-  Бес
закатил  к  потолку  глаза,   напоминавшие  крутые  яйца  с  точечками  зрачков
посередине.
     - Вот это и подозрительно, - многозначительно произнес Шишига.
     - Давайте проходите,  -  милостиво разрешил привратник.  - Садитесь вон за
тот столик с краю.
     Низкий полутемный зал  был забит публикой почти до  отказа,  но  указанный
столик действительно оставался свободным,  если,  конечно,  не  считать батареи
пустых глиняных кружек, громоздившихся на нем.
     Тут  же  подскочил официант,  не  менее страхолюдный,  чем  привратник,  и
осведомился:
     - Что будем заказывать?  -  Его оценивающий взгляд задержался на  Синякове
куда дольше, чем на Шишиге.
     - Пару литров пива и  что-нибудь солененькое,  -  с  видом знатока ответил
Шишига.
     - Конкретнее.
     - Рыбки.
     - Рыбки нет.
     - А это что?  -  Шишига указал на обглоданные селедочные хвосты, торчавшие
из кружек.
     - Это клиенты с собой приносят.
     - Хорошо. Что вы сами можете предложить?
     - Сыр.
     - Две порции сыра.
     Официант кивнул и,  не  притронувшись к  пустой посуде,  удалился.  Шишига
привстал,   явно   разыскивая  кого-то   взглядом.   Синяков   исподтишка  тоже
рассматривал посетителей пивной.  И  хотя он понимал,  что сегодня здесь гуляют
бесы,  временно и  не  по своей воле принявшие человеческий облик,  создавалось
впечатление, что вернулись старые добрые времена, когда пиво и вобла были таким
же дефицитом, как нынче совесть или душевный покой.
     В  одном углу кто-то  спал.  В  другом кто-то мочился прямо на пол.  Между
столиками бродил похожий на Сократа старец и  допивал остатки пива из бесхозных
кружек.  Вот  только  наряды публики отличались необыкновенным разнообразием да
некоторые рожи могли напугать даже самых смелых людей.
     Наконец-то вернулся официант и выставил на столик пару относительно чистых
кружек,  вместительный жбан, в котором что-то многообещающе шипело, а также две
порции закуски - не сыра, а ржавой, небрежно нарезанной селедки.
     - Вот,  случайно осталось в  помойном ведре,  -  сообщил  он  без  всякого
смущения.
     К этому времени жажда окончательно доконала Синякова (решетняковское пойло
сушило  нутро  не  хуже  самого поганого денатурата).  Жадно  схватив жбан,  он
наклонил его горлышко над своей кружкой, но не добыл и капли вожделенной влаги.
     - Вы встряхните его, - посоветовал не успевший далеко отойти официант.
     Синяков  так  и  сделал,   но  вместо  пива  из  жбана  посыпались  мелкие
красновато-бурые    насекомые,    при    ближайшем   рассмотрении   оказавшиеся
обыкновенными постельными клопами,  судя  по  всему,  успевшими недавно  плотно
перекусить.  Энергично копошась всей своей массой,  они производили звук, очень
напоминавший шипение пивной пены.
     Пока Синяков удивленно пялился на столь необычное угощение,  Шишига сожрал
одного клопа и громко заявил:
     - Мы этого не заказывали!
     - Ладно уж, - осклабился официант. - Фирменное блюдо. Специально для вас.
     - В другой раз.  -  Шишига почти силком вернул ему жбан с клопами.  -  Нам
просто пива. Без всяких изысков.
     - Как хотите.  -  На  корявом лице официанта промелькнуло недоумение,  как
если бы клиенты предпочли денатурат коллекционному коньяку. - Сейчас заменим.
     На этот раз Синяков действовал предельно осторожно,  однако в  новом жбане
на самом деле оказалось пиво, пусть и слегка выдохшееся, но еще вполне сносное.
Он залпом осушил кружку,  а  селедку отодвинул подальше -  похоже,  в  помойном
ведре она провела не один день.
     - Порядочки  тут  у  вас...  -  пробормотал  он  в  приятном  предвкушении
следующей кружки.
     - Нормально,  -  пожал плечами Шишига.  -  Чем ты сейчас недоволен?  Место
бойкое.  Душу отвести можно.  Да и типчики здесь встречаются занятные. И, между
прочим,  не только из преисподней....  Вон, например, сидит один. Он-то нам как
раз и нужен.
