ночестве за Тарасовым потянулся Воскобойников - конечно же, без большой охоты. Остался возле люка - голову не посчитал нужным высовывать. Сверху и так отлично слышны шаги по ребристой металлической крыше.
     "Долго он будет вымучивать из себя?" - подумал по прошествии пяти минут. Потом решил все-таки проявить терпение. С этим типом надо быть осторожнее, чтобы опять не пошел вразнос.
     В конце концов майору надоело ждать. Он высунулся из люка и на мгновение замер. Ни души, только мусор в пакетах, прочно привязанных к оконечности вентиляционной трубы. Первой в голову пришла мысль, что Тараса захватили живьем, и сейчас на него, на Дмитрия Воскобойникова, могут накинуть сзади петлю.
     Быстро нырнув обратно, майор судорожно выхватил пистолет. Ранние залысины покрылись бисеринками холодного пота. Смерти он не так боялся, как плена. Готов был отбиваться до последнего и без колебаний пустил бы себе в висок последнюю пулю.
     Секунды текли, ничего не происходило. Поневоле подумалось: не тот был человек Тарасов, чтобы пикнуть не успел. Его могли уложить наповал из ствола с глушителем, но гулкая крыша обязательно дала бы отзвук. Если все же нет, если тело Тарасова утратило вдруг всякую плотность и превратилось в студень, то где оно, спрашивается?
     Как могли враги бесшумно приблизиться и в полной тишине забрать мертвеца?
     А если замкомполка сбежал от своих товарищей, то не по воздуху же он пролетел? Утерши лоб, майор выглянул еще раз. Тишина, облачное небо. Так низко нависли облака - до них, кажется, рукой подать. Можно зацепиться, подтянуться и пропасть в серой, поглощающей звуки толще.
     Воскобойников бросился к своим. Первым, еще до того, как он открыл рот, среагировал Сиверов.
     Бросился к люку, выбрался наружу и вжался в ребристую поверхность, куда вчерашний ветер занес несколько желтых листьев.
     Сейчас ветра не было. Чтобы сдуть массивного мужика, требовался сильнейший ураган. Листы кровли не были мокрыми, чтобы заскользили подошвы, - дождевая влага с такой поверхности испарялась быстро. И вообще, если б Тарасов понял, что теряет равновесие, он бы не молчал, позвал бы на помощь.
     Сиверов заполз на один из гребней крыши, осмотрелся оттуда. И вдруг заметил недалеко от себя нечто похожее на отпечаток. Дожди и ветра в Подмосковье часто бывали с грязнотцой, несли с собой то гарь торфяных пожаров, то частицы городского смога. Склады построили относительно недавно, но поверхность кровельных листов уже покрылась мутноватым налетом, какой обычно остается на асфальте после высохших луж.
     Одного слабого отпечатка хватило Глебу, чтобы все понять. На крыше отпечаталась босая нога, причем пальцы гораздо отчетливее пятки. Отпечаток вряд ли принадлежал кому-то из врагов. Он был направлен в противоположную от люка сторону. Если чеченец отходил, унося с собой тяжелый груз, пятка отпечаталась бы гораздо отчетливее.
     На самом деле кто-то быстро, на цыпочках убегал, сняв обувь, чтобы не шуметь. И это мог быть только человек со странноватой улыбкой и мелкими васильковыми глазками.

