подлавливают   после
восемнадцати лет некоторые одинокие старушки и старички. Мы  же  опекали
дом для престарелых, этакий, знаете, союз никому не нужной  детдомовской
юности и одинокой старости.
   Ничего в этом плохого нет, только вот моя  подруга  через  год  такой
перспективной и сытой жизни оказалась в психушке. Очень уж любвеобильная
старушка ей попалась, все хотела наставить на правильный путь.
   - Подождите, не уходите. Да, мне  странно,  что  вы  не  удивлены.  Я
ничего не планировал заранее, ничего не обдумывал. Когда вас  повели  на
обыск в мой кабинет второй раз, я подумал, что вы обречены, и  почему-то
еще о том, что мне нужно срочно написать завещание.
   - .А вы заметили, что опять перешли со мной на "вы"?
   - Не перебивайте. Вы обречены вечно быть козлом отпущения.
   - Козой, - быстро поправила Наденька.
   - Что бы ни случилось, вас обязательно поведут на обыск и на допрос.
   Что-то в  вас  есть  ненормальное,  затаившийся  испуг  Или  какая-то
внутренняя  глупость,  но  вас  обязательно  выдернут   из   толпы   для
показательной порки. И я  подумал,  что  вы  обречены,  а  я  совершенно
одинок, но имею в жизни  все,  что  хотел,  кроме  беззащитной  идиотки,
которой нужна помощь и совет.
   - Да не нужна мне ваша помощь! - Наденька обиделась за "идиотку".
   - Нужна. Взять хотя бы последний случай. Ну, в первый раз, я понимаю,
вы ползали во время второго акта в зале именно в том  месте,  где  сидел
этот их секретный агент. Но сегодня! Вы же никаким боком, они что-то там
потеряли, а вас опять ведут на обыск!  А  вы  заметили,  что  стоит  вам
подойти к моему пульту за сценой, как он ломается?
   - Нет, - улыбнулась Надежда.
   - Ломается, это факт. И стойка с  декорацией  стала  тогда  падать  -
куда?
   На вас. Я как раз подумал, что она  плохо  стоит,  но,  если  вас  не
занесут черти за мою кулису, до конца акта достоит. А вы пришли,  и  она
стала падать.
   - Михал Петрович, миленький, мне правда пора. Спасибо большое.
   - За что?
   - За все. За науку, за приют. Я побежала. Ой,  а  где  я?  В  смысле,
какой это район?
   - Почти два часа ночи. Куда вам нужно бежать?
   - Раз уж мы почти что родственники,  я  скажу  честно.  Мне  нужно  в
театр.
   - Вот сейчас, в два часа ночи, вам нужно в театр?
   - Да. Мы же перешли как бы на доверительные отношения, я  честно  вам
говорю, мне туда надо.
   - Хорошо, - спокойно заявил помреж. - Я вас отвезу.
   - Ну что вы, - всполошилась Наденька, - это совершенно ни к чему,  вы
только скажите, где я  нахожусь,  мне  нужно  прикинуть,  сколько  денег
приготовить на такси. Вы что, одеваетесь?! Зачем вы это делаете?
   - Чтобы не вызволять вас завтра  из  милиции.  У  вас  есть  с  собой
документы?
   - Есть, пропуск в театр.
   - Ну вот. В театр нам и позвонят, когда  вас  задержат  за  очередное
правонарушение.
   - Да почему вы  думаете,  что  меня  обязательно  задержит  милиция?!
Как-то же я жила без вас!
   - Да. Как-то в прошлом году вы пошли на Горбушку. И не ночью, и не по
делу, а на концерт. После концерта случилась там небольшая  заварушка  с
милицией.  Из  восемнадцати  задержанных  подростков  только  вам   было
предъявлено  обвинение  в   оскорблении   действием   полицейского   при
исполнении.
   - Да эта сволочь!..
   - Не важно, - перебил ее помреж. - Это не важно, что случилось, важен
результат.
   - Вы серьезно собираетесь меня отвезти в театр?
   - Совершенно серьезно.
   - И подождете меня на улице?
   - Если вам не нужна моя помощь, могу подождать на улице.
   Надежда задумалась. Помощь, конечно, не помешала бы, но  не  случится
ли с помрежем второго инфаркта, когда она ему  объяснит,  что  именно  и
куда нужно запрятать? Впервые в жизни Надежда вдруг подумала, что  стоит
все  рассказать  и  выслушать  совет  пожившего  человека   на   предмет
дальнейших действий. Что бы он посоветовал ей?  Но  стойкое,  закаленное
годами и неприятностями одиночество победило.
