мен
репликами на креольском, машина притормозила, двое  перепрыгнули  на  заднее
сиденье и, вот счастье, наконец-то  освободили  Мазура  от  жердины,  но  не
выкинули ее за борт,  оставили  в  машине.  Приподняли  его,  примостили  на
сиденье. Сами устроились по обе стороны, скалясь, поглаживая черные  рукояти
висевших на поясе  парангов,  местных  ножей,  представлявших  собою  помесь
мачете и европейских саперных тесаков девятнадцатого века. Смешливые  такие,
улыбчивые темнокожие ребята, то и дело косившиеся на  Мазура  и  всякий  раз
оглашавшие окрестности жизнерадостным фырканьем.
   - Ты откуда? - поинтересовался один.
   - Советский Союз, - сказал Мазур, надеясь, что это  произведет  кое-какое
впечатление.
   Ничего подобного. Ребятки недоумевающе переглянулись, пожимая плечами.
   - Это где-то в Европе, - сказал водитель. - Там, говорят, холодно.
   - А твоя страна больше Англии? - с  детской  непосредственностью  спросил
сосед справа. - Или Франции?
   - Самую малость побольше, - сердито процедил сквозь зубы Мазур.
   Он был по-настоящему сердит - только что рассыпалась одна  из  иллюзий  -
якобы любой негр, не обязательно преклонных годов, при  одном  упоминании  о
Советском Союзе преисполняется братской любви и  почтения.  Ничего  хотя  бы
отдаленно похожего и не наблюдалось. Впрочем, он  еще  во  Вьетнаме  лишился
некоторых иллюзий:
   тамошние стойкие борцы с американским  империализмом,  как  оказалось,  в
свободное время не гнушались спиртного, после чего порой вульгарно дрались с
советскими  друзьями,  мало  того,  еще  и  самые  натуральные   проститутки
попадались.
   -  Страшно?  -  полюбопытствовал  сосед  слева,  сверкая  безукоризненным
зубами.
   - Нет, - отрезал Мазур.
   - Мы тебя съедим, белый, - пообещал сосед справа. - Зажарим и слопаем.  А
черепушку твою воткнем на кол и устроим вокруг дикарские  пляски.  Мы  такие
дикие...
   - Рассказывай, - проворчал Мазур. Нет здесь людоедства, это он точно знал
- серьезные инструктажи перед отправкой на дело ребяток  их  масти  в  корне
отличаются от нудных политинформаций. Тогда? В рабство, что ли, хотят упечь?
Но и рабства  здесь  нет  никакого.  В  поисках  заработка  на  тростниковые
плантации стекаются не только местные, но и  много  приезжего  народа  вроде
индийцев и  танзанийцев.  Рабочая  сила  многочисленна  и  дешева,  так  что
совершенно нерационально охотиться  на  случайных  путников,  в  особенности
приезжих белых.  Новорожденная  республика  получает  от  туризма  приличные
денежки,  и  никто  не  позволит  баловаться  подобным  образом  с   основой
экономики,   каковой   наряду   с   сахарным   тростником    служат    белые
путешественники...
   - Ты как предпочитаешь? - спросил сосед слева. - Чтобы тебя  зажарили  на
пальмовом масле или затушили на углях?
   - А вот развязал бы ты мне руки, - задушевно сказал Мазур. -  Я  бы  тебе
вдумчиво и объяснил...
   Троица заржала, перекидываясь репликами на  креольском.  В  их  поведении
пока что не чувствовалось никакой  угрозы,  но  Мазур  заранее  готовился  к
поганым неожиданностям.
   Пейзаж вокруг изменился - вместо дикого леса  появились  аккуратные  ряды
золотисто-зеленых стеблей. Мазура уже угощали сахарным тростником, и  потому
он его моментально узнал.
   Машина летела по узенькой дорожке, больше напоминавшей туннель, -  высоко
над головой смыкались  упругие  листья.  Мазур  и  не  думал,  что  сахарный
тростник такой высокий, метров пять, а то и выше, те стебли, из  которых  он
пробовал сок, были не более полуметра длиной, теперь-то ясно, что это жалкие
обрезки...
   Они ехали и ехали,  а  плантации  все  не  кончались.  Километров  десять
отмахали, а конца-края не  видно.  Частенько  попадаются  рабочие,  то  ярко
выраженные ахатинцы, то несомненные индусы. Никто и не смотрит на "джип".
   - И все же, куда мы едем? - спросил Мазур, стараясь быть невозмутимым.
   -  В  гости,  -  охотно  отозвался  сосед  справа.  -  Смотришь,  тебе  и
понравится...
