янулся  к  своему  брезентовому  мешку,
запустил в него руку и вытащил  потрепанную  книжку  без  обложки.  Это  был
школьный учебник истории без первых страниц - любимая книжка Кондакова.  Ему
нравилось время от  времени,  в  минуты  спокойствия  полистать  пожелтевшие
страницы, почитать о великих полководцах, о битвах на  море  и  на  суше,  а
затем, прикрыв глаза, воображать, как  это  все  было...  Вот  и  сейчас  он
принялся даже  не  читать,  а  просматривать  читанную-перечитанную  книжку.
Пальцы раскрыли учебник на страницах, где говорилось  о  битве  при  Косове.
Особенно  нравилась  Кондакову  картинка,  изображающая,  как  Милош  Обилич
убивает турецкого султана. Были нарисованы шатер, переполошенные охранники и
отважный серб с кривой саблей в руках, стоящий над поверженным султаном.
   Володька  даже  зажмурился  от  удовольствия.  "Эка  он  его,   басурмана
проклятого! Небось, в живот саблей, а  может,  по  горлу.  Интересно,  убили
этого храбреца или убежал - как я от этих гадов?"
   Еще полистав учебник, он стал читать  об  Османской  империи,  основанной
турками-сельджуками.  Жизнь,  описанная  в  учебнике  истории,   была   куда
интереснее, чем та, которая протекала  за  колючей  проволокой,  ограждающей
зону. Но Володька Кондаков, хоть и был мечтателем, ни за  что  не  хотел  бы
оказаться в прошлом на территории Османской  империи,  где  злые  янычары  в
высоких шелковых тюрбанах могли на него наброситься, отрубить  ему  руки,  а
после привязать к  столбу  и  оставить  подыхать  на  солнце.  Больше  всего
любителя истории Володьку Кондакова  приводило  в  трепет  и  ужас  то,  что
янычары уселись бы рядом и стали смотреть, как жизнь медленно покидает  его.
А в это время собаки принялись бы грызть его отрубленные руки, хрустеть  его
костями. И он бы все это увидел...
   "Ну их к черту - дурацких османов! Лучше уж жить здесь,  в  чернобыльской
зоне. Радиации боятся все, и людей тут немного. Если передвигаться предельно
осмотрительно, то можно никому не попадаться на глаза по  целому  месяцу.  И
никто тебя не станет беспокоить, никто не будет за тобой гоняться. Лежи себе
где-нибудь на  пустом  хуторе,  хочешь  -  осторожненько  жги  костер,  вари
какую-нибудь похлебку, читай оставленные хозяевами  в  домах  старые  книги,
старые  газеты.  Можешь  порыться  в  письмах,  порассматривать  фотографии,
висящие на стенах, и воображай себе, как славно жилось здесь людям до  того,
как взорвался, пошел дымом этот гребаный реактор".
   Но военная машина, сколько Володька Кондаков ни старался  ее  забыть,  не
выходила из головы. Многое оставалось для него загадкой в этом происшествии.
   "Эх, было бы у меня ружьишко! Я бы им  в  ответ  всадил  картечью..."  Но
ружья Кондаков не имел уже давным-давно. Поначалу, когда он только  оказался
в зоне и не все еще было разграблено и растащено, ему посчастливилось  найти
охотничье ружье и две  коробки  патронов.  Тогда  Володька  чувствовал  себя
настоящим Робинзоном Крузо, героем самой его любимой  с  детства  книги.  Он
гордо ходил с ружьем, иногда стрелял в уток, в диких гусей, которых  в  зоне
оказалось видимо-невидимо, но никогда не  трогал  лебедей,  и  вел  довольно
сытную жизнь, без мяса никогда не оставался То косулю подстрелит, то  зайца
- в общем, жизнь была что надо.
   С ружьем пришлось расстаться, когда его впервые  прихватили  менты  и  из
зоны отправили в спецприемник. На него составили  протокол,  оружие  изъяли.
Забрали и нож, и компас, и все, что нашлось у Кондакова  ценного.  Он  сумел
припрятать только часы. И теперь эти простые часы тикали на его  до  черноты
загорелом запястье. Еще у Володьки когда-то был  радиоприемник.  Наслаждался
Володька им недолго: как только  сели  батарейки,  приемник  оказался  вещью
абсолютно никчемной. Но  в  те  мгновенно  пролетевшие  дни,  пока  приемник
работал, какое  Володька  испытывал  счастье!  Можно  было  долгими  зимними
ночами, когда выла вьюга и где-то  надоедливо  и  тоскливо  хлопали  ставни,
лежать в доме у натопленной печки и тихонько поворачивать  ручку  настройки.
