ому плану, погрузиться на подлодку и следовать в рейх. Насчет того,
что нашелся бы такой партайгеноссе, который исключительно из  патриотических
побуждений, а не в порядке партийной дисциплины поперся бы из  мирной  Южной
Америки в уже полуразрушенный Берлин - я не очень прикидывал,  но  допускал,
что, конечно, мог и найтись.  Кто?  Супершпион-резидент?  Ежели  он  не  был
раскрыт, то его не в рейх надо тащить, а оставить на месте до лучших времен.
А ежели раскрыт, то его надо не в разбитый  рейх  волочь,  а  куда-нибудь  к
нейтралам. Какой-нибудь  научный  гений,  обещавший  фюреру  за  две  недели
склепать атомную бомбу? Тоже нет. Гении (если  они  настоящие  гении,  а  не
просто психи), как правило, предлагают свои  услуги  странам  со  стабильным
уровнем  жизни  и  устойчивой  валютой,  ну  и   уж,   конечно,   стабильным
политически. Псих, конечно, вполне мог возмечтать о спасении Германии, и ему
от отчаяния даже мог поверить фюрер,  так  как  он  иной  раз  верил  всяким
астрологам,  магам,  колдунам  и  иным  экстрасенсам-шарлатанам.  Но   тогда
англичане его не стали бы перехватывать. Лишний  псих  в  рейхе  им  был  бы
выгоден.
   Так что, пожалуй, "кто-то", если он не вез с собой  "что-то",  причем  не
какой-либо прожект на бумаге, а готовую "вещь",  для  англичан  ценности  не
представлял. Может,  нацики  действительно  сляпали  где-нибудь  в  джунглях
Амазонки атомную бомбу? Но поверить  в  это  мог,  как  говорилось  в  одном
советском фильме, "только самый глупый дурак". Я-то, несмотря на все  изъяны
интеллекта, к таковым еще не относился. Ни в джунглях Амазонки, ни в  Андах,
ни в пампасах не укрыть ни Лос-Аламос, ни Харуэлл, ни  Арзамас-16.  Ежели  б
фрицы чего-нибудь такое  замастырили,  то  хотя  бы  обломки  ихней  ядерной
индустрии обнаружили бы уже в 60-е годы, едва появились спутники-шпионы.
   Химическое оружие? На хрен оно немцам? Они и без того  его  напроизводили
сверх головы, но пустить в дело не решились. Потому что тогда бы их  взялись
поливать в три  струи,  и  проблема  выживания  германской  нации  стала  бы
неразрешимой.
   Бактериологическое?  Это  оружие  хорошо  применять  по  глубоким   тылам
противника, а не против тех, кто  Берлин  штурмует.  Сам  от  своей  чумы  и
сдохнешь.
   Получалось, что все самые мощные хлопушки,  придуманные  человеком  в  XX
столетии, как-то не укладывались в этот случай. Но все же, если по  большому
счету, в рейх, стиснутый союзниками, могли везти только  некое  супероружие.
Валюту, золотишко, драгоценности в те дни из Германии вывозили и  прятали  в
нейтральных банках. Технические идеи тоже скорее экспортировали.
   Нет,  немцам  нужно  было  что-то  такое,  чтобы,  как  говаривал  Адольф
Алоизович, "победить без пяти двенадцать". И ведь  надеялся  он  на  что-то,
упирался рогом. Шлепнулся только тогда, когда  по  рейхсканцелярии  почти  в
упор стреляли.
   Даже атомная бомба такого эффекта не дала бы. Если бы была  только  одна,
конечно. Нет, тут нужно было что-то другое... Такое, чтобы р-раз - и вдрызг!
