адостно  сказал  он,  оглядывая  стоящих.  -  Какой-то  там   психолог,
понимаете? Да вы вставайте, что ж вы на полу.
   - Меня ноги не держат.
   -  Пятьдесят  листов  с  выпуклыми  картинками,  в  каждой   картинке
впечатана таблетка. Итого - приблизительно тысяч на триста американских.
- Козлов подбежал радостный, подмигнул Еве.
   Далила смотрела непонимающе.
   - У меня его смотрели на таможне и в Турции, и здесь.
   - Снимаю шляпу перед тем, кто это туда вмазал. Почти сто таблеток  на
лист и качество отличное. Отрываешь картинку с зайчиком или  белочкой  и
продаешь уже, так сказать, в упаковочке. Разрешите вам помочь? -  Козлов
протянул руку Далиле, предлагая встать. - Что, вообще не  имели  понятия
или вас предупредили?
   - Нет. - Она покачала головой. - Он на меня еще это ожерелье нацепил,
с ним морока страшная, я не знала, что оно такое дорогое! Он на него все
бумаги привез, я еще удивилась, столько бумаг... Он сказал, чтобы я этот
журнал обязательно  сохранила,  написал  на  последней  странице  что-то
по-латыни на память...
   - Ожерелье, понятно... Какой наркотик провезли, знаете?
   - Н-е-ет. - Далила все трясла и трясла головой.
   - Вам нельзя домой, мы вас будем вести некоторое время.
   - Ку-куда вести? - Далила беспомощно оглянулась на Еву.
   - Ну, вести - наблюдать, а кстати, почему вы  поехали  в  управление,
если ничего не знали?
   - Я ехала за ней! Я с самого аэропорта ехала за Евой, я подумала, что
это она! А она висит в коридоре в рамке! Мне нужно где-нибудь помыться и
поспать, а то сейчас  начнется  истерика,  я  чувствую!  Проводите  меня
куда-нибудь, где есть ванная и постель.
   - Какие идеи? - поинтересовался Козлов, оглядывая собравшихся.
   - У меня есть идея. Но я никому не скажу, - честно сообщила Ева.
   - Какие могут быть  идеи,  если  мы  не  знаем,  кто  должен  забрать
наркотики? - логично удивился опер Козлова.
   -  Охрана,  -  загибал  пальцы  Козлов,  -  место   отсидки,   время,
наблюдатели.
   - Ничего не надо. - Ева с силой дернула на себя Далилу, поднимая ее с
пола. - Охраной буду я, место отсидки у  меня  на  примете  есть,  когда
высплюсь  и  отдохну,  позвоню,  пришлешь  охрану.  Сейчас   мы   поедем
повидаться с ребенком Далилы, потом в похоронную  контору,  а  потом  на
отдых.
   - Боюсь, что все не так просто. - Гнатюк вздохнул тяжело.  -  У  вас,
Ева Николаевна,
   Нет документов и оружия, а у вашего начальства нет рапорта, и что  вы
тут решаете, никого не интересует. Вы можете сегодня отдохнуть, а завтра
к восьми тридцати должны быть  с  докладом  у  начальника  регионального
управления по организованной преступности. Вас тоже приглашаю  вместе  с
вашим курьером. - Он повернулся к Козлову и  кивнул  на  Далилу,  Далила
обреченно стала сползать на пол. - Когда  оформите  протоколом  изъятие.
Кстати, ваш паспорт, Ева  Николаевна,  у  меня,  я  его  изъял  в  вашей
квартире вместе с тремя тысячами долларов, рассыпанных на  кухне,  после
того как вы были насильно увезены, то есть похищены. Если вы согласитесь
на  дактилоскопию,  то   через   час   вам   вернут   документы,   после
соответствующего протокола.
   -  Разрешите  спросить?  -  вытянулась  по  стойке  Ева.  -  Что  еще
интересного было обнаружено в моей квартире?