Приемник свистел, трещал,  но  потом  вдруг  прорывались  отчетливые,  ясные
голоса. И Володька, находясь в безлюдной чернобыльской зоне, знал обо  всем,
что происходит в мире. Ему запомнилось, как он слушал трансляцию футбольного
матча.  Раз  пять  он  нарывался  на  радиостанцию  "Свобода"  и,  когда  из
выступлений  ученых  и  специалистов  узнавал  о   том,   что   творится   в
чернобыльской зоне, всегда хитровато улыбался. "Брешите,  брешите,  да  меру
знайте, капиталисты проклятые! Жизнь здесь вовсе  не  так  страшна,  как  вы
расписываете. Здесь спокойно, тихо, а радиация, эти рентгены, микрорентгены,
бэры, шмэры и прочая хрень - их не существует. Может, она и есть,  радиация,
но ее невозможно  увидеть,  пощупать,  ощутить.  Так  что  все  это  вранье.
Интересно, кому пришло в голову взять и выселить столько  деревень,  сорвать
такое количество народа с насиженных мест и отправить черт знает куда?"
   Но батарейки приемника "Альпинист" быстро "сдохли".  И  сколько  Володька
Кондаков ни рыскал по домам, нигде ему не попались круглые элементы питания,
которые могли бы оживить его радиоприемник. Ему иногда даже снилось, что  он
заходит в дом, открывает сундук, а там на дне  полным-полно  ярких,  пестрых
батареек, и он набирает их полные карманы, сует в  свой  брезентовый  мешок,
заряжает в приемник. И сладко щурит глаза в предвкушении новой жизни.
   Его голубой мечтой был работающий приемник:  можно  слушать  что  угодно,
можно обо всем узнавать, не общаясь ни с кем.  А  если  хочется  поговорить,
можно разговаривать с  приемником.  Можно  приводить  ему  свои  доводы,  до
хрипоты спорить. И самое главное - ты всегда выйдешь  победителем  в  споре,
достаточно нажать на кнопку. Столичный  умник,  какой-нибудь  профессор  или
доктор наук, моментально заткнется, и останется слышен только его,  Володьки
Кондакова, чуть осипший голос, будь то в пустом доме или на лесной поляне.
   Но приемника сейчас у него не было, о событиях на большой земле  Володька
узнавал из старых газет, иногда подслушивал разговоры  милицейских  патрулей
на дорогах. Но его, впрочем, такие  обрывочные  новости  мало  интересовали.
Хорошо, конечно, знать, где, что и  как,  но  и  незнание  тоже  имеет  свои
прелести. От места, где Володька Кондаков попал в переплет, до места, где он
находился сейчас, было не меньше десяти километров. Но Кондакова  неудержимо
тянуло сходить туда, к той дороге, и посмотреть, стоит ли еще машина или уже
уехала.
   Володьке казалось, что он в любом случае найдет там  что-нибудь  стоящее,
полезное для себя. Мечтая о трофеях, он  перевернулся  со  спины  на  живот,
подвинул к себе котелок и стал вынимать из него рыбу, разламывать и есть.
   Он насытился и окончательно решил, что лежать здесь толку никакого, лучше
прошвырнуться к той дороге. Десять километров для такого ходока, как  он,  -
сущий пустяк. И часа через полтора-два он доберется туда. А  после,  перейдя
дорогу, он отправится на хутор, в котором жил когда-то лесник.  Хутор  стоял
так далеко от дороги, что подходов к  нему  уже  почти  не  осталось  ~  все
заросли. Туда мог попасть  только  знающий  человек,  каким  и  считал  себя
Володька.
   "Там, на  хуторе,  я  и  заночую.  Поживу  недельку,  может  две,  оттуда
направлюсь куда-нибудь еще. Слава Богу на носу лето, холодов не предвидится,
ночевать можно где угодно. Соли у меня достаточно, есть спички, зажигалка. У
меня при себе все, что только может понадобиться". А на  хуторе  у  Володьки
был небольшой тайник,  там  он  спрятал  две  трехлитровые  банки  с  салом,
варенье, крупы и даже бутылку водки. "На хуторе я и водочки попью!.."
   Какой сегодня день и какое число, Володька не знал, календарь он не вел.
