только вы все знаете,  - не без иронии заметила Дашка. - Не иначе
как вместе со Шварценеггером в командос служили.
     - Я вообще нигде не служил.  Бог миловал. Но от жены и любовниц скрываться
приходилось...  Правда, давно это было. - В последний момент Синяков понял, что
говорит лишнее, и попытался исправиться.
     - Оно и видно,  -  надулась Дашка.  -  Вы уже и забыли, как за любовницами
ухаживать полагается.
     Прибыл пустой автобус тринадцатого маршрута,  постоял немного с  открытыми
дверцами и укатил обратно в цивилизованный мир. Его изношенный дизель грохотал,
как камнедробилка, а выхлопная труба дымила на манер паровоза.
     Вот из этой-то дымовой завесы,  словно злой арабский джинн, и возник Дарий
верхом  на  своем  знаменитом мотоцикле,  шума  которого  они  не  различили за
грохотом автобусного двигателя.
     Откуда он  появился здесь,  оставалось загадкой,  но  только не со стороны
города.
     - Опаздываешь,  -  буркнул Синяков,  но здороваться не стал,  надеясь, что
первым это сделает Дарий. Однако и тот не считал вежливость за добродетель.
     - Засунь свои часы знаешь куда... - ответил он, продолжая маневрировать на
малой  скорости.  -  Я  за  вами  давно наблюдаю.  На  тачках разъезжаете,  как
порядочные.
     Не  глуша  мотора,  Дарий описывал вокруг них  замысловатые петли,  словно
хищник, выискивающий брешь в обороне стада травоядных. Мотоцикл у него и впрямь
был примечательный -  облезлый горластый урод без номера,  без брызговиков, без
стоп-сигнала,  зато с огромными никелированными дугами.  Дашка на хамство брата
пока никак не реагировала,  зато Синяков,  которому надо было вертеть головой и
нюхать бензиновый чад, решил положить конец этому безобразию.
     - Хватит дурака валять! - крикнул он. - Давай поговорим как люди.
     - Давай, - согласился Дарий, но вместо того чтобы начать переговоры, вдруг
вскинул мотоцикл на дыбы и, балансируя на заднем колесе, попер прямо на них.
     - Ах ты, гад! - взвизгнула Дашка и взмахнула руками словно разгоняя пыль.
     Мотоцикл сразу  заглох,  клюнул носом  и  юзом  пошел  в  сторону.  Дарий,
упираясь ногами в  землю (что при его небольшом росте было не так уж и просто),
чудом удержал равновесие.
     - Ты что,  стерва,  делаешь!  -  набросился он на сестру.  -  Я ведь так и
разбиться мог!
     - Невелика потеря!  -  Дашка хотела вдобавок еще  и  врезать по  переднему
колесу, да не смогла, только ногой дрыгнула и болезненно поморщилась.
     - Ага!  -  многозначительно произнес Дарий,  переводя взгляд  с  сестры на
Синякова.  -  А ну-ка,  отвечай, зачем ты так с девчонкой поступил? Ей же еще и
восемнадцати нет! Да я тебя даже по закону засадить могу!
     - Заткнись!  -  прикрикнула на него Дашка.  -  Разошелся! О нравственности
моей беспокоишься?  А  ты  мне хоть раз за  последнее время пирожное купил?  По
голове погладил?  Заступился,  когда меня  на  базаре всякие чурки лапали?  Ты,
скотина,  даже возраста моего не знаешь. Мне восемнадцать еще в марте стукнуло.
Ждала я тебя с подарками, да что-то не дождалась. Так одна и отпраздновала.
     Спица в  мотоциклетном колесе со звоном лопнула и  закачалась из стороны в
сторону, словно прилетевшая издали стрела.
     - Все,  сдаюсь!  -  Дарий вскинул свои  руки-клешни.  -  Только не  уродуй
машину.
     - Извиняйся! - приказала Дашка ледяным тоном.
     - Извини, родная. Больше так не буду.
     - Перед ним тоже извинись, - Дашка указала на Синякова.
     - Извините, гражданин Синяков, - не стал упираться Дарий. - По глупости я.
По  дремучему своему невежеству.  В  консерватории не обучался.  Пользуйся моей
сестрой на здоровье,  коли она не против.  Дело полюбовное.  Но только если она
тебе что-нибудь по  злобе отключит,  как  мне сейчас аккумулятор отключила,  на
себя пеняй. Я предупреждал.
     - Где это ты так культурно выражаться научился? - усмехнулась Дашка.
