Он тихо
втягивал в себя воздух, боясь его выпускать. Один из охранников стоял на
крыльце и мочился прямо в сторону Паши. Охранник прислушивался то  ли  к
журчанию  упругой  струи,  то  ли  к  шуму  ветра,  то  ли   к   сопению
притаившегося грабителя.
   И тут произошло то, что должно  было  произойти,  когда  трое  пьяных
мужиков берутся не за свое дело. Шура потянул за один из ящиков,  решив,
что картонные коробки спрятаны за штабелем деревянных ящиков, для обмана
покрашенных в цвет хаки.
   Ящик оказался тяжелым, и Шура уперся коленом в  штабель,  потянул  за
ручку. Ящик вывалился, ударил ему по ноге, наделал грохота.  А  за  ним,
так же грохоча, поднимая невероятный шум, рухнуло еще несколько  военных
ящиков.
   Загремел металл.
   Петрович стоял, высоко подняв зажигалку. Прямо у ног россыпью  лежали
патроны, из одного ящика выпали гранаты без запалов.
   - Мать твою... - пробурчал Петрович, жадно хватая воздух.
   Охранники с пистолетами уже пробегали мимо  вросшего  в  стену  Пашу.
Один из них его заметил - последний. Он, было, пробежал два шага, но тут
же замер.
   Его товарищи уже скрылись за углом. Охранник медленно обернулся. Паша
моргал, его лицо напоминало каменную маску, кроме ресниц на лице  ничего
не шевелилось.
   Удар охранника был неожиданным.
   Рифленый башмак со шнуровкой со свистом  рассек  воздух,  и  охранник
резко и точно нанес удар Паше в пах.  Верхняя  половина  тела  грабителя
отделилась от стены,  Паша  вначале  переломился,  затем  ойкнул  и  еще
несколько секунд напоминал откидное сиденье в тамбуре вагона, у которого
сломалась пружина. Второй удар оказался не менее жестким, он пришелся  в
солнечное сплетение.
   Паша ударился головой о стену так сильно, что  из  глаз  брызнули  не
слезы, а снопы искр, и даже  вязаная  шапочка  не  помогла,  он  потерял
сознание,  осел  под  стену.  Охранник  быстро  защелкнул  на  запястьях
наручники, заломив руки за спину, и поволок тело  на  свет.  Он  тут  же
обыскал грабителя. Ничего предосудительного в карманах  не  обнаружил  и
поэтому принялся просто-напросто месить Пашу ногами.
   Те,м временем в холодильнике вспыхнул свет. Шесть охранников  стояли,
держа пистолеты, готовые открыть пальбу. Холодильник казался  безлюдным.
Но кто же тогда размолотил  стену,  повалил  ящики,  разрушил  аккуратно
сложенный штабель?
   На полу валялись патроны,  гранаты,  лежало  несколько  карабинов  со
связанными ремнями.
   - Выходить на свет, приказываю! - крикнул один из  охранников  и  для
убедительности щелкнул затвором пистолета.
   Шура с Петровичем сидели на корточках, несколько раз  уменьшившись  в
размерах. Если бы одежда могла сокращаться от страха, да и  обувь  тоже,
то, наверное, сейчас Петрович и его  напарник  Шурка  выглядели  бы  как
маленькие гномики. Мужчины переглянулись.  Никому  из  них  не  хотелось
принимать решение, каждый  понимал,  первого,  кто  выйдет,  будут  бить
сильнее. Правда, второму достанется тоже, в этом не оставалось сомнения.
   - Сколько их? - прошептал Шурка.
   - Хрен его знает! Выгляни.
   Шурка отрицательно покачал головой, затем пошевелился, и это движение
неуклюжего деревенского жителя сделало свое дело.  Стена  ящиков  начала
заваливаться и рухнула. Шурка и Петрович, закрыв головы  руками,  сидели
на полу под прицелами пистолетов.