***

     В этот день все говорили только о бегстве. Никто не заскучал по Тарасову, но каждому хотелось его понять. Почему он не воспользовался случаем, не остался в столице с изъятыми у Кормильцева деньгами? Мог бы остаться, мог бы уехать из Москвы на все четыре стороны. Нет, вернулся, чтобы оставить улов и уйти потом, через четверо суток. Странно, очень странно.
     - Я не заметил, чтобы он сильно нервничал, боялся, - тер лоб Воскобойников.
     Никто бы не удивился, если б попытался бежать Витек. Но Тарасов... Может, он задумал уйти уже давно, и только рана не позволяла исполнить задуманное? Теперь почувствовал, что готов.
     - Ничего хорошего я от него не ждал, - откровенно признался Самойленко. - Слинял и ладно, перышко в жопу. Меньше народу, больше кислороду.
     - Если разобраться, то действительно... Из двух зол... - Воскобойников наконец убедился, что никто его не винит.
     Сиверов молчал. Как и другим, ему хотелось закурить, но для этого нужно было отойти, сесть у самого вентиляционного отверстия. Курить на складе строжайше запрещалось в целях пожарной безопасности - как самим здешним работникам, так и представителям фирм-арендаторов. На запах табачного дыма сработал бы ближайший датчик, поэтому с сигаретой ходили к толстой трубе из оцинкованной жести.
     Курить сейчас хотели все, но никто не спешил к вытяжке, гарантированно затягивавшей дым только одной сигареты. Каждый слушал других - вдруг кто-то случайно обронит верную мысль.
     Шестым чувством Глеб догадывался: замкомполка не стал уходить далеко - он где-то здесь, неподалеку. Что он задумал? Бегать не мастер, стрелять тоже. Когда у человека непорядок с головой, в нем иногда просыпается звериная хитрость. Идея может быть самой бредовой, но способ ее осуществления окажется абсолютно точным и выверенным. Вряд ли Тарасов попадет в лапы к боевикам. Скорее, он сам в состоянии причинить зло какому-нибудь ни в чем не повинному человеку.
     Кто его знает, не упадет ли теперь на приличный градус сумасшедшее рвение боевиков? Может, именно Тарасов был для них самой раскрученной фигурой, самым желанным уловом. Ведь остальных не "рекламировали" по телевизору, а замкомполка превратили чуть ли не в символическую фигуру. Недаром по каналам связи боевики предлагали в свое время отдать за него одного то двадцать, то тридцать пленных федералов.
     Другие фамилии - к примеру, Воскобойникова - вообще ни разу не озвучивались.
     - Решился человек, вот он и выживет, - пробормотал Витек себе под нос. - А у нас очко играет остаться, но уйти еще страшней. Потому и сдохнем, как собаки. Будут чечены по куску отрывать.
     - Только не ной, - поморщился Самойленко. - Семен случайно погиб, к Жориной смерти абреки вообще отношения не имеют.
     - Может, настало время прийти и попроситься, чтобы нам впаяли срок? Пару лет пересидели бы все в одной камере, - мечтательно произнес Витек.
     - Ага. Боевики тем временем перевоспитаются, крылышки отрастят.
     - Проситься? - возмутился летчик. - У ментов, у фээсбэшников? У тех, кто нас бросил на произвол судьбы?
     - Потише, ребята. Тут товар поблизости выгружают, - влез в разговор Ильяс.
     - Меня, может, и бросили, - упрямо продолжал Витек. - А тебе, в принципе, помогли: выписали новые документы, дали хату в другом городе.
     - Что значит "дали"? - майор злился на себя, что ввязался в ненужный спор. - Одну забрали, другую дали.
     - А чего ты еще ждал? Системы противоракетной обороны вокруг твоего квартала?
     - Много выступаешь. Первый раз вижу, чтобы от страха язык удлинялся.
     - Мне, к примеру, на полкопейки не помогли.
     А тебе на них жаловаться грех.
     У Воскобойникова не было настроения вдаваться в подробности.
     - Если мне создали все условия, какого хрена я, по-твоему, здесь торчу? Ради чьих-то красивых глаз?
     - Просто жена тебя бросила. Но ФСБ тут не виновато.
     - Да кто ты такой, чтобы рот открывать?
     Воскобойников оглянулся в поисках чего-нибудь тяжелого. Но вокруг были только поролоновые подушки, и пришлось швырнуть в белобрысого парня еще не вскрытой банкой шпрот. Витек едва увернулся - попади банка в голову, он бы, как минимум, отключился.
     Возмущение Воскобойникова было велико: он ведь не делился с Витьком подробностями личной жизни. В разное время рассказывал только троим - теперь вот выяснилось, что кто-то из них от скуки обсуждал его историю с парнем.
     - Подеритесь еще, - предложил Самойленко. - Один смурной сбежал, но свято место пусто не бывает.
     Воскобойников поднял воротник и уперся подбородком в грудь. Обида комом стояла в горле, он безумно жалел, что поддался слабости, поведал о последних тягостных месяцах своей семейной жизни.
     - Виноват, братец, ты, - Самойленко направил в сторону Витька свой короткий указательный палец с характерной мозолью. - На три дня без обеда остаешься.
     - С какой стати? Какое я, интересно, правило нарушил?
     - Договорились не вспоминать прошлое.
     - Ты, пожалуйста, не передергивай. Нельзя напоминать о деле. А я о деле даже не заикался.
     - Короче, посидишь голодный.
     - Не имеешь права! Глеб, скажи ты.
     На теперешний момент авторитет Сиверова был, конечно, весомей, несмотря на краткий срок его пребывания в команде. Он понимал, что формально Витек прав. Но не стоило парню ради красного словца колоть летчика в больное место.
     Самойленко вперился в Сиверова взглядом из-под черного, начинающегося от самых бровей платка. Наверняка этот человек с тонкими губами и серо-стальными, слегка прищуренными глазами захочет продемонстрировать свой статус. Как быстро, черт возьми, преодолел он путь от новичка, которому не доверял никто.
     - Алексей свое сказал. Мне добавить нечего, - бросил Глеб.
     - Буду я вам сидеть и смотреть, как вы жрете. Я ухожу, и пусть кто-нибудь посмеет меня остановить.
     Витек забросил на спину рюкзак со сменой одежды, фонариком и еще кое-какой мелочевкой.
     Самойленко с Сиверовым безмолвно обменялись взглядами и поняли друг друга без слов.
     На всякий случай Глеб взялся за автомат. Парень, конечно, завернет назад. Но если у него хватит духу пройти метров тридцать, появится необходимость в прикрытии.
     Тридцать метров Витек не осилил. Сперва остановился, потом сел, постукал себя с досадой кулаком в челюсть и потянулся назад, стараясь не попасться на глаза водителю ближайшего погрузчика.

