ое творится, не поверишь...
     Он замолчал на полуслове, разглядев наконец, что хозяин не один.
     - Ого, - сказал работяга, - да у вас тут, оказывается, весело. И ребята знакомые...
     Кеша, стоявший ближе к калитке, выбросил вперед руку с самопалом. Раздался трескучий звук. Прыщ застонал с досады, уверенный, что дурак Кеша с перепугу застрелил работягу из своего дурацкого самопала, но работяга, как ни странно, даже не покачнулся, зато Кеша, широко раскинув руки, вдруг оторвался от пола, пролетел несколько метров по воздуху, с глухим грохотом врезался спиной в дверь нужника и скрылся за ней. Дверь захлопнулась, в нужнике раздался гнилой треск, придушенный вопль, и Прыщ понял, что остался с каменным работягой один на один.
     Дружелюбно улыбаясь, работяга сделал шаг вперед.
     - Дай ему, Фома! - крикнул хозяин примерно таким же тоном, каким подают команду собаке.
     Фома снова шагнул вперед. В его левой руке по-прежнему был пакет с продуктами, а в правой вместо бутылки Прыщ разглядел только зазубренное горлышко - все остальное, очевидно, разбилось вдребезги о голову Кеши. Манохин понял, что через секунду это зазубренное, острое как бритва стекло может вонзиться ему в кишки, а может быть, и в лицо - это уж как пожелает плечистый Фома.
     "Вот так рэкет", - подумал Прыщ и, не отдавая себе отчета, вскинул револьвер. Он успел трижды нажать на курок, прежде чем сообразил, что занимается ерундой. Безобидная железка, взятая только для того, чтобы обмануть хозяина, обманула его самого - уж слишком она была похожа на настоящее оружие. Фома небрежно отбросил в сторону бутылочное горлышко, взял Прыща за поднятый воротник мокрой "варенки", развернулся всем корпусом и, крякнув, метнул его в стену, как ядро. Прыщ успел прикрыть голову скрещенными локтями за мгновение до того, как она должна была врезаться в бревна. Локти пронзила острая боль, револьвер выскочил из руки, как живой, брякнулся на пол и, вертясь волчком, отлетел под лавку, на которой сидел хозяин.
     - Ох, сука, - простонал Прыщ, переворачиваясь на спину и делая попытку сесть. Он заметил в метре от себя невинно поблескивающее горлышко разбитой бутылки и потянулся к нему рукой. Фома быстро шагнул вперед и ударил его сапогом в промежность. Оказалось, что Фома обут в тяжеленные яловые сапожища, и удар получился таким, что Прыщ испугался за свое зрение: на мгновение ему показалось, что глаза выскочили из орбит и улетели в дальний угол. В следующую секунду он понял, что глаза остались на месте, но усомнился в том, что его еще когда-нибудь будут интересовать женщины.
     Корчась на грязном дощатом настиле, он увидел, как дверь нужника распахнулась, и оттуда, придерживаясь за стену, нетвердым шагом выбрался Кеша.
     Из-под его каскетки на лицо стекала кровь, на плечах мокрого драпового пальто остро поблескивали мелкие осколки бутылочного стекла.
     Судя по его виду, Кеша не представлял, где он находится и что с ним произошло, но его ободранная пятерня по-прежнему крепко сжимала рукоятку самопала.
     Фома обернулся на скрип ржавых дверных петель, страшно осклабился и двинулся навстречу Кеше. Пакет с продуктами все еще был у него в руке, и Прыщ заскрипел зубами от боли и унижения: этот чертов амбал уделал их обоих одной рукой, даже не потрудившись избавиться от своей авоськи.
     Увидев приближавшегося Фому, Кеша заметно вздрогнул.
     Взгляд у него прояснился, и в нем промелькнуло ясное понимание того, что должно было произойти в ближайшие секунды. Он снова поднял свой самопал, и скорчившийся на полу Прыщ вдруг увидел, что тот стоит на боевом взводе. Кешин палец напрягся, преодолевая сопротивление проволочного спускового крючка, туго натянутый резиновый бинт соскочил со скобы, и ржавый стомиллиметровый гвоздь с силой ударил острием по капсюлю единственного Кешиного мелкокалиберного патрона. Самопал в Кешиной руке высоко подпрыгнул, издав резкий звук, похожий на щелчок хлыста, каким цирковые укротители подгоняют скачущих по арене лошадей. В крытом дворике запахло жженым порохом.