   - Не нужна. Помощь не нужна. И вы ни о чем потом не спросите?  -  Она
подозрительно уставилась в дужку очков на переносице помрежа.
   - Чувствую, - что надо бы спросить, но не спрошу, так и быть.
   Во дворе он сел на водительское место, потом вышел из машины и открыл
перед ней дверцу. Надежда смутилась. Она забралась  на  заднее  сиденье,
дождалась, пока мотор перестал напрягаться, и заявила:
   - Называйте меня на "ты", Михал Петрович. Мне нравится, как это у вас
выходит!
   - Убери ноги с сиденья, - сказал помреж.
   Когда глаза привыкли к темноте, Наденька поняла, что все равно ничего
не увидит. Сцена лежала в полнейшей тьме, как застывшее в вечности море.
Где-то за левой кулисой слабо светилась  крошечная  красная  лампочка  у
пожарного щитка, от ее светлячкового света тьма на  сцене  сгущалась  до
осязаемости прикосновения.
   Надежда отошла спиной к кулисе, установила  дыхание  и  взмыла  после
третьего прыжка в затяжном шпагате, оторвавшись из  темноты  в  темноту.
Еще, и еще, до разноцветных кругов перед глазами, из одной  диагонали  в
другую, и ни разу не сбившись, не ударившись в занавес, не  упав.  Потом
она легла на пол сцены, щекой на отполированное дерево, и его тепло  так
нежно согревало, так убаюкивало ее.
   До заколдованности сна. А спать нельзя. С лязгом Надежда закатила  на
сцену стойку  с  висящим  на  ней  мертвым  брюнетом.  Наугад  поставила
приблизительно посередине. И вот уже в полнейшей ватной тишине дребезжат
металлические ступеньки. С закрытыми  глазами  -  так  лучше  ощущать  в
темноте ступеньки и перила - она понеслась на галерею, потом - еще выше,
потом по монтировочным лестницам  под  самый  купол  сцены.  Несколькими
поворотами огромного рычага опробовала лебедку вверху. Потом разматывала
тяжелый  канат,  кольцами  сонного  удава  сбрасывала  его  вниз,  потом
скользнула, вцепившись в канат, из темноты в темноту, раздирая  кожу  на
ладонях и замирая внутренностями, как на качелях в невесомости взлета.

9. Учительница

   После получения шести папок с документами дела Коупа  Ева  Николаевна
обложилась справочниками по  военной  технике,  техническим  словарем  и
журналами "Военный парад" за последние полгода. Она начала с журналов  и
уже через полтора часа просмотра  была  ошеломлена.  Тактические  данные
подводной ракеты "Штурм" были приведены в одном из номеров, более  того,
в  журнале  присутствовал  и   чертеж   наружного   корпуса   ракеты   с
характеристиками скорости - сто метров в секунду и дальностью  поражения
- от десяти  до  пятнадцати  километров.  Ева  взглянула  за  стеклянную
перегородку,  соединяющую  ее  кабинет  и  секретаря  -  она  сидела   в
звукоизолированной  кабинке,  воспользовавшись  этим  местом  для  особо
напряженной  работы  первый  раз,  хотя  в   Службе   многие   аналитики
предпочитали умственно напрягаться именно  в  таком  помещении.  Молодой
офицер за стеклом  ковырялся  во  рту  зубочисткой.  Ева  нажала  кнопку
вызова.
   - Вы свободны, - сказала она в равнодушное лицо вытянувшегося у двери
молодого мужчины.
   Он кивнул, вышел и снова сел за стол, посмотрев в нее долгим взглядом
через уплотненное стекло. Ева еще раз нажала кнопку.
   - Вы свободны, -  повторила  она,  спокойно  отметив  про  себя,  что
зубочистку он запрятал в кулаке.
   - Виноват, но мне приказано находиться здесь и отвечать на  все  ваши
вопросы, если понадобится.
   - Отдел?
   - Отдел ноль-двенадцать внешней разведки. Специальность - оружие.
   - Вы - Осокин? - Ева быстро просмотрела  одну  из  папок,  в  которой
указывались фамилии участников  группы,  разрабатывающей  дело  Коупа  в
самом начале, как только поступило первое заявление профессора Дедова.
   - Так точно, майор.
   - Садитесь рядом, - Ева выдвинула стул. - Я нашла в журнале подробное
описание ракеты и ее технических данных. Есть даже чертеж.
