адривать криком из зала. Поверженного противника можно убить, можно оставить в живых. Вот и все... А теперь попрошу милых дам на сцену.
     От толпы отделился квадратный урка, вышел на середину, шутовски поклонился и помахал зрителям ручонкой толщиной чуть ли не с телеграфный столб. Или надо говорить - поклонилась и помахала? Карташ всмотрелся и аж передернулся от отвращения: ну точно, это ж баба! Вон и бедра кое-какие просматриваются, а характерный бугорок на штанах спереди, напротив, отсутствует напрочь... Мужеподобная, здоровенная корова несколько раз ударила себя кулаком по раскрытой ладони другой руки, попрыгала на месте...
     А потом, на негнущихся ногах, как попорченный робот, на арену шагнула Маша.

***

     Несколько последующих минут выпали из памяти Алексея Карташа. Кажется, он снова вырывался, орал что-то, угрожал и молил. Потом наступило полное отупение, он мог только стоять и смотреть в безысходной тоске, в беспомощной ярости, как аборигены запалили еще несколько костров в бочках из-под бензина и споро расселись в кружок, как в центр этого круга вышли Доширак и Маша. Боевая подруга на Карташа не смотрела, она была сосредоточенна и серьезна. Она дрожала, ее буквально колотило, но она держалась. Пока держалась.
     Полностью же в реальность Алексей вернулся, когда Джумагуль взяла его руку в свою и зашептала на ухо:
     - Не бойся, не бойся, все будет хорошо...
     Оказывается он сидел на голой земле, в первом, так сказать, ряду зрительного зала, все кочевье, казалось, собралось здесь, а Гриневский удерживал его за плечи и безостановочно матерился шепотом.
     - Я убью тебя, Недж, - внятно сказал Карташ. Хан, сидящий на подушках на противоположной стороне площадки, его игнорировал.
     Маша подумала и стащила через голову свитер, оставшись только в лифчике и джинсах, даже кроссовок на ней не было, видно, сняла еще раньше. Доширак презрительно фыркнула, но ее примеру последовала - скинула ветровку, надетую прямо на голое тело. Бюста под курткой не обнаружилось - так, две какие-то несерьезные выпуклости с огромными сосками на бочкообразной грудной клетке, зато бледный торс был столь щедро изукрашен татуировками, что производил впечатление майки. Краешком сознания Карташ машинально разгадывал их значения: активная лесбиянка, разбойное нападение с убийством, пять лет отсидки, три года отсидки, глухая отказка, побег, нападение на сотрудника зоны... М-да уж, биография... Тяжеленные говнодавы она стаскивать не стала.
     Неджметдин осклабился и хлопнул в ладоши.
     И Доширак тут же танком поперла вперед, работая руками, как снегоуборочная машина, без всякой техники, но одного такого удара для неподготовленного человека хватило бы, чтобы свалиться в глубоком нокауте. Маша была человеком неподготовленным, однако почему-то первая атака бабищи цели не достигла - ее удары месили воздух в том месте, где вот только что, миг назад стояла хрупкая городская девушка... Толпа выла от восторга, топала ногами, орала, свистела. Карташ на какое-то время даже забыл о своих страхах и включился в процесс - столь невероятным было зрелище. Маша работала, никаких сомнений, может быть, не слишком уверенно и четко, но работала, причем в совершенно незнакомой Алексею манере! Она извивалась, крутилась на месте, казалось, беспорядочно махая руками-ногами, но ни один удар соперницы пока цели не достиг. Доширак завизжала, попыталась схватить ее в охапку, сжать в объятиях, задушить, сломать кости, Маша выскользнула из кольца, легким перемещением очутилась за спиной бабы-терминатора, взмах руки - и кулачок влепился в почки уркаганши.
     Доширак пошатнулась, но на ногах удержалась. С разворота ударила Машу ногой, и та покатилась по импровизированной арене.
     Джумагуль что-то выкрикнула по-туркменски, что-то вроде: "Гылыч-гельды!", и Маша вскочила на ноги.
     Рот ее был в крови, в глазах появился незнакомый, страшный блеск.
     - Я тебе п...ду порву, сука!!! - заорала Доширак и вновь ринулась в бой.
     Удар, уход, нырок под локоть, удар, блок, захват!
     Прыгающие языки костров скрадывали движения гладиаторш, не позволяли уследить за всеми маневрами и перемещениями. Доширак визгливо выплевывала всевозможные угрозы, брызжа слюной и кровью (значит, пропустила удар в голову, никто и не заметил - когда), но добраться до верткой соперницы не могла. Она уже вымоталась - с самого начала, уверенная в быстрой победе, взяла слишком большой темп, и теперь постепенно выдыхалась. Толпа ревела. Джумагуль время от времени выкрикивала непонятные слова, адресованные несомненно Маше. "Мочи ее, мочи!!!" - вопил хлыщ...
     А Маша молчала. Молчала и танцевала по арене. Карташ понял, чего она добивается, и восхитился - ну да, все правильно, уголовная корова весит не меньше сотни кэгэ, она должна быстро уставать, значит, надо навязать затяжной бой. И корова купилась, купилась!
     И теперь настал черед Маши. Крутанувшись на одной ноге в полуприседе, она непонятно каким макаром вдруг переместилась почти вплотную к Доширак, резко выпрямилась... Бендерша не преминула воспользоваться моментом, с реакцией у нее было неплохо, и ткнула растопыренными пальцами Маше в глаза - но вот беда, не попала, лишь чиркнула по щеке: Маша успела отклониться, а потом сложенными лодочкой ладонями резко ударила Доширак в горло, сделала шаг назад...
     Никто не понял, что все уже кончилось. Зрители продолжали орать, даже невозмутимый хан Неджметдин что-то кричал, рубя воздух кулаком, а Маша просто стояла, опустив руки, и смотрела на противника исподлобья. Стояла неподвижно и Доширак, в бесконечном изумлении вылупив зенки. Потом издала булькающий звук, пошатнулась, поднесла руки к перебитому горлу.. и грянулась всеми своими телесами ничком к ногам дочери начальника зоны.
     И опять в памяти Алексея случился провал - он вдруг понял, что уже обнимает Машку, гладит судорожно по волосам, шарит по плечам, спине, талии - нет ли переломов и вывихов, и шепчет бессвязно и глупо: "Ну, все, все, все закончилось, умница ты моя...", - а вокруг неистовствует толпа, и хлыщ яростно вырывается из кольца вооруженных аборигенов, срывая глотку в проклятиях, а Маша все так и стоит, безучастно глядя на труп Доширак...