     Фома остановился, словно решая, как ему быть дальше, и Прыщ понял, что Кеша промазал. Он еще не сообразил, радоваться ему по этому поводу или грустить, но тут Фома вдруг покачнулся, его ноги подломились, и он мягко, неторопливо повалился на пол, глухо ударившись головой о дощатый настил. Его голова перекатилась к плечу, повернувшись к Прыщу удивленным лицом, и Манохин увидел маленькое черное отверстие, расположенное как раз над переносицей, из которого вдруг толчком выплеснулась кровь. "Сгорели, - понял он. - Это же мокруха! Сгорели, блин, сгорели..."
     - А?! - выкрикнул Кеша, размахивая дымящимся самопалом. - Нравится, сука?! Между глаз, а?! Будешь теперь бутылками драться?!
     Голос у него был безумный. Прыщ с трудом поднялся на ноги и тут же сложился пополам, схватившись обеими руками за пах. Он мучительно пытался сообразить, что им теперь делать. Получалось, что они влипли по самые уши, но кое-что еще можно было поправить. Например, убрать свидетеля.
     Он посмотрел на хозяина и чуть не расплакался от бессильной ярости. Хозяин уже не сидел на лавке, смирно сложив на коленях перемазанные кровавыми соплями руки. Он стоял в двух шагах от Прыща, держа в руках старенькую двустволку. Глаза у него превратились в две черные щелочки, и эти щелочки очень внимательно наблюдали за Прыщом и Кешей, напоминая пулеметные амбразуры.
     - Ну что, сопляки, влипли? - спокойно спросил хозяин, почти дословно повторяя мысли Прыща. - Допрыгались, рэкетиры сраные?! Вооруженное ограбление, разбой, мокруха...
     Прыщ, не разгибаясь, головой вперед бросился мимо хозяина к спасительной калитке. Это была наивная попытка, и хозяин пресек ее, толкнув пробегавшего мимо на заплетающихся ногах Прыща в плечо стволами ружья. Прыщ потерял равновесие и с шумом упал под ноги Кеше.
     - Чего это? - спросил Кеша, все еще не вполне пришедший в себя после своего, чересчур удачного выстрела.
     - Это п...дец, - любезно проинформировал его хозяин. - Впрочем, можно договориться. Мое предложение насчет десяти процентов остается в силе. Будете делать, что скажу, и все будет нормально. А не хотите - тогда сушите сухари, подонки. Пока менты будут вас ловить, я успею навести у себя в подвале порядок, и все будет выглядеть как обыкновенная попытка вооруженного ограбления плюс умышленное убийство. Ну, что скажете, козлы?
     - Бля буду, - сказал Кеша.
     Прыщ промолчал, поскольку все было ясно без комментариев.

Глава 2

     Президент торгово-посреднической фирмы "УМ & К"
     Петр Николаевич Уманцев открыл глаза и посмотрел на монитор компьютера. В это самое мгновение текст на экране монитора сменился красочной заставкой, которая появлялась после того, как к клавишам компьютера никто не прикасался в течение пяти минут.
     "Пять минут, - с улыбкой подумал Петр Николаевич. - Несчастных пять минут, а кажется, что заново прожил все десять лет. И каких лет!.."
     Он снова улыбнулся, вдавливая в пепельницу окурок истлевшей до самого фильтра сигареты и прикуривая новую от настольной зажигалки. С того дождливого осеннего дня, когда к нему в дом вломились, потрясая пугачами, два самоуверенных и наглых сопляка, прошло десять лет. В тот день было заключено соглашение, которое ему самому тогда казалось смешным. Тем не менее с того дня дела вдруг, словно по мановению волшебной палочки, пошли в гору. Немного позже, как следует поразмыслив над секретом своих коммерческих успехов, Уманцев пришел к выводу, что застреленный Кешей Фома беззастенчиво обкрадывал его, но дело было не только в этом. Сколько, в конце концов, мог украсть Фома, не рискуя засыпаться? Нет, секрет тут был в другом.
