практически   невозможно:
сильнодействующее сердечное лекарство, подсыпанное в чай - не яд.
   Потапчук поднялся. Гидравичюс крутил головой, глядя то  на  Сиверова,
то на генерала ФСБ.
   - Он никуда не денется, - сказал Потапчук, махнул рукой, давая понять
Глебу, что нужно выйти на кухню и переговорить.
   Дверь плотно прикрылась.  Гидравичюс  уже  в  который  раз  попытался
дотянуться кистями связанных рук до одного из узлов, но не сумел. Связан
он был крепко, казалось, уже сросся  со  стулом,  стал  его  частью  или
наоборот, стул стал частью  его  самого.  Он  склонил  голову  к  плечу,
старясь остановить кровотечение. Слов, звучавших на кухне, он  разобрать
не мог: сильно шумела вода, а двое мужчин переговаривались шепотом.
   - Глеб, какого черта ты  приволок  его  сюда?  -  говорил  между  тем
Потапчук.
   - Вариантов не было. Я боялся, что еще немного, и он заляжет на дно.
   - Мы бы все равно его взяли, - поморщился генерал.
   - Если вы пропустили момент, когда я брал его, значит, он улизнул бы.
   Возразить на это было нечего.  Генерал  понимал  справедливость  слов
Сиверова, к тому же Глеб сумел  за  очень  короткое  время  вытрясти  из
Гидравичюса бесценные Признания. Если бы этим занимались в ФСБ люди,  не
имеющие права прибегать к нетрадиционным методам допроса,  на  выбивание
показании ушло бы несколько дней. Опять же возня с граждан и ном другого
государства, требования вызвать консула, боязнь начальства...
   - В общем, Глеб, ты  сильно  помог  мне,  хоть  и  разбираться  потом
придется долго. Дело осталось за малым - нейтрализовать киллера  Алекса,
если, конечно, Гидравичюс не врет.
   - Нет, он не врет. Федор Филиппович,  а  может,  лучше  мне  заняться
Алексом, а вы  сосредоточьте  все  усилия  на  обеспечении  безопасности
Кленова? Ведь, наверняка,  Алекс  -  не  единственный,  кто  нацелен  на
Кленова.
   - Почему ты так думаешь?
   - Мне так кажется.
   - Когда кажется, креститься надо! Это не конкретно, Глеб.
   - Вас ничего не настораживает, Федор Филиппович?
   -  Конечно,  настораживает.  Меня  беспокоит,  что   информация   про
Гидравичюса пришла к нам и по другим каналам,  не  только  от  Меньшова.
Такое  впечатление,  что  его  специально  хотели  сдать  вместе  с  его
киллером, но сделать это так, чтобы я добрался до него чуть позже  -  на
это были бы отвлечены силы, необходимые для обеспечения безопасности  на
похоронах.
   - Это близко к истине, и Гидравичюс, по-моему, это  понял,  потому  и
стал признаваться во всем с ходу.
   Как вы думаете, он считает, что вы попробуете его перевербовать?
   - Если его решили сдать, то перевербовывать не  имеет  смысла.  Да  и
мразь он полная. Хотя... - генерал пожал плечами,  -  и  мне  приходится
работать с подобными. С двойными агентами...
   - А кто такой Браун? - Глеб закурил,  выпустив  геометрически  точное
кольцо дыма в потолок.
   - Полковник ЦРУ. Занимается только серьезными делами. Раньше  работал
со странами Варшавского  договора,  а  потом  его  переориентировали  на
Россию: промышленный и научный шпионаж.
   - Где сейчас Браун?
   - Мы его отслеживаем, в Праге его сейчас нет.
   - Может, он здесь, в Москве?
   - Маловероятно, но и такую возможность я не исключаю. Хотя его приезд
- это большой риск.
   - Большая игра - большой риск, - усмехнулся Сиверов.
   - Я тебя сегодня не узнаю, - сказал Потапчук.
   - У меня такое мерзкое чувство, Федор Филиппович, что хочется  отойти
в сторону. С одной стороны, понимаю, делаю нужное дело...
   Генерал не дал ему договорить:
   - Значит, делаешь все правильно, Глеб.
   Потапчук  взял   трубку   и   стал   отдавать   распоряжения   насчет
нейтрализации Алекса. Генерал говорил по  телефону  негромко,  спокойно,
будто беседовал с другом, хотя на самом деле приказывал.
   Сиверов, пройдя в комнату, вел себя так, будто находился там один.
