анимающейся, как было написано в разрешении,  "микроклиматом  служебных
взаимоотношений   в   коллективах   с   повышенной    ответственностью".
Получалось, что эта аспирантка, изучая ЧП с Евой Кургановой,  решила  на
научной основе, написав на этом диссертацию,  наблюдать  и  изучать  тот
самый микроклимат служебных взаимоотношений,  который  был  для  Гнатюка
работой и жизнью одновременно.
   Далила видела неодобрение во взгляде Гнатюка, но решила не сдаваться.
На его настойчивые предложения оставить бумаги у него для просмотра  она
отвечала в третий раз, что дело не терпит отлагательства. Она немедленно
должна довести до сведения начальства информацию об  ужасной  опасности,
грозящей управлению и всей правоохранительной  системе.  Гнатюк  сдался,
надел очки, тяжело вздохнул и почти пять минут пытался  прочесть  первую
строчку отчета. Наконец он не выдержал.
   - Что это тут написано? - Он показал большим желтым ногтем на  начало
страницы.
   -  Это  медицинский  термин,  я  могу  объяснить.  Это  что-то  вроде
диагноза.
   - Маниа.., кально стери.., мери..
   - Проще говоря, маниакальный синдром.
   - А почему бы все это не написать проще: виновна в том-то и том-то...
Синдром...
   - Она ни в чем не виновата!
   - А как же опасность для правоохранной?..
   - Я надеялась, когда шла сюда, найти понимание, а не сарказм.
   - Сарказм - это диагноз?
   - Послушайте, я понимаю, что я слишком молода,  чтобы  привлечь  ваше
внимание на профессиональном уровне, я просто  прошу  выслушать  меня  и
понять.
   - У вас есть десять минут. Но я предпочитаю работать  по  бумагам,  в
одиночестве.  Вероятно,  это  странно  выглядит  при  том,   что   я   -
руководитель... Но мне лучше думается, когда я  один,  а  информация,  и
желательно доказанная информация, лежит передо мной на бумаге.
   - У меня есть информация на бумаге. Я ее вам оставлю. При все этом  я
считаю Еву Николаевну социально и профессионально опасной.
   - До какой степени - опасной?
   - До крайней степени.
   - Ладно, - сдался Гнатюк, -  объясняйте.  Только..,  без  специальной
лексики, если можно, а то я отвлекаюсь.
   - Уже по материалам первого тестирования можно было заметить странную
навязчивую  ориентацию  обследуемой.  Эта   странность   заключается   в
несовместимости ограниченного... Ну  хорошо,  -  махнула  рукой  Далила,
заметив, как скривился Гнатюк, - давайте попробуем проще...  Перед  нами
целеустремленная натура, цельная, богатая, но достаточно ограниченная  в
своей целеустремленности. Это понятно? Гнатюк медленно закурил и кивнул.
   - Все стереотипы ее поведения добровольно  ею  же  себе  и  навязаны.
Условности в отношениях соблюдаются с маниакальной ненормальностью.  Она
так исполнительна в работе, что была бы опасна в любой профессии, а ваша
профессия - это полная катастрофа. Если  бы  она  работала  бухгалтером,
никто никогда не подчистил бы ни одного отчета, но и не  получил  бы  ни
одной премии! И это при том, что она любит не работу - она любит себя  в
своей работе! Воспитывая детей, она изуродовала бы  множество  судеб  не
причесыванием под одну гребенку,  а  навязанной  классификацией  каждого
индивидуума под личность! Она талантлива и не может представить,  что  у
кого-то может этого таланта не быть, она бы  выкапывала  эти  таланты  у
каждого ребенка насильственно, до полного  разрушения  индивидуальности.
Особенно опасна она тем, что  красива.  Уродство  служило  бы  барьером,
предостережением всем, кто с  нею  контактирует,  красота  завораживает,
лишает мозг элементарного анализа.
   - А вот, к  примеру...  Извините,  перебил,  но  вы  так  хорошо  все
объясняете... К примеру: Ева - продавец? -  Гнатюк  смотрел  строго,  но
глаза улыбались.
   - Продавец... Если бы вы жили рядом с  ее  магазином,  то  уже  через
месяц ели только правильную пищу и только церемониально.
   - Как это?
   - Если бы вы купили у нее чай, его надо было бы пить  из  специальной
фарфоровой посуды и с гейшей, колбасу вареную  есть  с  газеты  и  плохо
порезанной, попроси вы бутылку плохого  портвейна,  вы  бы  получили  на
закуску кильки в томатном соусе... Для коробки шоколадных  конфет  нужна
была бы роза, для коньяка - лимон, и заметьте! - никакого спасения.