     - Наш город является городом высокой культуры,  -  охотно пояснил Дарий. -
Про  это  на  каждом  столбе  написано.  Разве  не  замечала?  Вот  и  стараюсь
подтянуться до среднего уровня. Но до тебя, конечно, мне еще далеко.
     - Давайте  отставим шутки  в  сторону,  -  попросил Синяков,  которому эта
пикировка уже изрядно надоела. - Ты узнал что-нибудь о моем сыне?
     - Кое-что  узнал.  -  Дарий  присел возле мотоцикла на  корточки,  и  стал
ковыряться  в  проводке,  демонстрируя тем  самым  полное  пренебрежение как  к
Синякову, так и к его просьбам. - Дашка, имей совесть, машина ведь не виновата!
А я уже извинился.
     - С такими извинениями знаешь к кому обращаться?  К белым медведям! Они их
точно примут,  -  хмуро глянула Дашка на брата.  -  Да ладно, что с тебя взять.
Пнем бесчувственным был,  пнем и  помрешь.  А с твоим мотоциклом все в порядке.
Только не заводи его сейчас, а то я оглохну.
     - Я,  между прочим,  жду  ответ.  -  Синяков переминался с  ноги на  ногу,
проявляя явные признаки нетерпения. - Рассказывай.
     - Зачем рассказывать... На, читай. - Дарий сунул руку во внутренний карман
куртки. - Как говорится, лети с приветом, вернись с ответом.
     Это  был  кусок  грубой  оберточной бумаги  с  неровно оборванными краями.
Почерк,  бесспорно,  принадлежал  Димке.  Чересчур  крупные  и  неровные  буквы
свидетельствовали о том, что писал он или в спешке, или при плохом освещении.
     "Здравствуй,  папа!  Еще  раз  прости,  что доставляю тебе столько хлопот.
Очень хочется верить,  что  это письмо попадет в  твои руки.  О  своем нынешнем
житье-бытье писать не буду.  Главное, что я жив и здоров. Надеюсь, когда-нибудь
свидимся. Оставаться тебе здесь долго не надо. Возвращайся домой. Успокой мать,
хоть вы с ней и разошлись.  Если можно (слово "можно" было дважды подчеркнуто),
раздобудь для меня кое-что.  Только ничему не удивляйся.  Я,  например,  вообще
удивляться перестал.  А нужно мне следующее.  Несколько сушеных ящериц,  любых.
Если нет ящериц,  сойдут и жабы.  Потом,  зубы зверей,  кости которых найдены в
лесу.  Собака,  лось или  кабан -  без разницы.  Еще щучьи глаза.  Ножки лесных
пауков. Перья черной птицы, но только не вороны. Стружки от гроба. Святая вода,
но  если ее  нет,  то  и  не  надо.  Махорка,  не сигареты,  а  именно махорка,
желательно покрепче.  Из растений еще -  веточки рябины, полынь, укроп, чеснок.
Говорят,  все это можно купить на Таракановском рынке у  бабок.  Открыто такими
вещами не торгуют, надо спрашивать. Хорошо бы еще расческу, которой расчесывали
покойника, но ее достать очень трудно. Вот пока и все. Прощай. Твой Димка".
     Последние предложения Синяков разобрал с  трудом,  пальцы  дрожали,  да  и
глаза какая-то муть застилала. Когда он закончил чтение, с письмом ознакомилась
и Дашка.
     - Ясно, - сказала она. - Все сделаем.
     - Прочли?  -  поинтересовался Дарий.  - Запомнили? Тогда сожгите. Для меня
эта бумажка - во! - он чиркнул ладонью себя по горлу.
     - Вот вы, оказывается, чем занимаетесь, - произнесла Дашка с расстановкой.

     -Да ничем особенным,  - пожал плечами Дарий. - Люди всегда воевали. Всегда
им какая-нибудь хреновина жить мешала.  Только есть войны явные, а есть тайные.
На одни идут те,  кто с  мечом или винтовкой ловко обращается,  а на другие те,
кто в колдовских зельях понимает да нечистую силу словом отгонять умеет.
     - Разве эти ребята,  которых вы в дисбат загнали,  что-нибудь в колдовстве
смыслят? - Синяков почувствовал, что вот-вот сорвется.
