госрочную
перспективу настроены. Есть у них там такая девка... тоже то ли кандидат, то
ли доцент. Вера Сулужекова, вроде бы из Улан-Удэ.
   -  Ты  с  ней  встречался?  -  спросил  Мазур,   постаравшись   сохранить
непроницаемое лицо и заранее зная ответ.
   - Нет пока, - сказал Ковбой. - Она ж  у  них,  как  челнок  -  то  на  ту
сторону, то на эту. Потом потолкуем.
   "Не врет, - подумал Мазур. - Он и в самом деле не подозревает, что Вера и
Гейша - одно и то же лицо. Потому и жив до сих пор, десантник хренов..."
   - Ну хорошо, - сказал он удовлетворенно. - Сейчас мы с тобой пройдемся по
деталям и подробностям, а потом вместе подумаем, как  смоделировать  будущее
так, чтобы для обоих получилась максимальная польза...
   ...Примерно через полчаса он вышел из  кабинетика  Ковбоя  и  вразвалочку
направился по коридору, мурлыкая под нос старую, еще времен  финской  войны,
незатейливую армейскую песенку:

   Чтоб меткость и сноровку
   Иметь в бою,
   Храни, боец, винтовку,
   Как жизнь свою...

   А может, это была и не песенка, а лозунг  с  агитплаката,  он  не  помнил
точно. И черт с ним, главное, к цели он продвинулся прямо-таки  здорово.  Не
следовало расслабляться и уж тем более почивать на лаврах,  но  все  же  это
была маленькая победа...
   Катя, беззаботно болтая ногой, положив рядом пистолет, сидела на  стойке,
глядя сверху вниз на скрючившихся в неудобной позе  верзил,  они,  в  общем,
сидели смирненько, только иногда злым шепотом фантазировали вслух,  что  они
учинят, когда Катя попадет к ним в лапы, -  правда,  особой  оригинальностью
эти бесплодные мечтания не отличались.
   - Вы что тут расселись, декаденты? - наигранно удивился Мазур.
   Склонился над  ними  и  в  два  счета,  без  помощи  ключа  освободил  от
наручников, используя простейшие подручные средства.  После  чего  заботливо
убрал казенное имущество в карман и предосторожности ради отступил на шаг.
   - Вставайте, вставайте, все в порядке, мы с Ковбоем договорились, так что
возвращайтесь на рабочие места...

Глава восьмая
Умение кидать гаечку

   Когда вертолет лесной  охраны  оторвался  от  грешной  земли,  окруженный
упругим ветром, тяжело воспарил в сизый  рассвет  и,  чуть  опустив  нос,  с
могучим лопотаньем винта целеустремленно унесся навстречу розовой  полосочке
восхода, Мазур, как множество раз уже случалось в бурном прошлом,  попытался
утешить себя нехитрой истиной: это  не  навсегда.  Это  -  на  время,  любая
операция, независимо от ее исхода, - не  навсегда.  Навсегда  бывает  только
смерть, а это, как ни крути, совсем другое дело, потому что покойник уже  ни
в чем не участвует...
   В ушах еще стояло тарахтенье вертолетного движка  -  часовой  перелет  на
винтокрылом агрегате к приятным впечатлениям ни за что не отнесешь. Очень уж
прочно вертолет ассоциировался у Мазура с работой и  проистекающими  из  нее
неприятностями и хлопотами, ни разу в жизни  не  случалось  отправляться  на
вертушке по каким-нибудь мирным надобностям...
   Он   без   нужды   поправил   ремень   автомата,   окинул   взором   свое
немногочисленное воинство, зараженное  присутствием  двойника,  как  раковой
опухолью. Воинство, стоя в позе "вольно", ждало приказов отца-командира.  То
есть четверо спецназовцев из местного центра и Катя с рацией на спине стояли
выжидательно, несуетливо, как и положено имеющим представление о  дисциплине
людям в погонах. Зато Лаврик,  как  и  полагалось  стороннему  интеллигенту,
высокопробному шпаку до мозга костей, вертелся, как  карась  на  сковородке,
сунув руки в карманы и глуповато ухмыляясь во весь рот.
   Как ни присматривался Мазур, вынужден был признать, что старый  знакомый,
сподвижник  (а  временами,  увы,  и  персональный  палач)   безукоризнен   в
исполнении очередной роли.  Новехонький  камуфляж,  хотя  и  подходивший  по
размеру,  сидел,  как  на  корове  седло,   пушистая   бороденка   вызывающе
топорщилась, являя собой  сущее  надругательство  над  воинской  дисциплиной
(черт-те сколько лет унеслось с тех пор, как борода дозволялась в  РККА),  а
уж этот восторженно-глуповатый вид...  Мазур  поневоле  ощутил  нечто  вроде
мимолетного умиления: старые кадры, изволите ли видеть, свое  дело  знали  и
камедь ломали так, что актерам следовало бы сдохнуть от зависти...
