- А как у вас с личной жизнью, позвольте спросить, - без проблем?
   - А я девушка, нет личной жизни - нет и проблем.
   Хорватый смущенно замолчал.
   - Еще вопросы будут? Разрешите идти?
   - Дела готовы... Что ж, идите, конечно. Да, чуть не забыл, вы у  меня
дело Прохора вели, ну, разбойное нападение, помните?
   - Так точно, вела.
   - У вас сегодня допрос.
   - Я допрошу его как свидетеля, у него ведь уже  срок.  Такой  ужасный
срок - год исправительных работ. Может, вы помните, статья  ему  светила
лет на десять? Вся моя работа насмарку!
   - Так вот что я хотел  сказать.  -  Хорватый  словно  не  заметил  ее
возмущения. - Если вам  не  нужен  психолог..,  да,  если  у  вас  после
происшествия с Левшой все  в  порядке,  вы  уж  побеспокойтесь  о  своей
безопасности. И безопасности подследственного, - вдруг добавил он.
   - Я постараюсь.
   Ева вышла из кабинета Хорватого с испорченным настроением.

Вторник, 15 сентября, вечер

   В четыре часа дня  Ева  приехала  в  Лефортово,  прошла  пропускники.
Охранник придирчиво осмотрел ее сумку и папку с бумагами.
   - Оружие, - сказал он, не глядя в глаза.
   У Евы екнуло  сердце.  Она  отстегнула  кобуру,  протянула  охраннику
табельное оружие и спросила:
   - А в чем дело?
   Еще в кабинете Хорватого она почувствовала, что что-то не так,  и  ее
личный маленький браунинг был пристегнул резинкой с  внутренней  стороны
бедра между ног. Охранник, не отвечая, приказал ей жестом поднять руки в
стороны и, краснея, провел ладонями вдоль тела.
   - В комнате для допросов установлена  видеокамера,  -  бубнил  он.  -
Объектив направлен на подследственного,  по  малейшему  не  правомерному
действию с его стороны, угрожающему  вашей  безопасности,  к  вам  будет
направлена сила быстрого реагирования.
   - Понятно. Сила, значит.
   Охранник задумчиво выкладывал вещи из ее сумочки.  Он  взял  яркий  и
совершенно неуместный среди повседневных мелочей - пачки  с  сигаретами,
носовым платком, зажигалки и двух ручек - апельсин, повертел его в руках
и забросил в сумку.
   Ева подождала, глядя сквозь две решетки, пока в камеру  для  допросов
проведут Прохора. Прохор тоже увидел ее и гнусно ухмыльнулся.
   - Где у вас монитор? - вдруг спросила Ева охранника.
   - В соседней комнате. Подсудимый в камере.
   В допросной Ева сначала попробовала стул у стола. Он  был  привинчен.
Прошлась по камере, осмотрела решетки. Стукнула  ногой  по  ножке  стула
Прохора, хотя он точно должен быть вделан  намертво.  Заметила  объектив
камеры. Повернулась к нему спиной и  показала  Прохору  быстро  бегающий
между зубами язык. Села на свое место.
   На лице  Прохора  отразилось  такое  недоумение,  что  Ева  с  трудом
сдержала смех.
   Прохор был интеллигент. Недоумение испортило благородство его лица, а
два месяца тюрьмы сделали его одутловатым  и  слегка  тупым.  Ева  давно
замечала,  что  тюрьма  искажает  лица.  Она  вела  следствие  с   одним
человеком, а в тюрьме видела подогнанный рукой судьбы стандарт.
   - Опух ты, Прохор, а был такой красавец, -  заключила  она  по  этому
поводу вслух.
   Недоумение Прохора усилилось. Он заерзал, не зная, как себя вести.
   - Я к тебе с допросом.
   - Догадался, что не в гости, - пробормотал он.
   - Почему? Подарок я принесла. - Ева  бросила  к  его  ногам  открытую
пачку сигарет. - Поднимешь потом, не дергайся.