     Поначалу они работали втроем, но даже это был уже совсем другой коленкор. Уманцев больше не развозил водку по "точкам", предоставив это дело своим подручным, которые, как оказалось впоследствии, сумели-таки нагнать страху на реализаторов и взвинтить цены, уменьшив в то же время долю, которую оставляли себе бесчисленные содержатели "точек" и приторговывавшие водкой таксисты. Как ни странно, у Прыща и Кеши хватило ума довольствоваться тем, что они имели, и, насколько было известно Уманцеву, ни тот ни другой ни разу не запустили лапу в выручку.
     Вместо этого Прыщ, оказавшийся довольно честолюбивым, занялся сколачиванием собственной группы, и через год о нем уже заговорили в городе как о набирающем силу авторитете. Как раз к этому времени опомнившаяся "братва" предприняла попытку "наехать" на Уманцева, но было уже поздно: в группе Прыща хватало людей и стволов, чтобы отразить любое нападение. И пошло-поехало...
     Через два года Уманцеву пришлось легализовать свой бизнес: растущая денежная масса подпирала снизу, выталкивая его из тесного подвала на дневной свет.
     Деньги требовали простора и движения, и ему пришлось взять патент частного предпринимателя. Путь от подвала в деревенском доме и ржавых "Жигулей" до офиса в центре города и белого "лексуса" занял десять лет и не был усеян розами, но Петр Николаевич не без оснований полагал, что все сложилось наилучшим образом. Дорога малого бизнеса в России была выстлана костями неудачников и густо обставлена могилами всевозможных кооперативов, малых предприятий и обществ с ограниченной ответственностью. Ему удалось пройти по этой дороге, не имея за плечами ни партийного прошлого, ни партийных денег, ни украденных у страны нефтяных шахт и рудных комбинатов, и ничего при этом не потерять. Он не спешил и копил силы, наблюдая за тем, как его менее удачливые и сообразительные конкуренты разоряются дотла, садятся в тюрьму, гибнут во время разборок или взрываются вместе со своими "опелями" и "мерседесами"...
     Он улыбнулся, вспомнив свой первый "мерседес".
     Это был грязно-белый, изрыгающий облака черного дыма дракон весьма преклонного возраста с трехлитровым дизельным движком, барахлящей коробкой передач и кузовом той незабвенной формы, которую в народе метко окрестили "чемоданом". Он верой и правдой служил Уманцеву целый год, а потом взорвался и сгорел прямо под окнами его старого офиса.
     Бомбу подложили отморозки Шепелявого, и Уманцеву тогда пришлось трое суток прятаться в деревне у дальних родственников отца, потому что сотовой связи в ту пору еще не было, а Прыщ, как назло, находился в отъезде.
     Зато потом, когда Манохин вернулся, Шепелявый буквально ползал у Уманцева в ногах, вымаливая прощение и пачкая кровью светлый паркет. Правда, несколько позже он попытался свести с Прыщом счеты и даже устроил на него какую-то смехотворную засаду, закончившуюся для него весьма плачевно. Когда Прыщ лично прострелил Шепелявому голову, его ребята, не колеблясь, перешли под крыло к новому хозяину - и не только они, и не только в тот раз...
     Уманцев закурил новую сигарету и сдержанно вздохнул, бесцельно играя клавишами компьютера.
     Компьютеры, белый "мерседес", миллионные сделки...
     Это была империя, которую он построил своими руками, но, к сожалению, до этого дня дожили не все, кто помогал ему. Кеша, например, не дожил. Он погиб во время пустяковой разборки, погиб глупо и ненужно: просто вышел из салона своей новенькой, с иголочки, "девяносто девятой", поправил на шее белоснежный шарф, и тут у кого-то не выдержали нервы. Пуля вошла ему точно в переносицу, перебив попутно дужку модных очков в тонкой стальной оправе. Помнится, Уманцев тогда подумал, что это очень странное совпадение - то, что пуля попала Кеше именно в переносицу, а не в грудь или, скажем, в лоб.
     Возможно, это неугомонный дух застреленного Кешей Фомы незримо витал вокруг места разборки и слегка подправил траекторию пролетавшей мимо шальной пули, чтобы наконец поквитаться за давнюю обиду.
     На похороны тогда пришло человек двести, и могилы не было видно под целым холмом живых цветов, но Уманцеву подумалось, что мертвым от этого ни жарко ни холодно. Такие представления, считал он, придуманы специально для двадцатилетних отморозков, которые мечтают пожить фартово и беззаконно и заслужить себе похороны стоимостью в двадцать тысяч баксов. Впрочем, подумал Уманцев, тут уж кому что нравится. В конце концов, поддерживать подобные стремления среди своих людей было для него выгодно.