   И тут  я  ни  с  того  ни  с  сего  вспомнил  про  черный  ящик,  который
присутствовал в моих дурацких снах, отражавших не то реальные события, не то
полубредовые фантазии Майка Атвуда. Вот такая  хреновина  могла  бы  Гитлеру
подсобить. Взялся за колечко, чик! -  и  нету  союзников,  еврейский  вопрос
окончательно решен, с цыганами все ясно,  на  земле  сплошной  "орднунг  унд
дисциплин13", зиг хайль!
   Да, конечно, от такой фигулины Адик не отказался бы. Но вот в чем вопрос.
Если бы кто-то имел подобную хреновину в личном пользовании, то на хрен  ему
отдавать ее Гитлеру? Такая вещь нужна самому, а не фюреру, который к тому же
наверняка ликвидирует услужливого гражданина.  В  конце  концов,  обладатель
черного ящика, имей он убеждения Адольфа Алоизовича, мог без  проблем  стать
фюрером, даже не сочинив "Майн кампф". Палец в кольцо - и массы у твоих ног.
Шагом марш! - хоть куда пойдут, что хошь соорудят или, наоборот, поломают.
   Поэтому, как мне показалось, товарищ, располагавший черным ящиком, скорее
всего ни шиша не знал о том, как его приводить в действие.
   Не знаю, куда бы я еще улетел, развивая свои фантазии и громоздя  домыслы
на домыслы, если бы Ленка не дернула меня за рукав и не сказала.
   - Ты что, спишь, что ли, Волчара? Вылазь, приехали...
   Катер подошел к пристани, и мисс Ловетт объявила, что сейчас мы сходим на
могилу Алексиса Аристидеса, где можно будет сфотографироваться, потом зайдем
в бар и магазин сувениров, а затем нас вернут на борт гидроплана.
   Могилка  бедного  матросика  оказалась  очень  симпатичной,  с  мраморным
крестом православного образца,  установленным  на  пирамидально  ступенчатом
основании и обнесенным загородкой из цепей и ядер. На  горизонтальной  плите
было написано. "Alexis Aristides.  1876-1898  AD.  USS  "Silverstown".  "AD"
означало "Anno Domini" - "Лето Господне", a "USS" - "United States Ship", т.
е. "Корабль Соединенных Штатов". На фоне этого памятника нас заснял  местный
фотограф и тут же выдал каждому по картинке.
   В баре нас угостили  местным  фирменным  коктейлем  "Аристидес",  который
обошелся в два доллара пятьдесят центов, а затем барменша,  перебежав  вдоль
стойки,  перескочила  в  сувенирный  магазин,  прилавок  которого   примыкал
перпендикулярно к стойке бара.
   Конечно, мне лично были не нужны ни гребень из морской черепахи,  лежбище
которых  нам  показывали  во  время  морской  прогулки,  ни   заспиртованная
жарарака, ни вставная челюсть акулы. Но, дабы не выделяться  из  публики,  я
приобрел Ленке гребешок, а себе  отдельно  взятый  акулий  зуб  на  плетеном
шнурке - на шее носить.
   Затем нас сопроводили в самолет, и  стюардесса  объявила,  что  следующая
посадка будет через час на островке Сан-Мигель, где нам будет  предоставлено
полтора часа на купание и загорание.
   После этого гидроплан поднял якорь, запустил моторы и, вырулив помаленьку
на удобную для разбега позицию, понесся в направлении песчаной косы.  Фр-рр!
Взлетели.
   Старички из Оклахомы
   Описав кружок над островом, чтобы  мы  могли  полюбоваться  им  с  высоты
птичьего полета, самолет забрался на пару тысяч метров и лег на  курс.  Судя
по всему, мы теперь летели почти строго на север.
   Поскольку на сей раз полет должен был продлиться Целый час, дед с  бабкой
решили с нами познакомиться.
   - Ну, как вам понравилось? - спросила старушка у Ленки.
   - Впечатляюще! - бодренько отозвалась Хрюшка. - Настоящий рай земной!
   - А вашему спутнику?
   - Безусловно! - кивнул я. - Особенно могила!