   Такие вещи не разрешались, хотя вполне  допускались  охраной  тюрьмы.
Еву Николаевну было трудно здесь в чем-то заподозрить,  она  никогда  не
приносила на допросы нераспечатанные пачки.
   - Давай еще раз пройдемся по августу прошлого года... К тебе  приехал
напарник... Из Тулы.
   - Не напарник он мне, - быстро сказал Прохор.
   - Чего ты ершишься, ты же уже сидишь. Да и не  интересует  меня  твой
напарник. Меня интересует его девушка, ну, помнишь?
   - Обычная, платная, что в ней интересного.
   - Как она себя вела?
   - Ну, как... Как они себя  ведут,  не  знаешь,  что  ли...  Пришла...
Разделась...
   - Что, с порога - и разделась?
   - Ну, не с порога, я еще сказал, чего белку привели.
   - Это в каком смысле - белку?
   - Это в смысле, что я блондинок не люблю, от них одни неприятности.
   - То есть ты предпочитаешь брюнеток.
   - Ну!  -  уже  совсем  не  понимая,  к  чему  клонит  следователь,  с
удивлением сказал Прохор.
   - Так.., а тебе, значит, привели блондинку... Что ж этот, из Тулы, не
знал, что ты любишь брюнеток?
   - Почему... Кот знал, да только ему было не до выбора...  А  что  она
сделала?
   - У Кота было  мало  времени?  -  Ева  пристально  смотрела  в  глаза
Прохору.
   - Для чего.., мало?.. - Он стал потеть.
   - Чтобы выбрать тебе брюнетку.
   - Да он себе ее привел, говорит, удачно так дело вышло... Да что  она
сделала-то? Надо, говорит, оттянуться.
   Ева расслабленно откинулась на спинку стула, закинула ногу  на  ногу.
Прохор, шумно сглотнув, уставился на ее ноги.
   - А что, Прохор, если б Кот привел такую... Ну,  как  я,  к  примеру,
темную, не соплячку, а с пониманием мужских проблем...
   - М-м-м... - Прохор почувствовал неладное, заерзал, вытер лоб  рукой.
- Вы в этом смысле - не товар.
   - Это  почему  я  не  товар?  -  Ева  резко  села  прямо,  Прохор  от
неожиданности дернулся.
   - Ну не товар, и все. Умная больно.., и потом, надо себя подать, нет,
я не пойму, что это за допрос такой?!
   - Да, Прохор, ты меня просто заводишь. У  меня  теперь  такая  манера
вести допрос. Ну как, запал бы ты на меня?
   Прохор зажмурился и сильно задергал головой из стороны в сторону.
   - Да не дергайся ты, смотри, что у меня есть.
   Ева достала из сумки апельсин. Приложила его ко лбу, провела вниз  по
лицу по линии носа и рта. Опустила под подбородок и  стала  раскручивать
на груди.
   - Это апельсин, - сказала она шепотом. Прохор смотрел открыв рот и не
шевелился.
   - Просто апельсин, а смотри, что я делаю. - Ева  Николаевна  спустила
апельсин вниз по животу и, расставив ноги, запрятала  его  под  юбку,  а
ноги сжала. - А теперь - фокус!
   Она расставила ноги. Апельсин лежал между ее ног, как в черном гнезде
из темных колготок и синей форменной юбки.
   Прохор вскочил со стула, сделал два шага. Его замусоленные просторные
брюки оттянулись впереди и словно волокли его  за  запрятанную  рукоятку
вперед. Он успел заметить на ее бедре как будто повязку. И  странно,  но
он успел даже подумать, что так, вероятно, баба и прячет пушку,  если..,
надо...
   Охранник у монитора заметил неладное еще  в  начале  допроса,  позвал
старшего. Вдвоем они смотрели на изумленное лицо Прохора.
   - Чегой-то он уставился, как на привидение. Она же вела  его  дело...