   Сборы, как всегда, много времени не заняли. Володька помочился на костер,
затем тщательно затоптал еще тлеющие головешки, забросал кострище травой,  и
вряд ли можно было бы определить через  пару  дней,  что  здесь,  на  берегу
маленькой речушки, впадающей  в  Припять,  кто-то  сидел.  Володька  закинул
вещмешок за плечо, взял в руки удочки, спиннинг и, поглядывая  по  сторонам,
двинулся по одному ему известной тропинке к  густому  ельнику.  За  ельником
начиналась дубовая роща, за ней .протекал  небольшой  ручей,  который  можно
перейти по камням, даже не замочив ноги. Володька сам выложил  эту  каменную
переправу, и только он знал о ее существовании. А за ручьем поле,  а  дальше
кустарник, лес и дорога.
   Володька  посмотрел  на  часы.  Они  показывали   одиннадцать.   Кондаков
прикинул, что даже если не станет спешить,  то  часам  к  двум  окажется  на
месте. У него была и другая цель: он хотел зайти на заброшенную пасеку,  где
в двух ульях еще водились пчелы, и,  если  повезет,  поживиться  медом.  При
мыслях о тягучем, ароматном, золотистом меде  Володьке  захотелось  его  так
мучительно, что даже острый кадык дернулся. Сильнее всего хочется того, чего
нет. Правда, связываться с пчелами он не  очень  любил  после  того,  как  в
прошлом году нарвался на лесных пчел. И тогда, точно так, как и сейчас,  ему
захотелось меда. Но меда он не поел, а пчелы его искусали до такой  степени,
что старуха, живущая в выселенной деревне в крайней избе, чуть не умерла  от
страха, когда увидела Кондакова с распухшими, огромными, как лопухи,  ушами,
с заплывшими глазами. Он тогда едва выжил. И если бы не  успел  добежать  до
ручья и броситься прямо в одежде в воду, наверное, ему пришел бы конец.
   ...Целый рой вырвался из дупла и набросился на него. Пчелы гудели,  лезли
в волосы, под кепку, в нос, в уши, кусали за руки, даже набивались в сапоги.
   Володька кинулся бежать. Он  мчался  через  кусты  с  дикими  воплями,  а
рассерженный рой шлейфом тянулся за ним, жаля и жаля. Володьку  спас  ручей.
Прямо с берега он плашмя упал в воду. Хорошо, что воды было выше  колена,  и
он смог погрузиться в нее с головой. Даже под водой ему чудилось, что  пчелы
продолжают впиваться в его тело. Он барахтался  в  ручье  около  часа,  пока
наконец пчелы не отстали. Он, шатаясь,  вылез  из  воды,  безумным  взглядом
обвел все вокруг. Он чувствовал, как  глаза  заплывают,  как  кожа  на  лице
натягивается, гудит от прикосновения, словно камера  футбольного  мяча.  Ему
казалось, она  вот-вот  лопнет.  Пальцы  на  его  руках  стали  похожими  на
сардельки - настолько они распухли. Вдобавок они  почти  не  гнулись.  "Надо
брести к людям", - подумал тогда Кондаков и судорожно стал  вспоминать,  где
здесь неподалеку есть люди. Вспомнил о старухе-баптистке, живущей километрах
в четырех от злополучного места. И он поплелся туда.
   Володька, едва ворочая языком, объяснил не на шутку  перепуганной  бабке,
что бояться его не надо, что это все проклятые пчелы.  Старуха  спасла  его.
Чем она обмазывала ему лицо, что заставляла пить - Володька не . знал  и  не
помнил, но через два дня опухоль спала,  а  старуха,  подойдя  к  Кондакову,
погрозила крючковатым указательным пальцем и громко, - потому что была почти
глухая - прокричала:
   - Уходи отсюда! Уходи, а то тебя тут поймают. Меня-то они  не  тронут,  а
вот тебя схватят.

Глава 17

   Полковник Сазонов подобрал людей себе  под  стать,  способных  за  деньги
совершить любую мерзость, готовых мать родную  продать.  Все  его  подручные
когда-то служили вместе с ним,  и  на  каждом  висело  какое-нибудь  грязное
дельце.
   А полковник Сазонов был человеком дотошным и все эти  делишки  знал.  Так
что  подбор  кандидатур  оказался  далеко  не  случайным.   Он   знал,   как
воздействовать на каждого из своих подчиненных, чем  припугнуть,  прижать  к
ногтю и заставить делать то, что нужно. Каково же было удивление полковника,
когда никто из этих людей и не подумал отказываться.  Больше  всего  команда
Сазонова  напоминала  банду  вооруженных  до  зубов   головорезов,   готовых
совершить все, что угодно, не задумываясь о последствиях. В  кабине  "КрАЗа"
стоял переносной телевизорчик, благодаря ему Сазонов  и  узнал  о  том,  что
случилось с Шанкуровым. Никому из своих  спутников  полковник  и  словом  не
обмолвился, что операция под угрозой срыва, и принял решение изменить место,
где предстояло спрятать похищенный фугас и  затаиться  там  на  время,  пока
ситуация не прояснится.
   О том, что они везут, знали лишь трое: капитан в отставке Шушаков и такой
же капитан в отставке  Юдин.  Они  были  правой  и  левой  рукой  полковника
Сазонова.
   Виктор Иванович знал - стоит ему лишь кивнуть, моргнуть глазом, пошуршать
деньгами, как Шушаков не задумываясь выхватит свой ТТ и пустит  пулю  в  лоб
тому, на кого укажет полковник.
   Юдин и Шишаков верили Сазонову безоговорочно. Если он сказал, значит, так
и должно быть. В них еще осталось кое-что  от  кадровых  военных,  а  звание
полковника для них являлось недосягаемым, и потому подчинялись они  Сазонову
беспрекословно,  хотя  Виктор  Иванович  не  обольщался:  если  дело  примет
критический оборот, когда придется выбирать между жизнью  и  смертью,  между
свободой и тюрьмой, богатством и нищетой, Шушаков и Юдин сдадут его  ничтоже
сумняшеся. Да и он сам сдаст их  так,  как  сдают  ненужные  вещи  в  утиль:
испытывая облегчение, что избавляются от  хлама,  и  нисколько  не  горюя  о
старье. "Вот и я горевать не стану", - убеждал себя Виктор Иванович Сазонов.
   Начало операции прошло в целом успешно, не было никаких осложнений.
   Погрузка, выгрузка, транспортировка - все это проделали виртуозно,  никто
на военной базе и  не  заметил  поначалу  пропажу  одного  ядерного  фугаса.
Бесценный груз был переправлен в чернобыльскую зону.  "Кто  там  его  станет
искать,  -  смекнул  пройдошливый  полковник,  -  а  с  Шанкуровым   я   еще
поторгуюсь".
   Полковник Сазонов был человеком искушенным и отдавал отчет,  что,  прежде
чем он избавится от груза, фугаса могут хватиться и начать  искать.  А  если
найдут, то и ему, и всем, кто с ним,  несдобровать.  Поэтому  спрятать  надо
было понадежнее. И он выбрал удачное место.  Это  была  кирпичная  колхозная
ферма с огромными железными  воротами.  Ферма  стояла  на  пригорке,  откуда
прекрасно просматривалась  местность.  Коров  на  этой  ферме,  само  собой,
давным-давно не было, и даже запах навоза успел выветриться. Были распахнуты
ржавые ворота, и "КрАЗ" повышенной проходимости легко въехал  внутрь  фермы.
Ворота тут же заперли.
   Воинство полковника, поняв, что операция затягивается, взроптало:
   -  И  сколько  мы  в  этой  долбаной  радиации  будем  сидеть?  Пока   не
окочуримся?
   На что полковник резко ответил:
   - Сколько надо, столько и будете сидеть. А вы, никак, хотели  просто  так
заработать денег? Срубить по-легкому?
   - Желательно, - ответил кто-то.
   - Тогда берите груз и продавайте его на базаре. Авось, найдется купец.
   - Ладно, ладно, - немного повыступали и смолкли  подчиненные.  Все  равно
делать ничего не оставалось, только ждать.
   В кузове "КрАЗа", кроме упакованного фугаса  и  ящиков  с  оружием,  было
несколько ящиков с противопехотными минами.  И  Виктор  Иванович  решил  всю
территорию вокруг фермы и все подходы к ней заминировать.  Опыт  в  подобных
вещах у него имелся, да и Шушаков с Юдиным были офицерами саперных частей.
   Вместе со своими бойцами они начали минировать территорию - все  подножие
холма и даже бывший водопой. Особенно тщательно они расставляли мины на всех
подъездах к ферме. Маленький  мост  заминировали  с  двух  сторон  минами  с
дистанционным управлением. А с тыла к ферме было  не  подобраться:  там  шли
старица и болото. Полковник тщательно составил  карту  минных  полей,  затем
сложил ее себе в планшет. После чего собрал подчиненных.
   - Чтобы никто и никуда, - строго-настрого приказал он, - если  не  хотите
подорваться на мине. Да и бегать вам тут некуда.
   - А за самогоном, полковник?
   - Дурак, тут никто не живет. Тут ни баб, ни выпивки.  В  общем,  придется
сидеть и ждать.
   - Сколько? - прозвучал вопрос.
   - А вот это уже не ваше дело, - отрезал полковник и удалился в  небольшое
помещение, которое раньше занимал заведующий фермой. От  него  в  наследство
полковнику  достался  обшарпанный  письменный  стол,  два  стула,  счеты   и
арифмометр.
   Остальные расположились кто  как  мог,  благо  соломы  и  сена  на  ферме
хватало, а в "КрАЗе", кроме  оружия,  находились  спальные  мешки,  ящики  с
тушенкой и прочим продовольствием. Еды было столько, что хватило бы на целый
месяц. Даже колодец, заколоченный досками, бандитам не  понадобился  -  воду
они привезли с собой в  большом  баке  из  нержавейки,  выкрашенном  зеленой
краской, какой красится всякое  военное  имущество.  Бак  был  рассчитан  на
полтонны воды. Так что все необходимое для жизни у полковника  и  его  людей
имелось. Оставалось только ждать, когда позвонит Шанкуров и  сообщит,  каким
образом  товар  переправить  покупателю.  А  после  этого  все  они  получат
оговоренные суммы и могут быть свободны.
   Как и при проведении  любой  военной  операции,  полковник  продумал  все
детали, относящиеся к безопасности. Он написал  график  дежурств,  расставил
часовых, чем вызвал ухмылки на небритых лицах своих бойцов.
   - Здесь что, настоящая война будет? - сказал один.
   - А тебе дело? - заметил второй, с косым шрамом на щеке.
   - Конечно, дело! В армии настоялся в караулах!
   - И здесь постоишь или полежишь. Если кто пропустит  дежурство  или  кого
застану спящим на посту лишу части  денег,  -  грозно  заявил  полковник.  -
Церемониться не стану, так что не обижайтесь. Чтобы службу несли исправно.
   - Ладно, полковник, ты не очень-то пугай! - заогрызались подчиненные.
   И тут Сазонов сделал то, чего от него никто  не  ожидал.  Он  вытащил  из
кобуры пистолет, передернул затвор и приставил холодный ствол ко лбу  одного
из самых разговорчивых.
   - Хочешь, Вася, я сейчас нажму указательным пальцем на курок, и у тебя во
лбу будет дырка? То-то ребята посмеются! Ты меня понял?
   Вася  побледнел.  От  растерянности  он  даже  забыл,  что  сам  вооружен
десантным автоматом, а в подсумке у него четыре полных рожка.
   - Понял, Виктор Иванович, - кротко ответил Вася  и  вытянулся  по  стойке
смирно.
   - То-то же, смотри у меня!
   И только сейчас до Васи дошло, что он вляпался в грязную историю и  лучше
всего  унести  отсюда  ноги  как  можно  скорее.  "Но  черта  с  два  отсюда
выберешься, все вокруг заминировано. Я ж в  минах  ни  бельмеса...  Вот  так
попробуешь убежать и останешься без ног. Это в лучшем случае. А в  худшем  -
разорвет на  куски,  и  потом  вороны  налетят  и  будут  клевать  все,  что
останется, будут тягать по высокой травке куски мяса".
   Нет, такая перспектива Васю не устраивала. "Будь что будет, - решил он, -
глядишь, все и обойдется. Тем более что денег  полковник  пообещал  столько,
сколько не заработать и за пять лет". А деньги Васе были очень нужны. Он уже
давным-давно собирался купить машину, и не  какие-нибудь  там  "жигули"  или
потрепанную иномарку. Пусть и бывшую в употреблении, но не  более  двух-трех
лет.
   В общем, Вася Магометов, невысокий, крепко сбитый парень, страстно мечтал
о машине,  и  только  из-за  этого  согласился  участвовать  в  предприятии,
затеянном полковником Сазоновым.
   Вечный чернобыльский бомж  Володька  Кондаков  от  природы  был  довольно
любопытным человеком. И это качество  иногда  приносило  ему  дурные  плоды,
влекомый любопытством, он пару раз попадал в передряги. Но такой уж  он  был
человек:  все  ему  хотелось   увидеть   собственными   глазами,   потрогать
собственными руками, все узнать.
   Вот и сейчас он с упорством продирался сквозь кусты,  шел  по  тропинкам,
которые были известны, наверное, только ему  одному  из  всех  обитателей  и
посетителей зоны. Упрямо шел Володька к намеченной цели.  На  всякий  случай
прихватил с собой топор. Ему удалось благополучно доб