   - Ты прав, сынок! - вмешался дед. - Черт побери, интересно, сколько будет
стоить на этом острове участок для захоронения?  Представляешь,  Сибил,  как
здорово было бы лежать здесь? Я так завидую этому греку!
   - Господи,  Стиви,  какие  дурацкие  мысли  приходят  тебе  в  голову!  -
всплеснула руками бабушка Сибил. - Могила, захоронение...  У  тебя  давление
120 на 75, не у всех молодых такое бывает! И не порти настроение этим детям.
   - Простите, сэр, мы не представились, - сказала Ленка, - меня зовут Элен,
а это мой муж Дмитриос.
   Когда мы начинали свой суперкруиз в 1994  году,  то  сперва  прилетели  в
Лондон,  где  трудились  вместе  с   семейством   Стюартов,   выходцами   из
пролетарских слоев, но носившими "королевскую" фамилию и "королевские" имена
- Генри и Нэнси (Нэнси - уменьшительное от Анны, нечто вроде  нашей  Нюшки).
Так вот миссис Стюарт упорно именовала меня Дмитриосом, хотя Генри  довольно
четко говорил Dmitry. Ехидная Хрюшка подхватила почин Нэнси и допекала  меня
этим "Дмитриосом" до самого отлета на Хайди. Потом у нее  это  прошло  -  на
Хайди шутить оказалось некогда. А  теперь,  вишь  ты,  вспомнила.  Из  этого
получилось недопонимание.
   - Так вы - грек?! - тут же просекла фишку  бабка  Сибил.  -  Наверно,  вы
родственник покойного Аристидеса?
   - Нет, - ответил я, - я не родственник. Просто турист, как и вы.
   - Сибил, - рассмеялся дед Стив, - неужели родственник ограничился бы тем,
что постоял у могилы предка? И потом с чего ты взяла, что он грек?
   - Вот именно, - сказал я, - мы с женой - русские.
   - Русские? - И бабка, и дед удивились до обалдения. - Здесь?
   - Совершенно верно, - подтвердила Ленка. - Мы из России.
   - Первый раз вижу русских, - сказал дед Стив. - А мы с Сибил из Оклахомы.
Знаете, где это?
   Ленка стыдливо примолкла, а я как-то небрежно выдал:
   - По-моему, там, где всегда, между Техасом и Канзасом.
   - О'кей! Ты угадал, парень! - Развеселился дед. - А где ты  так  научился
говорить по-нашему? По-моему, ты все-таки шутишь.  Этот  кукурузный  говорок
мне слишком знаком. Слишком отдает Средним Западом. А у твоей жены  выговор,
как у луизианки. Может, ты скажешь хоть слово по-русски?
   - Во, блин, - произнесла Ленка на родном подмосковном,  -  что  значит  с
французами пообщаться! Луизианкой обозвали.
   - Это действительно русский язык? - спросила Сибил.  -  Может,  вы  опять
шутите?
   - Сразу видно, сэр, что во вторую мировую  вы  воевали  не  в  Европе,  -
заметил я. - Наверно, были бы на Эльбе, так  сразу  бы  поверили,  что  Элен
говорит по-русски.
   - Да, это точно, я морской летчик, мне нечего было  делать  на  Эльбе,  -
кивнул дед Стив, - я ведь воевал здесь, можно сказать, совсем рядом. И  даже
летал над этим островом. Кстати, это я  навел  англичан  на  ту  лодку,  про
которую рассказывала мисс Ловетт. Девчонка маленько приврала, дело  было  не
7-го, а 5-го марта...
   - А может, это вам  память  немного  изменяет?  -  спросил  я  как  можно
спокойнее,  хотя  дедовские  слова  подтверждали   то,   что   мне   удалось
предположить от скуки.
