же спрятался  за
соседней  и  осторожно  пополз  на  свою  прежнюю  огневую  позицию,  не
подозревая о том, что над парапетом торчит антенна  рации,  выдавая  его
движение.  Глеб  невесело  усмехнулся  и  достал  из  тайника   в   полу
снайперскую винтовку - генерал хитрил, тем самым  развязывая  ему  руки.
Слепой передернул затвор и взял на прицел  угол  широкой  вентиляционной
трубы. Когда снайпер осторожно высунул из-за трубы голову, он  нажал  на
спусковой крючок. Жалобно  дзынькнуло  пробитое  пулей  стекло,  и  лицо
снайпера, моментально сделавшись красным, пропало  из  окуляра  прицела.
Выстрел  из  винтовки  с  глушителем  не  вызвал  переполоха,  из   чего
следовало, что снайпер сидел на крыше один.
   В   дверь   позвонили   условным   звонком.    Глеб    посмотрел    в
стереоскопический дверной глазок - площадка  была  пуста,  только  перед
дверью стоял генерал Потапчук. Слепой впустил генерала и запер дверь.
   - Кофе? - спросил он как ни в чем не бывало. - Только не  садитесь  у
окна, из него сквозит.
   Генерал посмотрел на круглое отверстие  в  стекле  и  тихо  выругался
сквозь зубы.
   - Вот именно, - согласился Слепой. - Тот парень погиб напрасно.  Если
хотите, его убили вы. Ладно, это пустой разговор.  Ведь  у  вас  ко  мне
дело?
   - Дело... - задумчиво повторил генерал, прохаживаясь  по  комнате,  -
дело...  Я  предлагаю  тебе  списание  всех  твоих  долгов.  Задание  ты
выполнил, теперь тебе полагается отпуск.
   - Как я полагаю, бессрочный, - иронически сказал Слепой.
   - Там видно будет, - пожал плечами генерал. - Единственное, в  чем  я
уверен, это то, что тебе необходимо отдохнуть.
   - Ценю вашу заботу, - сказал Слепой. - Я был бы искренне тронут, если
бы не это.
   И он кивком указал на пробоину в стекле,  из  которой  сильно  тянуло
холодом.
   - Это была страховка, - почти виновато сказал генерал.  -  Согласись,
ты в последнее время ведешь себя непредсказуемо. Зачем,  к  примеру,  ты
убил Алавердяна?
   - Я был уверен, что он - один из руководителей отряда.
   - Так вот, - жестко сказал генерал, - ты ошибся.  Алавердян  знал  об
этом проекте и очень резко высказывался  против  его  осуществления.  Он
даже разорвал дружеские отношения с генералом Володиным. Тебе пора сойти
с дистанции, Глеб. Ты начал ошибаться и стрелять наугад.
   - А кто в этом виноват? - начиная горячиться,  воскликнул  Слепой.  -
Если бы вы дали мне имена этих мерзавцев, ваш Алавердян  был  бы  жив  и
здоров.
   - Я не назову тебе их имен, Глеб, - сказал генерал. - Хватит смертей.
Эти люди ошиблись...
   - И им пора сойти  с  дистанции,  -  подхватил  Слепой.  -  Это  ваши
собственные слова. Или они имеют право ошибаться, а я нет? У них руки по
локоть в крови, а вы их защищаете.
   - Кто дал тебе право судить? - тоже повышая голос, спросил генерал. -
Ты не Робин Гуд, ты офицер ФСБ.., по крайней мере, был им. Посмотри,  во
что ты превратился! Ты похож на маньяка. Исчезни, Глеб, и я обещаю,  что
тебя не станут искать.
   - А что, меня уже ищут? - спросил Слепой.
   - Ищут безымянного убийцу, - с неохотой признался генерал. -  О  том,
кто этот убийца, пока что знаю только я.
   - И вы не боитесь мне об этом говорить?
   - Не боюсь. Твое имя есть в моем компьютере.
