всем этим беспределом - зловредный Рыжий с когтистой лапой на
рубильнике...

Такие дела. Упаси боже, Нечаев не настаивает, он вообще не формулирует
четко членораздельных просьб. Он всего-навсего рассыпает деликатные намеки,
которые его собеседник непременно должен понять совершенно правильно...

Беседа затягивается, и понемногу намеков становится чересчур уж много,
пусть они мимолетны и невесомы, но из них без труда можно сложить картинку.
У Мазура все равно начинается отпуск, и одинок наш Мазур, как перст, ни
семьи, ни дома, и делать ему абсолютно нечего, кроме как вульгарно тянуть
коньячок и делать заходы в сторону доступного женского пола - но кто
сказал, что этим нельзя заниматься и в Шантарске? Если подумать, никакой
особенной разницы. Даже наоборот: места курортные, пейзажи прекрасны, отели
удобны, спиртное качественное и недорогое, а доступный женский пол красив.
Излишне добавлять, что все мыслимые расходы будут возмещены, более того,
оплачены заранее с "походом" Адмирал Нечаев дипломатически тонок,
обходителен и застенчив, он вьется вокруг Мазура, как гусар-соблазнитель
возле наивной уездной красоточки, ему крайне неудобно, но он в отчаянном
положении...

А главное - от него многое зависит. ОЧЕНЬ МНОГОЕ. Если он поддержит
Мазуровы осторожные маневры - дело кончится гораздо быстрее и выгорит
непременно. А если он обидится - может и понаставить на пути нехилых
шлагбаумов.

Вот об этой стороне дела - ни намека. Но он знает, что Мазур знает.
Джентльмены понимают друг друга без слов...

В общем, в конце концов высокие договаривающиеся стороны в своем
ненаписанном коммюнике приходят к тому простому выводу, что адмирал
адмиралу - друг, товарищ и брат. И еще через двое суток одетый в штатское
отпускник, контр-адмирал Мазур спускается на лифте, выходит из подъезда и
садится в машину Нечаева, где знакомится с молодой блондинкой, и она
настолько в его вкусе, что зубы сводит.

И они катят на восток, встречь солнцу, в купе СВ. Очень скоро выясняется,
что вверенная его попечению кровиночка весьма даже умна и общаться с ней
интересно. А потом начинает исподволь складываться впечатление, что эта
вполне взрослая красоточка жаждет еще более тесного общения. Остатки
высокой морали и былого кодекса строителя коммунизма, травленого
замполитами, школенною особыми отделами, в семи щелоках стиранного
партсобраниями поначалу дают о себе знать - и Мазур упорно пытается себя
убедить, что принимает желаемое за действительное: в самом деле, зачем этой
стильной красотке разменявший полтинник морской волк?

Но постепенно становится невозможно себя убеждать, будто ему все мерещится
- Света идет к поставленной цели отнюдь даже не вульгарно, но чертовски
целеустремленно. Не понять ее правильно способен лишь импотент либо
голубой, а Мазур ни тот и ни этот, хотя первое, увы, когда-нибудь да
предстоит.

Символический халатик, взгляды, рафинированные пошлости вслух, в такой
упаковке, что пошлостями вовсе и не выглядят...

Ну, и в конце концов - происходит. Что греха таить, к обоюдному
удовольствию. После чего путешествие переходит на качественно иной уровень,
или как там еще выразиться. Гармония тела налицо, но вот с гармонией духа
обстоит далеко не так благополучно - если молодая дама игрива,
легкомысленна и спокойна, то господин контр-адмирал К.С. Мазур чувствует
себя скверно. Можно бы даже сказать, "не в своей тарелке", но он терпеть не
может этого выражения, поскольку оно возникло в старые времена
исключительно из-за ошибки невежды-переводчика, слабо знавшего французский
и спутавшего два схожих слова: "тарелку" и "плохое самочувствие"...

Нельзя сказать, что он лишился сна и покоя, никак нельзя. Не настолько он
субтилен душой и тонок нервами. Но все равно, на душе чувствительно
поскребывали кошки. С дочками сослуживцев он в одной постели еще не
оказывался - и потому в этой нестандартной ситуации никак не мог подвести
свои чувства и эмоции к некоему знаменателю, к четкой определенности...

- Ты опять напряженный, - сказала Света лениво, но на сей раз без всяких
игривых подначек. - Чувствуется. Вот не ожидала такого забавного сочетания
- убивец с мятущейся душой... Вы там все такие?