   - Совершенно верно. Это было сделано в целях рекламы.  Ракета  дорого
стоит, ее продажа зарубежным партнерам выгодна.
   -  Вот  я  и  не  понимаю.  Если  эту  ракету  можно  купить,   зачем
американскому агенту платить за чертежи профессору Дедову?
   - Ее можно купить и поражать цель, не  более.  Ее  нельзя  произвести
серийно, потому что, как только кто-то захочет исследовать  внутренности
торпеды и разберет корпус, основные узлы самоликвидируются.  Получается,
что каждую новую ракету придется опять покупать у нас. Посмотрите  папку
номер четыре, девяносто восьмой год,  проект  "Оборона".  Разработки  по
некоторым видам подводных и надводных ракет  вообще  перестали  получать
финансирование, и военным руководством решено было ввести  этот  проект,
чтобы новые разработки можно было продавать и таким образом поддерживать
новейшие.  А  чтобы  их  продавать,  нужно  было  полностью  обезопасить
внутренности торпед от исследования. Как  видите,  военным  специалистам
это удалось.
   -   Лаборатория   Дедова   получила   в   девяносто   восьмом    году
государственный заказ. На что?
   - Было  решено  изменить  составляющие  топлива  и  усовершенствовать
некоторые узлы ракеты. Топливо, кстати, это  вторая  составляющая  тайны
"Штурма".
   А уже потом, в конце девяносто  девятого,  его  лаборатория  вошла  в
промышленно-военный концерн "Прогресс", в нее добавили электронщиков  по
изготовлению более усовершенствованных микросхем.
   -  А  Дедов  -  специалист  по  топливу   или   по   микросхемам?   -
поинтересовалась Ева.
   - Он заведующий лабораторией, тема  его  диссертации,  крайне  трудно
произносимая, указана в папке номер два, но  защищал  он  ее  давно,  за
последние двадцать лет перешел из секретного  исполнительского  звена  к
руководящему. Он всегда был выездным, даже  когда  состоял  в  секретном
исполнительском составе.
   - Дедов работал на органы?
   - Он отказался подписать договор о сотрудничестве еще в молодости, но
потом своим комсомольским усердием достаточно продвинулся  по  партийной
линии и был принят в секретную военную лабораторию. А  когда  защитился,
полностью  перешел  в  теорию  разработок,  сам  подобрал  себе  научных
сотрудников и открыл лабораторию при институте Академии наук.
   - Коммерческая фирма  Коупа  подписала  договор  о  сотрудничестве  с
концерном  "Прогресс"?  Если  предположить,  что  и   подписание   этого
контракта, и обещанная выплата миллиона долларов  на  исследования  были
предприняты только с целью получения информации, то какой именно?
   -   Основной   секрет   -   технология   изготовления    тех    самых
самоликвидирующихся узлов, -  кивнул  Осокин.  -  Ракета  после  запуска
достигает очень высокой скорости.  Вокруг  ее  оболочки  образуются  так
называемые вакуумные каверны, получается, что ракета мчится, практически
не соприкасаясь с водой,  то  есть  не  издавая  характерного  шума,  по
которому и засекается подобное оружие. А  высокая  скорость  достигается
благодаря...
   - Составу топлива?
   - Так точно.
   - С топливом все понятно, другое не зальешь, а вот получение сведений
о внутренних микросхемах управления ведет к  тому,  что  торпеду  смогут
делать в любой стране, так? Чем мы рискуем, кроме потери "ноу-хау"?
   - Основная проблема заключается в том, что, как только эти микросхемы
станут доступными,  американцы  смогут  создать  защиту.  То  есть  наши
торпеды уже не будут считаться оружием, они станут бесполезны,  так  как
их действие будет  нейтрализовано  полностью  и  на  большом  расстоянии
ультразвуковым сигналом определенной частоты.
   - Когда зафиксированы первые данные об интересе к ракете  иностранных
спецслужб?
   - Это началось не вчера, - улыбается Осокин.  -  В  период  "холодной
войны" их интерес  выражался  в  высказываниях  о  невозможности  такого
оружия. Не может быть таких вот необнаружимых торпед, и все! А поскольку
военных  действий  с  применением   "Шторма"   не   велось,   все   свои
предположения они могли строить только на данных от проводимых регулярно
нашей страной учений. Нам известно, что они только в  восемьдесят  пятом
подобрали двенадцать оболочек от учебных торпед.