Смотри, потеет, черт. А что она делает?
   - Техника не доработана. Надо видеть всю камеру.
   - В Бутырке видят всю камеру, так с мордой проблема, морды  не  видно
вообще.
   -  Зато  здесь  морда  в  полный  рост...  Раскручивает   его,   ишь,
нервничает, она мастер раскрутки, вроде говорит,  говорит  о  чем-то,  а
потом так, ненароком... Что это у него в штанах... В чем дело?!  Ищенко!
В камеру! - крикнул старший  через  коридор.  Ищенко  бросился  к  двери
одновременно с выстрелом.
   С Евой Николаевной случилась истерика, ее кое-как успокоили,  вызвали
машину и отправили в управление. Прохор все еще лежал в допросной камере
с аккуратной дырочкой во лбу. На полу валялись открытая  пачка  сигарет,
оранжевый апельсин и стреляная гильза.
   - Он все еще  стоит...  Он  все  еще  стоит,  -  повторял  без  конца
охранник, стоя возле трупа,
   Иногда для  разнообразия  добавляя,  что  лично  обыскал  и  осмотрел
следователя...
   Хорватый приехал в  управление  сразу  после  Евы  Николаевны  -  ему
позвонили из тюрьмы. Ева сидела у себя в кабинете, вытирая с лица  слезы
и сопли. На столе лежал ее браунинг. Увидев  Хорватого,  она  встала  по
стойке смирно и заявила, что ей позарез нужен психолог.

Среда, 16 сентября, утро

   Еву разбудил телефонный звонок. Она сонно шарила рукой по полу, потом
поняла, что телефона нет у кровати. Не открывая глаз, прошла  босиком  в
кухню.
   "Какой  придурок  звонит...  -  она  вытаращила  глаза  в  полумраке,
разглядела 4.30 на электронных часах, - в полпятого утра!"
   Телефон настойчиво и приглушенно продолжал трезвонить  где-то  рядом,
но в кухне его не было.
   "И кто это у нас такой терпеливый, ты подумай, какой лапочка, ждет  и
ждет..." Ева включила свет в  ванной,  ярким  красным  пятном  на  белом
кафеле пола телефон ударил в глаза.
   - И что такое случилось? - Она не сразу взяла  трубку,  ей  казалось,
что все, последний звонок, но телефон стойко надрывался.
   - Беда случилась у меня, детка. Большая беда. - Голос  был  глухой  и
спокойный.
   - Ноль два - милиция, ноль три - "скорая помощь".  -  Ева  не  узнала
голос и успокоилась. Со злостью грохнула трубку.
   "Ставлю два к одному, сейчас зазвонит..."
   Прошло пять минут.
   - Два ноль в твою пользу, - сказала Ева телефону,  выключила  свет  и
побрела в комнату, уговаривая себя заснуть.
   Телефон зазвонил, когда она, повертевшись как следует, избила подушку
и затихла.
   - Так нечестно! - Ева быстро прошла в ванную, взяла аппарат, прижимая
трубку, притащила его в кровать.
   Телефон прозвонил пятнадцать раз.
   - Слушай, ты кто, а? - Ева говорила ласково.
   - Беда  у  меня,  понимаешь.  Друга  моего  застрелили.  Сучара  одна
ментовская.
   Тишина. Ева слышит громкое дыхание.
   - А ты чего так дышишь, простыл?
   - Чего? - Голос растерялся.
   - Я говорю, чего  носом  так  сопишь,  ходишь  без  шапочки,  лысинку
простудил? Или девочку поймал под утро?
   - Слушай.., ты... Ты мне тут не того... Я говорю...
   - Да слышала я, пристрелили твоего дружка, я даже подозреваю, что это
я та самая су-чара, но что поделать, нервы  сдали...  Вот  так,  дружок.