   Присев на край стола, он провел ладонью по бумагам, раздвигая  их.  В
его   пальцах   оказалось   расписание   похорон   академика   Лебедева,
составленное в президиуме Академии наук. Отвечал за это некто Мельников,
чья подпись виднелась внизу. Сиверов сложил бумагу  пополам  и  небрежно
сунул во внутренний карман куртки.
   Затем  сел  поудобнее  и,  взявшись  за  край  стола,  несколько  раз
качнулся.
   - Сказать тебе больше нечего?
   Гидравичюс машинально посмотрел на коробочку с пластырем, стоявшую на
подоконнике, затем его взгляд остановился на рояльной  струне,  повисшей
на спинке кресла. Металл блестел, словно его только-только протерли.
   Из кухни с сосредоточенным и спокойным лицом  вышел  Потапчук.  Такое
лицо у человека бывает, когда все плохое уже случилось  и  он  полностью
контролирует ситуацию.
   - Тебе надо уходить, через десять минут сюда приедут.
   - Я понимаю.
   - Ты без машины?
   - Доберусь на такси.
   На всякий случай Слепой еще постоял на  улице  у  входа  в  небольшой
ресторанчик. Он видел, как  во  двор  въехали  две  машины,  легковая  и
микроавтобус без окон - в таких обычно развозят по квартирам телевизоры,
стиральные машины, малогабаритную мебель.
   Сиверов устало расправил плечи,  запрокинул  голову,  подставив  лицо
мелкому моросящему дождю, поправил ремень тяжелой спортивной сумки.
   По улице медленно  ехало  такси  с  зажженным  зеленым  огоньком.  Он
подошел к бордюру и махнул рукой.
   Машина остановилась. Сиверов потянул на  себя  дверь  и  забрался  на
переднее сиденье. В салоне пахло дезодорантом.
   - Что-то погода портится, - сказал Глеб. - На Арбат отвезете?
   Ему хотелось поехать домой, но он понимал: еще не время. Как минимум,
следовало заехать на мансарду и оставить там сумку, спрятав ее в тайник,
принять, в конце концов, душ, переодеться во все чистое.
   "Часть победы - это не вся победа, - устало подумал Глеб, когда такси
ехало по  вечерним  улицам.  -  Алекса  они  возьмут,  это  вне  всякого
сомнения. Лучше, хуже, но  возьмут  и  нейтрализуют.  Даже  если  ему  и
удастся уйти, он в это дело больше не полезет - Гидравичюс же у ФСБ.
   Алекс не дурак, если  почувствует  опасность,  то  тут  же  скроется.
Навряд ли рванет прямо в Литву, скорее всего, сделает крюк. Поедет через
Чечню, Абхазию... Но не это главное. Меня настораживает сам  масштаб,  с
которым идут дела. Во-первых, неизвестно, где полковник Браун, не поехал
же он в разгар операции отдыхать, покинув  Прагу?  Наверняка  существует
еще один убийца, и если бы только один... Можно  согласиться  с  мнением
Потапчука, он считает, что у противника было мало  времени  спланировать
уничтожение Кленова в деталях. Академик скончался так внезапно..."
   Но даже Сиверов со своим  сверхчутьем  не  мог  предположить,  что  о
похоронах академика Лебедева полковник Браун знал почти за неделю до его
смерти, а поэтому имел преимущество во времени и  мог  предвидеть  почти
все детали и спланировать операцию четко.
   Все-таки Лебедев, как-никак, не слесарь с завода  имени  Лихачева,  а
лауреат многочисленных премии, а таких людей в России хоронят по  одному
и тому же отработанному сценарию.
   У Сиверова все время вертелось в голове одно и то же слово: похороны,
похороны, похороны... Глеб повторял его так, словно именно в нем таилась
разгадка.
   И затем по странной ассоциации возникло еще несколько слов: похороны,
юбилей, свадьба, митинг, шествие... В общем, толпа, передвижение которой
контролировать будет невозможно, людей соберется много.
   "Если бы я занимался ликвидацией, если бы я был на месте  Брауна  или
Алекса,  которого  нанял  Гидравичюс,  то   лучшего   случая   -   почти
стопроцентного шанса убрать Кленова и уйти незамеченным - навряд ли стал
бы дожидаться".
   Ведь для киллера-профессионала самое сложное - не  убить.  Нажать  на
курок винтовки с оптическим прицелом может  полный  идиот,  на  это  ума
много не надо, нужна только тренировка, хорошее зрение  и  верная  рука.
Самое сложное - уйти с места  преступления,  уйти  так,  чтобы  тебя  не
догнали, иметь выигрыш во времени, оторваться от погони.