   "Вряд ли наш крот Лаврика расшифровал, - пронеслось в голове у Мазура.  -
Никак  не  может  этого  быть.  Против  нас  сейчас  работают   сухопутчики,
цивильные, а так уж сложилось, что досье на  нас  на  всех  копятся  главным
образом в морской разведке по ту сторону Атлантики.  Обмен  информацией  меж
конторами, конечно, имеет место, но, как и повсюду, являет  собою  очень  уж
громоздкий и сложный процесс, так что... Или нет?  Или  Лаврик  ошибается  и
кому-то из этих заранее известно?"
   Он смотрел на свое  воинство  в  непритворной  задумчивости,  старательно
обегая взглядом Катю -  из-за  всей  сложности  и  противоречивости  чувств,
вызванных ее присутствием. Четверо самых обыкновенных  спецназовцев  как  на
подбор, не старше тридцати пяти, с безупречным послужным списком и отличными
характеристиками. Мужики как мужики. Вот только один из них, в  чем  уже  не
имеется  никаких  сомнений,  и  есть  казачок  засланный,  падло  ссученное,
предатель, тварь... И в то же время - ювелир, мастер, волчара,  от  которого
Мазур в той гостиничке-борделе, что  греха  таить,  едва  успел  увернуться.
Прогрессор из новых, бля... А если их двое? Может же их оказаться двое?
   Хотя Лаврик во всеоружии своего жизненного опыта и  уверяет,  будто  лишь
один из четырех... Гадай не гадай, все равно не вычислишь сейчас,  в  данную
конкретную минуту. Зато в другом можно быть уверенным - уж на базе-то  точно
есть второй, он  сидит  себе  за  столом,  паскуда,  у  него  тоже  отличный
послужной список, не подкопаешься...
   Бессмысленно  ломать  голову,  пытаясь  вычислить.   Над   другим   стоит
задуматься: какая у кротов задача. Имеют ли они сейчас некое поручение?  Или
им велено выполнять свои обязанности как ни в чем не бывало?  Плохо  верится
что-то, даже посредственный аналитик моментально сопоставит два  факта:  что
где-то возле границы обретается Гейша и что в том же самом направлении вдруг
ни с того ни с сего двинулась группа спецназа. Тут не нужно быть семи  пядей
во лбу, чтобы сложить два и два... Да, но ведь нужно еще снестись,  доложить
во всех деталях, нужно, чтобы где-то далеко отсюда оценили новость и приняли
решение, а на все это нужно время... Удалось опередить или противник готов?
   Мазур повернул голову - Лаврик приближался к нему, все так  же  глуповато
ухмыляясь, с медвежьей грацией кабинетного  интеллигента,  впервые  в  жизни
оказавшегося в тайге, да еще в высоких армейских ботинках.  Остановившись  в
двух шагах, Лаврик громко, нахально осведомился:
   - Кирилл Степанович, а что, мне какого-нибудь  пистолета  так-таки  и  не
полагается? Вон, даже у девушки кобура...
   Жлоб, так его и  растак.  Мало  ему  тех  двух  пушек,  что  под  одеждой
упрятаны, одна кобура под бушлатом,  вторая  на  ноге,  на  щиколотке...  Но
ничего тут не попишешь,  приходилось  усердно  поддерживать  игру,  и  Мазур
недовольным тоном старого служаки, без  всякого  энтузиазма  воспринимавшего
этакий вот штатский довесок к группе профессионалов, ответил громко:
   - Во-первых, это не девушка, а радист с воинским званием...  Во-вторых...
Вы пистолет когда-нибудь в руках держали?
   - Не приходилось что-то...
   - Вот именно, - проворчал  Мазур.  -  Давайте-ка  сразу  внесем  ясность.
Кирилл Степанович остался дома. Пока мы болтаемся по этим живописным местам,
я для вас - либо товарищ контр-адмирал, либо товарищ командир, усекли? Чтобы
расставить все по местам, давайте-ка определимся раз и навсегда...