***

     - ...Скажи, ты уже не хочешь меня убить? - прищурился Недж.
     Они стояли на окраине лагеря, всходило солнце, и от барханов протянулись длинные черные тени.
     - Если бы с Машкой что-то случилось, я бы до тебя добрался, - честно ответил Карташ. - Сам бы сдох, но добрался.
     - Почему-то верю... Что ж, я искренне рад, что все завершилось именно так. - Он наклонился к открытому окну внедорожника, спросил у Джумагуль:
     - Как, ты говоришь, называется эта борьба?
     - Гуйч-дженг, - ответила туркменка.
     - Никогда не слышал.
     - Никто не слышал. Ее забыли. Может быть, только старики в далеких аулах помнят, что это такое, но сами приемы уже забылись...
     Карташ передернулся, вспомнив о старике Ханджаре в плаще с бритвами, и посмотрел на солнце. Спасибо дедушке Ханджару, что воспитал такую ученицу... Когда Недж объявил, что на арене будут драться Маша и слоноподобная Доширак, Джумагуль, способная ученица Ханджара, двое суток, от зари до зари обучала боевую подругу азам гуйч-дженга, точнее, рукопашному его варианту. И обучила. Невероятно, но факт. Видать, и в самом деле крутая борьба - ежели можно овладеть ею за два дня.
     Неджметдин выпрямился, хлопнул ладонью по крыше внедорожника.
     - Что ж... Теперь это ваша машина, ваше оружие и ваше сокровище. Да поможет вам Аллах, до свидания, Яланчы.
     - А вот это уж дудки, - подала голос Маша, полулежащая на заднем сиденье. Она уже оклемалась после вчерашнего боя и теперь хотела только одного: поскорее убраться из кочевья. - Прощайте... хан.
     - Оружие оставьте себе, - сказал Алексей. - Пригодится, а мы в цивилизованные места едем, там со стволами не очень-то походишь.
     - А что будет с нашими уркаганскими приятелями? спросил Гриневский, куря возле открытой водительской дверцы.
     - О, на этот счет не беспокойтесь, - сказал хан. - Мы уже позаботились о них, больше они вас не побеспокоят.
     Распрощались. Недж вернулся в кочевье, Карташ сел в машину.
     - Куда едем, начальник? - спросил Таксист.
     За него ответила Джумагуль:
     - Куда и собирались, в Миксату, там на поезд - и к Дангатару... Бензину хватит?
     - Хватит и обратно вернуться, если забыли чего. Тачка правильная, запасные канистры есть, по песку как по асфальту пойдет. К вечеру долетим.
     И он включил зажигание.