   - Так, пустяки. - Гнатюк смотрел  серьезно  в  лицо  с  плохо  смытой
косметикой. - Один очень нервный  молодой  человек  двадцати  пяти  лет,
сантехник по специальности, и у меня есть  сильное  подозрение,  что  он
присвоил ваше оружие. Так что на вас еще ТТ,  номер  можете  уточнить  в
канцелярии.

Часть вторая
ДЕНОМИНИРОВАННАЯ ЖЕНЩИНА ПРОТИВ ЗОЛОТОЙ ЖАБЫ, ИЛИ МОСКОВСКИЙ ГОРОДСКОЙ РОМАНС

   Далила уснула на заднем  сиденье  машины,  Ева  ехала  медленно.  Шел
мокрый снег. Застряв у  светофора,  Ева  потянулась  назад  и  выдернула
из-под головы Далилы ее рюкзак. Выпотрошила все, перебирая бумаги.
   В бюро ритуальных услуг она почувствовала, что заболевает.  С  трудом
ворочая языком, оформила доставку тела Казимира из аэропорта. Она забыла
число и день недели. Глядя на прилизанный пробор  молодого  человека  из
похоронного  бюро,  с  трудом  сдерживала  дрожь.  Молодой  человек  был
достаточно грустен и учтив, он все тщательно  записывал  на  бумажку,  а
когда протянул Еве счет, она не поняла чисел.
   - Что это? - спросила, сглатывая и обхватив  рукой  резко  заболевшее
горло.
   - Вы сами просили гроб из хорошего дерева,  -  тихо  и  проникновенно
говорил ей грустный клерк. - Это все - у, е., то есть условные  единицы.
Опять же погодные условия, если вы найдете место  на  кладбище,  а  если
кремирование - это дешевле.
   - А, ну да... - Ева встала и выпотрошила все из мужской ручной сумки,
ее дал поносить
   Козлов взамен двух огромных баулов, набитых турецким тряпьем.
   Пересчитав все свои у, е., она извинилась, вышла на улицу и  обшарила
еще раз карманы и рюкзак Далилы. Далила проснулась, схватив ее за руку.
   - Мне нужна целая куча у, е., - сказала Ева,  напрягая  вдруг  севший
голос. - Я не знала, что это столько стоит!
   - Что "это"? - Далила спросонья не понимала, где она.
   - Зарыть в могилу. Давай все, что у тебя есть, и побыстрей,  у  меня,
по-моему, температура.
   - Я пойду с тобой. - Далила вздохнула и потянулась. - Сколько надо?
   - Я боюсь говорить, но если бы исполнительный Гнатюк не забрал у меня
доллары из кухни, нам бы вполне хватило. Тем более что это  были  деньги
Казимира.
   В конторе Ева сразу села, предметы теряли свои очертания, поэтому она
сначала ощупала высокий стул.
   - Оставь обязательно на хорошую бутылку! - зашипела  она  и  схватила
Далилу за руку, когда та отсчитывала деньги.
   Далила забрала одну бумажку обратно и расписалась не меньше семи раз.
   Таким образом они оплатили пятьдесят процентов заказа.
   - Позвольте вам предложить, - клерк осмелился совсем чуть-чуть, почти
незаметно улыбнуться, - немного коньяку, у нас есть на такой случай.
   Он достал початую бутылку и налил две красивые стопочки.
   - А аспирина у вас нет? - спросила Ева.
   - Нет, только валерьянка, - загрустил похоронный мальчик.
   Ева посмотрела на Далилу.
   - Ты пей, - сказала Далила, - я поведу машину.
   И Ева выпила половину того, что было в бутылке, из горлышка.
   Она вполне сносно дошла до дверцы машины, но не смогла открыть ее.
   - Алкоголичка!  -  Далила  втолкнула  ее  на  заднее  сиденье,  потом
затолкала ноги. - Не вздумай отключиться, скажи, куда ехать?
   - К Казимиру, - сказала Ева, -  блинчики  с  маринованными  улитками,
чернослив, начиненный свининой, в сахарной пудре...