     Шишига отставил недопитую кружку в  сторону и направился в противоположный
конец зала,  где,  судя по чересчур экзальтированным возгласам,  пили не только
пиво.  Воспользовавшись его  отсутствием,  Синяков вытащил из  кармана иголку и
положил перед собой на стол.  И  хотя иголка ни на какие внешние воздействия не
реагировала,  Синяков краем  глаза  заметил,  как  резко  вскочил и  стал  дико
озираться по сторонам грубиян-привратник.
     Шишига вернулся назад,  когда иголка уже была спешно возвращена на прежнее
место.  С  собой он  притащил слегка осоловелого юнца,  стриженного едва ли  не
овечьими ножницами и одетого в донельзя изношенную форму-афганку.  Был он худ и
бледен до такой степени, что под кожей просвечивала каждая жилка.
     - А вот и мы.  -  Шишига усадил своего спутника за столик.  - Это дезертир
Леха. Местная достопримечательность.
     Синяков  недоуменно покосился  на  Шишигу,  но,  встретив  его  ободряющий
взгляд, представился в ответ:
     - Федор Андреевич.
     - Между прочим,  стопроцентный представитель рода человеческого, - добавил
Шишига.
     - А-а-а...   -   вяло  отозвался  Леха.  -  Все  вы  представителями  рода
человеческого прикидываетесь.  Надоело...  Недавно познакомился с одной. Ничего
не скажу, баба в порядке. Стала мне заливать, что москвичка и попала в эту дыру
совершенно случайно.  Ну,  выпили мы.  Покалякали. Я ей под юбку полез, а там -
ничего!  Понимаете?  Как у меня под мышкой.  Правда,  потом все появилось, но у
меня уже охота пропала.
     Едва  он  начал говорить,  как  душа  Синякова затрепетала,  словно паруса
шхуны, поймавшей наконец долгожданный ветер.
     - Ты и вправду человек?  -- Он порывисто схватил Леху за горячую руку, под
кожей которой колотился подстегиваемый алкоголем пульс.
     - Не трогай!  -  тот вырвался. - Привыкли лапы распускать... Чего желаете?
Песню вам спеть? Или рассказать, как я свою молодую жизнь погубил?
     - Расскажи про то, как в дисбат попал, - попросил Шишига.
     - В двух словах или подробно?
     - Подробно. - Шишига пододвинул ему свое пиво.
     - Подробно будет дороже стоить.
     - Не беда.  Я сейчас организую.  Ты пока ему рассказывай. - Шишига куда-то
исчез,  оставив  Синякова  наедине  с  пареньком,  судьба  которого,  возможно,
напоминала судьбу Димки.
     - Ты в дисбате служишь? - спросил Синяков чужим голосом.
     - В дисбате не служат,  а срок тянут.  Понял? Поэтому отвечаю: да, я тянул
срок в дисбате... Ты это будешь? - он указал на селедку.
     -Нет.
     - Тогда спасибо.  -  Леха стал жадно грызть куски полупротухшей рыбины.  -
Значит,  про дисбат желаешь узнать... И что вам, чертям полосатым, за интерес в
этом.  Уже,  наверное,  сто  раз рассказывал...  Ты  что-нибудь в  земной жизни
смыслишь?
     - Более или менее, - кивнул Синяков.
     - Тогда слушай.  Если что непонятно будет,  переспрашивай. Призвали меня с
год  назад.  Откуда -  это  тебя  не  касается.  Служить определили в  авиацию.
Самолетов,  правда,  я  и  в  глаза не видел.  Охраняли мы какую-то заброшенную
авиабазу.  Раньше,  говорят, на ней арабские летчики стажировались. Все там еще
до нас развалилось. Технику растащили, посадочная полоса мхом поросла. Значение
имели только склады с  имуществом.  Хотя какое там  имущество!  Стройматериалы,
которые ротный для своей дачи заготовил.  Сухие пайки просроченные.  Да  всякий
инженерный инвентарь.
     Вернулся Шишига  с  кружкой,  где,  распространяя сильный  сивушный запах,
плескалась какая-то жидкость, цветом похожая на разведенную марганцовку.
     - Ничего другого не нашел, - сказал он извиняющимся тоном.
     - Сойдет. - Леха, словно греясь, обхватил кружку обеими ладонями. - Оружие
нам в караул не давали. Стояли только со штык-ножами. Чтобы кантовали сильно на
посту -  не скажу.  Так,  одна проверка за ночь. Иногда и без нее обходилось. А
тут  вдруг нагрянула проверка из  штаба дивизии.  Полковников человек пять.  Со
свитой,  естественно.  И почему-то пломбы им на складах не понравились. Вызывай
начкара. Ты знаешь, кто такой начкар?
     - Начальник караула, - ответил Синяков, ощущая тупую боль в груди.