   - Руки вверх!
   Руки Петровича слушаться не хотели, тем более что в одной  руке  была
зажата граната с вывинченным запалом. То,  что  запала  в  гранате  нет,
Петрович от страха не сообразил.
   - Руки, я сказал! - охранник помоложе осторожно приближался.
   - Да я вас, б... всех взорву! - крикнул Петрович и швырнул гранату. И
тут же нырнул за ящик, упал на пол, закрывая голову руками.
   Охранники  стрелять  не  рисковали.  Половину   содержимого   складов
составляли боеприпасы. Граната, прыгая, поскакала по  бетонному  полу  и
остановилась, подкатившись к одному из охранников.
   - Придурки! - сказал тот.
   В это время в  пролом  вошли  двое  широкоплечих  мужчин,  разительно
отличавшихся от остальных и внешностью, и одеждой.  Они  выглядели  так,
словно только-только вышли из машины, прибывшей из Москвы. Это были люди
Сундукова.
   - Что тут у вас?  -  глядя  на  двух  лежащих  в  наручниках  мужчин,
поинтересовались они.
   - Два урода забрались.
   - Не два, а три, - уточнил москвич. - Ну-ка, переверни их  на  спину,
дай на рожи взглянуть.
   Увиденное разочаровало.
   - Я его знаю, это  тракторист  из  деревни.  Петрович,  ты  чего  тут
делаешь?
   - по-свойски обратился он к вору.
   - Да я вот...  тут...  с  мужиками  выпить...  проветриться  пошли...
интересно стало, что тут делается...
   - Для этого стену надо  было  ломать,  да?  -  москвичи  смотрели  на
задержанных, зло переглядываясь.
   Приволокли и третьего грабителя с разбитым в кровь лицом. Всех  троих
усадили к стене, их руки сковывали наручники. Ни Шуру, ни Петровича пока
не били, ждали распоряжений.
   - Что вам здесь надо? Только давай начистоту!  -  один  из  москвичей
присел на корточки и выпустил дым прямо в лицо Петровичу.
   Петрович набрал воздух, но не решившись заговорить, со свистом дохнул
водочным перегаром. Москвич отвернулся, скривил рожу.
   - Ну и вонь!
   В том, что все трое пьяны, сомнений не оставалось.
   - Мы к Любке пошли, хотели... вы же понимаете, чего мы хотели...  Она
одна,  а  нас  трое,  -  Петрович  взялся   философствовать.   Охранники
внимательно слушали. - Баба, она существо слабое, выпила стаканчик  и  с
копыт. Мы детей покормили,  -  показывая  свою  сердобольность  о  чужих
детях, тараторил Петрович, надеясь, что это смягчит вооруженных мужиков.
   - Вы, значит, гуманисты, добрые?
   - Добрые мы, добрые! Шура, скажи, мы добрые?
   -  А  кто  стену  ломал?  -  спокойно  спросил  москвич,   глядя   на
перепачканную телогрейку Шуры.
   - Я, - признался тот.
   - Хорошо, хоть признался. Впервой сюда забрались? - спросил москвич.
   - Конечно! Мы бы сюда и не лезли, если бы знали,  что  тут  такое!  -
поглядывая на ящики, продолжал говорить Петрович.
   - Ну вот, теперь знаете. Объект стратегический, охраняется.
   - Какого черта...
   Один из охранников подошел к москвичу и принялся шептать на ухо.
   - Это местные пьяницы.  Петрович  нам  иногда  помогал,  всякий  хлам
вытаскивал, трактор у него.
   - И что из того?
   -  Мужики  безобидные,  надо  их  отпустить.  Накостылять  немного  и
отпустить.
   - Ты уверен, что они будут молчать?