   - Мне-то? - Дед усмехнулся. - Конечно, я уже не первой свежести,  парень,
и мне восемьдесят три года от роду, но день, когда родился  во  второй  раз,
запомнить просто. Это было точно 5 марта, а не 7-го. Я взлетел с  Виргинских
островов на "эвенджере". Это такой  одномоторный  торпедоносец,  чтобы  тебе
было понятно. Мне приказали выйти в этот район, так как, по данным разведки,
милях в пяти южнее Аристидеса должна была  появиться  и  всплыть  нацистская
субмарина. А английские эсминцы - их было два - прятались севернее  острова.
Причем что  любопытно,  наши  точно  знали,  когда  эта  лодка  появится.  С
точностью до пяти минут. Я сделал только два круга и уже  на  третьем  круге
заметил лодку, идущую на перископной глубине. Если бы у меня была торпеда, я
бы сам с ней разделался. Но вместо торпеды мне навесили дополнительный бак с
горючим на случай,  если  придется  долго  барражировать.  Поэтому  я  тогда
ограничился только тем, что дал условный сигнал на эсминцы. Они выскочили на
лодку с двух сторон, причем как раз в тот момент,  когда  она  поднялась  на
поверхность. И двумя залпами ее накрыли. Там взорвался боезапас. Можете  мне
поверить - с нее никто не спасся.
   - А с вами-то что случилось, сэр? - спросил я. - Вас что, подбили?
   - Какое там! - проворчал  дед  Стив.  -  Весь  бой  продолжался  двадцать
секунд. Эти немцы даже рта раскрыть не успели, не  то  что  навести  орудия.
Эсминцы расстреляли лодку в упор двумя залпами с десяти кабельтовых. От  нее
только клочья полетели. А у меня просто был  лодырь-механик,  который  плохо
подготовил машину к  вылету.  Решил,  что  масла  достаточно,  не  проверил,
сколько его в картере. Масла не хватило, трущиеся части  разогрелись,  пошла
деформация, и мотор заглох.  Пришлось  прыгать  в  воду  с  двухсот  метров.
Парашют еле-еле успел раскрыться. К тому же ветром меня понесло прямо  туда,
где только что затонула лодка. Там после взрыва по воде  растеклось  горящее
топливо. И меня несло прямо на огонь! Если бы я не сбросил с  себя  надувную
лодку, то угодил бы в пламя. Это было очень страшно, малыш. Тогда  мне  было
примерно столько, сколько тебе, и я вовсе не собирался  здесь  помирать.  От
пламени я сумел отлететь, а вот с акулами чуть было не познакомился. Вот это
был страх!
   - О, Стиви,  -  запротестовала  Сибил,  -  не  продолжай,  у  меня  пульс
учащается!
   - Ерунда! - хмыкнул дед. - Вот тогда у меня пульс участился,  это  точно!
Представляешь, солярка чадит на воде, а дым загораживает меня  от  эсминцев.
Все эти королевские задницы целых полчаса не могли  меня  найти,  хотя  были
совсем рядом! А вот акулы нашли  почти  сразу,  потому  что  услышали  запах
немецкой дохлятины. На моих глазах две  твари  разодрали  какой-то  труп.  В
десяти ярдах от меня! Каждая зверюга была по  четыре  метра  в  длину.  Одна
цапнула мертвеца за ноги, другая - за голову.  Хлоп!  -  и  осталась  только
середина, надкусанная с двух сторон. Они уже были готовы повернуться ко мне.
Я молился и чертыхался, готов был дьяволу душу продать, и мне  не  стыдно  в
этом сознаться! Но тут мне подвернулся под руку какой-то буек или  канистра,
не помню точно, что именно... Черная  такая  штука,  я  даже  не  понял,  из
металла она или из пластмассы. Но плавала хорошо, довольно легкая  по  весу.
Помню только, что с одной стороны было какое-то кольцо, в которое можно было
продеть палец. И вот когда эти гадины уже нацелились на меня, я от  отчаяния
замахнулся на них этим буйком... или как его там. И заорал:  "Прочь!  Прочь!