   - Я плохо помню, где это, я там была только раз, не засыпай!
   - Я очень давно не ела. Я помню у адвоката салат из чего-то морского,
но с ним мне не повезло, я его сблевала на китайца в  ванной.  Езжай  по
кольцу, потом у "Ударника" под мостом.
   - Не молчи, - Далила обеспокоенно обернулась, - говори, говори!
   - Этому китайцу, - послушно забормотала Ева, - ему вообще со мной  не
повезло. Он не  верил,  что  я  попаду  в  муху,  он  ее  нарисовал.  Ты
представляешь! До чего дожили в Турции - ни одной мухи!  Я  попала,  ему
пришлось делать мне клизму.
   - Зачем? - Далила еще раз оглянулась.
   Ева лежала на спине, согнув ноги и выставив  перед  собой  руки.  Она
делала руками такие движения,  как  будто  ловила  залетавшие  в  машину
отблески вечерних фонарей.
   - Ну, мне Козлов рассказывал, как досматривают  наркокурьеров.  Самое
обидное знаешь что?
   - Что это был крахмал, - убежденно сказала Далила.
   - Нет. Я этого Грустного Оленя так здорово  уложила!  Одним  приемом!
Стала гордая-гордая, думала, что я уже воин. Волкова вспомнила, учителя.
А китаец совсем не умел драться, представляешь, ну совсем!  Разве  такое
может быть? Японец - и не дерется! У этого  адвоката  прихожая  как  раз
восемь метров от стены до стены. Он не верил,  что  я  попаду  с  такого
расстояния в муху.
   Далила быстро вышла из машины на  светофоре  и  сгребла  налипший  на
ветровое стекло снег.
   - У тебя белая горячка, - сообщила она, садясь, запыхавшись, за руль.
   - Почему? - Теперь Ева мотала  быстро-быстро  головой  из  стороны  в
сторону, прищурив глаза. Слепившие ее  фонари  тогда  сливались  в  один
дрожащий   поток   золота,   раскручиваясь   на   поворотах   картинками
калейдоскопа.
   - Ты что-то бормочешь про козлов.
   - Козлов - классный мужик, - кивнула Ева.
   - Или про оленей.
   - Это имя такое - Грустный Олень! Я и выпила всего ничего,  просто  у
меня температура. Мы едем в квартиру Казимира.
   - Я поняла, - кивнула Далила, - неплохая мысль, если у него никто  не
живет.
   Она въехала в заснеженный маленький двор. Подъезд Далила помнила. Ева
прошла несколько шагов и повисла на ней.
   - Какой этаж? - Далила чувствовала, что Ева с каждым шагом тяжелеет.
   - Третий.
   Перед дверью, обитой красным  дерматином,  Далила  прислонила  Еву  к
стене и стала копаться в рюкзаке.
   - Какой кошмар! - обреченно просипела Ева. - У меня нет отмычки!  Что
же мы будем делать? Я плохо соображаю. Найди шпильку!
   - Может, тебя устроят ключи? -  Далила  зазвенела  тремя  ключами  на
большом кольце.
   - Нет,  ключами  нельзя,  можно  повредить  замок,  не  делай  этого,
слышишь?!
   - Но это ключи Казимира. - И Далила широко распахнула дверь.
   Ева побрела по квартире, держась за стены.
   - Одна кровать, - сообщила она через  пять  минут,  -  куча  денег  в
секретере стола и письмо для меня. - Она обмахивалась конвертом.  -  Еда
есть?
   Далила покачала головой и вздохнула.
   - А спиртное?
   - Этого - навалом. Целый бар. Такое впечатление, что он не  собирался
возвращаться. Одни концентраты и приправы.
   Ева стала раздеваться, разбрасывая одежду по пути  в  ванную.  Далила
шла за ней, подбирая.
   - Не надо тебе в ванную. - Далила бросила охапку  одежды  в  угол  на
полу и стала раздеваться сама, потрогав по ходу лоб  у  Евы.  -  У  тебя
температура, ты еще и выпила, давай лучше чаю, а, и в постель.