     - Верно.  Начкар с пеной у рта доказывает, что час назад все было в полном
ажуре. Дескать, он сам проверял. Врал, конечно. Тогда выходит, что мы виноваты.
Забрали нас с  поста двоих.  Меня и  моего напарника Витьку,  который с  другой
стороны  складов стоял.  Хороший был  парень,  мой  земляк.  До  выяснения всех
обстоятельств сажают на губу. Может, ты знаешь, что такое губа?
     - Гауптвахта.
     - Ты, я вижу, мужик ушлый. А то некоторые тут даже про военкомат ничего не
слыхали...  Короче,  утром на складах провели инвентаризацию.  Не хватает сотни
саперных лопаток и  чуть ли не тонны сухих пайков.  Подозрение почему-то падает
на нас,  хотя даже козе понятно,  что такую прорву имущества мы за час сплавить
никуда не смогли бы.  В казарме шмон устроили.  Ну и,  конечно,  нашли у меня в
тумбочке пару этих самых пайков.
     - Кто-то подбросил? - Синяков уже не мог сдержать волнения.
     - Если бы...  Пайки эти к списанию готовились,  вот нас интендант иногда и
подкармливал.  Жрала-то их вся рота, но ведь искали только у нас с Витькой... В
общем,  оформили как изъятие улик.  Следствие началось.  Нас из  общей камеры в
отдельную перевели.  Губа старая,  раньше в  этом здании конюшня была.  Октябрь
месяц,  а топить и не думают.  Зато каждый день допрашивают.  Трясли, как котов
шелудивых.  Витька слабаком оказался.  Расплакался,  стал  показания давать.  В
содеянном сознался.  Все, что следователи требовали, подписал... Вижу, и мне не
отвертеться.   Но  решил  держаться  до  последнего.  С  Витькой  разговаривать
перестал.  А он взял, дурак, да повесился... - Леха отхлебнул из своей кружки и
закашлялся.
     - Разве можно в камере повеситься? - неуверенно спросил Синяков.
     - Как нечего делать!  Вот, смотри. - Он вытащил гимнастерку из-под брюк. -
Здесь два шнура,  чтобы шмотье по  фигуре можно было подгонять.  Один снизу,  а
второй на уровне пупа.  Хорошие шнуры, крепкие. В бушлатах такие же имеются, но
бушлаты у  нас сразу отобрали.  По правилам,  эти шнуры у арестованных положено
выдирать,  а дежурный по губе прозевал. Прапор, что с него взять! Голова совсем
другим занята...  Вот Витька шнуром и воспользовался.  Ночью дело было,  пока я
спал....  Витьку на дембель в  цинковом гробу отправили,  а я крайним оказался.
Говорят мне следователи: твой соучастник фактом самоубийства признал свою вину.
Теперь,  дескать,  очередь за тобой. Колись, салага, пока живьем не сгнил! Этих
гадов тоже понять можно.  Если вдруг выяснится, что Витька безвинным повесился,
их ведь по головке не погладят...  Крепка меня в оборот взяли. И в наручники на
целые сутки заковывали,  и  пить не давали,  и дубинками каждый день,  утюжили.
Понял, что долго так не выдержу. Тоже стал о самоубийстве подумывать. Да только
под рукой ничего подходящего нет.  Даже ложку отобрали,  а про шнуры и говорить
нечего.  Решетку,  к которой Витька петлю привязал, железным щитом прикрыли. Ну
ладно,  думаю,  веревку я сделаю.  Белье на полосы порву. А за что ее зацепить?
Стал  я  по  камере шарить и  вдруг замечаю,  что  из  штукатурки шляпка гвоздя
торчит.  Ржавая вся.  Я  за нее кое-как ухватился и стал туда-сюда раскачивать.
Когда выскочил гвоздь,  вместе с ним и кусок штукатурки отвалился. А там доски.
Оказывается,  тут  раньше окно было.  Когда ремонт делали,  его  с  двух сторон
досками забили и заштукатурили. Доски гнилые, я их с первого удара вышиб. Сразу
свежим воздухом потянуло.  Тут уж  на  меня какое-то помрачение нашло.  Очнулся
только в  лесу.  Без шапки,  без шинели.  Хорошо хоть в кармане спички нашлись.
Нам,  подследственным,  курить разрешалось.  Вот так до  самого снега в  лесу и
прожил.  Шалаш построил.  Картошку на  колхозных полях воровал.  Когда картошку
убрали,  на  капусту  и  свеклу  перешел.  Грибы  осенние  собирал  -  зеленки,
подзеленки...  А  куда деваться?  Домой вернусь -  поймают.  В части срок ждет.