   Моя смерть не принесет тебе ничего, кроме неприятностей. Пока я  жив,
я молчу. Мертвый - могу заговорить.
   - А это? - спросил Слепой, снова кивая в сторону окна.
   - Это на тот случай, если мы не договоримся, - жестко сказал генерал.
- Если тебя возьмет кто-то другой, мне тоже не поздоровится.
   Глеб отвернулся к окну и стал смотреть, как на  крыше  дома  напротив
двое в бронежилетах упаковывают тело снайпера  в  блестящий  пластиковый
мешок на "молнии". Мешок был снабжен ручками,  чтобы  удобнее  было  его
носить. Двое взяли  мешок  и  торопливо  поволокли  его  прочь.  Третий,
опасливо пригибаясь, подобрал скатившуюся к самому парапету  винтовку  с
оптическим  прицелом  и  поспешно  покинул  крышу,  следом   за   своими
товарищами нырнув в люк.
   Генерал Потапчук сидел в кресле и смотрел в  широкую  спину  Слепого,
заслонявшую оконный проем.
   Тягостное чувство разлуки, владевшее им с того  самого  момента,  как
было  получено  сообщение  о  срабатывании  установленных   в   мансарде
датчиков, за время разговора многократно усилилось. Слепой действительно
сошел с нарезки. Генерал уже видел такое и знал: даже если он сию минуту
отдаст  своему  агенту  последнего  оставшегося  в  живых   генерала   и
полковника, имевших прямое отношение к  деятельности  спецотряда  майора
Сердюка, Слепой не остановится, пока его не настигнет пуля. Он будет все
так  же  мотаться  по  Москве,  заросший  нечистой  щетиной  и  воняющий
канализацией (кстати, подумал генерал, а почему от него так  несет?),  и
вершить суд по своему разумению, и оправдательных  приговоров  этот  суд
выносить не будет. И первый приговор будет  вынесен  ему,  генералу  ФСБ
Федору Филипповичу Потапчуку, единственному человеку,  который  знает  о
Слепом все. Глядя в обтянутую кожаной  курткой  широкую  спину,  генерал
печально думал о том, с какой разительной быстротой порой меняются  люди
под невыносимым давлением обстоятельств, и какая  это  все-таки  хрупкая
штука - человеческая психика. И пока  он  так  сидел,  его  правая  рука
словно сама по  себе  медленно  ползла  к  лацкану  пальто,  неторопливо
забиралась в жаркую  темноту  под  мышкой,  и,  наконец,  пальцы  плотно
обхватили нагретую теплом его  тела  рубчатую  рукоять  "стечкина".  Так
будет лучше для всех.
   Некоторое  время  он  колебался,  потом  пальцы  разжались,  и   рука
безвольно упала на колени. Генерал умел стрелять в людей,  и  делал  это
неоднократно, причем, как правило, попадал, но выстрелить в эту знакомую
спину почему-то никак не получалось. Это было все равно, что  выстрелить
в себя - во всяком случае, в какую-то, очень немаловажную  часть  своего
существа. В том, что сейчас  творилось  со  Слепым,  была  и  его  вина.
Проклиная себя за это, генерал решил оставить право выстрела снайперам и
группе захвата. Слепой стоял у окна и наблюдал за отражением генерала  в
стекле. Это не было настоящим отражением - так, тень  тени,  призрачная,
лишь отчасти различимая фигура, разглядеть которую можно было только под
определенным углом. Призрачная рука упала на призрачные колени, и Слепой
снял  указательный  палец  со  спускового  крючка  засунутого  за   пояс
"магнума" - генерал выиграл еще  сколько-то  лет  или  минут  жизни,  не
сделав попытки попортить шкуру своему бывшему подчиненному. Но то, что у
генерала была такая мысль, внезапно  наполнило  Глеба  смутной  печалью,
словно настроение Потапчука передалось ему  каким-то  сверхъестественным
образом. Он и раньше знал, что остался один, но  знать  -  это  одно,  а
почувствовать одиночество на собственной шкуре в то  время,  как  вокруг
полно людей,  занятых  своими  повседневными  делами  -  совсем  другое.