   Он взял Лаврика под локоть и повел его в сторонку с видом непреклонным  и
чуточку брезгливым. Лаврик послушно  семенил  рядом.  Когда  они  отдалились
достаточно, заговорил первым, спросил шепотом:
   - Ты что на Катьку так таращишься? С этакой романтической жалостью? Не  к
чему чуйства разводить на задании.
   - Я просто не пойму, зачем нам девушка в рейде...
   - Не девушка, а военнослужащий  радист,  как  ты  сам  только  что  вслух
констатировал, - сказал Лаврик. - Ишь, жалельщик... Нечего было ее  трахать,
коли уж на то пошло. На каждую юбку кидаешься, орел ты наш...
   Мазур угрюмо промолчал. Не оправдываться же было: "Не виноват я, она сама
пришла..." Положим, именно так и обстояло, но этакое оправдание  унизительно
для мужской и офицерской чести, каковые понятия, впрочем, неразделимы...
   - В общем, ты мне изволь работать без  всяких  чуйств,  -  сказал  Лаврик
непреклонно.
   - А я и намерен, - сказал Мазур. - На душе только пасмурно...
   - Ничего, переживешь.
   - Переживу, - согласился Мазур. - Слушай, ты уверен, что он -  один?  Что
их не двое?
   - Процентов на восемьдесят, - сказал Лаврик, не раздумывая. - Ну  и  что?
Живем по прежнему принципу: держимся  так,  словно  весь  мир  идет  на  нас
войной. В Катьке я могу быть уверенным, потому что это мой кадр.  В  тебе  -
тоже. А вот  во  всем  остальном  и  во  всех  остальных...  Для  надежности
поостережемся. Пошли?
   Они возвратились к остальным - Мазур с  довольным  видом  отца-командира,
вразумившего-таки растяпистого штафирку, Лаврик - с  унылым  и  пристыженным
видом  истого  интеллигента,  столкнувшегося  с   холодной   непреклонностью
милитаристской  машины.  Бросив  беглый  взгляд  на  свою   команду,   Мазур
распорядился:
   - Двинулись.
   С картой он не сверялся и хитрый приборчик "джи-пи-эс" не  доставал  -  и
без того прекрасно помнил как предписанный маршрут, так  и  заочно  знакомую
местность.  И  уж,  конечно,  прекрасно   помнил   полученный   приказ,   не
отличавшийся какой-то особенной сложностью. Через четыре с лишним  километра
будет, распадок, а в распадке - старенькая охотничья избушка.  Обосновавшись
там,  следует  выйти  на  связь  с  центром   и   в   случае   подтверждения
первоначального приказа так в избушке и оставаться, ожидая связного.  Вот  и
все инструкции, не блещущие особенной сложностью.
   Одно немаловажное дополнение: еще до  того,  как  капитан  второго  ранга
Чеботарь, неприметный служака тайной войны, эти нехитрые инструкции озвучил,
Лаврик предупредил настрого: любые приказы,  исходящие  не  от  него,  Мазур
может со спокойной совестью  проигнорировать,  руководствуясь  исключительно
собственными думами и насущными потребностями...
   Такая  вот  ситуация,  нельзя  сказать,  чтобы   особенно   оригинальная.
Кто-нибудь помоложе стал бы  непременно  задаваться  вопросами:  почему  это
нельзя направиться прямо к раскопу? Какого черта нужно  торчать  в  избушке,
теряя время на сеансы радиосвязи? Что такого ценного может сообщить связной,
и на кой черт он вообще нужен?
   Однако  Мазур  всю  свою  сознательную   жизнь,   фигурально   выражаясь,
прошагавший строем, давно привык не ломать голову над такими  вот  загадками
бытия. Приказы принимаешь такими, какие они есть, и точка. Выполняешь  их...
или не выполняешь, имея другой приказ,  отданный  заранее.  В  любом  случае
вопросы типа "почему?" и "зачем?" тебя волновать не  должны.  Потому  что  -
перпендикуляр...
   ...Плохо только, что действительность, как  ей  и  полагается,  сплошь  и
рядом заставляет отказываться от устоявшихся привычек.
   Мазур, достав все-таки карту, стоял на склоне  так,  чтобы  его  не  было
видно снизу.  Распадок,  открывшийся  взору,  в  точности  походил  на  свое
изображение: крутой спуск по гребню, этакому бутылочному горлышку, внизу, на
ровном месте, не особенно и  живописно  протекает  ручеек,  стиснутое  двумя
косыми склонами пространство не столь уж и обширно, вдали виднеется та самая
избушка, невеликое строеньице из потемневших от времени бревен, с двускатной
крышей и застекленными оконцами...