Друзей надежных нет.  В  деревню зайду -  меня  первый же  участковый задержит.
Воровать не  умею  да  и  не  хочу.  В  декабре простудился.  Несколько дней  с
температурой лежал,  потом побрел куда глаза глядят. Добрался до какой-то дачи.
Влез через окно, печку затопил. В подвале варенье нашел. Там меня тепленького и
взяли.  Месяц от  пневмонии лечили.  Еще полгода в  следственном изоляторе суда
ждал.  Ребята,  которые  со  мной  призывались,  давно  уже  все  на  гражданку
вернулись.  Судили меня за побег с гауптвахты и кражу с дачи.  Дали три года. И
что интересно - про старое дело даже не вспомнили. Как будто бы ни склада этого
проклятого не было, ни Витькиного самоубийства. Вот так я и загремел в дисбат.
     - А  как  ты  здесь  оказался?  -  осторожно,  боясь  вспугнуть  паренька,
поинтересовался Синяков.
     - Это уже совсем другая история.  - Леха опять приложился к кружке. - Тебе
ее знать не положено.  Я  хоть и  дезертир,  но не предатель.  А  что,  если ты
какую-нибудь  лажу  нашим  ребятам  готовишь!   Потому  и   выведываешь  всякие
подробности. Уязвимые места ищешь.
     - Дурья башка!  -  подал голос Шишига.  -  Тебе говорят - человек он! Сына
своего разыскивает. Тот вроде тоже где-то здесь должен быть.
     - Врете вы все,  бесы поганые!  -  Леха уже порядочно окосел, да и сколько
надо было такому заморышу. - Как его фамилия? В какой он роте?
     - Синяков Дмитрий.
     - Не знаю такого! - категорически заявил Леха.
     - Его только три дня назад осудили.
     - Тем более не знаю. Я уже две недели как в бегах.
     - А капитана знаешь?  Здоровый такой.  Дарием зовут,  -  Синяков попытался
зайти с другого конца. - Он еще на мотоцикле ездит.
     - Кто же его не знает! Командир наш. Кличка - Архангел.
     - Почему?
     - А потому что он здесь вроде Михаила Архангела. Породу вашу поганую хочет
под  корень извести.  Бесы его как огня боятся.  Ох,  силен мужик!  Натуральный
колдун! Как начнет всякую нечисть заклинать - мороз по коже!
     - Между прочим,  он свою колдовскую силу не только на бесов,  но и  на вас
тратит. Ты хоть об этом знаешь?
     - Он  и  не  скрывает.  На  нас всех заклятие положено.  Мы бы и  хотели в
нормальный мир вернуться,  да не можем.  А что ему прикажешь делать?  Должность
такая. То, что Архангел сволочь, я не отрицаю. Но видел бы ты его в деле! Орел,
а не мужик!  Спуска бесам не дает. И своего в беде никогда не бросит. Хотя если
поперек его воли пойдешь - в порошок сотрет.
     - Почему же ты от такого славного командира сбежал?
     - Потому  и  сбежал,   что  однажды  поперек  его  воли  попер.   -   Леха
демонстративно перевернул пустую кружку кверху дном.  - Да я об этом и не жалею
ничуть.  Что у  нас там за жизнь была!  Жрали холодную кашу с  сухарями.  Спали
прямо на земле,  да и  то не вволю.  Каждый день жизнью рисковали.  Осточертело
все.  Да и  тяга у меня к побегам осталась.  Дай,  думаю,  к бесам переметнусь.
Авось не съедят...
     - И не съели? - спросил Шишига с какой-то странной интонацией.
     - Вот ты о чем... - горько усмехнулся Леха. - Нет, живой пока. Сам видишь.
Скитаюсь по разным забегаловкам. Многие меня уже за своего принимают. Если ты и
в самом деле человек - присоединяйся. - Это уже относилось к Синякову.
     - Сказано тебе было - он сына ищет! - повысил голос Шишига.
     - Не надо на него кричать, - вступился за Леху Синяков. - Смотри, он и так
еле живой.
     - Сам виноват! - отрезал Шишига. - Знал, на что идет.
     - Кто виноват?  Я?  -  Леха,  уже почти лежавший грудью на столике,  резко
выпрямился. - Вурдалаки проклятые! За сладкую ягодку меня здесь держите? Да еще
подбиваете дорогу в наше расположение показать! Думаешь, я не понимаю, для чего
этот разговор затеяли? - он гневно уставился на Синякова. - Сыночек, видите ли,
у  него пропал!  И  я  за  кружку бормотухи должен объяснить,  где  его искать!