Работа у меня нервная. Вот ты мне спать не даешь, я с  утра  буду  злая,
глядишь,  еще  одного   твоего   дружка   допрашивать   пойду..,   такая
расстроенная... Так что ты лучше побеспокойся о моем здоровье.
   - Это кого ты пойдешь допрашивать! - Голос приобрел командные нотки и
явный оттенок возмущения.
   - Слушай, дружок, я девушка нервная, не кричи на меня, меня никто  не
любит... - Ева вполне натурально всхлипнула, - а все  только  и  норовят
потрогать...
   На том конце бросили трубку.
   Ева легла, раскинув руки в стороны... Она смотрела в светлеющее  окно
сначала напряженно и нахмурившись, потом расслабленно полуприкрыв глаза.
Вскоре ей показалось, что утро можно потрогать руками, она  помотала  из
стороны в сторону головой - "нет.., не буду.., не трону такое  противное
утро..." - и побрела варить кофе.
   В управлении она появилась бодрая,  с  легким  официальным  макияжем,
расписавшись в журнале, процокала каблучками по паркету, словно
   Заколачивая секунды, - не спеша и с достоинством. На пятиминутку  все
собрались в кабинете старшего следователя, при  ее  появлении  притихли,
мужчины озабоченно уткнулись в свои папки,  две  женщины  бальзаковского
возраста смотрели на нее во все глаза.
   - Демидов! Гена Петрович, дружок, что-то ты не выспался.
   - Курганова, я бы вас попросил, что за панибратство.
   - Да я  только  хотела  поинтересоваться,  тебя,  что  ли,  назначили
старшим в комиссии по расследованию?
   Демидов машинально провел по седому ежику на голове и огляделся:  все
присутствующие с интересом уставились на них.
   - Сейчас будет пятиминутка, вам все объяснят.
   - Да я и так все поняла.  Я  тебя,  Демидов,  сразу  узнала,  ты  так
характерно посапываешь, когда меня видишь, ну, знаешь, так.
   Ева увлеченно засопела, скорчив смешную заячью мордочку.
   В кабинет вошел Хорватый, заметил тишину и странный интерес к паре  в
углу комнаты и подождал начинать собрание, хотя Демидов и  посмотрел  на
него с надеждой.
   - Ты, Демидов, даже  по  телефону  на  меня  западаешь,  -  не  могла
остановиться Ева, - сразу начинаешь сопеть, и потом, что это  за  жаргон
такой - "сучара", ты походи на допросы, просто для  интереса,  послушай,
как они ругаются, если уж хочешь изобразить прожженного уголовника. А то
все по комиссиям... Ты когда на захват последний раз выезжал?
   - Ева Николаевна, вы не волнуйтесь так, я по голосу слышу,  вы  опять
чем-то возмущены, расстроены, а нам пора начинать собрание.  -  Хорватый
решил прекратить представление. - Вдруг разнервничаетесь, чего  доброго,
пальнете пару раз. -  Он  усмехнулся  призывно,  оглядывая  собравшихся.
Никто не засмеялся. - Я вижу, все уже настроились работать,  и  сообщаю,
что  создана  комиссия  по  расследованию  убийства,  совершенного  Евой
Николаевной Кургановой на допросе. Старшим в комиссии  назначен  Демидов
Геннадий Петрович.
   После пятиминутки Еву догнал в коридоре Николаев.
   - Тебя отстранили от дел?
   - Не должны были, ведь все ясно.
   - Ясно-то ясно, но комиссия может и три месяца разбираться,  как  там
все было. Ты не в курсе, а они туда двух  психологов  ввели,  там  одних
тестов на неделю, потом неделю на компьютере обрабатывают, да и Демидов,
знаешь,  как  любит  заседать  и  расследовать  подобные  вещи...   "Вы,
случайно, не имели личного  предвзятого  сугубо  интимного  отношения  к
подсудимому?.." - Николаев изобразил Демидова, сопя и  причмокивая.  Ева
засмеялась.