   Охранник задумался. И тут Петрович сказал:
   - Мы  хотели  аппаратуру  украсть,  совсем  немного,  -  сколько,  он
уточнять не стал. - Мы бы продали, деньги бы были... зарплату уже третий
месяц не платят. Бес попутал, отпустите, мужики,  мы  ничего  никому  не
скажем!
   - И этот, по-твоему, молчать будет? Да он полстакана выпьет и на весь
околоток раструбит, что здесь у нас лежит. Кончать их  надо,  -  москвич
сказал это негромко - так, чтобы задержанные не услышали.
   - Нельзя  же  так!  Мы  их  знаем,  они  местные  мужики.  Поговорим,
попутаем...
   Москвич покачал головой:
   - Не за то вам деньги платят, чтобы нюни разводить. Проморгали, когда
они через забор лезли, теперь и выкручивайтесь.
   - Эй, мужики, - крикнул Петрович, - почуяв неладное, - вы чего?
   Накостыляйте нам... Если надо  что,  я  бесплатно  поработаю,  завтра
пролом заложим. Вы же меня знаете, я вам никогда не отказывал.
   - За бутылку и за деньги не отказывал, а задаром  тебя  черта  с  два
допросишься!
   - Я никому не скажу, и ребята не скажут.  Мы  не  понимаем,  что  ли,
объект-то стратегический! - слово "стратегический" Петровичу  нравилось,
он его не раз слышал по телевизору и поэтому начал  вворачивать,  словно
это слово могло его спасти. Так верующий поминает Господа в молитве.
   - Да, стратегический, - один из москвичей отвернулся, вытащил  из-под
куртки пистолет Стечкина, из кармана - короткий глушитель и хладнокровно
принялся наворачивать его на ствол.
   Местные  охранники  замерли.  Они  не  ожидали  такой  развязки,  еще
надеясь, что москвич просто попугает мужиков и  отпустит.  Больше  всего
местных  поразило  то  хладнокровие,  с   которым   москвич   проделывал
процедуру, словно бы занимался этим каждый день по несколько раз.
   Москвич с легкой улыбкой повернулся к пленникам и спросил:
   - Знаете, что у меня в руке? - он передернул затвор, досылая патрон в
ствол, подошел, подсунул глушитель Петровичу под  нос.  -  Понюхай,  чем
пахнет, урод?
   Петрович поверил в то, что его просто хотят попугать и  отпустить.  В
душе он зарекся никогда больше  не  зариться  на  чужое.  Поэтому  решил
подыграть москвичу, подался вперед и втянул в себя воздух.
   - Порохом пахнет, - сказал он, хотя и пистолет, и  глушитель,  пробыв
день под мышкой у охранника,  пахли  потом  и  дорогим  дезодорантом.  -
Понял.
   Больше никогда не буду, - улыбнувшись, пообещал Петрович.
   - Точно, не будешь, - подтвердил москвич и нажал на спусковой  крючок
и тут же резко отпрянул, чтобы его не забрызгало кровью.
   Пуля вошла точно между глаз, в полутора сантиметрах над переносицей.
   Петрович завалился на бок.
   Паша и Шурка пока ничего не поняли. Им казалось, что  все  происходит
понарошку, как в игре, и Петрович лишь  изображает  мертвого.  У  них  в
голове не  укладывалось,  что  можно  так  хладнокровно  убивать  людей,
виновных в том, что по пьянке забрались  на  склад.  Следующим  оказался
Пашка лишь потому, что сидел ближе к москвичу. Последним убили Шуру, тот
лишь успел перед выстрелом крикнуть:
   "Мама!"
   Москвич свинтил глушитель, спрятал пистолет, предварительно  дунув  в
ствол. Распорядился:
   - Обыщите их, - он присел на ящик и стал поплевывать под ноги.
   Местные охранники, кривясь и боясь перепачкаться в  кровь,  принялись
обыскивать мертвецов. Ни у кого из них документов не оказалось.
   - Оружие, документы? - вяло спросил москвич, уже заранее зная ответ.
