Кшиштоф мгновенно оценил ситуацию и понял, что означает сие видение.
Ничего хорошего  сие  видение,  увы,  не  означало,  и  Огинский,  издав
жалобный стон умирающего, поспешно закатил глаза, прекрасно сознавая при
этом, что такой трюк ему уже не поможет.
   Так и вышло.  Княгиня  Зеленская,  приехавшая  в  Москву  и  случайно
прослышавшая о том, что  ее  несостоявшийся  зять  при  смерти  лежит  в
госпитале, мигом отыскала пана  Кшиштофа  и  вцепилась  в  него  мертвой
хваткой. Ослабевший в результате ранения, не  знающий  своего  истинного
положения и не  имеющий  даже  возможности  скрыться,  пан  Кшиштоф  был
обречен. Скромное венчание состоялось в  часовенке  при  госпитале,  как
только жених смог подняться на ноги  и  без  посторонней  помощи  пройти
несколько шагов. После  торжественной  церемонии  счастливые  молодожены
были  доставлены  в  маленькую  грязноватую  квартирку,  которую   после
распродажи своего имущества и выплаты долгов князя Аполлона  Игнатьевича
снимали Зеленские. Молодым отвели узкую,  как  ножны  офицерской  шпаги,
вечно погруженную в сырой полумрак комнатушку, окно которой выходило  на
помойку.  За  одной  стеной  этих  королевских  апартаментов  по   ночам
раскатисто храпела Аграфена Антоновна, которой, попискивая, как мышонок,
вторил князь; за другой круглые сутки ели друг  друга  поедом  Елизавета
Аполлоновна и  Людмила  Аполлоновна.  Часто,  лежа  по  ночам  без  сна,
прижатый к шершавой стене большим,  неприятно  горячим  и  рыхлым  телом
супруги, пан Кшиштоф думал о том, каким образом он до  этого  докатился.
Такие мысли не давали ему покоя, он вставал  и,  набив  дешевым  табаком
глиняную трубку, принимался курить, расхаживая из угла в угол по комнате
- три шага туда и столько же обратно. Разбуженная его шагами и удушливой
вонью  скверного  табака  Ольга  Аполлоновна  просыпалась   и   сварливо
спрашивала, который час.  Тогда  пан  Кшиштоф  грубил  жене  и  мысленно
проклинал Лакассаня за то, что  выпущенная  его  рукой  пуля  не  попала
немного правее и ниже, - тогда, по  крайней  мере,  все  закончилось  бы
быстро и безболезненно.
   К началу весны его рана окончательно  зажила,  и  в  один  прекрасный
день, выйдя в лавку за табаком и имея при себе ровным счетом один  рубль
и три копейки  денег,  пан  Кшиштоф  Огинский  бесследно  исчез,  словно
растворившись в солнечном свете и частом стуке капели.  Его  искали,  но
так и не нашли.  Ольга  Аполлоновна  рыдала  в  голос,  ее  сестры  тихо
злорадствовали и на какое-то  время  даже  перестали  браниться  друг  с
другом.
   Тогда  же,  в  начале  весны,  в  смоленскую   усадьбу   Вязмитиновых
потянулись подводы со строительными материалами и вооруженные плотницким
инструментом  мужики.  В  старом  доме  с  колоннами  зазвенели  пилы  и
затюкали, вгрызаясь в податливое дерево, топоры.  Жизнь  возвращалась  в
разоренную усадьбу, властно  вступая  в  свои  права,  но  княжна  Мария
Андреевна, так же, как и пан Кшиштоф,  часто  просыпалась  по  ночам  от
страшного сна. Сон был всегда один и тот же, и в нем княжна видела  лицо
капитана  французской  гвардии  Виктора  Лакассаня  таким,   каким   оно
предстало перед нею в последний раз - серое, осунувшееся,  со  стекающей
из угла губ струйкой не правдоподобно яркой крови,  искаженное  гримасой
нечеловеческой муки, несчастное и обиженное. Это лицо  преследовало  ее,
словно она была в чем-то  виновата,  и  больнее  всего  княжне  казалось
именно выражение какой-то совсем детской  обиды,  застывшее  в  медленно
стекленеющих глазах Лакассаня. Разбуженная посреди ночи  этим  пришедшим
из прошлого мертвым взглядом, княжна подолгу лежала  без  сна,  с  часто
бьющимся сердцем, и  смотрела  в  окно,  за  которым  в  разрывах  сырых
мартовских  туч   ровным   холодным   огнем   горели   звезды.   Немного
успокоившись, она шептала слова молитвы и засыпала,  уже  не  тревожимая
кошмарами, до самого утра.
   Постепенно, по мере  того  как  молодость,  здоровье  и  повседневные
заботы брали свое, страшный сон начал бледнеть и к началу полевых  работ
исчез совсем. Княжна поняла это так, что душа похороненного  в  братской
могиле  вместе  с  тремя  французскими  гренадерами,  четырьмя  русскими
уланами и двумя  вязмитиновскими  мужиками  капитана  Лакассаня  обрела,
наконец, покой, которого не знала при жизни.