   - У Казимира есть место  на  Котляковском  кладбище,  он  написал,  -
сообщила Ева шепотом и открыла краны.
   Далила принесла ей, утонувшей в  пене,  маленький  поднос  с  чаем  и
открытой банкой черной икры. Из икры торчала крошечная ложечка.
   - А говорила - есть нечего! - Ева протянула из  пены  руки  с  яркими
красными ногтями.
   - Консервы, - вздохнула Далила. - Знаешь, мне тоже нехорошо, я к сыну
хочу.
   - Классный мальчик, - согласилась Ева. - И главное, маму помнит!
   - Не дерзи. - Далила зачерпнула пены и подула на нее. - Я  еще  помню
твое лечение холодной водой. У тебя  не  меньше  сорока,  вот  потеряешь
сознание, что тогда будешь делать? Кто с тобой будет возиться?
   Через  полчаса  Ева  лежала  на  кровати  окуклившейся  гусеницей   -
замотанная в белую простыню. По лицу сбегали струйки  пота,  сухие  губы
потрескались. Далила лежала рядом, прислушиваясь к ее дыханию.
   - Куда он дел мой пистолет? - вдруг спросила Ева.
   - Пистолет? - шепотом удивилась Далила.
   - Да. Твой брат. Он забросил мой пистолет тогда в комнате.  Когда  за
мной пришли люди Феди. Куда он его дел?
   - Мы не виделись с того дня.
   - Детям нельзя оружие. - Ева  повернула  лицо  к  ней  и  смотрела  в
темноте блестящими глазами. - Мне надо к врачу.  Меня  изнасиловал  Федя
Самосвал. Я  больше  не  смогу  с  твоим  братом,  понимаешь?  Мне  надо
убедиться, что я здорова, и вообще...
   - Он - тебя?.. И ты его зарезала ножом?
   - Меткий бросок, - кивнула Ева, - сама  не  ожидала.  А  ты  что  так
заинтересовалась, неужели профессионально?
   - Нет, не профессионально, я просто думаю, насколько тебе проще жить.
Хочешь с мужиком поиграться - играешься, хочешь серьезно - сразу любовь,
изнасилуют - тоже нет проблем, перерезаешь горло!
   - Ты все-таки пытаешься поставить диагноз!
   - Не кричи, тебе вредно!
   - Я не кричу, я шиплю, ты что, не слышишь?!
   Они затихли, Ева вслушивалась в гулкие удары сердца, слизывая соленые
капли пота с губ.
   - Ева, - спросила вдруг Далила сонным голосом, -  а  как  это,  когда
тебе совершенно незнакомый китаец делает клизму?
   Ева задумалась. Она хотела вспомнить смущенного Грустного  Оленя,  но
перед глазами плыло его удивленное лицо с  приоткрытым  ртом,  когда  он
недоверчиво ощупывал аккуратную дырочку  в  дубовой  панели  у  лестницы
адвоката. Она улыбнулась и сказала шепотом:
   - Это очень сексуально.

***

   Отстрельщика допрашивал исполнительный до маниакальности следователь,
приблизительно одного с ним возраста. Следователь так тщательно заполнял
протокол, что отстрельщик впал в тягучее состояние тоски.
   - Почему бы вам, - предложил следователь, медленно  надевая  колпачок
на чернильную ручку, - не сказать мне правду, а?
   На отстрельщика посмотрели утомленные глаза под тяжелыми веками.
   - Правду? - задумался отстрельщик.
   - Ну да. Начните с вашей отставки, вы же были офицер с заслугами.
   - Ну, отставка. По болезни комиссовали. Заслуги тоже  так  себе,  чин
заработал - это да. - Отстрельщик расслабился на стуле и замолчал.
   - А как  к  наркотикам  пришли?  -  спросил  после  долгого  молчания
следователь, поняв, что по поводу отставки подследственный сказал все  и
жаловаться или негодовать на судьбу не будет.