   - Благодарю за информацию. Я знаю, что нельзя выносить эти  папки  из
Службы, может быть, я могу поработать дома на компьютере?  Назовите  мне
имя файла по этому  делу.  Я  надеюсь,  мой  доступ  к  особо  секретной
документации устроит отдел внешней разведки?
   - Вполне, - еще одна легкая улыбка  чуть  дернувшимся  левым  уголком
рта, - но эти данные не занесены в общий компьютер Службы. Со вчерашнего
дня это дело квалифицируется как закрытое и имеет гриф  "Государственная
безопасность".
   -   Почему   сведения   об   устройстве   единицы   вооружения,   уже
представленной для продажи, помещаются в госбез? Кто это предложил и что
случилось вчера?
   Офицер Осокин задумался.
   - Лейтенант, - тихо произнесла Ева, зацепившись взглядом за звездочку
на его погоне,  -  отвечайте  на  мои  вопросы,  раз  уж  вы  для  этого
приставлены.
   - Слушаюсь, отвечать  на  вопросы.  Вчера  после  тщательного  обыска
помещений театра оперы и балета, а  также  после  отработки  всех  точек
предположительного местонахождения старшего лейтенанта Кабурова  он  был
признан пропавшим,  и  дело  профессора  Дедова  переместили  в  госбез.
Предложено  это  было  представителем  военной  разведки,  их  ведомство
потребовало просмотра  всех  материалов,  как  только  Эдвард  Коуп  был
задержан.
   Ева сразу вспомнила лейтенанта Кабурова - полноватого брюнета с  явно
выраженными  психосоматическими  проблемами.  Она  подъезжала  утром   к
театру, но, обнаружив там машины от  трех  разных  ведомств  -  полиция,
Служба безопасности и военный джип с большим чином  внутри,  -  в  театр
заходить  не  стала.  Она  только   несколько   секунд   смотрела,   как
отряхивается и потягивается огромный самец немецкой овчарки, выскочивший
из фургона Службы, как нетерпеливо он топчется  на  заваленном  листьями
асфальте и  лукаво  отворачивает  черно-рыжую  морду  от  металлического
намордника.
   Вечером ей позвонил дежурный Службы и передал  срочное  сообщение.  В
театре во время обыска были обнаружены ботинки, черные,  кожаные,  сорок
пятого  размера,  производство  Италии,  предположительно  принадлежащие
старшему лейтенанту Кабурову.  Ботинки  находились  в  мусорном  баке  с
отходами пошивочной продукции, бак  этот  стоял  в  подсобном  помещении
театра, а именно - в костюмерной.  Работники  костюмерной  опрошены,  их
показания зафиксированы, Ева Николаевна может  ознакомиться  с  ними  по
компьютеру, об  этом  побеспокоился  полковник  Кошмар.  Никаких  других
следов пребывания в театре старшего лейтенанта Кабурова  не  обнаружено,
группа, находящаяся с ним вчера вечером на задании, тоже дала  подробные
показания. В данный момент эти  трое  офицеров  находятся  под  домашним
арестом, и разрешение на их допрос нужно получать  у  начальника  отдела
внешней  разведки.  Сам  же  начальник  -  полковник   Кнур   -   обещал
побеспокоиться, если  майору  Кургановой  захочется  поговорить  с  ними
лично.
   Полковник Кнур,  обаятельный  толстяк  из  разведуправления.  Хотя  и
шантажист. Ева задумалась. Почему ботинки старшего лейтенанта  оказались
в мусорном баке? Потому, сказала она себе через пару минут, что ботинки,
вероятно, не сгорают быстро и  бесследно,  как  одежда.  Итак,  брюнета,
психически  неуравновешенного  от   невыносимого   сочетания   балетного
искусства  и  смертельной  опасности,  вероятней  всего,  нет  в  живых.
Допустим, но зачем его раздевать? Есть ли в театре топка? Если есть, что
в ней сжигают, насколько она велика? Кто имеет к этой топке доступ? Нет,
не пойдет. Если в ней можно было  сжечь  тело,  то  ботинки  бы  сгорели
запросто. Костюмерная...  Помещение,  где  висит  много-много  костюмов.
Ботинки - в бак, а костюм на вешалку. Это банально, это проходят еще  на
первом курсе основ криминалистики. Где лучше  всего  запрятать  предмет?
Среди таких же предметов.
   - Далила! - крикнула Ева из ванной, набирая номер телефона приходящей
няни. - Хочешь пойти в театр?