   - Ничего у них нет. Деревенские с документами не ходят, это в  Москве
на улицу без паспорта носа не высунешь.
   Местные охранники топтались,незная,чтоделать.
   - Чего смотрите?! - сплюнул под ноги  один  из  москвичей,  -  падаль
спрятать надо, чтобы не воняла.
   - Куда?
   - Вам лучше знать, я на базе недавно. Вы, ребята, ленивые, яму копать
не станете. Есть тут какой-нибудь люк поглубже?
   - Есть, - тут же просиял лицом один из охранников. - В него никто  не
полезет. Пожарный водоем строили, но до ума не довели. К нему  коллектор
шел, мы в этот люк всякую дрянь сбрасываем,  на  прошлой  неделе  дохлую
собаку Петрович в него забросил, даже не воняет.
   - Ну вот, и его туда.
   Москвичи уходить не спешили. Они проследили за тем, как тела сбросили
в люк, в зловонную жижу. Но оказалось, в колодце не так уж глубоко, тела
были видны.
   - Засыпать, - приказал москвич.
   - Тут склад с цементом есть, -  вспомнил  один  из  охранников,  -  в
мешках бумажных. Для строительства не годится, отсырел,  но  для  такого
дела - самое то.
   Москвич досадливо махнул рукой:
   - Ваши проблемы. К утру все должно быть чисто, и ни  одного  человека
во дворе.
   Все принялись за работу. Таскали мешки с цементом, разрывали  бумагу,
сыпали его прямо в колодец. Казалось, цемент растворяется в воде. Но как
только  рассеивалось  серое  облако  пыли,  вновь  проступали  очертания
человеческих тел, словно отлитых из бетона.
   Наконец, трупы скрылись под серым  порошком.  Сверху  для  надежности
насыпали битого кирпича,  собранного  под  забором,  плеснули  несколько
ведер воды.
   - Схватится, - сказал охранник, вспомнив о цементе.
   - Еще мешков десять высыпьте и водой вокруг колодца сполосните.
   Наследили, сразу видно, что тут топтались.
   До самого утра в холодильнике наводили порядок, складывая  боеприпасы
и возвращая ящики в штабель.
   А  тем  временем  двое  москвичей  совещались,  сидя  в   комнате   у
расшатанного дощатого стола:
   - Как ты думаешь, это не ФСБ подстроило, не ГРУ?
   - Если бы они подстроили, то не три пьяных идиота залезли бы, а целая
группа захвата в масках, с автоматами.  Мы  бы  уже  лежали  с  тобой  -
мордами в землю. А так мы  сидим,  кофе  из  термоса  попиваем,  а  лохи
работают.
   - Сундукову скажем? - наконец-то  задал  тот  вопрос,  который  мучил
обоих, молодой охранник. Старший прикусил губу:
   - Зачем? Все в порядке, мы все уладили. Пропали три пьяных мужика  из
деревни. Может, они в реке утонули, может, в карьер свалились, да сверху
их песком засыпало, а может, в загул ушли. Никто их не найдет,  никто  и
искать не станет. Нам недолго здесь осталось ковыряться, и он  покосился
на циферблат дорогих часов.
   - Сундуков что говорил? Ты его последним видел.
   - Сказал с неделю еще подождать или дней десять.  Еще  что-то  должны
подвезти, и мы уедем отсюда вместе с вагонами.
   - А местные охранники?
   - Сундуков что-нибудь придумает, не наша забота. Нас в  Старокузнецке
вообще никто  не  видел  -  и  оба  замолчали,  предвидя,  что,  местных
охранников, скорее всего, потом уберут.
   Первые лучи солнца упали на двор овощной базы.  Сверкал  дюраль  трех
вагонов-рефрижераторов, стоящих на железнодорожной ветке, темнело  пятно
недавно разлитой воды возле колодца у  недостроенной  пожарной  емкости,
белела кладка в стене холодильника. Уже ничто  не  напоминало  о  ночных
гостях. Охранники завтракали тушенкой из жестяных банок, густо намазывая
ее на тонко порезанный хлеб, закусывая поздними огурцами.