Слепому стало по-настоящему грустно.
   Обернувшись, он вынул руки из карманов куртки и подошел к генералу.
   - Мне жаль, - сказал он. - Правда, жаль. Я многое  отдал  бы  за  то,
чтобы все стало по-старому.
   - Эх, Глеб, Глеб, - вздохнул генерал.
   Рука Слепого дружески опустилась на плечо генерала, похлопала, слегка
сжала на прощанье и отпустила. Зажатая  между  пальцев  тонкая  стальная
булавка с зазубриной на конце и  вмонтированным  в  головку  миниатюрным
микрофоном вонзилась в шов генеральского пальто.
   - Эх, Глеб, - повторил генерал.
   - Такова жизнь, Федор Филиппович, - сказал  Слепой,  снова  отходя  к
окну и со скрипом потирая ладонью жесткую щетину. Генерал  поморщился  -
раньше Сиверов ни за что не позволил бы себе  разгуливать  по  городу  в
таком виде. И этот запах...
   - Вы идите, Федор Филиппович, - глядя в окно, сказал Слепой, - а  то,
неровен час, ваши солдатики решат, что я и впрямь взял вас в заложники и
уже повырывал половину ногтей.
   - Кстати, - сказал генерал, поднимаясь и делая шаг в сторону  выхода,
- а почему ты этого не сделал?
   Слепой обернулся к нему и улыбнулся - почти как раньше.
   - А почему вы не выстрелили? - вопросом на вопрос ответил он.
   Генерал вздохнул и, больше ничего не говоря, вышел.
   Через две с половиной минуты по хронометру Слепого начался штурм.  По
ступенькам, не скрываясь, загрохотали сапоги спецназовцев,  единственное
окно  мансарды  с  треском  вылетело  вовнутрь,  и   в   него   ввалился
спустившийся  с  крыши  на  тонком  стальном  тросе  автоматчик.  Пустая
мансарда встретила его тишиной, в которой колокольным  звоном  отдавался
грохот прикладов по стальной двери. Сильный  сквозняк  шевелил  страницы
забытой на столе книги, компьютер в соседней комнате  щерился  осколками
разбитого монитора, вывалив на пол развороченные электронные потроха.  В
окно проник второй  автоматчик.  Вдвоем  они  отперли  входную  дверь  и
впустили в мансарду остальных.  Когда  члены  ворвавшейся  в  мастерскую
штурмовой группы обнаружили ведущую на чердак низкую стальную  дверцу  и
открыли ее, хитроумно укрепленная на ней осколочная граната  взорвалась,
унеся жизни троих  спецназовцев  и  надолго  отправив  в  госпиталь  еще
пятерых. В расположенной под мансардой квартире  с  потолка  с  грохотом
обрушилась штукатурка.
   Услышав отдаленный взрыв, Слепой, спускавшийся по лестнице  соседнего
подъезда с тяжелой спортивной сумкой в руке, пожал плечами  -  если  мир
хотел воевать против него, то миру следовало быть поосмотрительнее.
   Через  минуту  за  ним  со  скрежетом  задвинулась   тяжелая   крышка
канализационного люка, и в лицо ударила казавшаяся плотной, как  кисель,
вонь человеческих экскрементов,
 
Глава 19 
 
   - Куда мы все-таки едем? - спросил  Илларион  Забродов,  останавливая
свой видавший  виды  "лендровер"  перед  тревожно  полыхавшим  рубиновым
глазом светофором. Опять пошел снег, и  от  скрипа  маячивших  туда-сюда
"дворников" в нагретой кабине было как-то особенно уютно.
   - Красиво, - мечтательно сказал Мещеряков, глядя в окно.
   - Гм, - отозвался с заднего сиденья Сорокин.