   "Да, похороны, - со злостью подумал Глеб, -  удобны  тем,  что  людей
набьется видимо-невидимо. Во-первых, легко пронести оружие, а во-вторых,
возьми имитационную гранату, выстрели в Кленова - можешь  успеть  и  два
раза, - затем взорви гранату. Начнется паника,  все  побегут,  сбивая  и
топча друг друга, сметут охрану, сколько ее ни выставляй. И лишь один из
всей этой толпы будет  полностью  владеть  ситуацией  -  ведь  он  ее  и
смоделировал.
   Он все рассчитал - где будет находиться, сколько секунд  бегало  того
или иного места, присмотрел, какую дверь  откроет,  через  какой  проход
выйдет. Он может  даже  бежать  с  толпой  через  парадный  вход.  Людей
соберется много, и когда толпа, ломая друг другу кости,  сшибая  женщин,
топча стариков, вырвется наружу, можно уйти незамеченным. Вот и  все,  -
подумал Глеб, - максимум, что люди смогут запомнить, так это  одежду.  А
ее в суматохе легко сбросить. Кстати, шапка... Шапка будет в руках.
   Естественно, люди Потапчука перед похоронами проверят все  помещения,
все осмотрят, высчитают все точки, где может расположиться снайпер,  все
проверят миноискателем. Но это напрасный труд. Убийца придет на похороны
вместе с родственниками,  друзьями  и  коллегами.  Возможно,  с  букетом
цветов. Да, красиво выглядит киллер с букетом красных роз в руках, почти
как в  кино!  Есть  чем  прикрыть  лицо.  А  что  если  киллер  окажется
женщиной?" - и тут Глеб зло усмехнулся, затем поморщился.
   - Вам плохо? - спросил водитель. - Может, окошко откроем?
   - Да, я открою и закурю с вашего разрешения.
   - А может, и меня угостите?
   - Угощу, - Глеб протянул пачку, в которой оставалось две сигареты.
   - Последнюю даже милиция не забирает.
   - Бери, у меня в сумке еще есть, - Глеб упомянул о своей  сумке  так,
словно это какой-то мини-магазин, и  пожелай  водитель  увидеть  бутылку
виски, то и она нашлась бы там.
   Водитель и Глеб закурили.
   - Хорошая сигарета, сразу чувствуется,  -  похвалил  водитель,  жадно
затягиваясь.
   - Я плохих не курю.
   - Я бы тоже плохих не курил, если бы зарплата была побольше да  детей
поменьше.
   - А сколько?
   - Детей-то? Трое, - улыбнулся водитель и показал Глебу укрепленную на
солнцезащитном козырьке  фотографию,  -  вот  они  все,  вожу  с  собой.
Некоторые иконки возят, крестики всякие,  а  я  решил,  пусть  мои  дети
всегда при мне будут. Когда мужики  из  колонны  выпить  предлагают,  на
фотографию иногда посмотришь, да и откажешься. И к пассажирке  красивой,
бывает, приставать не станешь, все-таки перед детьми неудобно - смотрят.
   Глеб понял  логику  таксиста,  и  она  не  показалась  ему  странной.
Нормальные   рассуждения   нормального   человека,   живущего    простой
человеческой жизнью, каждый день думающего о том, что он принесет в дом,
чем жена станет кормить детей. Думает, наверное, во что  их  одеть,  как
сэкономить деньги на куртки  и  обувь,  как  к  празднику  купить  детям
чего-нибудь повкуснее, чем их побаловать. У каждого свои проблемы,  свои
заботы.
   "Наверное, и Браун любит своих детей, Гидравичюс  наверняка  в  своих
тоже души не чает. Но какими разными способами люди зарабатывают  деньги
для них!
   Да, удивителен мир, ничего не скажешь".
   - Они у меня хорошие, - выпуская дым, говорил  водитель.  -  Особенно
младший меня любит. Раньше и старшие любили, а теперь у них  все  больше
свои дела.
   Зато младший, как приезжаю, едва  услышит,  что  замок  щелкнет,  так
бежит ко мне в прихожую и кричит:
   "Папа приехал!". Тапки мои несет... А у  вас  дети  есть?  -  спросил
водитель.
   - Да, - ответил Глеб, - у меня двое - девочка постарше и  сын  совсем
карапуз, даже еще не ходит.
   - Быстро вырастет, даже не заметите! Мне кажется,  мой  вчера  еще  в
коляске лежал, а сейчас носится по квартире, угомона  никакого  на  него
нет.