   - Ладно, не тяни, чего ты хочешь?
   - Отдай  мне  дело  Слоника.  Лучше  уж  мне,  а  то  ведь  -  сменят
следователя, все испортят.
   - Да ты!.. - Ева замахнулась папками на Николаева. - Не попадайся  ты
мне под руку с такими словами, я два года его пасу, я его, родного,  уже
люблю, не сегодня завтра его возьмут.
   - Что ты орешь?! - Николаев толкнул Еву к лестнице и прижал к  стене.
- Ну ты же не дура, ну прикинь, кому его  отдадут,  ну?!  А  я  с  тобой
всегда смогу поговорить  по-дружески,  обсудить,  когда,  где  и  зачем,
понимаешь? Я все знаю, ты провела расследование  блестяще,  ну  поставлю
тебе бюст в подъезде, но мы же с тобой одной крови, пойми. Я кроме  тебя
могу еще троих назвать, кто работает не за деньги, за интерес.  Ладно...
Расслабься... Подумай. - Николаев убрал руки,  которыми  он  упирался  в
стену, задерживая Еву. - У тебя и так трудный день сегодня.  Слушай,  ты
что, выше меня? - Он отошел на шаг и улыбнулся растерянно, оглядывая  ее
сверху вниз.
   - Метр восемьдесят плюс-минус пять сантиметров, - гордо объявила Ева.
   - А это.., плюс-минус, это как? Это если распрямишься?
   - Ну ты, сыскарь, шевели  мозгами  быстрей.  -  Ева  уходила.  -  Это
каблуки всего лишь. Всего лишь каблуки!  -  прокричала  она  уже  сверху
лестницы.
   Николаев звонко шлепнул себя по лбу.
   "Ева Николаевна Курганова, следователь специального отдела по  борьбе
с особо опасными преступниками, старший лейтенант, русская, не  замужем,
25 лет, в отделе - 3 года,  отличница  боевой  подготовки,  нравственные
показатели - 8, контактность - 9 (десятибалльная шкала), личных связей в
отделе и управлении не замечено. 7  сентября  сего  года  застрелила  из
табельного оружия в следственном изоляторе Лефортовской тюрьмы  Левакова
Игната Кирилловича (он же  -  Левша,  Рукастый,  Левка,  Игнус).  Мотив:
нападение Левакова И. К. во  время  допроса  с  применением  физического
насилия сексуальной направленности. Свидетели: ..От услуг психоаналитика
отказалась.
   15 сентября сего года застрелила из  личного  оружия  в  Лефортовской
тюрьме на допросе Пушкарева Прохора Львовича (он же  -  Прохор,  Хромой,
Умник). Мотив: попытка нападения Пушкарева П. Л. Свидетели:
   Согласилась освидетельствоваться у психоаналитика.
   Освидетельствование  проведено  16  сентября  в  14   часов.   Анкета
заполнена и сдана 16 сентября в 17 часов 30 минут.
   Контактна".
   - Как вы воспринимаете свою личную жизнь, будучи не замужем?
   - У меня много друзей, почти все свободное время отнимает работа.
   (В пределах нормы.)
   - Опишите предпочитаемый вами образ мужчины.
   - Вымышленный? Ну... Выше  меня  прежде  всего...  Потом,  достаточно
добрый и спокойный...
   (Задержка с ответом 12 секунд.)
   - А как он должен выглядеть внешне?
   - Выше меня. Добрый и спокойный.
   (Норма.)
   - Опишите поконкретней показатели пола, цвет волос, телосложение.
   - Показатели пола должны  быть  явно  выраженными,  волосы  светлыми,
полное отсутствие живота и тройного подбородка.
   (Норма.)
   - У вас есть реальный прототип ?
   - Нет.
   (Задержка с ответом 15 секунд.)
   - Опишите мужской образ, вызывающий у вас отвращение.
   - Злой... Толстый... Нет, я не  знаю  толком,  это  можно  определить
только при общении..