   - Не понял, - сказал Забродов. - Куда, ты сказал, мы едем?
   - Я сказал - прямо, - ответил Мещеряков. - У меня есть одна гипотеза,
нуждающаяся в проверке.
   Забродов широко зевнул  и  тронул  машину  с  места  -  на  светофоре
загорелся зеленый.
   - Изложишь? - коротко спросил он.
   - Охотно, - сказал Мещеряков и замолчал.
   - Это и есть твоя гипотеза? - осторожно  спросил  с  заднего  сиденья
Сорокин,  когда  прошло  минуты  полторы.  Забродов  хмыкнул  и  обогнал
осторожно пробиравшийся  по  гололеду  длинный  лимузин.  Сквозь  плотно
закрытые окна до них донеслись отголоски громыхавшей в  салоне  лимузина
музыки - Я формулирую, - важно сказал Мещеряков и почему-то вздохнул.  -
Честно говоря, - признался он, - формулируется с трудом.  Здесь  поверни
направо, - сказал он Забродову.
   Сказал он это слишком поздно - машина уже проскочила перекресток, идя
в крайнем левом ряду.
   Забродов с невозмутимым видом вывернул руль вправо и под  возмущенный
хор клаксонов направил "лендровер" в плохо освещенную боковую улицу.
   - Ты что делаешь, убийца? - спросил побледневший Мещеряков.
   - Поворачиваю направо, согласно вашему указанию, товарищ полковник, -
деревянным голосом ответил Забродов. - Ну, ты закончил формулировать?
   - С тобой сформулируешь... Собственно, это не гипотеза даже, а так..,
неизвестно что, в общем.
   - И ради этого мы едем к черту на рога, в  Бутово,  посреди  ночи?  -
возмутился Забродов. - Давай-ка поподробнее,  Андрей,  пока  я  тебя  не
высадил.
   - Говоря коротко, - начал Мещеряков, - я не знал, как подступиться  к
этому делу. Не  станешь  же  ходить  от  одного  генерала  к  другому  и
спрашивать:
   "Это не вы, случайно, завалили Володина, Строева и Алавердяна? Ах, не
вы? А "Икар" тоже не вы брали?  Ну,  извините..."  Поэтому  я  засел  за
компьютер.
   Не скрою, добраться до бухгалтерских расчетов ФСБ оказалось непросто,
да и, добравшись, там мозги можно вывихнуть...
   - Представляю себе, - вставил Забродов.
   - Короче, всякую чепуху вроде статей расходов и фамилий получателей я
даже просматривать не стал, - продолжал Мещеряков, - а сосредоточился на
датах.
   - Ай, молодец! - похвалил Сорокин. - Выгонят из разведки - приходи ко
мне, не обижу. Ну, голова!
   - Дык, елы, - сказал довольный Мещеряков, и Забродов, не удержавшись,
расхохотался - до того непохоже на полковника это прозвучало. - Итак,  -
продолжал Мещеряков, - я стал проверять даты выплат и кое-что обнаружил.
   - Я  даже  примерно  представляю  себе,  что  именно,  -  пробормотал
Сорокин. Забродов молча кивнул, крутя баранку.
   - Да, - кивнул Мещеряков. - Суммы,  выплаченные  каким-то  "свободным
агентам"  через  сутки-двое  после  интересующих  нас  событий.  Правда,
генералов, похоже, мочили задаром, но кое-какая связь все равно есть.
   - Кр-р-расавец! - сказал Сорокин. - Я тебя люблю, полковник.
   -  Наша  любовь  еще  впереди,  -  пообещал  Мещеряков.   -   Выплаты
производились через двух людей; полковника Одинцова,  который  служил  у
Володина, и подполковника Федина - это, если  память  мне  не  изменяет,
человек Потапчука.
   - Володин - это здорово, - сказал Сорокин. - А кто такой Потапчук?