   - Что, вообще?
   - Ну как вообще... Я ведь не сказала ничего такого, чего, к  примеру,
не делает мужчина для любимой женщины. Но он это делает по  собственному
желанию, он любит, пьет чай по-японски, ест колбасу с газеты,  пока  ему
это не надоест.
   - Значит, я как покупатель тоже мог бы сменить магазин?..
   - Конечно,  вы  очень  правильно  мыслите!  Теперь  представьте...  -
Психоаналитик возбужденно схватила свои волосы и попыталась закрутить их
сзади узлом. Безрезультатно. Она села боком на стол Гнатюка, не  заметив
его ошарашенно округлившихся глаз. - Если вам надоест этот магазин,  где
вам все так правильно навязывают.., вы.., ну!
   - Пойду в другой.
   - Правильно. Если вам надоест зеленый чай  в  постели  по  утрам,  вы
разобьете чайник, прикрикнете на жену, обругаете  правильное  питание  и
заварите кофе! Но если вы.., в камере.., с решетками... И вам не ступить
ни шагу - вы нарушили закон.
   - Я понял. - Гнатюк попробовал вытащить бумаги из-под  крутого  бедра
Далилы,  она  встала.  -  Ева  Николаевна   чересчур   исполнительна   и
бескомпромиссна.
   - Это все, что вы поняли?
   - А что, есть еще что-нибудь?
   - Да так, один пустяк... Пустячок... Она профессионально опасна.
   - Ну, я так подумал, по-вашему, она и в магазине была  бы  опасна,  и
как жена.
   - Но у вас был бы выбор, вы помните?  Ева  выбрала  такую  профессию,
когда у ее  объектов  внимания  выбора  нет.  Она  эгоистично  замкнута,
подвержена циклотимии!..
   -  Я  уже  просил  без  терминов,  вы  все  так  хорошо  объясняли  с
магазином... Знаете, как обзовет ее состояние наш прокурор?  Он  назовет
это  болезнью  новичков.  Органы  -  все-таки  власть,   новичок   ловит
преступника, а наказание оставляет желать лучшего...  Кстати,  вам  надо
непременно с ним на тему этой болезни побеседовать,  это  будет  полезно
для вашей.., диссертации.
   - Эта ваша.., болезнь новичков, она может быть только там, где  ловят
и наказывают, а Ева будет бороться  в  любой  профессии  до  конца,  она
опасна, понимаете! Как следователь Курганова вбила себе  в  голову,  что
она выше своих сослуживцев. Она  крайне  честолюбива,  но  ей  не  нужны
признание и  награды.  Только  наслаждение  от  победы!  Это  же  просто
катастрофа в вашем ведомстве, ведь,  добивайся  она  повышения  в  чине,
признания, ее можно было бы  контролировать  определенными  требованиями
того  же  устава!  Но  служебная   этика,   государственные   законы   и
общественная мораль - это не для нее! Это для  посредственностей,  а  ей
только мешают получать удовольствие. А вдруг... - Далила приблизила свое
лицо почти вплотную к лицу ошарашенного Гнатюка. -  Представьте  только,
что все ваши бандиты в ее  подсознании  виноваты  не  столько  тем,  что
совершали насилие по  отношению  к  своим  жертвам,  а  и  тем,  что  не
совершили насилия над ней!! Это, надеюсь, вам понятно?
   - Да, - сказал Гнатюк и тут же поправился:
   - То есть нет, ничего не понятно!
   - Хорошо, объясню  понятней.  Ева  Курганова,  кроме  всего  прочего,
отбрасывает  общечеловеческие  представления  о  сексе  и  строит  свои.
Например, она - девственница, но такая, которая с удовольствием об  этом
заявляет и строит на  этом  определенные,  замечу  -  весьма  развратные
отношения с мужчинами. А что если у  нее  понятие  девственности  вообще
крепко увязано с понятием справедливости? Этакая  амазонка,  сражающаяся
со всеми мужчинами вообще?! С положительными и хорошими - в постели,  но
по ее правилам. А с нарушителями - при помощи оружия!..
   - Я понимаю вашу озабоченность судьбами всех мужчин на свете, но  как
я должен реагировать на ваше заявление? Я же  не  могу  уволить  офицера
только за то, что она девственница? - Гнатюк развел руками.
   Далила, тяжело дыша, растерянно посмотрела  на  Гнатюка  и  прикусила
пухлую губку.