     - Нет, больше ты у меня ничего не узнаешь, - сказано это было тяжко, через
силу,  но  уже без всякого ерничанья.  -  Помнишь,  недавно мы с  тобой до того
доболтались,  что  твои  шансы  уцелеть дошли  до  нуля.  А  теперь  потихоньку
уменьшаются и  мои...  Здесь,  -  Дарий почему-то оглянулся в  сторону стройки,
зияющей провалами колодцев и котлованов,  -  такое не прощается.  Не знаю даже,
зачем я с тобой связался.  Наверное,  вот из-за этой крали, - он неодобрительно
покосился на Дашку.  -  Сестра все-таки. Родная кровинушка... Когда приготовите
то, что твой парень просит?
     - Завтра, - ответила за Синякова Дашка. - К утру все будет.
     - Вон в тот трактор положите, - Дарий кивнул на вросший в землю бульдозер.
- Я потом сам заберу.
     - Ты  уж  постарайся,  -  не  глядя  на  Дашку,  Синяков  протянул ей  все
оставшиеся у него деньги.
     - Не надо,  -  она отвела его руку.  -  Я и так достану.  Знаю я всех этих
бабок базарных. Побаиваются они меня.
     - Все равно возьми. Пригодятся.
     - Что ты задумал? - Дашка насторожилась.
     - Пойду Димку искать. Пойду. Поеду. Поползу. Как придется.
     Дарий  только  хмыкнул  и  сокрушенно покачал головой.  Может,  он  и  был
сумасшедшим, но сам сумасшедших не одобрял.
     - Хорошо, - кивнула Дашка. - Я тебя ждать буду. Каждый день на этом месте.
     - Послушай,  -  обратился к Дарию Синяков.  -  Возьми меня с собой.  Очень
прошу.
     - Почему бы и нет?  -  сказал тот. - Возьму. Если поклянешься, что от моей
сестры отступишься.
     - Клянись! - приказала Дашка.
     - Клянусь, - послушно ответил Синяков.
     - Дело твое. - Дарий поставил ногу на педаль стартера. - Но только учти...
из тех мест,  куда мы сейчас отправляемся,  возвращаются немногие. И еще меньше
таких, которые могут потом хоть что-нибудь вспомнить.
     - Я  буду  каждый день  молить о  его  спасении,  -  сказала Дашка  ровным
голосом.  -  Если мне не помогут добрые силы,  я  продам душу силам злым.  Если
будет нужно,  я сама разыщу его.  Хоть в аду,  хоть на небе. Ну а тебя, братец,
предупреждаю.  Не  дай бог если хоть один волосок с  него упадет по твоей вине.
Вот тогда берегись.
     - А как же клятва? - поинтересовался Дарий.
     - Это он клялся. Лично я от него отступаться не собираюсь, учти.
     - Учту,  -  усмехнулся Дарий.  - Это надо же, что с людьми зараза любовная
делает!  Дитя неразумное!  Вчера мышиного писка боялась, а тут такое... Родному
брату угрожает. - Он завел мотоцикл и кивком позвал Синякова: - Давай садись!
     В  последний момент тот успел поцеловать Дашку в холодные губы и сунуть ей
вместе с деньгами багажную квитанцию.
     - Получи мои вещи. На вокзале, в камере хранения.

        "Глава 12"
     Прежде чем тронуться, Дарий честно предупредил Синякова:
     - Держись за меня, как клещ. И не забывай башку прятать.
     Похоже,   его  мотоцикл  имел  только  две  скорости  -  особо  малую  для
выписывания фигурных кренделей и бешеную для всего остального.  Рванув с места,
словно выпущенная в цель ракета,  они понеслись в сторону стройплощадки - туда,
где яма была на яме, а земля и бетон стояли дыбом.
     Само   собой,   на   такой   сложной  трассе  мотоцикл  нещадно  мотало  и
подбрасывало,  однако  очень  скоро  Синяков  убедился,  что  Дарий  отнюдь  не
относится к  разряду потенциальных самоубийц.  Мчался он  не  как  бог на  душу
положит,  а  в  строгом соответствии с тропинкой,  расчетливо проложенной среди
препятствий самого  разного рода  и  размера.  То  они,  низко  пригнув головы,
проносились сквозь брошенное на  пустыре канализационное кольцо,  то мчались по
самому  краю  пропасти,  дно  которой  было  утыкано  вмурованной  в  фундамент
арматурой,  то  ныряли в  узкую  щель  между  двумя поставленными почти впритык
вагончиками.
     Синяков по  пути несколько раз обернулся,  однако ни Дашки,  ни брошенного
возле дороги бульдозера,  ни  самой дороги уже  не  увидел.  На  его душе стало
особенно  тяжело.  Неожиданно  они  влетели  в  бетонированную траншею,  полого
уходящую вниз.  Справа вдоль  стены тянулась труба,  обмотанная теплоизоляцией,
так   что   для  проезда  оставалось  пространство  шириной  не   более  метра.