   - Потапчук - тоже генерал, - пояснил Забродов, - только, в отличие от
Володина, еще живой.
   - Пока живой, - уточнил Мещеряков. - Вчера его люди кого-то брали  на
Арбате, взорвали мансарду, потеряли кучу народа, но, насколько я  понял,
остались с носом.
   - Черт-те что, - проворчал Сорокин. - Это, значит,  ваш  Потапчук  на
Арбате наколбасил?
   - Он не наш, - возразил Мещеряков, - Ты слушать будешь или нет?
   Видя, что Сорокин пристыженно замолчал, он продолжал:
   - Я решил потолковать с Одинцовым и Фединым, но оба куда-то  исчезли.
Пришлось учинить форменное расследование, причем я все время чувствовал,
что хожу по самому краю...
   - Бедняжка, - томным голосом сказал Забродов.
   - Здесь налево, - сказал Мещеряков.  -  так  вот,  полковник  Одинцов
погиб при исполнении, причем как именно погиб, никто то ли не знает,  то
ли не хочет говорить, а этот самый Федин действительно исчез, как в воду
канул, и ни дома, ни на работе о нем никто ничего не знает, хотя у  меня
сложилось такое впечатление, что некоторые были бы не прочь узнать.
   - Еще один жмурик, - разочарованно  сказал  Сорокин.  -  Ты  что,  на
могилку нас везешь?
   - Вот тебе - жмурик, -  сказал  Мещеряков,  протягивая  назад  кукиш.
Сорокин аккуратно отвел кукиш в сторону, но тот немедленно  вернулся  на
место. - Вот тебе, понял? - повторил Мещеряков. - Схоронился на одной из
оперативных квартир, миляга, и носа не показывает.
   - Орел, - сдержанно похвалил Сорокин, и кукиш, наконец, убрался. -  А
как ты его нашел?
   - Случайно, - немного смущенно ответил Мещеряков. -  Одна  девица  из
отдела документации живет неподалеку. Она его видела.
   - Взрослеешь, полковник, - похвалил Забродов. -  Годам  к  семидесяти
доберешься до невинных поцелуев.
   - У меня, между прочим, двое детей, - обиделся Мещеряков, - в отличие
от тебя.
   - Брэк, - быстро вмешался Сорокин. - Давайте по делу.
   - Если по делу, - продолжал  Мещеряков,  -  то  пришлось,  взламывать
файлы отдела, ведающего  наймом  жилой  площади,  и  искать  оперативные
квартиры, расположенные в указанном районе. Я  искал  квартиры  генерала
Потапчука и, представьте, нашел.
   Он вдруг широко, с подвыванием зевнул и тряхнул головой.
   - Ты действительно молодец, Андрей, - серьезно сказал Илларион.  -  И
действительно прошелся по самому краю.
   - А, - отмахнулся Мещеряков, - все равно генерала мне  не  дали,  так
что терять нечего. Между прочим, - слегка оживившись, добавил  он,  -  я
попутно выяснил одну интересную  деталь.  Потапчук  вчера,  оказывается,
брал штурмом одну из своих оперативных квартир.
   - Ну и каша, -  тоскливо  сказал  Сорокин.  -  Слушайте,  разведчики,
скажите мне честно: в этом городе есть нормальные обыватели, или все  до
единого работают на ФСБ, а все квартиры на самом деле явочные?
   - Ты, например, на ФСБ не работаешь, - ответил Забродов,  -  и  я  не
работаю... Во всяком случае, как правило. Мало тебе?
   - Утешил, - вздохнул Сорокин. - Спасибо.
   - Не за что, родимый, - с готовностью отозвался Забродов.  -  Вообще,
во всем этом чувствуется система... Знаете, как будто курица разварилась
в кашу, все мясо с костей облезло и лежит себе, как.., ну,  как  каша  и
лежит.., а скелет - там, внутри, - остался.
   Надо его только ложкой зацепить и  наружу  вытащить,  и  сразу  будет
ясно, курица это была или какой-нибудь птеродактиль.