   Всего и делов - спуститься по склону, прошагав  метров  триста,  войти  в
распадок, до избушки еще с полкилометра... Всего делов.
   Вот только он не мог себя заставить сдвинуться с этого самого места.  То,
что он чувствовал, было слишком неуловимым, чтобы оформиться в слова, -  тот
самый инстинкт зверя, что, надобно вам знать, и кой-кому из людей свойствен.
Из тех людей, что сделали ремеслом убийство себе подобных...
   Поколебавшись, он все же помахал Лаврику, подзывая  к  себе.  В  конце-то
концов, мало ли о чем  командир  может  советоваться  со  штатским  довеском
именно в этот момент, подчиненных такие вещи не должны касаться вообще...
   - Ну и? - тихонько спросил Лаврик. - Почему стоим?
   - Потому что я не могу кинуть гаечку, - ответил Мазур.
   - То есть?
   - Классику помнишь? Зона, гаечки бросают перед собой... Так вот: не  могу
я кинуть гаечку, в точности, как герой романа...
   - А если без лирики?
   - Если без лирики... - повторил Мазур. - Если без лирики, то давненько  я
не видывал столь великолепных ловушек. Идеальное место для толковой  засады.
Стрелки могут располагаться  вон  там  и  там...  Когда  группа  втянется  в
распадок...
   Он покосился на собеседника,  плохо  представляя,  чего  же  ожидает.  Но
Лаврик, что характерно, выглядел не просто  спокойным  -  довольным.  А  это
уводило мысли в строго определенном...
   - Ты что, - совсем уж тихо спросил Мазур, - тоже предполагаешь...
   - Ни хрена я не предполагаю, -  ответил  Лаврик  мгновенно.  -  Я  просто
доверяюсь твоему богатому и бесценному опыту... ну, и своему  гораздо  более
скромному, тоже. Не хочешь кидать гайку - не кидай. Усек?
   - Да чего уж, - удовлетворенно вздохнул Мазур. - Пускать всех или как...
   - А в одиночку ты уже и не можешь? - прищурился Лаврик. - Постарел? Сходи
один,  а  мы  с  радисткой  Кэт  приглядим   за   ребятками   на   случай...
неожиданностей.
   Кивнув,   Мазур   размашистыми   шагами   направился   назад,   к   своим
орлам-орлицам, в настороженных  позах  стоявших  там,  где  их  застиг  жест
отца-командира. Коротко распорядился:
   - Привал. Ждите вон там. Я скоро  вернусь.  Что  бы  ни  происходило,  не
вмешиваться.
   Как и следовало ожидать, никто не задал  ему  ни  единого  вопроса  и  не
попросил уточнений. Хорошо все-таки иметь дело с военными людьми - они и  не
ожидают, что командир им что-то объяснит,  а  тот,  кто  сейчас  сгорает  от
желания все же задавать вопросы и просить  уточнений,  сделать  этого  не  в
состоянии, поскольку не может выйти из роли...
   Передвинув поудобнее свою бесшумную трещотку, Мазур уверенно направился в
чащобу. Оказавшись среди деревьев, резко сменил  направление  и  двинулся  к
заранее намеченной точке - бесшумный, как призрак, но гораздо более опасный.
Не было никаких особенных эмоций и чувств, он делал  то,  что  и  прежде,  а
точные географические  координаты  (то  бишь  раскинувшаяся  вокруг  любимая
Отчизна) были, как  всякий  раз,  несущественной  подробностью,  не  имевшей
ровным счетом никакого влияния на ход событий.
   Правда, было на сей раз еще кое-что... Он не хотел  об  этом  думать,  но
вынужден был помнить.
   Если засада все же обнаружится, это означает, что о их визите  сюда  враг
знал заранее. Отсюда вытекает вовсе уж незатейливое умозаключение: кто-то из
причастных к их отправке - еще одна ссученная тварь, а поскольку  причастных
можно пересчитать по пальцам  одной  руки,  выбор  невелик,  господа,  выбор
невелик... И не стоит по этому поводу  скорбно  заламывать  руки,  не  стоит
сокрушаться  мысленно  о  падении  нравов.  Как  ни  цинично  звучит,   дело
житейское. Ихние немаловажные персоны работают на нас, а  поскольку  природа
не терпит пустот, то процесс этот - обоюдоострый. Даже в старые, полузабытые
советские времена среди подлых иноземных шпионов оказывались и полковники, и
генералы,  так  что  не  стоит  ни   сокрушаться,   ни   ужасаться   подобно
благонамеренной старой деве, впервые  в  жизни  раскрывшей  порнографический
журнал. Бывает, что уж тут. И еще не факт, в конце-то концов...