   Глеб прикрыл глаза, откинулся на спинку и понял, как сильно он  устал
и  как  ему  надоело  все  то,  чем  он  занимался  в  последнее  время.
Удовлетворения он не ощущал: дело не было закончено, не сходились  концы
с концами.
   "Пусть Кленова все же удастся спасти на этот раз.
   Допустим. А потом - что? Они будут держать ученого в  сейфе?  У  того
ведь  тоже  есть  личная  жизнь,  ему  с  кем-то  надо  встречаться.  Он
возненавидит свою работу, он же не заключенный, не  каторжник,  которому
суд определил пожизненное заключение в камере-одиночке!  Нет,  ничего  у
Потапчука не получится. Ну, защитят, спасут сейчас, а через месяц  новый
виток.., и у них, и у нас?"
   Это как два сцепившихся мощных  механизма  или  как  два  автомобиля,
несущихся навстречу друг другу.
   Каждый водитель считает, что  у  другого  не  выдержат  нервы...  Это
вечное  противостояние  изобретателей  брони  и  изобретателей  снаряда,
который должен пробить эту броню. И спор бесконечен, потому  что  в  нем
нет смысла. Одни наращивают  броню,  другие  увеличивают  мощь  снаряда.
Тратятся силы, интеллект, средства - и все впустую.
   - Вроде приехали? - спросил водитель, не зная, где остановиться.
   - Тормози здесь.
   Сиверов расплатился и, на прощание пожелав удачи  таксисту,  выбрался
из машины.
 
Глава 18 
 
   Алекс не рисковал надолго  выходить  из  дому:  ведь  Гидравичюс  мог
позвонить в любой момент. Он вышел в магазин лишь за тем,  чтобы  купить
минералки, потому что воду из-под крана пить  не  мог,  брезговал.  Вода
отдавала ржавчиной и  хлоркой,  а  водяного  фильтра  в  доме  не  было.
Квартира, где он  остановился,  принадлежала  одному  из  его  знакомых,
который за триста баксов отдал ее в распоряжение Алекса на три недели.
   Этих денег квартира явно не стоила - однокомнатная, в  четырехэтажном
доме, хотя и недалеко от центра.
   Место не людное, но пять минут быстрой ходьбы - и ты  уже  у  станции
метро.
   Приятель Алекса остался доволен: как-никак, ни  за  что  ни  про  что
получил  деньги  и  оказал  услугу   доброму   знакомому.   Единственным
неудобством было то,  что  в  квартире  оставалась  собака.  Ее  наотрез
отказалась брать к себе даже на неделю любовница хозяина, к  которой  он
пока перебрался: у нее была аллергия на собачью шерсть.
   Спаниель был неприхотлив, и Алексу не стоило большого труда на десять
минут утром и на десять минут вечером выходить с ним во  двор.  Окно  он
оставлял  открытым,  шторы  раздвинутыми,  во-первых,  для  того,  чтобы
выветривался собачий дух, а во-вторых,  чтобы  видеть,  не  вошел  ли  в
квартиру кто-нибудь посторонний. Хотя заглянуть  в  окна  было  довольно
сложно, к дому подступали старые тополя, которые  не  подпиливали  и  не
подравнивали, наверное, уже лет десять.  Ветки  почти  касались  стекол,
жильцы ходить под ними не рисковали: деревья старые, гнилые, часть веток
уже  успела  высохнуть,  и  если  случался  большой  ветер,   непременно
обламывался толстый сук.
   С баллоном минералки под мышкой Алекс подошел к подъезду  и  поднялся
на третий этаж. Пес радостно залаял по ту сторону двери.  Он  уже  успел
привыкнуть к Алексу за те несколько дней, которые тот провел в Москве.
   Алекс усмехнулся:
   "Лучшей системы сигнализации, чем собака, не придумаешь. Сигнализация
сработает, если кто-то войдет в квартиру, но отключи ее этот  кто-то,  и
тогда ничто уже тебе не скажет о том, что в доме чужой. А вот собака  ни
за что не примется радостно лаять, если чужой пробрался в дом".
   Охотничий пес отличался хорошим  слухом;  даже  ночью  он  вскакивал,
стоило кому-нибудь зайти в подъезд,  подбегал  к  двери,  выжидал,  пока
человек не поравняется с дверью, и только тогда несколько раз тявкал.
   Алекса это устраивало: он понимал, никто не  смог  бы  подобраться  к
квартире незамеченным.
   Телефонный  аппарат  в   прихожей   был   массивный,   отечественный,
оснащенный определителем номера - дитя конверсии.