   - Ложка нас ждет - не дождется, - сказал  Мещеряков.  -  Давай-ка  во
двор... Ага, вот сюда.
   Потрепанный "лендровер"  свернул  во  двор  длинного,  как  Китайская
стена,  шестнадцатиэтажного  дома  и  покатился  вдоль  него.  Мещеряков
отсчитывал подъезды, Забродов вел машину, а Сорокин просто ждал,  нервно
куря на заднем сиденье.
   - Эй, полковник, - позвал Илларион, - что  ты  такое  куришь?  Пахнет
сушеным навозом.
   - Правда? - изумился Сорокин. - А я думал, это только мне кажется.
   - Приехали, - сказал Мещеряков, и Забродов затормозил. Они  поднялись
на четырнадцатый этаж в лифте. Выглянув в окошко на лестничной площадке,
Сорокин увидел мерцающее сквозь падающий снег море огней и подумал,  что
днем отсюда должен открываться ни с чем не сравнимый вид. На миг он даже
пожалел, что не стал монтажником-высотником - работа  интересная,  да  и
деньги, говорят, неплохие. А уж пейзажей насмотрелся бы...
   Забродов уже звонил в дверь, и Сорокин с некоторой тревогой увидел  в
руке у Мещерякова страховидную черную  "беретту"  -  полковник,  похоже,
опять начинал чувствовать себя Джеймсом Бондом.
   Перехватив взгляд Сорокина, Забродов погрозил Мещерякову  кулаком,  и
пистолет исчез.
   - Не открывает, морда, - сказал  Забродов  и  принялся  барабанить  в
дверь каблуком.
   Дверь соседней квартиры открылась, и на пороге возник сплошь поросший
курчавым черным волосом амбал в растянутой майке и тренировочных брюках.
   Он открыл рот, но Сорокин быстро поднес к  его  органам  зрения  свое
удостоверение в развернутом  виде,  и  рот  захлопнулся.  Через  секунду
захлопнулась и дверь.
   - Нет, - сказал Забродов, - не  открывает.  Отойдите-ка  в  сторонку,
полковники. Надоело цацкаться со всякой сволочью.
   Он коротко ударил по замку ногой, косяк с треском вылетел, и дверь  с
грохотом распахнулась, ударившись о стену прихожей. Этот грохот слился с
грохотом выстрела, прозвучавшего из квартиры, и пуля влепилась в  стенку
возле лифта. Забродова уже не было на площадке - он нырнул  в  квартиру,
откуда послышалась какая-то возня и короткий придушенный вопль.
   Дверь соседней квартиры снова  открылась,  и  на  площадку  высунулся
давешний амбал.
   - Ну ночь же, - проныл он басом.
   - Все, - сказал Сорокин, заталкивая его обратно  в  квартиру,  -  уже
все. Мы больше не будем.
   - А чего тут  у  вас,  а?  -  настраиваясь  на  неторопливую  беседу,
поинтересовался амбал.
   Из темноты, куда несколько секунд назад нырнул Забродов, раздался еще
один  придушенный  крик,  и  недовольный   голос   военного   пенсионера
осведомился:
   - Ну, где вы там, полковники?
   Амбал повернул голову на  голос.  На  лице  его  медленно  проступило
выражение жгучего интереса.
   - Это кто там? - спросил он.
   Мещеряков показал ему "беретту", и амбал исчез.  Полковники  вошли  в
прихожую.  Сорокин  прикрыл  сломанную  дверь,   а   Мещеряков   щелкнул
выключателем.
   Однокомнатная квартира  имела  нежилой  вид  казенного  помещения,  и
скудная меблировка нисколько не смягчала этого неприятного впечатления -
так обставляют номера в дешевых  гостиницах.  На  полу  посреди  комнаты
лежал плечистый красавец с рано поседевшей львиной шевелюрой, а на спине
у него восседал З