Мотоциклетная дуга время от времени задевала другую стену,  и  тогда из-под нее
летели искры.
     Постепенно траншея становилась все  глубже,  а  полоска неба над головой -
вое уже.  Внезапно она совершенно исчезла, но прежде, чем наступил полный мрак,
Дарий успел включить фару.
     Пятно яркого света запрыгало впереди,  и Синяков вдруг с ужасом понял, что
они  на  полной  скорости несутся в  тупик,  на  глухой стене  которого красной
краской был грубо намалеван соответствующий дорожный знак.
     - Пригнись! - заорал Дарий, припав грудью к бензобаку мотоцикла.
     Они резко повернули влево и,  царапая стену уже правой дугой,  ворвались в
тоннель,  такой низкий,  что свисающая с  его потолка всякая растительная дрянь
пребольно хлестала Синякова по плечам и шее (лицо его,  слава богу, упиралось в
спину Дария).
     Иногда на пути мотоцикла попадались участки, залитые водой, и тогда из-под
его колес вздымались буруны, которым мог бы позавидовать и ходкий глиссер.
     Очень скоро Синяков промок до нитки.
     Потом  начались  крутые  виражи,   входя  в  которые  Дарий,  по-видимому,
считавший себя гонщиком экстра-класса,  почти не сбрасывал газ - вправо, влево,
вправо,  влево,  опять влево...  У  Синякова закружилась голова,  и  он счел за
лучшее закрыть глаза и  отдаться на  волю случая.  Сначала он пытался запомнить
маршрут движения (авось на  обратном пути пригодится),  но вскоре понял,  что в
таком лабиринте ему, наверное, не поможет даже нить Ариадны.
     Так  они  мчались  не  меньше  четверти часа.  Оставалось лишь  удивляться
масштабам  и  разветвленности прорытых  здесь  подземных  коммуникаций  -  надо
думать,  что  в  случае нужды в  них можно было загнать все городское население
вкупе  с  крупным  и  мелким  рогатым  скотом,  состоящим на  балансе  соседних
колхозов. Нет, не простая электростанция тут планировалась!
     Следующий вал  воды,  окатившей их,  был ощутимо теплым.  Проскочив сквозь
него, Дарий выругался так отчаянно, что Синяков помимо воли раскрыл глаза.
     В  свете фары,  сразу помутневшем от окатившей ее грязи,  он увидел быстро
приближающуюся смутную фигуру - не то голого человека, не то вставшей на задние
конечности бледной безволосой обезьяны.
     Не снижая скорости,  мотоцикл врезался в это странное существо, легко, как
гнилую  картофелину,   разнес  его   вдребезги  и   помчался  дальше.   Синяков
почувствовал себя  так,  словно попал  под  струю  помоев.  Какая-то  холодная,
осклизлая мерзость текла ему за шиворот, заливала глаза, липла к волосам. Запах
к  тому  же  был  отвратительнейший -  что-то  среднее между  протухшей рыбой и
кошачьей мочой.
     К счастью, спустя пару минут они приняли очередной тепленький душ, смывший
зловонные ошметки.
     Синяков хотел спросить у  Дария,  что это было такое,  но  встречный поток
воздуха не позволял даже рта раскрыть.
     Затем мотоцикл вырвался из  тоннеля на  простор (об этом можно было судить
по  сразу  изменившемуся звуку мотора),  также скрытый мраком.  Свет  фары  уже
больше не  мельтешил по  потолкам и  стенам,  до  которых было рукой подать,  а
терялся далеко впереди в непроглядной мгле.
     То,  по  чему они сейчас неслись,  не  было ни землей,  ни бетоном.  Так в
представлении Синякова должна была выглядеть поверхность Луны -  серое,  ровное
пространство без единого человеческого или звериного следа.
     Потом в темноте стали появляться огоньки,  точно такие же,  как и те,  что
так напугали Дашку -  оранжевые,  багровые,  зеленоватые, всегда парами и почти
всегда неподвижные.
     Впрочем,  Дарий  не  обращал на  них  никакого внимания и  продолжал гнать
мотоцикл к  какой-то  одному ему  известной цели.  Несколько раз на  их  дороге
попадались  довольно  широкие  ветвистые  трещины,  определить глубину  которых
Синяков просто не  успевал,  но  Дарий  ловко преодолевал их,  используя вместо
трамплина то бугорок