   - Да вы работайте, работайте, материал у вас, как я понимаю,  богатый
и интересный, а у меня, извините, дела! - Гнатюк  встал  из-за  стола  и
открыл дверь, провожая Далилу. - Только имейте в  виду,  мне  Ева  очень
нравится. Как специалист! - Гнатюк выставил указательный палец  как  раз
перед открывшимся ртом Далилы и не дал ей сказать. - И я ее в  обиду  не
дам.
   А Ева Николаевна вернулась домой на рассвете. Не обнаружив под окнами
знакомых машин, набрала горячую ванну, пела там песни и ела апельсин,  а
потом так сладко и крепко заснула,  что  утром  почти  десять  минут  не
верила, что сегодня не выходной, пока не вспомнила, что  надо  ехать  на
любительскую студию.
   Очень хотелось есть. Ева набрала номер телефона и сообщила  об  этом.
Ей предложили на выбор блинчики с мясом, тушеную курицу с  маринованными
улитками, салат из креветок с перепелиными  яйцами  и  желе  из  красной
смородины. Ева сказала, что можно все и без хлеба. Она не спеша оделась,
подкрасилась и через пятнадцать минут приехала в  маленький  переулок  у
Арбата. В  квартире  на  первом  этаже  пахло  жареным  мясом,  хорошими
сигаретами, хозяин сам открыл ей дверь, поцеловал в щеку, отставив  руки
в муке, и показал рукой в кухню.
   - У меня в комнате мальчики едят! - сообщил он. - г А мы с  тобой  на
кухне посекретничаем: я буду вертеться, а ты кушай и говори  со  мной...
Потом, на кухне у меня не курят.
   В комнате действительно ели "мальчики", богатенькие и несчастные, они
прибегали иногда подзаправиться на весь трудный день к  Казимиру,  но  и
тут не расставались с мобильными телефонами.
   В прошлом году Казимир открыл небольшое кафе, еда была такой вкусной,
что надо было подумать о дополнительном штате и большем помещении, тогда
и пришли "защитники". Казимир  не  стал  платить,  не  стал  бороться  и
выяснять отношения, он в два дня закрыл  кафе,  а  особо  приглянувшимся
клиентам раздал свои карточки. "Это вам от язвы, - приговаривал  он  при
этом, - приходите на огонек, попьем чайку в домашней обстановке..." Надо
сказать,  что  подбор  клиентов  был  неплох,  Ева  встречала  двух-трех
известных,  примелькавшихся  на  экране  политиков,   парочку   стильных
девочек, седой толстяк в  смешных  маленьких  очках  оказался  известным
хирургом, были еще таксист и балерина, - всех она,  конечно,  не  знала,
ведь это было так просто: набрать номер телефона в любое время  суток  и
сказать, что хочешь есть. Тем не  менее  Ева  не  любила  там  бывать  -
дороговато,  и  чувствовала,  что  иногда  клиентов   просят   о   чисто
профессиональных одолжениях, но бывали редкие дни  с  такими  приступами
голода, что устоять было невозможно.
   Ева начала с салата из креветок, не стесняясь отрывать  хлеб  руками,
Казимир суетился у духовки и бормотал бесконечную историю про свою дочку
в Польше. После курицы и маринованных улиток Ева с напряжением  смотрела
на великолепное рубиновое желе с розочкой из крема,  обреченно  понимая,
что не расстанется с ним, пусть ей будет плохо!  Дочка  Казимира  в  его
повествовании второй  раз  развелась  и  поделила  детей  и  дом...  Еве
показалось, что  она  не  сможет  больше  двигаться,  врастет  в  мягкий
диванчик на этой крошечной кухне, пустит маленькие  зеленые  листочки  и
замрет навсегда
   Комнатным растением в уюте и запахах настоящего дома.
   - Казимир, - сказала она медленно и шепотом, - я тебя обожаю.
   -  Ласточка  моя,  бедная,  дай  я   тебя   поцелую...   Скушай   еще
что-нибудь!..
   Ева замычала, закрывая глаза, в кухню вошел толстый и нервный молодой
человек, увешанный золотыми цепями и в  ослепительно-малиновом  пиджаке.
Он открыл кран с водой и стал жадно пить.
   - Зайчик мой, бедный, как же это, там же сок, что ж ты воду?..
   - Я только водой напиваюсь, - строго  сказал  он  Казимиру,  цепко  и
быстро охватив взглядом Еву. - Подбросить тебя? - это уже ей.
   - Спасибо, зайчик, я на колесах.
   - Это что, желе? - Он дернул тарелку. Желе призывно  и  восхитительно
задрожало. - У меня не было.