- А черт его знает, - сказал Мазур. - Другое поколение, наверно. Это плохо?

- Не знаю, честно... - она пошевелилась, чтобы дать ему побольше места на
диванчике, хотя и мягком, но узком. - Я очень надеюсь, ты не вздумаешь,
доставив меня в Шантарск, тут же оттуда улетучиться? У тебя же все равно
отпуск, прекрасно проведем время...

- Я тебе и в Шантарске буду нужен? - спросил он спокойно.

- Ох, как это прозвучало... - она тихонько |рассмеялась. - Вроде бы
невозмутимо, по-суперменски, и в то же время с затаенным страхом. В поезде,
мол, сойдет и это, а в миллионном Шантарске тучами гуляют молодые загорелые
кобели? Ох, до чего ты у меня закомплексованный...

- Проклятые годы, - сказал Мазур. - Сие - суровая реальность. Любопытно,
какие будут у тебя комплексы, когда доживешь до моих нет...

- Бр-р! - она непритворно содрогнулась. - Смени пластинку. Это для мужика
полтинник - не годы, а женщине, если она не дура, подумать страшно...
Особенно если любимая мамочка обладает, пардон, габаритами 90-90-90...

- Ну, это все от тебя зависит... - сказал Мазур. - Вовсе не обязательно
становиться точной копией...

- Я буду очень стараться, - сказала она серьезно. - Вообще-то надежды есть.
Сиятельная маман жизни не слыхивала о диетах и шейпингах - дите той эпохи,
когда благополучные офицерские жены и знать не шали, что тело можно
строить... А потом страшно удивлялись, отчего это мужья их бросают.

- Ну, твои же не разбежались...

- Потому что сиятельный папа до колик боялся... как это у вас называлось?
Оргвыводы?

- Ага. Партийные взыскания и прочие прелести...

- Вот именно. Потому и не бросил свою кубышечку, хотя тянуло ужасно, я-то
знаю... В общем, из кожи буду лезть, чтобы не стать маменькиным клоном.
Пока вроде бы нет почвы для опасений, верно? - она грациозным жестом
согнула в колене и медленно выпрямила безукоризненную голую ногу с
сине-зеленой татуировкой на лодыжке: копия известной картинки из какого-то
манускрипта, века шестнадцатого, обвившийся вокруг якоря дельфин, похожий
скорее на злобного монстра.

- Верно, - искренне признался Мазур.

Он давно уже уловил, что его последняя женщина отзывалась о дражайших
родителях без особой любви. Дело тут, вероятнее всего, не в черствости
характера или каких-то семейных сварах. Тот самый квартирный вопрос, что,
согласно классику, испортил всех. Нынешний искусствовед с голоду, быть
может, и умрет, но на отдельное гнездышко вряд ли заработает. А нынешний
адмирал - уже не тот ферзь, каким был в советские времена. Отдельное
гнездышко любимому чаду, пусть и единственному, вряд ли в состоянии
обеспечить. Тяжко девке в ее годы и с ее живым характером жить при
родителях, отсюда и напряги...

- Хочешь шокирующую идею? Не шальную, а именно - шокирующую.

- Ну-ну, - сказал Мазур.

- Как насчет того, чтобы жениться на беззащитной совращенной девушке,
господин военный?

- Ты серьезно?

- Я серьезно, знаешь ли, - сказала Света, и в самом деле смотревшая на него
с некоторой напряженностью в сером взоре. - Давай поженимся?

Как и большинство мужчин, наверное, Мазур был приведен этим неожиданным
предложением в нечто среднее меж обалдением и пробуждением мощного
инстинкта, повелевавшего немедленно сигануть в окно. Жаль только, что в
щель, откуда била приятная прохлада, не протиснулся бы и супертренированный
"морской дьявол" - то, что поезд мчится на приличной скорости, как раз
ерунда, учены, знаете ли, падать...

- Интересная у тебя физиономия, - сказала Света, вновь без малейшей
шутливости в голосе. - Кирилл, я серьезно. Я за два дня кое-что взвесила...

- Понятно, - сказал Мазур. - Прагматизм, поколение next. Все просчитано,
как на компьютере...

- А почему бы и нет? Ты уж отнесись к этому серьезно. Милый, тебе не
приходило в голову, что в твои, уж прости, годы пора и спокойно подумать о
браке по расчету? Об уютном очаге и кем таком прочем? Тяжеловато случайными
связями перебиваться, не правда ли?