   Они успели до начала спектакля. Возбужденная Далила, выяснив у театра
по афише, что идет, тут  же  стала,  захлебываясь,  объяснять  Еве,  что
сейчас они услышат великое контральто.
   - "Кармен"! С Барычевой! -  мечтательно  стонала  она,  раздеваясь  в
гардеробе, и успела  сесть  на  предложенное  по  контрамарке  место  до
полного затухания люстры.
   А Ева пошла за кулисы.
   Она мысленно похвалила себя,  что  не  поддалась  на  уговоры  Далилы
надеть вечернее платье и пришла в джинсах и свитере.  На  нее  почти  не
обращали внимания, только высокий нервный очкарик, колдующий  у  пульта,
прошипел, что посторонним  вход  за  кулисы  запрещен,  и  подозрительно
уставился на нее  длинноносым  бледным  лицом.  Ева  спросила,  кто  он,
шепотом  сказала,  что  пришла  по  службе,  показала  удостоверение   и
поклялась не мешать и не путаться под ногами.
   - А где мне найти девушку?.. - Ева  не  успела  назвать  имя,  помреж
перебил:
   - Надежда сегодня выходная. Оставьте ее в покое. С  утра  допрашивали
больше часа, отвяжитесь от нее наконец!
   - А Кошелкина П. М., из гардероба, - Ева очертила пальцем у  себя  на
груди предполагаемую пластиковую  карточку  с  именем,  -  сказала,  что
Надежда  здесь,  помогает  натягивать  декорации.  Так  где  именно  она
помогает их натягивать?
   Помреж побледнел еще больше и  уставился  на  другую  сторону  сцены.
Первые аккорды увертюры.  Ева  поймала  девушку  в  рабочей  одежде,  та
сбивчиво объяснила, как пройти за другую кулису.
   -  А  пробежать  быстренько  по  сцене  нельзя?  -  Ева   мечтательно
посмотрела вдоль занавеса.
   - Петрович вас прибьет, и еще это плохая примета. В  поисках  прохода
Ева заблудилась. Она пошла на громкие голоса  и  обнаружила  в  открытой
двери раздевалки крупную полную женщину с ярким цветком в  иссиня-черных
волосах, которую под  ее  громкий  мат  и  просто  обидные  ругательства
затягивали в корсет четыре молодые женщины. Женщины, судя по одежде,  на
сцену не собирались, а толстушка имела на себе красное длинное платье  с
пышной юбкой. Шнуровку корсета этого платья и затягивали четверо женщин,
причем двое из них пользовались для более сильного  натяжения  ногами  -
они скинули по туфле и упирались в полную спину  ступнями.  Прима  вдруг
взяла профессиональным громким голосом низкую ноту.
   - Можно сильней, - сказала она женщинам, набрала  воздуха  и  держала
его  в  себе,  пока  женщины  затягивали  сильней,  а   Ева   ошарашенно
оглядывалась: ей показалось, что от голоса примы  завибрировало  здание.
Глубокий длинный выдох и уже тихий мат.  Ева  пошла  крадучись  за  этой
группой, и они привели ее за левую кулису.
   Там, чертыхаясь  и  шепотом  переругиваясь,  трое  мужчин  и  высокая
худенькая девушка возились возле сложного деревянного устройства.  Сзади
это строение имело  ступеньки  со  стороны  кулис,  вверху  -  небольшую
площадку, едва видную со сцены, и еще были обтянутые бархатом ступеньки,
спускающиеся на пол сцены из разреза декорации и хорошо видные из  зала.
Девушка уговаривала мужчин не забивать больше гвозди,  она  уверяла  их,
что гвоздей уже достаточно. Мужчины,  не  видя  приму,  стоящую  в  тени
сзади, спорили с девушкой, описывая габариты  и  вес  солистки  в  таких
выражениях, что Ева обеспокоенно посмотрела на певицу. Та как раз начала
откашливаться и плевать на пол.  Мужчины  замолчали.  Отплевавшись,  она
попробовала ногой первую ступеньку и заявила,  уставив  в  них  палец  с
длинным красным ногтем:
   - Упадет эта хреновина - всем яйца оторву!
   - Что это такое? - шепотом  спросила  Ева  у  девушки,  показывая  на
сложную деревянную конструкцию.
   - Это башня с лестницей, - нормальным голосом ответила девушка. -  Да
вы не шепчите, за занавесом ничего не слышно. Барычева сейчас  взберется
на площадку вверху, а когда занавес откроется, она сбежит по  ступенькам
на сцену с легким приятным