Часть 3

ТАНЦЫ ВОКРУГ ТРОНА

Глава 13

У САМОГО СИНЕГО МОРЯ

Двадцать третье арп-арслана 200* года, 10.05

     С билетами на вокзале в Миксате им не слишком повезло - не оказалось полностью свободного купе.
     Однако вопрос удалось разрулить еще до отправления.
     В их распоряжении оказалось собственное купе, в котором хоть пей, хоть пляши, хоть оборону держи.
     Они отсыпались. Они проспали добрых две трети пути. Остальную часть пути отлеживались и отъедались. То есть поступали совершеннейше по-солдатски. Оконные занавески отодвигали редко, в окна не глядели почитай до самого Небит-Дага. Разве что когда поезд подъезжал к какому-нибудь городу. А разглядывать окружающие железную дорогу пейзажи после недельного странствия в "теплушке" - нет уж, увольте, наелись.
     Ничего особо экзотического в туркменском поезде не было, если не считать, что в одежде пассажиров преобладал национальный кутюр. Порядки же - в точности сохранившиеся с советских железнодорожных времен: и чай подают, причем в старых добрых подстаканниках, и не забывают будить пассажиров перед станцией назначения, и подметают вагон два раза в день. Ну, разве что одно отличие имелось. Карташ, токмо интересу ради, спросил у проводницы про водку, та ответила, что водка есть в вагоне-ресторане или в буфетах на станциях, а они сами, видишь ли, не торгуют, За восемнадцать часов они пересекли Туркменистан с востока на запад и сошли с поезда в городе Небит-Даг.
     В Небит-Даге пробыли всего полчаса, за которые успели добраться на попутке до автовокзала, съесть по чебуреку (что размером с добрый лаваш, а уж стоит, в рубли переводя, такие гроши, что слеза прошибает от умиления) и занять места в отправляющемся автобусе.
     До места они добирались на старом добром "львовском", которыми в советские времена была укомплектована большая часть маршрутов и которые нынче в России уже и не встретишь, разве только в совершеннейшей глухомани. Как и положено "львовским" автобусам, в салоне припахивало бензином, а в районе заднего сиденья так и просто нещадно воняло. Старое железо громыхало, как гвозди в ведре, словно заранее предупреждая: "Если я рассыплюсь, не судите меня строго, о люди".
     Смотреть на пески мочи уж не было. А за окном мельтешили в основном они, проклятые. Это желтоватое однообразие разбавляли лишь аулы и небольшие города, куда заезжал автобус, не пропускавший ни одного населенного пункта.
     В туркменском автобусе - сколько бы людей не входило, сколько бы не выходило - стойко держалось молчание. Карташу припомнились грузинские автобусы с их несмолкаемой многоголосицей, с кочующими по салону перебранками, с бурной жестикуляцией. Что ж, разная ментальность - разные автобусы, Ехали, ехали...
     И вдруг увидели Большую Воду.
     Как-то так просто без фанфар, без предупреждения водителя по громкой и какого бы то ни было оживления пассажиров автобус обогнул очередной бархан, и они увидели лазурную бескрайность Каспия.
     И мигом на душе посвежело.
     В городе, в котором автобус высадил пассажиров возле обшарпанного бетонного сарая под большими буквами "Автовокзал", они не задержались ни на одну лишнюю минуту. Прошли его насквозь быстрым шагом, спустились к морю. Маша тут же скинула кроссовки, засучила штаны и вошла в воду по щиколотку.
     - Как хорошо-то, господи! - она зачерпнула ладонями воду и вылила на себя, запрокинув лицо. - Как хочется купаться!
     - Вот мы и на месте, - сказала Джумагуль, оглядываясь. Сказала, как показалось Карташу, не без грусти в голосе. - Почти на месте.