- Ну... - пробурчал Мазур, искренне желая оказаться сейчас в каком-нибудь
уютном и безопасном местечке: ну, например, в президентском дворце черного
генералиссимуса Олигвенти, когда там громыхал путч, и по всем пяти этажам
захлебывались "калаши".

- Я тебя ошарашила?

- Не особенно. Трудно меня ошарашить, знаешь ли...

- Но ты веришь, что я серьезно?

- Пожалуй... - кивнул Мазур, глянув в ее красивое напряженное личико. - Это
не экспромт...

- Вот именно. Давай просчитаем всђ вдумчиво. Тебе со мной хорошо - надеюсь,
не станешь это нахально отрицать? Вот видишь. Да и меня от тебя не тошнит,
отнюдь. Нормальный мужик, та самая каменная стена, положительный, без
особых заскоков, я о тебе много хорошего слышала... До импотенции еще ох
как далеко - а вот холостяцкое бытие, могу голову прозакладывать,
осточертело несказанно. Но кандидатур-то у тебя и нет... Верно? Вот и
проистекает отсюда логический вывод: зачем дергаться в бесплодных поисках,
если есть я? Симпатичная, очень надеюсь, горячая, и, что немаловажно, вроде
бы далеко не дура... В конце-то концов, что плохого в расчете? Давненько
считается, что такие барки самые крепкие и есть... К тому же я своя. Из
касты. Офицеру без умной и деятельной половинки никак нельзя, адмиралу тем
более. Неужели не знаком со старой армейской мудростью?

- Да знаком...

- То-то. Между прочим, неизвестно еще, сумел бы папочка доползти до
нынешнего креслица без помощи дражайшей супруги. Хотя и лопала шоколад
тоннами, и путала Рубенса с рубероидом - но здорово умела подпирать,
двигать и стимулировать... Слышал, поди, краем уха?

- Так, доносилось кое-что... - сказал Мазур.

- Вот видишь. Тебе нужен уютный очаг. А мне, признаюсь честно - спокойное
будущее за крепкой спиной. Поэтому можешь не бояться, что я устрою
какие-нибудь выбрыки или глупости...

"Когда имеешь дело с подобной умницей, следует формулировать как-то иначе,
- подумал Мазур. - Все будет устроено так, что в случае чего стареющий
муженек ничего и не узнает, ни тени подозрения не возникнет... Но ведь
что-то в этом есть..."

- А ведь ты задумался, - сказала Света. - Это хорошо... Привыкни к этой
идее, прокрути ее как следует... Чем плохо? Рассудочный, рационалистичный
союз двух неглупых людей, которые смогут оказаться друг другу полезными...
Есть в этом зерно, ты не согласен?

- Согласен, - сказал он медленно. - Вот только КАК все это будет смотреться
лет через двадцать? Я же тебя старше настолько...

- А вот это уже - второстепенные проблемы...

- Твоими бы устами... - сказал Мазур в задумчивости.

- Что с тобой? Напрягся вдруг...

- Вспомнил просто, - сказал он еще медленнее. - У меня уже была однажды...
адмиральская дочка.

- Да-а? И, судя по тону, все кончилось как-то печально? Она тебя бросила,
бедненький?

- Нет, - сказал Мазур. - Все было не так банально, и посложнее, и
пострашнее...

- Расскажи.

- Не стоит, очень уж давно все это было, тебя и на свете не имелось
вовсе...

Верно говорят, что память о молодых годах с бегом лет лишь обостряется. Он
видел явственно, словно все случилось вчера, видел - как играет мириадами
искорок под солнцем море, как крупнокалиберные пули дырявят стены каюты,
вновь слышал, как ревет вошедший в пике французский штурмовик. Вот только
лица той адмиральской дочки никак не удавалось вспомнить - нечто размытое,
саднящее, неуловимое...

- Ничего, - сказала Света, кончиками пальцев погладив его щеку. - Снаряд в
одну воронку дважды не попадает, а?

- Увы, попадает, - со вздохом сказал Мазур. - Редко, правда, при вовсе уж
фантастической плотности огня...

- Вот видишь, Ну, так что же? Я тебе делаю предложение по всей форме.
Только не надо, бога ради, вести себя, как скромная барышня - глазки
опускать, бормотать, что все это так неожиданно. Ты же битый жизнью мужик,
привык думать резко... Ты, главное, не отказывайся смаху, просто скажи, что
в этом есть рациональное зерно...