   И все снова прямо-таки закатились от хохота. Мазур, в оба наблюдавший  за
окружающим, пусть и донельзя однообразным, сделал немаловажный вывод: как  и
следовало ожидать, ни на одном из попавшихся  по  дороге  рабочих  не  видно
кандалов или иных уз, ни разу не попался на глаза  вооруженный  надсмотрщик.
Нет, никакого принуждения, как и рассказывал  инструктор.  Тогда  в  чем  же
подвох?
   Он давно уже, притворяясь, что поглощен окружающим, украдкой  пошевеливал
запястьями  и  лодыжками,  изучая  стянувшие   их   веревки.   Связали   его
профессионально: и надежно, и позаботившись о  том,  чтобы  тонкие  плетеные
веревки не нарушили кровообращения. И все же... Он  как-никак  не  ихтиолог.
Без особого труда можно втихомолку ослабить  путы  на  руках,  освободиться,
рвануть из ножен паранг у любого из соседей и показать теперь уже этим,  что
такое квалифицированный бой  на  ограниченном  пространстве.  Огнестрельного
оружия у них нет. Трое жизнерадостных провинциалов  с  ножиками  и  Мазур  -
соотношение сил слишком уж неравно, фортуна явно не на стороне противника...
   А что потом? Совершенно неизвестно, в какую сторону бежать, непонятно, во
что это он влип. Велик риск по неосторожности наломать дров. Лучше подождать
какой-то определенности -  а  внести  ее  могут  лишь  хозяева  этой  мелкой
сошки...
   Наконец  "джип"  выскочил  из  зеленого  туннеля.  Мазур  увидел  впереди
приземистый и обширный краснокирпичный особняк,  опять-таки  в  классическом
английском духе, одноэтажное строение с полудюжиной ненужных здесь  каминных
труб.  Территория  вокруг  выглядела  тщательно  ухоженной  -   разноцветные
цветочные клумбы, аккуратные дорожки...
   Миновав парадный вход, крыльцо с  колоннами,  "джип"  пронесся  за  угол.
Остановился. Похитители вмиг выдернули Мазура с сиденья, вновь подцепили его
на жердь, как охотничий трофей, и с той же  ритмичной  местной  считалочкой,
что-то вроде "Гей-ух, гей-ух!", бегом потащили к черному ходу.
   Пронесли  по  чистому  широкому  коридору,  опустили  на  пол  в  большой
пустоватой комнате, где из мебели имелась лишь широкая  кушетка  посередине,
наконец-то разрезали веревки. Мазур без приглашения  опустился  на  кушетку,
растирая запястья. Спина от неудобной позы затекла, но к возможной драке  он
был готов.
   Тем временем появился  пожилой  ахатинец,  седой  и  серьезный,  в  белом
халате. Троица почтительно примолкла -  похоже,  в  здешней  иерархии  седой
стоял значительно выше, нежели они. Короткий обмен  загадочными  креольскими
репликами - и Мазура, тесно обступив, проконвоировали в другую комнату,  как
две капли воды смахивавшую на хорошо оснащенный врачебный кабинет,  толкнули
на стул, а сами замерли за спиной.
   "Все-таки врач, - подумал Мазур. - Человек по определению  интеллигентный
и грамотный".
   - Я - гражданин Советского Союза, - сказал он седому. - И требую...
   - А паспорт у вас есть? - безмятежно спросил седой.
   Мазур растерянно замолчал - документами он был не обременен,  в  карманах
грязного костюма ничего не было, даже сигареты с зажигалкой куда-то пропали.
   - Вот то-то, -  терпеливым  тоном  опытного  врача,  привыкшего  к  самым
неожиданным пациентам, сказал седой. - Извольте, молодой  человек,  отвечать
на мои вопросы, а протестовать будете потом. Когда найдется более подходящее
время.
   Дать ему в лоб, а потом побеседовать по душам  с  троицей?  Но  дальше-то
что? Усилием воли Мазур заставил себя успокоиться.
   Вопросы оказались как раз теми, каких следовало  ожидать  от  врача:  чем
болел, какие прививки делал перед прибытием сюда. В заключение седой взял  у
него кровь из вены и словно бы  потерял  к  пациенту  всякий  интерес.  Трое
подняли Мазура со стула и, легонько подталкивая, выпроводили,  но  двинулись
не в прежнюю комнату, а в противоположном направлении.
   По дороге Мазур наскоро прокрутил в голове сногсшибательную гипотезу:  он
оказался в лапах мэда, сиречь безумного ученого.
   За  время  плавания  вдоль  африканских  берегов  они  не  раз   смотрели
американские ужастики на эту тему, как ни пытался противодействовать товарищ
Панкратов. Классический "безумный ученый", "мэд  сайентист".  Сейчас  начнет
превращать Мазура в  чешуйчатого  монстра  или  скрещивать  его  с  сахарным
тростником.
   Вздор.  Полнейший.  Больше  всего  особняк   смахивает   не   на   логово
яйцеголового безумца, а на резиденцию преуспевающего плантатора.  Интересно,
что может быть общего у второго с первым?
   В комнате, куда его привели, обнаружилась огромная, чистая ванна.
   - Раздевайся и лезь, - подтолкнул Мазура в поясницу один из конвоиров.  -
Умеешь пользоваться ванной, белый?
   Промолчав, Мазур сбросил замызганную одежонку и полез в ванну.  Пока  суд
да дело, следовало воспользоваться нечаянным комфортом. Все  его  барахлишко
ахатинец запихал в черный пластиковый мешок  и  куда-то  унес.  Мазур  долго
плескался в пушистой  пене,  никто  его  не  подгонял.  Совмещая  приятое  с
полезным,  пытался  прокачать  в  уме,  как  отреагируют  на  судне  на  его
исчезновение и какие меры предпримут. Наверняка один из помощников  капитана
отправится в полицию и с честнейшими глазами заявит,  что  мирный  советский
ученый пропал бесследно. Параллельно напрягут здешнюю агентуру  -  она  тут,
конечно, имеется. Одно плохо: с подачи Лаврика могут зациклиться на  Мадлен,
полагая ее главной  виновницей  пропажи  старшего  лейтенанта  Мазура,  хотя
ему-то теперь уже ясно, что Мадлен тут совершенно ни при чем...
   В конце концов один из стражей поинтересовался:
   - Ты что, рекордный заплыв хочешь устроить? И так уже чистый до хруста...
   Мазур вылез, обмотался  полотенцем.  В  комнате  тем  временем  объявился
огромный, голый до пояса мускулистый негр и громко распорядился:
   - Ложись на кушетку, белый. На пузо, - глянул на замешкавшегося Мазура  и
фыркнул: - Не трясись, белый, я не педераст, я массажист...
   - А кто твою маму знает... - проворчал Мазур, вытягиваясь на кушетке.
   Великан не соврал - Мазур понимал толк в массаже, сам  умел  его  делать,
как любой из группы, а  потому  быстро  оценил,  сколь  профессионально  его
обрабатывают. Суставы потрескивали, негр старался до седьмого  пота.  Как  и
следовало ожидать после столь долгих и изощренных трудов, Мазур почувствовал
себя заново родившимся, бодрость так и струилась по жилочкам,
   - В туалет хочешь? - спросил негр.
   - Нет пока, - сказал Мазур.
   Откровенно говоря, он давно уже справил малую нужду прямо в ванну еще  во
время  первого  омовения  -  проситься   в   сортир   отчего-то   показалось
унизительным.
   - Ну, тогда отдыхай, - пробурчал великан и вышел не оглядываясь.
   - Дальше-то что, ребятки?  -  спросил  Мазур,  драпируясь  полотенцем.  -
Одежонку бы какую...
   - Всему свое время, - обронил один из конвоиров.
   Обернулся к приоткрытой двери и что-то громко сказал. Приятная  мулаточка
в синем платье и белом фартучке принесла поднос и после секундного раздумья,
не найдя другого места, поставила его на кушетку рядом  с  Мазуром.  Оглядев
его с неприкрытым любопытством, вышла. За дверью тут же послышались  смешки,
перешептывание.
   - Лопай, - широким жестом указал на поднос курчавый.
   И все трое покинули комнату. В замке щелкнул ключ. Придерживая сползавшее
полотенце, Мазур первым делом подошел к окну, украшенному солидной решеткой,
которую даже он вряд ли вынес бы голыми руками. За окном пестрели  цветы  на
клумбах,  синело  небо  над  далекой  зеленой  стеной  сахарного  тростника.
Сельская идиллия, пастораль...
   Как бы там ни было, следовало подзаправиться. Силы не помешают. Он в  два
счета разделался с жареным мясом в кисловатом соусе, рыбой, рисом и  прочими
недурно приготовленными яствами, отнюдь  не  блиставшими  особой  экзотикой.
Обнаружив под салфеткой пачку американских сигарет с зажигалкой,  растянулся
на кушетке, пуская дым. Следовало согласиться, что пока ничего особо жуткого
с ним не произошло. Будущее, правда, оставалось абсолютно  туманным.  Как  и
предсказания лесного колдуна, чтоб ему на башку кокос упал...