Выложить все подробности!  А  вокруг сто ушей!  Даже вон та  падла мордатая нас
внимательно слушает! - Леха указал рукой на привратника.
     Хотя  от  амбала в  ливрее их  отделяло чуть  ли  не  десять столиков,  за
которыми громко гомонила нетрезвая публика,  тот  на  слова  Лехи  отреагировал
незамедлительно.
     - Опять выступаешь, сморчок? - зловеще осведомился привратник, направляясь
в их сторону.
     - Молчу,   молчу...  -  Леха  втянул  голову  в  плечи,  словно  черепаха,
заметившая приближающегося шакала.
     - Выметайся отсюда!  И вы оба тоже!  -  Его указательный палец, на котором
вместо ногтя имелся устрашающего вида кривой коготь,  ткнул сначала в Шишигу, а
потом в Синякова. - Только рассчитаться не забудьте!
     - Один момент! - Шишига торопливо полез себе за пазуху.
     - Не  суйся!  -  рявкнул привратник.  -  Уж  если в  вашу компанию человек
затесался, пусть он и рассчитывается.
     И  тут до Синякова дошло,  что слова эти касаются вовсе не дезертира Лехи,
уже торопливо пробирающегося к выходу, а лично его самого.
     Шум  в  пивной  стал  быстро  стихать,  как  это  бывает в  театре,  когда
поднимается занавес.  Все  сидевшие  поблизости  пялились  на  их  столик.  Еще
оставалось  неясным,  какое  именно  представление здесь  сейчас  разыграется -
трагедия или фарс, - но главным действующим лицом в нем (наряду с привратником,
конечно), предстояло быть Синякову.
     - А в чем, собственно, дело? - Он снизу вверх глянул на своего визави.
     - Ты дурачка не валяй. Сам ведь знаешь, чем для нас человек интересен.
     По  бесстыдно-откровенному  тону  привратника  Синяков  сразу  понял,  что
вляпался в очень даже скверную историю.
     Никаких денег у  него с  собой не  было (да и  не о  деньгах тут вовсе шла
речь),  а  из оружия имелась только одна волшебная иголка.  Уж если она в  свое
время  вывела из  строя такого опасного противника,  как  Дарий,  то  и  против
чересчур распоясавшегося беса должна помочь.
     Стараясь не  выдавать себя ни  единым резким движением,  Синяков осторожно
сунул руку в  карман,  однако там уже шарила лапа привратника.  Была она хотя и
тяжелой, но какой-то мягкой, рыхлой, словно вылепленной из теста.
     Синяков знал немало приемов, проводящихся на кисть руки либо на пальцы, но
в их короткой вялой борьбе верх одержал привратник,  и причина тут крылась не в
силе беса, а в слабости человека.
     Синяков, еще минуту назад вполне здоровый и энергичный, вдруг почувствовал
расслабляющую  дурноту,   словно  не  пива  перед  этим  выпил,   а   какого-то
парализующего зелья. Не было сил ни шевельнуться, ни даже открыть рот.
     -- Вот  это,   оказывается,   что  такое!  -  Привратник  со  всех  сторон
рассматривал изъятую у Синякова иголку.  -  Вещь,  конечно, завидная, да только
здесь от нее никакого проку нет.  Она в  мире людей делалась и  только там силу
имеет.
     Эта  печальная весть еще не  дошла до  сознания Синякова (в  данный момент
сильно затуманенного), а привратник уже вложил иголку обратно в его беспомощную
ладонь:
     - Забирай назад,  нам чужого не  надо.  -  При этом он,  словно невзначай,
полоснул своим когтем, острым, как бритвенное лезвие, по запястью Синякова.
     Кровь потекла тоненькой,  неверной,  болезненной струйкой, словно моча при
аденоме простаты, и привратник ловко подставил под нее пустую кружку.
     - Ты  пальцами,  пальцами шевели!  -  говорил  он,  низко  склонившись над
Синяковым.  -  И, главное, ничего не бойся. Подохнуть мы тебе не дадим. Вы ведь
своих дойных коров тоже не режете.
     "Вот  это  называется влип,  -  мысли  в  голове Синякова ворочались туго,
словно  шестеренки в  изрядно заржавевшем механизме,  -  засунут меня  сейчас в
какой-нибудь чулан и постепенно выпьют всю кровь по капельке.  Начхать бесам на
это пиво. Им совсем другого напитка хочется..."
     Не  дождавшись,  пока  кружка наполнится до  краев,  привратник зажал рану
пальцем  и  принялся  шумно  лакать  кровь.  Публика  с  нескрываемой  завистью
зашумела. Послышались реплики типа: