залегли,  услышав
глухой взрыв в подвале  котельной.  Мгновение  спустя  они  сообразили,  что
стреляли не по ним, и стали подниматься на ноги.
   - Это вы зря, - сказал Слепой, поднял автомат с  обломанным  прикладом  и
дал короткую очередь.
   Мелькнувшая в просвете между  зданием  мастерской  и  грузовиком,  внутри
которого все еще играла музыка, темная человеческая фигура запнулась и упала
головой вперед. Со всех сторон в  ответ  ударили  автоматы,  коверкая  стены
котельной и наполняя воздух грохотом, визгом рикошетов, облаками известковой
пыли и острыми осколками кирпича, летевшими как пули.
   Глеб плашмя  бросился  на  пол  в  дверном  проеме,  укрывшись  за  телом
часового, которое все еще лежало здесь, выставив наружу  ноги  в  порыжевших
сапогах. Автомат он отложил в сторону, потому что острая треугольная  щепка,
торчавшая на месте обломанного приклада, мешала вести прицельный огонь,  все
время норовя вонзиться в плечо, а то и выколоть глаз. Рядом валялся  автомат
часового, но Глеб предпочел ему пулемет.  Он  так  и  не  успел  обтереть  с
пулемета налипшую на него глину, но, когда  его  палец  нажал  на  спусковой
крючок, древняя железяка басовито заухала,  застучала,  позвякивая  стальной
лентой, задергалась, больно отдавая  в  плечо  и  заставив  вскочивших  было
боевиков снова залечь, вжимаясь в  раскисшую  глину  двора  и  груды  битого
кирпича. Глеб с удовлетворением заметил, что двое из них залегли навсегда.
   Он откинул крышку телефона и стал большим пальцем  правой  руки  набирать
номер  Малахова,  продолжая  отстреливаться   от   наседавших   боевиков   и
внимательно  следя  за  их  передвижениями.  Больше  всего  он  боялся,  что
кто-нибудь пальнет в него из гранатомета раньше, чем он успеет сделать  свой
звонок. Его опасения не были беспочвенными: один из  боевиков  высунулся  из
полуразрушенного   оконного   проема,   вскинул   автомат   с   подствольным
гранатометом к плечу и сделал то, чего опасался Глеб.  Он  торопился,  боясь
схлопотать пулю, и граната ударила в стену котельной гораздо  правее  двери.
Дверной проем заволокло дымом, посыпались кирпичи.  Глеб  выругался,  набрал
последнюю цифру номера и поднес трубку к уху, прижав ее плечом.
   Дымовая завеса быстро поредела, и сквозь нее Глеб увидел, как  не  меньше
десятка человек, поднявшись в полный рост и увязая ногами в грязи,  бегут  к
котельной. Лица у них были озверелые,  но  это  выражение  быстро  сменилось
испугом, когда старый ?МГ? загрохотал вновь.  Атакующие  оказались  в  очень
скверном положении посреди открытого двора, где не за что  было  спрятаться.
Они залегли и стали пятиться, распахивая животами  жидкую  грязь  и  оставив
троих своих товарищей неподвижно лежать  под  серым  небом.  Прежде  чем  им
удалось уползти с линии огня, еще один из них  ткнулся  головой  в  глиняную
кашу и выпустил цевье автомата.
   Кто-то бросил гранату. Глеб пригнул голову, пережидая шквал  осколков,  и
подумал, что это скверно: ему  не  удалось  заметить  ловкача,  который  это
сделал.
   В телефонной трубке  раздавались  пощелкивания  и  отдаленные  мелодичные
трели автоматических соединений, пока его звонок кружным путем пробирался  к
Малахову через многочисленные подстанции. Потом там что-то щелкнуло, и  один
за другим потянулись длинные гудки.
   Плотность огня вдруг возросла, несколько пуль С глухим неприятным  звуком
вонзились в труп, за которым укрывался Глеб. Слепой заметил,  что  в  ворота
вбегают все новые и новые боевики. Автоматчики палили длинными очередями, не
давая ему поднять головы, и Глеб подумал, что, будь на их  месте  настоящие,
более  или  менее  обученные  и  обстрелянные  солдаты,   все   давным-давно
закончилось бы. Но на него наступали бандиты, привыкшие нападать из засады и
никогда не принимавшие участия в настоящих боевых  действиях,  ограничиваясь
патрулированием района и блокированием дорог и горных троп, и это до сих пор
спасало его. Он даже ни разу не сменил позицию, продолжая  отстреливаться  и
одного за другим отправляя людей Судьи на свидание с Аллахом.
   Внезапно поднялся ветер, разгоняя тучи и прижимая  к  земле  валивший  из
подвального окошка густой черный дым.
   Двор мастерских заволокло  непрозрачными  клубами  копоти,  стало  трудно
дышать. В дыму сверкали вспышки выстрелов и  перебегали  сгорбленные  темные
фигуры. Глеб почувствовал, что бетонный  пол  под  ним  ощутимо  нагрелся  -
внизу, в подвале, бушевало пламя, пожирая почти полтонны дизельного  топлива
и не меньше центнера бумаги.
   Малахов  наконец  ответил.  Тон,  которым  генерал   произнес   привычное
?слушаю?, был недовольным, почти сварливым, но Глебу он показался музыкой  с
небес.
   - Это Глеб, -  лаконично  представился  он  и  срезал  короткой  очередью
мелькнувшую  в  дыму  фигуру,  отметив  про  себя,  что   парень   ухитрился
подобраться чересчур близко, почти на расстояние удара штыком.
   - Что?! - заорал Малахов так, что Глеб поморщился. - Ты?! Откуда ты?  Что
происходит?
   - Некогда, Алексей Данилович, - сказал  Глеб.  -  Мне  нужны  штурмовики.
Засеките мой телефон на всякий случай. Это, -  он  произнес  название  аула,
возле которого, как он чувствовал, его и похоронят. - Мастерские на окраине.
Ориентир - дым. Они заметят его издалека.  Пусть  поторопятся.  И  пусть  не
экономят боекомплект. Это место надо смешать с землей,  и  чем  скорее,  тем
лучше.
   В трубке наступила тишина - видимо, Малахов  отдавал  распоряжения.  Глеб
воспользовался  паузой  в  разговоре,  чтобы  тщательно,  со  знанием   дела
заставить обнаглевших боевиков снова вжаться  носами  в  грязь.  В  пулемете
кончились патроны, и он придвинул к себе автомат охранника, привычным жестом
передернув затвор и снова поморщившись, потому что зажатая  между  плечом  и
ухом трубка безумно ему мешала.
   В трубке вдруг щелкнуло, и снова послышался встревоженный голос Малахова.
   - Твой звонок уже запеленговали, - сказал генерал. - Самолеты  поднимутся
в воздух через пару минут. Лету им до тебя минут десять, не больше. Четверть
часа продержишься?
   - Черт, как долго, - сказал Глеб и, не сдержавшись, закашлялся.
   Он  увидел  возле  тяжело  осевшего  на  простреленных  шинах   грузовика
затянутую в пятнистый камуфляж фигуру лысоватого майора,  который  гостил  у
Судьи. Майор размахивал зажатым в руке пистолетом и что-то  кричал,  отдавая
распоряжения.  То  обстоятельство,  что  руководство  атакой  взял  на  себя
кадровый военный, очень не понравилось Глебу, и  он  дал  короткую  очередь,
целясь майору в живот. За мгновение до того, как автомат Слепого загрохотал,
неся  смерть,  майор,  словно  что-то  почувствовав,  нырнул  под  прикрытие
грузовика, и  пули  безобидно  простучали  по  дощатому  борту,  оставив  на
темно-зеленой деревянной поверхности короткую цепочку пробоин.
   - Что, так горячо? - спросил Малахов. Майор больше не высовывался. Сквозь
треск автоматных очередей Глеб продолжал  слышать  его  выкрики  и  все  еще
звучавшую в кабине грузовика музыку. ?Ты бросил меня, ты бросил меня?, - под
зажигательный ритм  хором  жаловались  какие-то  девицы.  Глеб  дал  длинную
очередь, веером разбросав все, что еще оставалось  в  автоматном  рожке,  по
пространству двора, взял из лежавшего рядом ?сидора? гранату, вырвал чеку  и
швырнул ?лимонку? по высокой навесной траектории, стараясь сделать это  так,
чтобы она перелетела через  тентоваяный  кузов  грузовика  и  взорвалась  на
другой стороне, где прятался майор.  ?Ты  бросил  меня!?  -  хором  завопили
безголосые  девицы  в  кабине  грузовика.  ?Лимонка?,  вращаясь  в  воздухе,
пролетела по пологой дуге, ударилась о брезент тента, отскочила и взорвалась
в метре от машины, осыпав стену котельной градом осколков и брызгами  грязи,
в клочья изодрав  тент  и  изрешетив  деревянный  борт.  Несколько  осколков
ударило по кабине, и  коллективная  жалоба  брошенных  девиц  оборвалась  на
полуслове.