Пошли прочь, твари!" И что ты думаешь?  Обе  людоедки  развернулись  на  сто
восемьдесят градусов и, как торпеды, понеслись от  меня  в  разные  стороны!
Хотя, если бы мне и удалось огреть их  этой  штукой,  то  они  бы  этого  не
заметили. Вот чудеса, верно?
   - Да, это точно чудо... -  У  меня  в  мозгу  пронеслась,  как  секундное
видение, картинка моей собственной встречи с акулами. Той  самой,  о  финале
которой  я  до  сих  пор  не  имел  представления.  Но  дольше  секунды   не
продержалась, ибо я отчетливо понял, что старик Стив держал в руках то,  что
Майк Атвуд называл Black Box, то есть черный ящик или черную коробку.
   - Сколько ни рассказывал эту историю, - заметил  дед  Стив,  -  никто  не
верит. Я и сам иногда не верю. Правда, тут  вот  что  могло  быть.  Когда  я
замахивался, то от страха зажмурился. Акулы ведь были рядом. И  через  веки,
помнится, мигнул яркий свет, вроде бы вспышка магния. Ты такой молодой,  что
наверняка не помнишь,  как  раньше  фотографы  пользовались  магнием  вместо
блицев.
   - Только слышал, - кивнул я.
   - А вот англичане, которые вытащили  меня  через  пять  минут,  тоже  эту
вспышку видели. И где-то рядом со  мной,  между  прочим.  По  этой  вспышке,
которую было видно даже сквозь дым, они меня и нашли. Морячки думали, что  я
дал сигнал каким-то световым патроном. А потом, когда  узнали  насчет  этого
буйка, то предполагали, будто в нем был какой-то  осветительный  заряд.  Вот
он-то и мог отпугнуть акул.
   - Интересно, - произнес я, - а что  ж,  они  не  могли  рассмотреть  этот
"буек" и разобраться, что к чему?
   - Да кому до него дело было! Я, едва увидел английскую шлюпку,  поплыл  к
ней изо всех сил. Конечно, бросил его. И само собой, не вспоминал о  нем  до
тех пор, пока не успокоился. У меня был сильный стресс, пока мне  не  выдали
стакан рома на эсминце. Я еле соображал и почти не мог  говорить.  Трясся  и
стучал зубами. Так что все улеглось  в  голове  только  после  того,  как  я
проспал часов пять. А к этому времени эсминцы уже добрались до Плимута...
   - Далековато, - удивился я и подумал,  что  все-таки  у  деда  с  памятью
неважно. Но Стив только усмехнулся:
   - Ты думал, что они меня в Англию увезли? Нет. Это не тот Плимут. Милях в
семидесяти от Гваделупы есть английский  остров  Монтсеррат,  так  там  свой
Плимут. Там меня посадили на "Каталину" и отвезли на базу. А что  сталось  с
той штуковиной, которая меня выручила, я не знаю. Англичане ее не  вытащили,
это точно. А я за это дело получил "Пурпурное сердце".
   - Ох, как ты любишь хвастаться, Стиви! - покачала головой Сибил.
   - Ну, если бы я был хвастуном, то рассказал эту историю не сейчас,  а  на
катере, когда эта девочка рассказывала  о  потоплении  лодки.  Для  нее  это
что-то совсем давнишнее, вроде войны за независимость или еще чего-нибудь из
истории времен Колумба. Она же про  это  прочитала  в  какой-нибудь  книжке,
которую, может быть, в свою очередь, писал парень, родившийся  через  десять
лет  после  войны.  Он  читал  документы,  сочинявшиеся  в  штабах,  мемуары
генералов и  адмиралов,  каждый  из  которых  старался  приписать  себе  все
заслуги. А тут у нас по сравнению с Северным морем или с Тихим океаном  была
не война, а курорт. Поэтому обсасывали каждый мелкий успех  вроде  утопления
этой подлодки. Нет, я-то не хвастаю, я рассказываю, как было.