***

     Карташу отчего-то представлялось, что Дангатар скрывается от врагов или в бетонном бункере, выстроенном в годы холодной войны для местных партийных бонз, или в пещере навроде али-бабаевской. Но все оказалось куда как прозаичнее.
     - Мы пришли, - сказала Джумагуль.
     Этот дом на берегу был из тех, что побогаче. Прочные железные ворота, глиняная ограда высотой в два человеческих роста, за ней высокие деревья. Последнее очевидней прочего говорило о достатке хозяина. Много воды для полива - значит, богатый дом. Карташ подумал, подходя к воротам и готовясь постучать по железу, что непременно увидит шатающихся по саду павлиновмавлинов, но - в результате так и не увидел ни одного.
     Даже громыхнуть кулаком по металлическим листам, и то не вышло. Воротная калитка распахнулась, едва они К ней приблизились.
     Проем перекрывал, держась рукой за отведенную створу, невысокий молодой туркмен в светлых поношенных джинсах, белой рубахе и сандалиях на босу ногу.
     Ни комплекцией, ни возрастом на серьезного охранника он не походил. Да и оружия при нем что-то не наблюдалось. Молодой человек внимательно разглядывал гостей, ни о чем не спрашивая.
     - Заходи, - сказал он наконец и отступил в сторону.
     От ворот к крыльцу вела бетонная дорожка. По ней навстречу гостям шел человек в рубашке "сафари", в белых парусиновых штанах, в замшевых туфлях и без всякого намека на оружие. Из-под расстегнутой рубашки виднелись стягивающие грудь бинты, левая рука висела на перевязи, а на смуглой щеке розовел шрам.
     Еще один шрам, застарелый, пересекал лоб по диагонали. Человек улыбался.
     Это и есть Дангатар, кто же еще. Как понял Карташ из рассказов Таксиста, они с Дангатаром были ровесники, но туркмен выглядел лет на десять старше Гриневского. И дело тут, думается, не только в ранении, да и вообще не в событиях последних дней. Служба, на которой довольно долгое время состоял однополчанин Гриневского, нервов и здоровья сжигает будь здоров.
     Возглавлять службу безопасности при влиятельном феодале - это примерно та же работенка, что в сталинские времена стоять во главе НКВД. Разве что масштабы деятельности поменьше, а ответственности, головной боли и опасностей для жизни ровно столько же.
     Вокруг ронял на землю прохладу и тень ухоженный сад - без павлинов, но зато с поливальными установками "искусственный дождь" вполне современного вида. Сзади лязгнула запираемая на щеколду калитка.
     Ни в саду, ни возле дома других людей кроме этих двоих Карташ не приметил. Что, скажем прямо, было неожиданно. Неожиданно и подозрительно. Карташ предполагал, что скрывающийся от врагов Дангатар окружен если уж не бетонными стенами, то вооруженными до зубов бородатыми и мрачными сподвижниками.
     Однако пока все выглядело как мирный визит на дачу к доброму приятелю, живущему тихой и безобидной жизнью.
     Алексей притормозил, пропуская вперед Гриневского: это его тема. Фронтовые друзья крепко обнялись, на миг застыв неподвижно, потом Гриневский представил Дангатару Машу и Карташа. А Джумагуль Дангатар приветствовал в последнюю очередь скупым: "Привет, Джумми. Спасибо за помощь".
     - Мы на Востоке спешить не любим, но сегодня я вынужден спешить сам и торопить других, - сказал Дангатар, проводя гостей в дом. - Я знаю, что вы хотели бы перекусить и отдохнуть с дороги, но... некоторые обстоятельства вынуждают меня пригласить вас одновременно к столу и к разговору. Отдохнуть вы сможете потом, комнаты вам приготовлены и ждут вас уже не первый день. Саша, - он показал на молодого человека в светлых джинсах, который запер калитку, подошел к разговаривающим и встал чуть поодаль, видимо, ожидая распоряжений, - проводит вас туда, где вы сможете помыться. Он же покажет, куда идти дальше.
     Нетуркменское имя Саша заставило Карташа внимательнее приглядеться к их сопровождающему. А ведь, пожалуй, имеется неуловимое сходство в лицах между Дангатаром и Сашей. Сын? Очень возможно. Кстати, здорово смахивает на полукровку. Похоже, его мать европейского роду-племени. Опять же имя...
     Душевых кабин было две, и обе запитывались водой от вместительного металлического бака. Бак стоял позади кабин на опоре, которая неприятно смахивала на лагерную вышку, уменьшенную эдак разика в три. Саша принес мыло и полотенца.
     Им никто ничего не говорил, но все-таки Карташ счел нужным предупредить Машу:
     - Вода .у них привозная, купленная за денежки.
     - И что с того? - мягко говоря, неласково осведомилась та.
     Алексей вздохнул, но прописную истину все же объяснил:
     - А то, что транжирить ее зазря не следует. Быстренько ополоснулась, и все.
     - Ага. Значит, я, по-твоему, такая дура, что сама не понимаю?!
     Апарт был настолько резким и неоправданным, что Алексей на миг растерялся. А подруга прошла мимо него и хлопнула дверью перед его носом.
     Гриневский понимающе хмыкнул и подтолкнул Карташа к другой кабинке.
     - Иди, начальник, под душ первым. Остужайся...
     Естественно, Алексей пошел первым.
     Чтобы никто нечаянно не забыл завернуть кран, кранов не было и в помине. Принцип действия душа был как у унитаза: потянул за веревочку - вода полилась, отпустил - не льется. Карташ дернул за веревочку столько раз, сколько было необходимо, чтобы смыть дорожные пот и грязь, чтобы выгнать из тела вялость.
     Маша тоже не слишком увлеклась - завершила помывку одновременно с Гриневским. Затратить на водное священнодействие столько же времени, сколько двое мужиков - это, без всякой иронии, для женщины вполне нормально.
     Она вышла и демонстративно тряхнула мокрыми волосами на кусты ежевики, ломящиеся от черной, налитой соком ягоды - типа, видишь, поливаю, вода даром не расходуется, все в дело. Да что за ерунда с ней происходит?!
     Саша, сидящий на скамье в терпеливом ожидании, когда они закончат с водными процедурами, провел их в дом - трехэтажное, не слишком навороченное в смысле архитектурных излишеств сооружение, просто бетонный куб с окнами. В доме была полутьма и приятная прохлада. Зашли в комнату, посреди которой стоял накрытый стол.
     - Садитесь, кушайте. Сейчас позову дядю Дангатара.