   Время шло, Мазур понемногу  начинал  скучать.  Он  определил,  что  время
близится к вечеру, но кроме этого никакой ценной информацией не  располагал.
Минуты тянулись, как жвачка. Прошло не  менее  полутора  часов,  прежде  чем
щелкнул замок. Вошел тот самый массажист, на  сей  раз  не  только  в  белых
штанах, но и в безукоризненной рубашке с черной бабочкой,  шедшей  ему,  как
корове седло. На поясе у него висел паранг и еще коричневая  мягкая  кобура,
из которой торчала рукоятка револьвера.
   - Держи, беленький, - он небрежно бросил Мазуру белые брюки.  -  Кажется,
твой размерчик...
   - Эй, а все остальное?
   - И так сойдет...
   Мазур натянул штаны. События, кажется, сдвинулись с мертвой точки...
   - Шагай, - подтолкнул верзила. Продемонстрировал  внушительный  кулак.  -
Только смотри у меня, без глупостей, в доме, между прочим, охраны полно...
   Мазур двинулся впереди него по широкому коридору барского дома, ничуть не
напоминавшего лабораторию сумасшедшего ученого.  Верзила  поскрипывал  сзади
черными лакированными туфлями. Совсем нетрудно было бы обидеть его, а  потом
конфисковать холодное и огнестрельное  оружие,  но  Мазур  решил  не  пороть
горячку.
   Остановились перед высокой двустворчатой дверью. Положив Мазуру на  плечо
громадную лапищу, проводник сказал:
   - Ты, сдается мне, парнишка сообразительный...
   - Да вроде, - сказал Мазур, переступая босыми ногами.
   - Тогда запомни парочку необходимых истин, - он внушительно  покачал  под
носом у Мазура толстенным указательным пальцем.  -  Первое.  Будь  паинькой.
Второе. Если ты, беленький, хозяйку хоть как-то обидишь, я тебе  лично  яйца
отхвачу парангом, а потом закопаю. Яйца отдельно, тебя отдельно. Усек?
   - Усек, - сказал Мазур...
   - Тогда прошу... - он распахнул перед Мазуром правую половинку двери.
   Мазур вошел. Огляделся. Не увидел ни единой живой души. Обширная комната,
обставленная несколько старомодно, но с утонченной  роскошью,  больше  всего
напоминала будуар знатной дамы, какие  показывают  в  исторических  фильмах:
огромная кровать под балдахином, мебель черного дерева, картины под стеклом,
букеты в китайских вазах... Посреди всего этого босой и голый по пояс  Мазур
смотрелся как-то нелепо.
   Резко развернулся к стене, услышав за спиной непонятный звук.
   Это открылась потайная  дверь,  до  того  выглядевшая  еще  одной  резной
панелью. Под тоненькое, мелодичное  позвякивание  вошла  молодая  женщина  в
белом мужском костюме и белых сапогах, с распущенными, чуть ли не  до  пояса
черными волосами. Помахивая коричневым плетеным хлыстом, остановилась в трех
шагах от Мазура, разглядывая его со спокойной уверенностью хозяйки.  Села  в
ближайшее кресло, закинула ногу на ногу и,  покачивая  остроносым  сапожком,
уставилась с задумчивым любопытством. Мазур так  и  стоял  посреди  комнаты,
гадая: золотые у нее шпоры или просто под вид золота?
   Ясно было, что это креолка, но  белой  крови  определенно  побольше,  чем
негритянской. Если бы Мазур не насмотрелся уже  на  здешних  обитателей,  на
причудливое смешение кровей и рас, мог принять  ее  за  обычную  европейскую
девушку, разве что загоревшую под тропическим солнцем. Смазливенькая - спасу
нет. Вот только балованная и капризная, как сто чертей, сразу видно...
   - Можно сесть? - решил, наконец, Мазур прервать затянувшуюся немую сцену.
   - Сядешь, когда я разрешу, - промурлыкала незнакомка, меряя его взглядом.
- Раздевайся.
   - Пардон? - спросил Мазур.
   - Я сказала - раздевайся.
   Мазур медлил. Она, с гримаской раздражения на хорошеньком  личике,  гибко
выпрямилась, коротко взмахнула рукой. Свистнул увесистый хлыст, плетенный из
кожаных ремешков, левое плечо Мазура чувствительно обожгло.