   Алекс взглянул  на  экранчик.  Нет,  пока  он  отсутствовал,  никаких
звонков не поступало. Он сбросил кожаное  пальто.  Пальто  у  него  было
универсальное - в таком можно и ночевать в стогу сена, и пойти в Большой
театр. Добротное, длинное, из мягкой кожи,  с  которой  легко  смывается
грязь, и даже кровь не оставляет  пятен.  Свободный  покрой  не  стеснял
движений, а самое главное - под таким пальто легко можно  было  спрятать
любое оружие, даже винтовку с коротким стволом или с откидным прикладом.
   Алекс насыпал собаке корм, отпил большой глоток прохладной  минералки
прямо из горлышка.
   "Жалкое подобие, - подумалось ему, - эту воду даже  и  близко  нельзя
сравнить с той, которая в колодце на моем  хуторе.  Колодец  рыл-то  еще
дед, а у нас в  семье  если  кто-нибудь  что-то  делает,  то  делает  на
совесть. Да, дед хоть и переплатил за  землю..,  такой  же  участок  ему
предлагали дешевле, но он выбрал именно этот, вдалеке от дороги, вдалеке
от другого жилья лишь потому, что там была очень хорошая  вода.  Колодец
пришлось рыть, конечно, глубокий, ведь чем  глубже  колодец,  тем  лучше
вода".
   Зазвенел телефон, прервав его размышления.  Затренькал  настойчиво  и
нагло. Алекс взглянул на табло.
   На определителе номера цифры не высветились, но это еще ни о  чем  не
говорило. Многие сейчас ставят приставки, чтобы обезопасить себя.
   Алекс поднял трубку и сказал:
   - Алло!
   - Здравствуйте, - услышал он в ответ какой-то неестественный голос.
   - Здравствуйте, я слушаю...
   А дальше все стало на свои места.
   - С вами разговаривает робот телефонной междугородной станции вами не
оплачены счета за текущий месяц и если до двадцатого числа этого  месяца
оплата не будет произведена  телефон  будет  автоматически  отключен  за
справками обращайтесь...
   Алекс не дослушал. Он со злостью бросил трубку на рычаг и выругался в
адрес своего приятеля:
   "Этого мне только не хватало! Хорошо хоть до двадцатого, я здесь  так
долго не задержусь".
 
*** 
 
   Генерал Потапчук сидел в машине, но не в своей,  а  в  микроавтобусе,
заставленном  всевозможной   аппаратурой.   Оператор   только   отключил
магнитофон, который воспроизводил запись, имитирующую телефонного робота
междугородной телефонной станции.
   -  Он  дома,  -  сказал  оператор,  снимая   наушники.   -   Конечно,
гарантировать, что это именно Алекс, я не могу, но голос мужской и вроде
бы даже с акцентом.
   Хотя по нескольким словам определить сложновато, Федор Филиппович.
   Через десять минут группа захвата уже была у дома.
   Человек, ведущий наружное наблюдение,  подтвердил,  что  из  квартиры
номер двадцать девять после телефонного звонка никто  не  выходил,  а  в
окнах горит свет. И генерал Потапчук устало  отдал  распоряжение  начать
операцию по захвату Алекса.
   А в конце предупредил, даже попросил:
   - Надо постараться взять преступника живым, он нужен как свидетель. И
наверняка за ним тянется длинный шлейф других преступлений.
 
*** 
 
   Спаниель по кличке Цезарь расположился у своей керамической миски. Он
был сыт, и на дне миски еще оставался корм.  Цезарь  положил  голову  на
передние лапы, прикрыл глаза. Вид у него был как у человека  за  столом,
который уже утолил первый голод, а теперь размышляет,  какую  тарелку  с
какой снедью подвинуть к себе.
   Алекс, попив минералки,  сидел  в  кресле,  поглядывал  на  собаку  и
неторопливо  грыз  яблоко.  Кобура  с  пистолетом  под  мышкой   немного
сковывала движения, и он уже подумывал, не  снять  ли  ее,  и  посидеть,
расслабившись, глядя на пса, прислушиваясь к  шуму  ветра  за  окном,  к
тому, как постукивают друг о дружку ветви тополя, как где-то на соседней
улице катится трамвай.
   Алекс чувствовал усталость.  У  него  уже  все  было  подготовлено  к
работе,  оружие  проверено,  линзы   оптического   прицела   он   протер
специальной тряпочкой. Лишь после этого закрыл их крышками, понимая, что
к оружию до операции больше притрагиваться не будет.
   Он вытащил из кобуры  пистолет,  посмотрел  на  обойму,  затем  легко
вдвинул е