   - Все равно, -  настырно  произнесла  бабка,  -  не  люблю  я,  когда  ты
вспоминаешь эту войну. Когда мне сообщили, что твой самолет не  вернулся,  я
была в шоке. И даже не поверила, когда оказалось, что ты даже не  ранен.  Во
время войны всегда легче веришь плохим вестям, чем хорошим.
   - Тогда я хотел застрелить того, кто поторопился отправить  извещение,  -
заметил старик. - Мне казалось, что из-за этого идиота произойдет что-нибудь
ужасное...
   - Вот и оставим эту тему. Тем более что куда интереснее просто поговорить
с людьми из другой страны. Мы ведь очень мало знаем, что такое Россия...
   - Мы уже два года, как оттуда уехали, - сообщила Ленка. - Сами ничего  не
знаем.
   - Два года? И вас не интересовало, что у вас творится дома?
   - Дима очень тяжело болел, - Хрюшка сделала скорбное личико. -  Он  много
месяцев провел в коме...
   - Боже мой! - ахнула старушка, и дед досадливо поморщился.
   Мне стало  ясно,  что  бабушка  Сибил  страсть  как  любит  поговорить  о
болезнях, врачах, лекарствах и нетрадиционных  методах  лечения.  А  дед,  в
отличие от нее, по-моему, предпочитал побыстрее помереть, лишь бы не попасть
в лапы эскулапов. Мне, которому удалось из этих лап вырваться - да  и  то  с
помощью ребят Доминго Косого, вспоминать о медицине было тошно.
   Поэтому мы поступили проще.  Ленка  пересела  к  бабке  и  начала  с  ней
беседовать на свою любимую тему.  А  словоохотливый  дед,  которому,  должно
быть, давно хотелось поговорить с умным человеком,  начал  мне  рассказывать
свою биографию, начиная с рождения, историю своего знакомства с бабкой - они
шестьдесят один год жили вместе, обалдеть! -  а  также  о  том,  чем  сейчас
занимаются их дети, внуки и правнуки. Попутно дед рассказал и о  трех  своих
братьях, двух сестрах, десяти или  пятнадцати  племянниках  и  еще  какой-то
родне, которая, я уж не помню, кем ему доводилась.
   Звали его, если полностью, Стивен Джефферсон Смит. Всю  его  биографию  и
сведения о родственниках я бы ни за какие коврижки не запомнил. У меня башка
и так трещала от всяких нужных и ненужных сведений.  Утряслось  только,  что
мистер Смит был коренной оклахомец, папаша его фермерствовал,  а  сыновья  и
дочки с малых лет вкалывали. В годы "Великой депрессии" все накрылось медным
тазом,  семейство  разъехалось  кто  куда.  Смит  перекантовался  по  разным
временным  работам  почти  до  самой  войны,  повкалывал  и  строителем,   и
грузчиком,  и  мусорщиком,  и  шофером,  а  потом  пристроился  механиком  к
какому-то пилоту, который опрыскивал фермерские поля ядохимикатами.  В  1935
году женился на Сибил, которая с тех пор держалась за ним  как  пришитая.  С
Божьей и хозяйской помощью  Смит  научился  летать,  задним  числом  получил
диплом и даже хотел купить самолет, чтобы начать собственное  дело,  но  тут
его призвали во флот, отправили в авиашколу и за несколько  месяцев  сделали
из него второго лейтенанта авиации ВМС. Всю войну он  гонялся  за  немецкими
лодками в Карибском море,  налетал  нужное  число  вылетов  на  "Авиационную
медаль", а за разыскание  подлодки  "U-314",  как  уже  говорилось,  получил
"Пурпурное сердце". В 1946 году его уволили за ненадобностью, и он  вернулся
в сельхозавиапию. Так и пылил себе аж до  65  лет.  За  это  время  выстроил
д