     Дверь кабинета без стука отворилась, и в помещение, уверенно ступая модными полуботинками по светлому паркету, вошел деловой партнер Уманцева и совладелец фирмы "УМ & К" Василий Андреевич Манохин, которого теперь даже за глаза редко называли Прыщом.
     - Привет работникам умственного труда! - поздоровался Манохин и непринужденно опустился в кресло для посетителей.
     - Привет, привет, - ответил Уманцев, с удовольствием разглядывая партнера.
     Манохин сильно изменился за последние десять лет. В этом не было ничего удивительного: десять лет - срок немалый, но качество перемен было совсем не то, которого можно было бы ожидать, зная биографию Василия Манохина. Мелкий уголовник по кличке Прыщ за эти десять лет мог бы спиться, превратившись в грязного бомжа, или заработать по-настоящему большой срок, но ничего подобного с ним не произошло. Перед Уманцевым сидел молодой, спортивного вида, преуспевающий бизнесмен.
     Его не слишком интеллектуальное лицо было облагорожено аккуратно подстриженной русой бородкой и усами. На переносице сидели модерновые дымчатые очки в стальной оправе, а начавшие понемногу редеть волосы старательно зачесаны назад, отчего узковатый лоб Прыща казался гораздо выше, чем был на самом деле. Идеально отутюженные брюки, белоснежная рубашка, неброский дорогой галстук. Несмотря на жару, Манохин был при пиджаке. Сейчас, находясь вдали от посторонних глаз, он держал пиджак на руке, так что Уманцеву открывалась знакомая картина: пересекавшие белую ткань рубашки широкие кожаные ремни наплечной кобуры и сама кобура с торчавшей из нее рукоятью убойного "стечкина". Насколько было известно Уманцеву, Манохин очень давно не пускал пистолет в дело, но упрямо продолжал повсюду таскать его на себе. "Комплексы, - подумал Уманцев, с трудом сдерживая насмешливую улыбку. - Ведь деловой мужик, крупная фигура - одна из крупнейших в городе, а значит, и в республике, - все его боятся, все перед ним заискивают, мэр ручку жмет и спинку трет, а он, бедолага, как был в душе сявкой, так и остался, вот и таскает с собой эту мортиру для поднятия авторитета."
     - Слушай, Василий Андреевич, - сказал он, - зачем тебе эта твоя гаубица? Ведь жарко же, да и тяжело, наверное... А? В кого стрелять-то собрался?
     - Да пока что не в кого, - развалясь в кресле и небрежно, с выработанным изяществом закуривая, ответил Манохин. Он улыбнулся, и Уманцев подумал, что даже улыбка у него изменилась; лет пять назад Прыщ, уступив его настояниям, заменил свою выставку металлопроката нормальной человеческой металлокерамикой. - Пушка, Петр ты мой Николаевич, нужна мне для поднятия авторитета - как-никак начальник службы безопасности солидной фирмы... И потом, я к ней привык. Да и пригодиться может в любой момент. Помнишь девяносто седьмой?
     - Да уж, - криво улыбнувшись, согласился Уманцев, - такое не забудешь... Как ты их, чертей... До сих пор, как вспомню, всего перекашивает.
     - Перекашивает его, - проворчал Манохин. - У меня, например, поджилки трясутся. По краю ведь прошли! Возьми тот козел немного левее... А ты говоришь, зачем пушка! Я без нее как без штанов.
     - Ну ладно, - прерывая вечер воспоминаний, сказал Уманцев и сел ровнее. Прыщ тоже слегка подобрался в кресле и положил ногу на ногу. - Как дела, Андреич? Что слышно у Черемиса?
     Манохин немного помедлил с ответом, и эта заминка не понравилась Уманцеву, который знал своего партнера как облупленного.
     - У Черемиса? - для разгона переспросил Прыщ и почесал бровь. - Да как тебе сказать... В общем, все нормально.., уже.
     - Василий, - строго сказал Уманцев и постучал пальцем по краю стола. - Мы с тобой не первый год вместе. Так что давай-ка не темнить. Что случилось?
     - Да говорю же - ничего страшного, - немного раздраженно ответил Манохин. - Все уже в порядке, и не о чем волноваться... Ну, сбежали от него две бабы...