   - Правду? - спросил еще раз отстрельщик.
   Следователь медленно кивнул.
   - Ну, это ведь как бывает? Куда идет наш брат  отставной?  В  охрану.
Мне поначалу тоже предложили свои же  из  конторы  место  тепленькое.  А
когда я не дал этому тепленькому месту ограбиться, наказали. Материально
и физически.
   - Разве вас наняли не охранять?
   - Очень хитро все. Охраняешь, охраняешь, а когда надо  -  устраиваешь
небольшое, но убедительное ограбление.
   - Так, значит, вы помешали ограблению и  обиделись  за  наказание?  -
быстро строчил следователь.
   - Обиделся. А тут один друг старый попался. Он тоже в больницу попал.
Но его увечья хорошо и регулярно оплачивались. Он и рассказал, как можно
заработать, применив раз-два в год свои способности и хорошую реакцию.
   - Продолжайте, что же  вы?  -  Следователь  смотрел  на  замолчавшего
отстрельщика, отстрельщик, играя желваками, смотрел в зарешеченное окно.
   -  Короче,  стал  я  получать  заказы.  Сначала  ерундовые,  так,  на
мелочишку, приодеться,  то-се.  Потом  посерьезней.  А  чтобы  выполнять
заказы  посерьезней,  надо  было  информацию  в  моей   бывшей   конторе
оплачивать. Наладил связи.
   - Какого рода заказы?
   - В основном на перехват. Это значит, пугается, к примеру, коммерсант
или политик, что его грохнут на днях, заказывает  меня,  я  его  пасу  и
охраняю, а перед этим прогоняю  по  каналам  информации,  насколько  это
реально, и стараюсь уладить все мирно. Если удается.
   - Ну и?.. - опять не выдержал молчания следователь.
   - Ну и нанял меня недели две назад секретарь одного авторитета.  Тому
приспичило в Турцию слетать за  женщиной.  Нет,  -  отстрельщик  покачал
головой, заметив взлетевшие брови следователя, -  не  за  турчанкой.  Он
тут, в Москве, одну бабу потерял, а ее увезли в Турцию в публичный  дом,
он и поехал за ней. А что? Нашел! Видел я ее, ничего себе так, но  очень
вредная. Чуть что - стреляет. А этого вообще - ножом.
   - Минуточку, - следователь перестал писать, - я потерял нить событий.
   - Нить тут такая. Эту женщину  мой  охраняемый  как-то  так  неудачно
поимел, что она обиделась.  Вроде  как  изнасиловал.  Она  расстроилась,
значит, стала танцевать и зарезала его  ножом.  Метнула,  -  отстрельщик
вдруг резко махнул рукой, следователь дернулся, - и  прямиком  в  сонную
артерию! Тогда хозяин публичного дома эту нарушительницу решил  наказать
и утопить  в  сундуке  в  море.  А  меня,  понятное  дело,  должны  были
зацементировать  в  бочке  и  тоже  туда  же.  Не  уберег   потому   что
охраняемого. Но у меня это первый случай. Из пяти, -  уточнил,  подумав,
отстрельщик.  -  Чтобы  она  прилично  выглядела,  если   ее   обнаружат
впоследствии, хозяин заказал золотую кольчугу  с  бриллиантами,  корону,
тоже из золота, наручники и браслеты на ноги. Да вы пишите, что же вы?
   Следователь действительно перестал писать и сложил руки перед собой.
   - Я слушаю, - сказал он.
   - Ну вот, так оно и было. Уложили ее в сундук, отвезли  на  катере  в
море и бросили. Только я решил подстраховаться, ну, на  случай  -  вдруг
друзья появятся и помогут или не судьба ей  быть  утопленной,  проследил
немного. И точно! Выплыла! В этом золоте, в короне, значит, валяется  на
берегу. Подобрал ее  адвокатишко  местный,  еврей,  из  русских.  А  мне
секретарь-наниматель сообщает: два месяца на то, чтобы я ее нашел. То ли
они еще раз захотели ее утопить, то ли не верили мне, что  она  жива,  и
хотели убедиться, но факт. Два месяца. И только я расслабился!..