   (В пределах нормы.)
   - Вы когда-нибудь ненавидели мужчину?
   - Я не понимаю вопроса.
   - Вы воспринимаете подсудимых как мужчин?
   - Когда он на меня  набрасывается,  я  немного  понимаю,  что  он  не
женщина.
   (Норма.)
   - Вы бы могли убить женщину?
   - Если бы была угроза моей жизни, то да.
   (Задержка с ответом 5 секунд.)
   - Вы считаете себя сексуально привлекательной?
   - Несомненно.
   (Норма.)
   - Вы можете сознательно спровоцировать приставание к вам мужчины?
   - Если захочу, наверное, да.
   (В пределах нормы.)
   - Да или нет?
   - Да.
   (Норма.)
   - Что для вас является жизнеопределяющим?
   - Работа.
   (Норма.)
   - А если она не приносит удовлетворения?
   - Работа
   (Норма.)
   -  Как  вы  определяете  социальный  статус  человека,  преступившего
закон?
   - Преступник, который должен быть наказан.
   (Норма.)
   - Вы считаете себя виновной в смерти Левакова и Пушкарева?
   - Да.
   (Задержка 12 секунд.)
   - Предположим, вы бы заранее знали о на
   Падении Левакова, стали бы стрелять?
   - Нет.
   (Норма.)
   - Предположим, вы бы заранее знали о нападении  Пушкарева,  стали  бы
стрелять?
   - Да.
   (Норма.)
   - Вы согласитесь пройти тест на детекторе лжи?
   - Я думала, что этот прибор - детектор
   Я уже согласилась.
   (Норма.)
   - Этот прибор просто регистрирует некоторые  медицинские  показатели,
ваше давление, пульс, вот здесь на экране высвечивается время задержки с
ответом на вопрос. Вы прошли освидетельствование. Пульс шестьдесят  два,
давление сто двадцать на восемьдесят. Отказов отвечать - нет. Не понятый
вопрос - один. Контактность с  психологом  -  достаточная.  Отчет  будет
представлен завтра до десяти утра. Распишитесь. Вот в этой графе -  ваши
претензии, если таковые имеются.
   В графе "Примечания и проблемы" Ева написала:
   "Задаваемые вопросы имели явно направленный на различие полов акцент.
Опять  со  мной  сыграла  шутку  моя  привлекательная  внешность.  Прошу
дополнительного  освидетельствования  у  психолога-женщины.   Желательно
моего возраста".
   Достаточно  упитанный,  с  разрастающейся  лысиной  доцента  психолог
изумленно прочел написанное Евой. Он спрятал  свой  округлый  животик  в
узкое пространство между креслом и компьютерным столом, он потел  и  изо
всех сил старался не смотреть на коленки Евы Николаевны.

Четверг, 17 сентября, утро

   Ева  Николаевна  стояла  по  стойке  "смирно"  у  дверей  в  кабинете
прокурора города. Хорватый и прокурор задумчиво смотрели  на  нее  через
пространство комнаты. В окна хлестал сильный  дождь,  пахло  в  кабинете
хорошими сигаретами и кожей. Хорватый скрестил  свои  огромные  руки  на
папке с бумагами по делу Кургановой  Е.  Н.,  прокурор  положил  изящные
ладони  с  тонкими  слабыми  пальцами  на  компьютерную   распечатку   -
заключение  о   психологическом   освидетельствовании   контактной   Евы
Николаевны.  В  углу  комнаты  осторожно  звякнули  часы   и   рассыпали
прозрачный и нежный звук, но бить не стали: половина одиннадцатого. Часы
словно разбудили мужчин. Еве предложили сесть.
   - Здесь написано, - медленно и глухо проговорил прокурор,  -  что  вы
настаиваете на дополнительном освидетельствовании.
   - Никак нет. Я просто предложила провести еще одно.
   - Что вам это даст, здесь и так достаточно  нормальное  заклю