     - Так, - упавшим голосом сказал Уманцев.
     - Да ерунда это все! Ну, охмурили охранника, заманили в угол... Бабы молодые, симпатичные, вот у него ретивое и взыграло... В общем, только он начал расстегиваться, как они его бутылкой по черепу отоварили и - за ворота. Одну снайпер сразу свалил, а вторая.., как бишь ее?..
     Игнатьева, кажется... Да, Игнатьева. Так вот, эта самая Игнатьева добежала почти до самого Куяра.
     - О черт! - воскликнул Уманцев.
     - Почти, - повторил Прыщ. - Почти добежала...
     Никто ее не видел, никто не слышал, и никто не узнает, где могилка ее... Так что беспокоиться не о чем.
     - О черт, - повторил Уманцев.
     Он живо представил себе, как это было: тяжелое дыхание, запах пота, душная лесная жара, мелькающие справа и слева стволы толстенных, в три обхвата, корабельных сосен, скользкий ковер хвои под ногами, собачий лай и топот преследователей за спиной. "Не удивлюсь, если она умерла не от пули или ножа, а во время зверского группового изнасилования, - подумал Петр Николаевич. - Совсем не удивлюсь. Эти отморозки способны и не на такое..."
     - Как это могло произойти? - спросил он не своим голосом.
     - Моя вина, - развел руками Манохин. - Охранник, который их упустил, - какой-то родственник Черемиса. Черемис за него очень просил: помоги, мол, Андреич, пропадает парень. Ни денег, ни работы, ни мозгов... Одни бабы да водка на уме. Сядет, говорит, дурак, ни за что ни про что. Ну, я и купился.
     - Зря, - сухо сказал Уманцев, - Этого придурка надо строго наказать.
     Манохин вдруг ухмыльнулся, на мгновение превратившись в прежнего Прыща.
     - Уже, - сказал он. - Уже наказал. Так строго, что строже просто некуда.
     Он словно невзначай коснулся кончиками пальцев рукоятки пистолета, и Уманцев тяжело вздохнул.
     - Очень умно, - констатировал он. - И что ты теперь скажешь Черемису?
     - Черемис в курсе, - ответил Манохин. - Он сказал: "Туда дураку и дорога".
     - Обалдеть можно! - искренне изумился Уманцев. - Ну ладно... Я, собственно, затеял этот разговор вот к чему: есть новости от Валика.
     Манохин подался вперед с несколько преувеличенным интересом, довольный тем, что скользкая тема тройного убийства на подпольном водочном заводе наконец-то была оставлена.
     - Ну и как там наш Макар? - заинтересовался он.
     - Полагаю, что Макар в порядке, - ответил Уманцев. - Он вышел на нас по обычному каналу и сообщил, что первая партия продукции прошла в Москве на "ура". Более того, он получил заказ на четыре тысячи бутылок.
     - Солидно, - сказал Манохин. - Значит, цепляемся за столицу...
     В его голосе, однако, прозвучало сомнение, и Уманцев, уловив настроение партнера, удивленно поднял брови.
     - А чем ты, собственно, недоволен? - спросил он. - Что-то не так?
     - Москва, - с кислым видом сказал Манохин. - Москва... Знаешь, есть такая поговорка: Москва любого нагнет. Здесь мы короли, в любой кабинет дверь ногой открываем, а там... Если тамошняя братва на нас глаз положит, можем запросто остаться не только без штанов, но и без задниц. И потом этот Валик... Он ведь может и ошибиться, предложить товар не тому, кому следует.
     Официально он действует от нашего имени, хоть и не знает ничего... В общем, черт его знает. Не нравится мне эта твоя экспансия на запад, Петр Николаевич. Не нравится, и все тут.
     - Брось, Василий, - возразил Уманцев. - Ну что ты, в самом деле? Это уже паранойя какая-то... Регион мы освоили, дело надо расширять, мы же с тобой это сто раз обсуждали. Ну не во Владивосток же нам товар возить! А что до братвы, так казанская ничуть не лучше московской, а может, даже и покруче будет. Что мы Москве? У них там холдинги, банки, нефть, газ...
     - Ну-ну, - перебил его Манохин. - Не тебе объяснять, что наш промысел доходнее любого банка.
     Я где-то слышал, что производство поддельной водки по доходности уступает только торговле нефтью. Так что прибедняешься ты напрасно.
     -