- Не смею отрицать, - сказал Мазур серьезно.

- И что же?

- Не гони лошадей, - сказал Мазур задумчиво. - К неожиданным предложениям
нужно привыкать...

"А почему бы и нет?" - подумал он, сидя в изголовье узкого диванчика, держа
руку на гладком женском плече. Быть может, и нет в этом особенного цинизма,
а есть лишь здоровый расчет? И красива, и неглупа, энергична, хозяйственна,
даже в купе ухитрилась обустроиться. Годочки-то бегут, проклятые, а
холостяцкая жизнь и в самом деле тягостно-уныла... Прадеды с дедами были не
глупее нас, поколениями женились по расчету - и ведь жили не так уж и
плохо... Наберись смелости и признайся себе, что стареешь, что на шестой
десяток пошел, что тебе иногда по-настоящему страшно оставаться одному...

- Забавно... - сказал он. - Странно...

- Ты, главное, думай, думай... - сказала Света, приподнявшись на локте,
тоже явственно напряженная. - Привыкай к идее и взвешивай...

- Взвешиваю, - сказал он серьезно.

- И ведь есть в этом толк? - прищурилась она. - Если взвесить трезво и
логично?

- Безусловно, - протянул Мазур.

- Надеюсь, ущемленного мужского самолюбия тут нет ни капли?

- Вот чего нет, того нет...

- Правда?

- Ну конечно, - сказал Мазур. - В конце-то концов... Если женщина тебе
первая нечто противоестественное предлагает, ее и послать подальше не грех
- а вот ежели она на ней жениться предлагает, то дело это вполне
житейское... Можешь честно ответить?

- На какой вопрос?

- Затея чисто твоя или папочка руку приложил?

Света искренне рассмеялась:

- Ну ты и придумал... Господину адмиралу, сиречь папочке, это и в страшном
сне привидеться не могло. Очень уж крепко он впитал кое-какие новомодные
веянья. У него давненько другое на уме: как бы меня сочетать с каким-нибудь
новорусским отпрыском, молодым банкирчиком, одним словом, типичным
представителем нового дворянства. Нашел в прошлом году одного такого -
спасибочки, намаялась, повторять эксперимент не тянет... Пришлось самой
призадуматься о будущем.

- Значит, папочке не понравится? - усмехнулся Мазур.

- А вот это его цеплять не должно, - решительно ответила Света. - Никуда не
денется. Ты, конечно, человек Старомодной закваски, тебе и в голову не
придет к тестю подъезжать с челобитными... а вот я, дитя эпохи, другое
дело. Могу без малейших терзаний грохнуть кулачком по папочкиному столу и в
голос потребовать, чтобы порадел родному зятю... Ну что ты морщишься? Се ля
ви.

- Ума палата... - покачал головой Мазур.

- А как ты думал? Жена тебе достанется умная и предприимчивая, не
сомневайся.

- Говоришь таким тоном, словно все решено и сговорено...

- А я женщина, мне по глазам читать положено. Сначала ты, не удивительно,
ошеломлен был несказанно, потом понемногу начал привыкать к этой идее, а
когда проникнешься ее как следует и обдумаешь все не единожды, окончательно
созреешь... Я чувствую. И то сказать, разве тебе предлагают осетрину второй
свежести? - она грациозно спрыгнула с диванчика и встала посередине тесного
купе в позе боттичеллиевской Венеры. - Какова? А вдобавок еще и умница...

ГЛАВА ВТОРАЯ. Я НАКЛОНЮСЬ НАД КРАЕМ БЕЗДНЫ...

- Накинь на себя что-нибудь, умница, - сказал Мазур понуро. - Охолонуть дай
моей старческой плоти...

- Слушаю и повинуюсь, о мой повелитель, - она накинула короткое джинсовое
платьице, небрежно его застегнула через пуговицу, села рядом и пытливо
всмотрелась: - Кирилл, что ты надулся? Все будет прекрасно...

- Да я и не сомневаюсь, - сказал Мазур вяло. - Это я так, о своем
задумался...

Он и в самом деле думал сейчас о своем. Поезд ощутимо замедлял ход, за
окном потянулись неказистые деревенские домишки, серые покосившиеся
заплоты, лохматые псы неизвестной породы валялись у калиток, стояла
задумчивая корова, повесив безрогую башку. До Шантарска оставалась всего-то
сотня километров или чуть поболее....