   Итак? Профессионал - а  против  нас  играют  профессионалы,  люди  чужого
государства - вряд ли поставит  перед  собой  задачу  захватить  кого-то  из
группы в плен ради пресловутого  экстренного  потрошения.  Речь  может  идти
только о ликвидации тех, кто опасно много знает, - и Мазура, и, очень  может
быть, оборотня, одного из четверки. Он тоже чересчур уж много  знает,  и,  в
отличие от загадочной Гейши, является  не  более  чем  местным,  вербованным
туземцем, а это подразумевает совсем другое отношение, совсем другой  финал.
Очень  уж  много  наш  оборотень  наворотил,  с   точки   зрения   холодного
профессионализма, пора принять меры, уменьшить количество опасных свидетелей
до необходимого минимума...
   Отсюда закономерно вытекает следующий вопрос: каким образом?
   Ответов не так уж много, варианты небогаты. Либо дать группе спуститься в
распадок и порезать ее огнем на поражение. Либо проделать то же самое, когда
все войдут в избушку. Либо... Ага, есть еще и третий вариант, тоже не  самый
глупый, - а вот четвертого и всех последующих, безусловно, нет...
   Он двигался быстро  и  целеустремленно,  все  время  оставаясь  бесшумным
невидимкой. Сначала прикинул, где, с точки зрения профи, могут  разместиться
стрелки при первом варианте, - и, наметив с полдюжины точек, выбрал с учетом
этого маршрут по склону.
   Шел "челноком", спускаясь все ниже и ниже.  Пользуясь  расхожим  штампом,
обратился в зрение и слух - но что поделать, если именно так  и  обстояло...
Чужому регулярному  спецназу  здесь  взяться  неоткуда;  если  засада  есть,
состоит она, вероятнее всего, из типичных представителей местного  криминала
- но  и  эти  наверняка  хорошо  знают  тайгу,  значит,  как  встарь,  жизнь
опять-таки зависит от зрения  и  слуха...  От  мастерства.  А  тебе  уже  не
тридцать и не сорок, что характерно...
   Вот только жить хочется даже сильнее, нежели в беззаботной почти  юности,
- долго живешь, привык уже, как выражались классики,  хорошо  представляешь,
сколько всего теряешь с жизнью, и...
   Он замер, глаза нехорошо  сузились,  кончики  пальцев  коснулись  рукояти
ножа, подвешенного на груди слева, почти над сердцем.
   Ага. Вот он, комитет по встрече гостей.
   Впереди, метрах в сорока, пошевелился некий предмет,  своими  очертаниями
никак не ассоциировавшийся ни с фауной, ни с флорой, а исключительно  с  той
тварью, что отчего-то именуется по научному гомо сапиенс.
   Человек, как и следовало ожидать, располагался на склоне спиной к Мазуру,
лицом к  распадку,  он  довольно  грамотно  выбрал  позицию  -  за  огромным
выворотнем, корявыми корнями поваленного толстенного  кедра.  Вот  только...
Над ним стояло прозрачно-сизое облачко.
   Мазура невольно передернуло  от  брезгливой  досады:  курить  в  засаде?!
Прекрасно зная, что с минуты на минуту  появится  дичь?!  Точно,  тут  и  не
пахнет какими бы то ни было конторами с угрюмой приставкой "спец": цивильная
шпана, и никак иначе...
   Замерев, он довольно долго наблюдал за устроившимся в засаде субъектом  и
в конце концов  убедился,  что  тот  пребывает  в  полном  и  совершеннейшем
одиночестве, если не считать пристроенного  рядом  старого  доброго  ручного
пулемета, "Дегтярева" образца сорок четвертого года, давным-давно снятого  с
вооружения, но от того не потерявшего ни убойности, ни надежности.  Отличная
машинка, хотя, и  отсюда  видно,  воронение  изрядно  вытерлось,  а  приклад
выщерблен и поцарапан. Все равно самая  подходящая  штука  для  того,  чтобы
резануть из засады по невеликой группе незваных пришельцев...
   Ну что же, ситуация выглядела знакомо и где-то  даже  примитивно  -  ясен
расклад, ясны собственные действия...
   Выждав еще немного, чтобы продумать и  рассчитать  все  до  конца,  Мазур
бесшумно  двинулся  вперед,  перемещаясь  от  ствола  к  стволу.  Беззаботно
щебетали пташки, мир  состоял  из  напряженной  тишины,  пахнущей  смолой  и
таежной свеж