   Слепой выругался. Бросать гранату из лежачего положения было неудобно, да
и верхний край дверного проема нависал  над  головой,  затрудняя  бросок.  В
результате одна из его и без того  немногочисленных  гранат  была  истрачена
попусту. Вот разве что радио наконец-то заткнулось...
   Он торопливо отложил  в  сторону  телефонную  трубку,  которая,  лежа  на
бетоне, продолжала издавать скрипучие неразборчивые звуки, и сменил  магазин
в автомате. Он сделал это  очень  быстро,  потому  что  поблизости  не  было
никого, кто  прикрывал  бы  его  в  это  время  огнем,  и,  только  закончив
перезаряжать оружие, заметил, что стрельба прекратилась. Во дворе стало  так
тихо, что после грохота боя Глебу показалось, будто он оглох.  Потом  где-то
тоненько  звякнуло  потревоженное  стекло,  стукнул,  скатившись   с   верха
полуразрушенной стены, обломок кирпича, и иллюзия разрушилась.
   - Выходи оттуда, стрелок, - послышалось из-за  грузовика.  Голос  говорил
по-русски чисто, без намека на акцент, и Глеб понял, что к  нему  обращается
лысый майор. - Ты же профессионал и должен понимать, что игра сделана. Учти,
в моих силах сохранить тебе жизнь.
   -  Думаю,  что  смогу  справиться  без  тебя,  -  крикнул  Глеб  и  снова
закашлялся. Черный удушливый дым  заползал  в  котельную  через  исклеванный
пулями и осколками дверной проем и выбивался из-под квадратной крышки  люка,
которая сейчас напоминала дверцу  печи,  в  которой  какой-то  идиот  развел
огонь, забыв открыть заслонку. Глеб подумал, что будет очень смешно, если  в
самый ответственный момент он просто потеряет сознание, задохнувшись в дыму,
как шахтерская канарейка.
   - Врешь, капитан, - сказал майор. - Капитан Суворов, я ведь не ошибся? По
крайней мере, так тебя звали, когда ты уезжал из Москвы.
   - А, - сказал Глеб, - столичная штучка. Так я и думал.
   - Я рад, что не ошибся в тебе, капитан, - прокричал  майор.  -  Голова  у
тебя работает как надо. Тем более непонятно, почему  ты  с  таким  упорством
делаешь все для того, чтобы ее прострелили. Тебе отсюда не выбраться, а все,
что ты успел и еще можешь успеть сделать, очень легко исправить.  Матрицы  и
клише находятся в надежном месте, а деньги напечатаются за пару  дней.  Чего
ты добьешься, погибнув в этом нужнике?
   Глеб посмотрел на часы и осторожно придвинул поближе телефон.
   - Вы еще на проводе? - спросил он негромко. - Вам все слышно?
   - Да, - напряженным голосом ответил Малахов. - Постарайся выбраться, Глеб
Петрович. Может быть, действительно стоит сдаться?
   - Шлепнут, - лаконично возразил  Глеб  и  пристроил  телефон  так,  чтобы
наушник был обращен в сторону двери. - А чего я добьюсь, выйдя  с  поднятыми
руками? - громко спросил он.
   Его слезящиеся от дыма глаза безостановочно шарили по двору, чтобы засечь
тот момент, когда боевики попытаются возобновить атаку.
   - Ты будешь жить, - ответил майор. - И поверь  мне,  жить  очень  хорошо.
Гораздо лучше, чем жил до сих пор.
   - Откуда тебе знать, как  я  жил  до  сих  пор?  -  спросил  Глеб,  снова
покосившись  на  часы.  Стрелки,  казалось,  прилипли  к   циферблату.   Они
двигались, но это движение было почти незаметным, словно часовому  механизму
приходилось с силой проталкивать их сквозь густое упругое желе.
   - Нетрудно догадаться, - сказал майор.  -  Мы  ведь  с  тобой  из  одного
департамента, хоть и из разных отделов. Знаю я, что это такое - работать  за
благодарности в послужном списке и очередные  звания,  когда  вокруг  всякая
сволочь просто лопается от жира. Выходи, капитан. У нас работы  невпроворот,
а ты капризничаешь как ребенок.
   - Формирование общественного  мнения?  -  крикнул  Глеб,  бросив  быстрый
взгляд на телефон. Контрольная лампочка тлела  теплым  зеленым  огоньком,  и
Слепой позволил себе улыбнуться краешком  губ:  если  Малахов  и  теперь  не
поймет того, что хотел довести до его сведения Глеб, то он  даром  ест  свой
хлеб. Но Малахов поймет, он был в этом  абсолютно  уверен.  Значит,  подумал
Глеб, работу можно считать сделанной. Эх, закурить бы сейчас!
   - Какая тебе разница? - откликнулся майор. - Скажи лучше, что  ты  решил.
Мы не можем ждать до бесконечности.
   - Интересное  предложение,  майор,  -  сказал  Слепой.  -  Но  есть  одна
загвоздка: ты здесь решаешь  далеко  не  все.  Если  эти  ишаки  решат  меня
замочить, ты не сможешь им помешать. А я не люблю, когда меня мочат.
   Вот такой я странный человек, - Если ты такой странный, какого черта тебя
сюда занесло? - недовольно спросил майор. - Наворотят дел, а  потом  требуют
гарантий.
   - Вот-вот, - подхватил Глеб. Теперь  он  смотрел  на  часы  все  чаще.  -
Хорошее слово: гарантии. Судя по всему, никаких гарантий ты дать не  можешь,
а просто пудришь мне мозги, чтобы я вышел и подставился под пулю.
   Он опять посмотрел на часы и понял, что почти выиграл  это  состязание  в
пустой  болтовне.  Можно  было  закрывать  дискуссионный  клуб,  но  у  него
оставалось еще одно незавершенное дело.
   - Даже если бы все было именно так, у тебя все равно нет выбора, - слегка
раздраженно заявил майор. - Выходи, или мы просто забросаем; тебя гранатами.
   - У меня есть выбор, - сказал Глеб. - Пусть Судья пообещает, что меня  не
убьют. Здесь командует он, а не ты, майор.
   - С чего  ты  взял,  что  он  здесь?  -  заартачился  майор.  Глеб  снова
улыбнулся: лысый эмиссар из Москвы, сам того не ведая,  помогал  ему  тянуть
время.
   - К черту, майор, - сказал он. - Или пусть говорит  Судья,  или  бросайте
свои трахнутые гранаты. Только учтите, что у меня они тоже есть.
   - Сдавайся, русский, - послышался другой голос. Глеб  сощурился,  пытаясь
поточнее определить место, из которого он  доносился.  Ему  показалось,  что
говоривший прятался за составленными в  углу  двора  ржавыми  металлическими
бочками. Бочек было штук пять или шесть, две из них валялись на  боку.  Судя
по обилию пулевых пробоин и тому обстоятельству, что бочки  до  сих  пор  не
взлетели на воздух, они были пусты уже много лет. - Выходи, и  будешь  жить.
Мои люди не станут стрелять.
   Глеб увидел, как над верхним краем одной из бочек мелькнуло что-то серое,
издали  действительно  напоминавшее  мозги.  Он  поморгал  глазами,  пытаясь
понять, на самом ли деле видел краешек каракулевой папахи Судьи, или ему это
только почудилось.
   - Откуда я знаю, кто ты такой? - спросил он. - Любой может  нарядиться  в
папаху и утверждать, что он Судья. Покажись!
   - Может быть, мне прямо взять и застрелиться? - саркастически осведомился
Судья.
   - Ну, если тал такой лентяй, я сделаю это за тебя, - сказал Глеб и  нажал
на спусковой крючок подствольного гранатомета.  В  короткой  толстой  трубке
оставалась всего одна граната, и Слепой очень надеялся, что не ошибся.
   Взрыв разбросал пустые бочки, как пластиковые трубочки  из-под  таблеток.
Тугая воздушная волна толкнула Глеба в  лицо  горячей  ладонью,  дым  пожара
отнесло в сторону, и Сиверов увидел, как  на  изрытую  глубокими  колеями  и
следами сапог глину двора, дымясь, упала истерзанная каракулевая папаха.
   - Судья! - закричал кто-то не своим голосом. - Этот шакал убил Судью!
   - Мочите его! - раздался металлический голос майора.  -  Раздавите  этого
придурка! Гранатометчики, вперед!
   Глеб увидел возникшую словно бы ниоткуда в десятке метров от него  темную
фигуру с занесенной для броска рукой и вскинул автомат. Прогремела  короткая
очередь, чеченец с диким воплем боли и  ярости  схватился  за  раздробленный
локоть, выронил гранату и исчез в  дымной  вспышке  взрыва.  Слепой  тряхнул
головой и с изумлением посмотрел на свой указательный палец, который еще  не
успел как следует лечь на спусковой крючок. Он все еще пытался  понять,  что
произошло,  когда  в  застилавших  небо   рваных   клубах   дыма   мелькнули
стремительные тени, и  первый  сокрушительный  ракетный  залп  обрушился  на
мастерские. Свистящий рев реактивных  двигателей  почти  потонул  в  грохоте
взрывов, но Глеб все-таки расслышал его.
   Земля вздыбилась, пытаясь стряхнуть с  себя  людей  и  постройки,  где-то
рядом с рассыпчатым грохотом посыпались кирпичи.  Бетонный  пол  подпрыгнул,
больно ударив Глеба по локтям и коленям,  а  труп  в  синей  телогрейке,  за
которым он укрывался все это время, вдруг подскочил, как живой, и привалился
плечом к стене, приняв полусидячее положение и уставившись  куда-то  в  угол
мутными мраморными шариками потухших глаз. Во дворе  раздавались  испуганные
вопли, кто-то протяжно стонал, с неба  сыпались  водопады  грязи,  кирпичные
обломки и куски горящего дерева.
   Глеб вскочил на ноги и бросился из  котельной,  пригибаясь  и  строча  из
автомата по всему, что двигалось в  дыму.  Рожок  автомата  опустел,  Слепой
отбросил бесполезную железяку и метнулся к забору, щедро разбрасывая во  все
стороны свои последние гранаты.  По  нему  почти  не  стреляли,  потому  что
штурмовики, сделав круг, снова заходили на цель.
   Из-за угла, буксуя в жидкой грязи и подпрыгивая, когда колеса наезжали на
обломки и дела убитых, ревя глушителем,  выехала  темно-зеленая  пятидверная
?нива?. Глеб разглядел согнувшуюся над рулем  фигуру  в  камуфляже,  остатки
русых волос, окружавшие раннюю лысину,  и  метнул  свою  последнюю  гранату.
?Лимонка? взорвалась под днищем ?нивы?, опрокинув  машину  на  бок,  осколки
вспороли грязь, расшвыривая липкие лепешки. Глеб был уже в нескольких  шагах
от кирпичной стены, окружавшей территорию мастерских.  Он  в  последний  раз
оглянулся на перевернутую машину и не сдержал досадливого возгласа,  увидев,
как пятнистая фигура, пригнувшись, убегает в сторону ворот.  Из  оружия  при
нем оставались только кольт с пустой обоймой да  охотничий  нож  Беслана,  в
данной ситуации такой же бесполезный,  как  электробритва  или  пилочка  для
ногтей.
   Махнув рукой на майора. Слепой бросился к  стене,  и  тут  с  неба  опять
обрушилась лавина огня. Кирпичный забор в двух  метрах  от  Слепого  страшно
вспучился, покрываясь мелкой сеткой трещин, раздуваясь, как необъятное брюхо
какого-нибудь любителя пива и свиных сосисок, а потом со  страшным  грохотом
разлетелся в клочья, мгновенно исчезнув в оранжево-буром облаке взрыва.
   Невидимая рука грубо подхватила Глеба Сиверова, оторвав его от  земли,  и
со страшной силой швырнула куда-то спиной вперед.  Тугая  волна  насыщенного
тротиловой вонью воздуха забила ему легкие, почти разорвав их,  мчащиеся  со
скоростью курьерского поезда кирпичи догоняли его в полете и били по ребрам.
Глебу показалось, что он летел  целую  вечность,  с  отстраненным  интересом
наблюдая за тем, как навстречу ему косо опускается, рассекая  клубы  дыма  и
разваливаясь  в  падении,  закопченная  кирпичная  труба  котельной.   Время
замедлилось,  как  в  кино,  когда  отснятую  на  высокой  скорости   пленку
прокручивают в нормальном темпе.  Он  увидел,  как  целая  цепочка  разрывов
накрыла  котельную,  подбросив  падающую  трубу  и  заставив   ее   изменить
направление падения. Труба развалилась на три части, каждая  из  которых,  в
свою очередь, рассыпалась в воздухе на тысячи кусков.  Эти  куски  падали  в
грязь, как шрапнель, фонтанами разбрызгивая жидкую глину.  Паря  в  воздухе,
как невиданная летучая мышь, Глеб подумал о том, что страх - очень  странная
штука. Он всегда донимает человека вплоть  до  того  самого  момента,  когда
изменить что бы то ни было уже не представляется  возможным.  А  когда  этот
момент наступает, страх уходит, как ворчливый родственник, советов  которого
не  послушались.  Поступайте  как  знаете,  говорит  он,  только  потом   не
жалуйтесь, потому что я вас предупреждал...
   Невидимая рука, устав нянчиться с  Глебом,  с  размаху  впечатала  его  в
грязь, и ему показалось, что он слышит треск собственных ребер. В  последнее
мгновение в его стремительно ускользающем  сознании  промелькнула  странная,
небывалая фантазия: Малахов, сидящий в мягком кресле  с  телефонной  трубкой
возле  уха  и  слушающий  рвущуюся  из  наушника   со