   В деревне тем  временем  жена  Петровича  уже  стучалась  в  дверь  к
полусумасшедшей Любке, надеясь застать тут мужа. Дверь Любка никогда  не
запирала. И не  дождавшись  ответа,  жена  Петровича  шагнула  в  дом  с
намерением устроить скандал и повыдрать волосенки гулящей бабе,  которая
сводит с пути истинного чужих мужей.
   К удивлению женщины, Любка была одна.  Она  сидела  у  стола,  уронив
голову на сложенные руки. Четыре стакана, залапанные  жирными  пальцами,
стояли на столе. Любка переводила  тупой  взгляд  с  одного  стакана  на
другой, каждый раз удивляясь, почему в них нет водки. Дети еще спали,  и
только поэтому жена Петровича не подняла жуткий крик.
   Она подошла к Любке, подняла ее голову за волосы и спросила:
   - Ты, шкура, где мой мужик?
   Любка замычала и указала пальцем на дверь. Из угла рта потекла слюна.
   - Ушел.
   - Когда?
   - Ночью... с Пашкой и Шуркой.
   Это еще Любка помнила. Дальше был полный провал в памяти.
   - Куда они?
   - Хрен их знает! Говорили что-то...  наверное,  за  водкой.  Да  так,
суки, и не вернулись.
   - Сама ты сука! - зло бросила жена Петровича и побежала к дому Пашки,
он был ближе.
   Но уже на улице столкнулась с Пашкиной женой:
   - Куда ты?
   - К Любке бегу, наверное, мой там.
   - Нету их, ни твоего, ни моего. Наверное, у Шурки пьют.
   - Чтоб они подохли! Напились бы уже один раз, да подохли. Закопали бы
мы их, да и всех делов, хоть бы пособие государство платило. У Петровича
было двое детей, а у Шурки трое. Две розовощекие женщины ввалились в дом
Пашки. Пашкина жена невозмутимо готовила завтрак.
   - Твой где?
   - Кто ж его знает? Пошел к твоему, да как сквозь землю провалился.
   Сказал, бутылку водки выпьет и вернется. Тормозов у него  нет,  пьет,
пока не отрубится. Хорошо еще, что не зима.  Прошлым  январем  чуть  его
отогрела, под забором нашла уже холодного. От Любки возвращался да упал.
   Женщины с полчаса посудачили о своей горькой доле. Жена Петровича все
еще вслушивалась в звуки деревни, не затарахтит ли  двигатель  трактора,
который Петрович бросил у самого дома.
   Но ни Петрович, ни Паша, ни Шурка  не  объявились  ни  к  вечеру,  ни
назавтра. Искать их начали к  концу  второго  дня,  потому  как  местные
мужики понимали, что столько денег, чтобы пить три дня подряд, у  них  с
собой не было.
   Участковый милиционер,  нередко  выпивавший  с  Петровичем,  наконец,
взялся за поиски, заставив жену Петровича написать  заявление.  Женщина,
как могла, под диктовку написала-таки заявление. Милиционер на мотоцикле
с коляской объехал окрестные деревни, побывал на базаре в Старокузнецке,
но никто ничего не слыхал о трех загулявших мужиках.
   - Может, колымят? - вспомнил милиционер о заброшенной овощебазе.
   Как-то Петрович наливал ему водку,  которой  рассчитались  с  ним  за
вывоз мусора.
   К  овощебазе  и  затарахтел  милицейский  мотоцикл  К-750.   Мотоцикл
остановился у железных  ворот,  милиционер  принялся  сигналить.  Ворота
скрежетнули и приоткрылись. Из ворот к участковому вышел незнакомый  ему
мужчина явно столичного вида.