   - Солнышко мое, у тебя же повышенная кислотность, дай я тебя поцелую,
спаси тебя Господь, удачи тебе сегодня! -  Казимир  топтался  у  дверей,
малиновый пиджак все не уходил, оценивающе оглядывая кухню.
   - Что это у тебя квартира такая маленькая, а кухня - нора...  Позвони
мне вечером, я как-то раньше не замечал.
   Ева с сожалением поднялась и пошла к телефону в прихожей.  Она  долго
рылась в сумочке, потом нашла  цветной  тисненый  квадратик  с  золотыми
буквами "Стас Покрышкин", набрала номер. На том  конце  долго  никто  не
подходил, Ева лениво разглядывала дружков малинового пиджака,  доедающих
песочный  торт  за  круглым  столом  с  плюшевой  скатертью.   Ей   даже
показалось, что она задремала чуть-чуть. Если бы не  обжорство,  она  бы
уже положила трубку,  а  так  ей  просто  было  лень  двигаться,  и  она
дождалась.
   - Чего надо? - Голос был испуганный и тонкий.
   - Следователь Курганова вас беспокоит. Я по поводу несчастного случая
у вас в июне.
   Мальчики за столом как по команде оба подавились и  закашлялись.  Тут
же прибежал Казимир, принес водички.
   Она договорилась о встрече, пожелала всем приятного  аппетита.  День,
как и обещало вчера ночью ясное небо, был хорош. Спокойное солнце, яркие
краски листьев, тепло...
   Стас Покрышкин, утонченно худой и бледный, неопределенного  возраста,
с  лицом  тонкой  и  старательной  лепки,  которое   определяло   натуру
художественную, занимался этим утром тем, что мыл пол. Студия у Стаса  -
это огромная четырехкомнатная квартира,  у  которой  сломали  почти  все
перегородки, а пол выложили бледно-голубой плиткой.  Ослепительно  белые
стены терпели рядом с собой  только  сложные  конструкции  из  стекла  и
металла. Когда позвонил телефон, Стас завороженно рассматривал  ведро  с
тряпкой в розоватой жиже у своих ног, он  не  мог  сдвинуться  с  места,
настолько необычны и нереальны были и ведро, и тряпка, и он сам с босыми
ногами в ослепительно-фиолетовом кимоно на  голом  теле  рядом  с  этими
предметами, не говоря уже о том, что он в жизни не мыл  полов.  Стас  не
помнил никакой Евы Кургановой, поэтому сначала он  перечислял  в  трубку
предполагаемые имена нахалов, побеспокоивших его такой шуткой с утра,  а
потом просто положил трубку и задумчиво вернулся к ведру.
   Осталось отмыть несколько ступенек.  Стас  уже  ругал  себя,  что  не
сделал это вчера сразу после съемок, но он очень устал тогда,  а  сейчас
некоторые пятна засохли и не отмывались. Он, включил музыкальный  центр.
Грянул Бах. Стас сделал несколько па, скользя яркой  птицей  в  огромном
белом пространстве, потом вздохнул и взялся за тряпку.
   Почти посередине студии был сделан подиум, но вернее  сказать  -  это
была круглая арена, к которой вели ступеньки.  Пять  ступенек  по  всему
кругу. Сейчас на этой арене стояла огромная, почти квадратная кровать  с
белым шелковым бельем и красным атласным одеялом. В нескольких шагах  от
подиума, ближе к стене, стоял искусственный камин  с  вычурной  отделкой
под розовый камень и полукруглая  металлическая  решетка,  состоящая  из
острых пик. Пики переплетались волнистым стеблем с небольшими  тщательно
выполненными листочками и цветами, из стебля, чуть отогнутые наружу, шли
пики поменьше.
   Мебели в студии почти  не  было,  несколько  металлических  изогнутых
стульев у стеклянного низкого столика и  рядом  две  полки  -  металл  и
стекло, - почти прозрачные, на них несколько книг и  безделушки.  Только
одна из стен полыхала ярким пятном: огромный аквариум был вделан  внутрь
стены  и  ограничен  по  ее   поверхности   красивой   рамой.   Аквариум
подсвечивался, живая картина светилась необычайной колышущейся  зеленью,
в которой уныло и сонно всплывали и тонули совершенно белые лягушки.
   Из студии две полукруглые арки вели  в  кухню  и  небольшую  комнату,
превращенную в гардероб - вешалки на колесиках с театральными костюмами,
полки с обувью и шляпами. Сейчас гардероб был изрядно захламлен стойками
с мощными лампами и видеокамерой.