   - По-моему, ты не понимаешь своего положения,  -  протянула  черноволосая
красотка, поигрывая хлыстом. - Я  здесь  полная  хозяйка  на  двадцать  миль
вокруг. Достаточно... -  она  плавно,  многозначительно  положила  свободную
ладонь на колокольчик с высокой ручкой, стоявший на стодике рядом с креслом,
- чтобы ворвались слуги. Они хорошие слуги, выполнят любой приказ.  Когда  я
говорю - любой, это значит - любой. Начиная с того, чтобы исполосовать  тебя
кнутом в лохмотья и кончая выброшенным в море трупом, который крабы  и  рыбы
быстренько превратят в нечто, не поддающееся опознанию... Хочешь  убедиться,
что все это предельно серьезно?
   Мазур помотал головой. Отчего-то верилось, что все ее угрозы - отнюдь  не
пустые слова. В ее больших темных глазищах не было и  тени  безумия,  но  от
всего облика, движений, повадки,  слов  так  и  веяло  той  самой  спокойной
уверенностью капризной барыни, осознающей себя полной хозяйкой окрестностей.
"А ведь хреновые дела, - подумал Мазур в некотором  смятении.  -  Народ  тут
самый что ни на есть патриархальный, а значит,  глубоко  преданный,  здешняя
полиция, хоть и натасканная англичанами, может  отступить  в  совершеннейшем
бессилии. Богатые провинциальные помещики, как подсказывает история, были  в
своих владениях полновластными сатрапами  -  что  в  старой  России,  что  в
цивилизованной Англии, что в молодой островной республике. Если  необозримые
плантации именно этой чертовке и принадлежат - а судя по всему,  так  оно  и
есть, - она не последний человек в здешнем бомонде. Власти имеют особенность
закрывать глаза на милые шалости бомонда..."
   - Ну? - поинтересовалась она, подняв  бровь.  -  Тебе  необходимо  что-то
доказывать наглядно?
   - Не стоит,  пожалуй,  -  сказал  Мазур,  тщательно  гася  злость.  -  Вы
отчего-то производите впечатление дамы, которой следует верить...
   - Госпожа Эжени, - подсказала молодая креолка.
   - Вам, госпожа Эжени, отчего-то  хочется  верить  на  слово...  -  сказал
Мазур. - Между прочим, меня зовут...
   - А вот это меня совершенно не интересует, -  улыбнулась  она,  покачивая
хлыстом. - Имени у тебя временно не будет, оно тебе совершенно ни к чему.
   - Но как это все понимать? - спросил Мазур с некоторой растерянностью.
   - А что, нужны какие-то разъяснения? - Кажется, она искренне удивилась. -
В самом деле? - Вернулась в кресло, уселась и продолжала  размеренным  тоном
учительницы, помахивая хлыстом, как указкой:  -  Несколько  сотен  лет,  мой
неожиданный  гость,  белые  пользовались  нашими  предками,  как  им  только
вздумается. Мои прадеды гнули спину на  плантациях,  а  прабабушки,  имевшие
несчастье родиться красивыми, оказывались  в  постели  у  белых  хозяев.  Но
теперь, знаешь ли, обстоятельства переменились,  -  она  лениво  улыбнулась,
потянувшись. - Теперь все наоборот.
   - А вам не кажется, что у вас были и  белые  предки?  -  полюбопытствовал
Мазур.
   - Это не меняет  дела,  -  отрезала  она  с  милой  улыбкой.  -  Главное,
обстоятельства переменились. Так вот, либо я останусь тобой  довольна,  либо
ты  с  перерезанной  глоткой  окажешься  на  дне  болота  -  есть  тут  одно
неподалеку, довольно глубокое. Других вариантов развития событий попросту не
предусмотрено, пока я здесь полная хозяйка, - и вытянула  ноги.  -  Сними  с
меня сапоги, мальчик. И постарайся быть не таким робким...
   Опустившись на одно колено, Мазур выполнил приказание, не  сразу  подавив
желание вырвать у нее хлыст  и  устроить  легонькое  детское  наказание.  За
дверью  торчал  хорошо  вооруженный  верзила,  а   поблизости,   несомненно,
находилось в готовности еще несколько - на случай  непредвиденного  развития
событий. Вряд ли он тут первый бедолага...
   - Дальше, - пропела она с капризной улыбочкой.
   Под ее белым костюмом ничего не оказалось. Мазур помимо воли ощутил,  что
мужская природа берет свое, недвусмысленно реагируя  на  открывшееся  взору.
Она это тоже заметила, фыркнула и, упершись черенком  хлыста  ему  в  грудь,
потеснила к обширной постели, обнаженная, прекрасная,