Откровенно говоря, Мазур не любил Шантарска. И оттого, что здесь пять лет
назад погибла Ольга, и оттого, что здесь не раз приходилось работать - или,
что немногим веселее, именно отсюда отправляться на работу, а работа не то
чтобы встала поперек души, но... С возрастом в душе накапливается некая
тоскливая безнадежность, начинает казаться, что все было зря - зря резали
друг друга боевые пловцы у Ахатинских островов и на рейде Эль-Бахлака, зря
метались по здешней тайге лихие волкодавы, поливая друг друга из автоматов
и пришпиливая врага к соснам метко брошенными тесаками, зря на
противоположном бочке глобуса, в достопамятной республике Санта-Кроче
азартно играли со смертью горячие латиноамериканские парни и девчонки при
посильном участии российских офицеров... Какая разница, чем все кончалось,
если огромная и необъятная планета будет точно так же нестись в
пространстве и без них? Был один еврей, так он сказал, что все проходит...

Колеса скрипели и пищали - поезд тормозил у крохотного вокзальчика в нелепо
разбросанной на большом пространстве, ничем не примечательной деревушке,
славной лишь тем, что именно ей некогда посвятил парочку желчных фраз в
знаменитых путевых заметках сам Антон Павлович Чехов, аллах его ведает,
почему. Послышалось жестяное шипение репродуктора, сообщившего о прибытии
поезда на второй путь (для прапорщиков - на третью и четвертую рельсы), а
потом о том, что стоянка продлится пятнадцать минут...

- Что-то ты захандрил, - сказала Света, критически его обозрев. - Ладно,
времени достаточно, пойду тебе пива куплю. Бутылочного, местного. Пакет мне
брось... Спасибо.

- Застегнись как следует, - машинально сказал Мазур.

- Слушаюсь, адмирал! - она проворно пробежалась пальцами по незастегнутым
пуговицам. - Вы ведь из собственников, а? -

- Ага, - сказал Мазур без улыбки. - Я жуткий собственник в лучших традициях
"Домостроя", ты это учитывай, коли уж решила мне предложение делать...

- А ты думаешь, я не учла? - фыркнула Света.

Она сунула ноги в легкие босоножки, подхватила со столика свой кожаный
портмонет, послала Мазуру смеющийся взгляд и вышла в коридор. Мазур все так
же сидел у окна, подперев десницей голову. Он видел, как Света летящей
походкой пересекла неширокий пыльный перрон. Вслед ей оглядывались - и это,
вот чудо, доставило Мазуру удовлетворение, то самое чувство собственника
приятно взыграло. Она свернула налево, за вокзальчик, скрылась из виду.

Глянув на часы, Мазур принял решение. Забывать о своих прямых обязанностях
телохранителя и сберегателя было, пожалуй что, рановато. Захолустные
вокзальчики - это, знаете ли, не консерватория... Он быстренько натянул
тренировочный костюм, рывком вбил ноги в босоножки, в секунду,
прикосновением локтя, проверил, на месте ли бумажник в кармане адидасовских
портков. Вышел в коридор.

Дверь соседнего купе была распахнута настежь, мало того, оба обормота
торчали у окна, закупорив проход - сытенькие, пьяненькие, веселенькие,
громогласно общаясь с помощью полудюжины нехитрых словес и нецензурного
довеска.

- Во, кстати! - тот, что был пониже и потолще, при виде Мазура как-то очень
уж нехорошо оживился, загородил дорогу, благоухая алкоголем. - Слышь,
старый, базар есть. Ты внучку свою к нам в гости отпусти, когда поезд
поедет. Мы ей Шопена вслух почитаем, полное собрание стихотворений. А я
тебе за это десять баксов дам. Они зелененькие, к пенсии приварок...

Он с размаху попытался влепить Мазуру в ладонь скомканную зеленую бумажку,
но, разумеется, промахнулся - поскольку Мазур в последний миг неуловимым
движением отвел руку, всего-то на пару сантиметров, и бритый колобок едва
не упал, когда его конечность наткнулась на пустое пространство. Обострять
ситуацию не хотелось, да и настоятельной нужды не было, и Мазур вежливо
сказал, глядя через его голову на второго, что выглядел потрезвее:

- Разрешите пройти...

В следующий миг он понял, что крепко ошибался насчет второго - тот,
качн