   - Хотите чаю, Виктор Степанович? - спросил следователь.
   - Можно, - согласился отстрельщик, - только я перекрестился, что меня
сразу топить  не  будут,  -  бац!  Ночью  вызывают.  Что-то  у  них  там
случилось, уж не знаю что, только дают мне на все  про  все  два  дня  и
приказывают не просто эту метательницу ножа убить,  а  и  расчленить  на
шесть частей.
   - Вам сколько сахара? - Следователь раздирал бумажную упаковку.
   - Спасибо, без сахара.
   - На шесть, значит,  частей  ее  надо  было  расчленить,  -  напомнил
следователь, заметив растерянность на лице подследственного.
   - Ну да. На шесть. Я ее отследил. Ночь. Дождь. Она встретила знакомую
в морге, разговаривают. У меня прослушка, понятное дело, я  за  ними  по
Стамбулу мотаюсь - машину напрокат взял. Едем мы, значит, за  город,  на
холмы, на виллу одного русского, но  там  никого,  кроме  полиции,  нет,
потому что этого русского как раз моя танцорка и  ее  знакомая  в  морге
осматривали. Пошла она в дом, полицейских вырубила и оттащила в кусты, я
за ней. Вроде все предусмотрел,  а  вот  фонарь  не  взял.  Это  меня  и
погубило.
   -  А  что  у  нас  с  наркотиками,  Виктор  Степанович?   -   спросил
следователь.
   - А я все по порядку. Все - сущая правда. Фонаря не было,  женщину  я
нащупал в потемках, рот  ей  рукой  закрыл  и  горло  перерезал.  Тут  -
полиция. Голову я отрезал, а ноги и руки  отсоединять  было  некогда,  я
просто вытащил ее на улицу и оставил, как мне  и  приказали,  на  видном
месте. В аэропорту ко  мне  подсела,  вроде  как  для  балды,  хохлушка.
Оперлась на сумку. Я уже думал: секунд пять,  ну  десять  от  силы!  Она
спросила что-то, я встал и ушел. Все.
   - Не понял. - Следователь прихлебывал чай шумно, с удовольствием.
   - Ну что тут непонятно, это же она была! А голову я по ошибке отрезал
совсем другой бабе, но она тоже, скажу я  вам!..  Хохлушка  -  это  она,
которую топили, которая зарезала в публичном доме...
   - Минуточку.  Вам  подбросила  наркотик  в  сумку  некая  хохлушка  в
аэропорту Стамбула. И зачем, интересно, она это сделала?
   - Ну, блин, я же только  что  все  рассказал!  Меня  нанял  секретарь
одного авторитета, чтобы я его охранял, пока он  оттянется  в  публичном
доме в Стамбуле. А он...
   - Да это я понял, он ее изнасиловал, она его зарезала, ее в сундук  -
и в море, она выплыла и подсунула вам наркотик в сумку. Так и записать?
   - Ну, вы же просили правду, - неопределенно пробормотал отстрельщик.
   - Ну, Виктор Степанович, я не знаю, зачем вам это надо,  но  если  вы
настаиваете... Значит, начнем с того, что вы сознаетесь в убийстве некой
женщины в Стамбуле.
   - Непредумышленном! -  Отстрельщик  показал  пальцем,  что  это  надо
записать.
   - Как так? Вы же шли именно убить и расчленить!
   - Да, но не эту!
   - Виктор Степанович, я, конечно, обязан все это записать, хоть это  и
бред собачий. Правда, с публичным домом, танцем  и  сундуком  -  это  вы
здорово! Вот я и спрашиваю вас, вы за что хотите сидеть? За  хранение  и
перевозку наркотика или за убийство с надругательством над трупом?
   - Ну вы даете, - восхити