   - Я участковый, - представился милиционер.
   - Очень приятно, -  сказал  мужчина,  вытаскивая  из  кармана  куртки
сотовый телефон. - Слушаю вас, товарищ старший сержант.
   - А вы, собственно, кто? - удивился участковый.
   Мужчина запустил руку в карман и вытащил книжечку офицера МВД.
   - Капитан Коротаев, - представился он. Удостоверение  было  выдано  в
Москве, и  к  какой  службе  относился  капитан  МВД  Виталий  Коротаев,
участковый так и не понял, но сразу стушевался.
   - Нужна помощь, сержант?
   - Я тут разыскиваю  троих  забулдыг,  три  дня  как  загуляли,  -  он
похлопал по планшетке. Жена одного из них заявление  написала,  вы  его,
наверное, знаете,  товарищ  капитан?  Он  вам  на  базе  помогал,  мусор
вывозил, тракторист Петрович, - по-уличному назвал он разыскиваемого.
   - Петрович?
   - Камнев Павел Петрович, пятьдесят четвертого года рождения,  местный
житель.
   - На прошлой неделе помогал нам один тракторист территорию убрать. Но
это было, сержант, на прошлой неделе, с тех пор никого из посторонних  я
не видел.
   - Можно узнать, что у вас тут?
   - Узнать-то, конечно, можно, но не нужно, -  веско  произнес  капитан
МВД.
   - Могу сказать, ничего запрещенного законом здесь  не  хранится.  Для
этого я сюда и прислан, понятно?
   - Так точно. Извините за беспокойство. Если вдруг объявится,  скажите
придурку, чтобы домой шел, а то жена его волосы на себе рвет  и,  боюсь,
скоро с моей головы рвать начнет, - пошутил участковый.
   Москвич расхохотался:
   - Да, женщины - они такие. Думаю, найдется ваш пропащий Петрович.
   Загулял,  скорее  всего.  Может,  денег  решил  заработать,  в  город
отскочил. У него же трактор как-никак имеется?
   - В том-то и дело. Если бы исчез с трактором, я бы его вмиг  отыскал,
но трактор-то у дома стоит.
   - Значит, пьет, - веско произнес москвич.
   - Значит, пьет, - согласился с капитаном МВД сержант, вяло козырнул и
направился к мотоциклу,  абсолютно  не  представляя,  где  теперь  можно
искать Петровича и двоих его собутыльников.
   Расспрашивать полусумасшедшую Любку участковый отправился в последнюю
очередь. Но ее  бессвязный  рассказ,  мычание  и  бормотание  ничего  не
прояснили.
   Любка была уверена, что участковый наведался к ней с тем же желанием,
с которым появлялось в ее избе  местное  мужское  население,  начиная  с
подростков и кончая стариками.
   Она беседовала с участковым, бесстыдно  обмахиваясь  подолом  грязной
юбки. Единственная мысль, с которой участковый  покинул  смердящий  дом,
была следующая:
   "Надо  написать  бумагу  и  лишить  Любку  материнских  прав,   детей
направить в какое-нибудь учреждение, где они будут в тепле, накормлены и
обучены. А то чему они могут научиться от бесшабашной матери?"

Глава 13

   Генерал ГРУ Гаркунов в последние несколько  дней  был  напряжен,  как
сжатая пружина. Одно событие  следовало  за  другим.  Опустели  тульские
склады, но, несмотря на все усилия, сотрудникам ГРУ  так  и  не  удалось
выяснить, что за грузы перевозили "КамАЗы" из Тулы в Серпухов.  Сундуков
усилил охрану вокруг своих складов. Его люди не  прятались,  они  стояли
официально, словно охраняли государственное учреждение.
   В  одном  из  интервью  Сундуков  заметил,  что  опасается  исламских
фундаменталистов, которые якобы против того,  чтобы  русские  подрядчики