***

     Дядю, отметил Карташ. Значит, не сын. Тогда брат?
     Или все-таки племянник, раз "дядю"?
     Саша уже дошел до дверей, когда его догнал вопрос Маши:
     - А где Джумагуль?
     - Она... э-э, - Саша опустил глаза, рассматривая свои сандалии, - у себя.
     - Можно с ней поговорить?
     - Спросите у дяди Дангатара, - сказал он и быстро вышел.
     Маша - Карташ голову готов был прозакладывать хотела запустить вдогонку какую-то резкость, но вовремя прикусила язычок. И нервно принялась мерить комнату шагами.
     В углу негромко калякал по-туркменски включенный телевизор - "Сони", пусть не самой последней модели, но вполне, вполне. Никто из троих за стол не садился и уж тем более трапезу не начинал, хотя манили салаты, посыпанное зеленью холодное мясо в необъятном блюде, сыры, колбасы, соусы, что-то похожее на ватрушки с мясом... Разумеется, присутствовали черная и красная икра в плошках с воткнутыми в зернистую массу ложками.
     - Похоже на съезд компартии, - сказал Гриневский, кивнув в сторону экрана.
     По телевизору показывали зал тысячи на три зрителей, которые стоя аплодировали кому-то, рук не жалея. Потом картинка сменилась: на трибуне распинался круглолицый оратор, который то и дело прикладывал ладонь к груди, кланялся и поворачивался к сидящему в первом ряду президиума Его Превосходительству Ниязову. В общем, ни дать ни взять, очередное историческое заседание очередного судьбоносного Пленума ЦК КПСС... А потом замелькали новые кадры, и стало ясно, что всем пленумам вместе взятым далеко до происходящего: все тот же круглолицый оратор, только теперь не на трибуне, а в зале, к которому вполне применим эпитет "тронный", ступал, едва не маршируя, по красно-желтой ковровой дорожке, пока не добрался до стоящего на специально