   Входную дверь тоже попытались  украсить,  но  ничего  не  получилось,
потому что она была массивной, металлической, с  несколькими  замками  и
большой задвижкой.
   В дверь настойчиво звонили.
   Стас с досадой вздохнул, бросил тряпку и подошел  к  двери.  Задержав
дыхание, посмотрел в глазок.
   На лестничной площадке стояла обалденная женщина. Она  почувствовала,
что ее разглядывают, подмигнула и сделала губами поцелуйчик в воздухе.
   Стас открыл. Ева ошарашенно разглядывала большое пространство.
   - Проходи и раздевайся... Что за идиотская прическа, тебе  вообще  бы
пошло налысо... Хотя, посмотри парик в  гардеробе.  -  Стас  вернулся  к
ведру, вздохнул, двумя пальцами закинул тряпку в ведро  и  отнес  его  в
гардероб.
   - Меня зовут... - начала было Ева, но Стас ее оборвал:
   - Совершенно никого не интересует, как тебя зовут.  Ты  сама  ко  мне
пришла или я тебя где-нибудь нашел?
   - Э-э-э.., как сказать..
   - Презентация  этого  придурка  в  Доме  литераторов...  Нет?  Раньше
снималась? Нет... Раздевайся, мордашка у тебя  ничего  и  ноги  сильные,
дальше посмотрим... Кофе или чай?
   - Нет, спасибо, не хочу. - Ева сняла пиджак.
   - Я не употребляю спиртное, - сказал Стас раздраженно, стоя в  дверях
кухни.
   - Ну и?.. - Ева не поняла.
   - Ну, чай или кофе, наконец!
   - А, тогда все равно, только мне придется сблевать после этого.  Есть
предел наполняемости желудка,  понимаешь.  Кстати,  где  у  тебя  блюют,
покажи заранее.
   Стас Покрышкин выключил  в  кухне  чайник,  постоял,  тупо  глядя  на
изящные темно-синие чашки с золотом по ободку,  и  почувствовал,  что  у
него заныло под ложечкой.
   Он осторожно выглянул из кухни. Ева  разглядывала  аквариум.  Она  уж
было решила, что лягушки дохлые, но тут  одна  из  них  дернула  задними
лапами, медленно и сильно, и стала всплывать вверх.
   - Почему ты не раздеваешься?
   - Я переела, понимаешь. Кстати, ты тоже  будешь  раздеваться?  -  Она
теперь смотрела на голые ноги Стаса из-под кимоно.
   - Ты кто, как тебя зовут?
   - Так ведь никого не  интересует,  как  меня  зовут.  Давай  хотя  бы
выясним, как зовут тебя. Ты - Стас?
   - Да, я Стас. Разве ты пришла не на пробу?
   - А что я должна пробовать?
   Стас тоскливо вспоминал, где у  него  пистолет.  Пистолет  лежал  под
подушкой на огромной кровати, которая стояла на подиуме, к которому вели
пять ступенек.
   - Послушай, я снимаю интересные фильмы про красивых  девушек  и  злых
вампиров... Ко мне должны были сегодня прийти  на  пробу...  Для  фильма
"Страсть вампира". Я подумал, что это ты... Правда, рановато.
   - Ты снимаешь порнофильмы, крутую эротику с элементами насилия.
   - Кто это сказал? - Стас вспотел.
   - Так написано в протоколе.
   - В ка.., ком таком протоколе.
   - В милицейском...  Ты,  конечно,  можешь  со  мной  и  с  протоколом
поспорить, что является крутой эротикой, а  что  нет,  но  я  пришла  по
другому поводу. Я тебе звонила.
   - Господи, как ты  меня  перепугала!  -  закричал  обрадованно  Стас,
облегченно вздохнул и ушел наливать себе кофе. - Ну конечно,  ты  Ева..,
как там.., не помню, я думал, что это шутка, у меня оператор, мой  друг,
он иногда странно шутит, но специалист золотой!
   Стас поставил на  стеклянный  столик  поднос  с  одной  чашкой  кофе,
маленьким серебряным молочником и высоким стаканом с соком.
   - Однажды он позвонил, сказал, что для меня есть обалденная натура  и
что нужно за ней немедленно приехать в морг, смешно, да?
   Стас с наслаждением нюхал кофе в чашке,  отставив  ухоженный  длинный
мизинец. Ева смотрела на пятна, которые он так и не домыл.
   - Что это?
   - А, ерунда, кровь. Вчера снимал, устал,  как  собака,  девочка  тоже
притомилась, потом она.., не для вашего пр