Глава 27

     Из Подмосковья поступили свежие новости, и троица обсуждала их уже на другом месте - в здании чеченской сельской школы на территории, подконтрольной российским войскам. Выделенные из бюджета средства на восстановление школы где-то растворились. Здание по-прежнему стояло закопченное, с выбитыми стеклами. На полу в классных комнатах валялись куски штукатурки и битого кирпича, но в одной из них спешно навели порядок: подмели пол, вытерли его влажной тряпкой, застелили , коврами, чтобы через час скрутить их обратно.
     Разговаривали на чеченском:
     - Неплохой довод в пользу его требований.
     Человек с серебристыми искрами на черной щетине имел в виду мертвеца, в чьем кармане обнаружили обрывок обоев с высоким тарифом.
     - Убедительный. Хуже всего, что он забрал оружие.
     - Мы могли бы подкинуть остальным улику, раскрыть его. Но что мы сейчас от этого выиграем? Надо соглашаться. У Малгабека в последнее время все четко получается. Не всякая машинка разницу ловит.
     - Такие доллары тоже стоят денег. По триста пятьдесят за тысячу, у нас их с руками отрывают.
     Теперь раздели на три запроса этой неверной свиньи. Не жирно ли ему будет?
     - Можно подкинуть другие, из старой партии.
     - Я думаю, наш друг уже слышал историю Бубнова. В любом случае он найдет способ проверить доллары, прежде чем выйти из игры.
     - Согласен, - произнес наконец свое слово обладатель огненно-рыжей бороды. - На фальшивку он не клюнет. Надо извиниться, сказать что больше никаких подвохов с нашей стороны не будет. Для большей убедительности поторговаться: предложить четыреста тысяч вместо пятисот.
     При этом он должен пообещать забрать с собой все оружие.
     Из трех собеседников эмир Халил был единственным, кто говорил на чеченском не слишком свободно. Часто в голове его рождались фразы на турецком, арабском, английском - приходилось их переводить. Из-за этого речь его выглядела более правильной и более мертвой. Но именно эти жесткие и законченные конструкции предложений делали ее весомой и авторитетной.
     По возрасту Халил с его нежной, почти девичьей кожей лица и рук был младше своих собеседников, и по законам горцев за ним не должно было остаться последнее слово. Но беспощадная война с неверными пошатнула эти законы больше, чем семьдесят лет социализма. Авторитет старейшин остался только для торжественных церемоний - обрезания, свадьбы и похорон.
     - Не нравится мне вся эта история, - заметил собеседник с длинной черной бородой. - Подозрительно долго никто ничего не замечает.
     - Кто и когда в России что-то замечал? - усмехнулся чеченец, заросший щетиной. - Нам давно пора понять: у них масштабы другие. Для нашего народа каждый на вес золота. Не важно, хорош он или плох, главное, что он чеченец и мусульманин. А для них тысячей больше, тысячей меньше. У них народу больше, чем камней у нас в горах.
     - Речь не об этих шакалах. Они свое дело сделали, и спецслужбам на них плевать. Речь о стрельбе - ее так легко не пропускают.
     - В Баламаново открыли дело. Все гильзы аккуратно подобрали, весь рынок перетрясли. В пионерский лагерь тоже приехали следователи - сторож вызвал. Но кому придет в голову связать два случая, произошедших на таком расстоянии?
     - А оружие? Сколько времени эти шакалы болтаются по России с оружием, и ни разу их не захомутали? - последнее слово чеченец произнес по-русски.
     - Мало, по-твоему, в России незаконных стволов?
     - Достаточно. Только другие не носят их с собой круглые сутки. Держат в надежном месте, чтобы раз в месяц взять в руки на час-другой.
     А у этих круглый год при себе.
     - Они сами вместе с пушками в надежном месте торчат, лишний раз на свет не высовываются.
     - Возьми карту и посмотри - где они были и где оказались.
     - Думаешь, их специально не трогают?
     - Сделаем так, - предложил эмир Халил. - Пустим утку, что к нашим людям в России подключится серьезный человек. Посмотрим, как там среагируют.
     - Правильно. Главное, чтобы поверили.
     - Заставим поверить.
     Раздался характерный нарастающий гул. Высоко в небе пролетел военный самолет. Его не стоило опасаться. Здешний район считался самым мирным во всей Чечне, даже зачистки здесь давно закончились.

***

     Глеб устал отсиживаться, защищаться. Ожидание никогда не было его стихией - он привык первым наносить мгновенный и точный удар. Теперь решил позволить себе короткий рейд, благо дежурить выпало тем, профессионализму кого он мог довериться - Самойленко и Николаичу-Ди Каприо.
     Когда все остальные заснули, Глеб негромко обратился к ним:
     - Попробую покружить по окрестностям. Может, что интересное разведаю. Отпускаете одного?
     Никто, конечно, не забыл последних событий: исчезновения Тарасова, выходки Витька, у которого просто не хватило духу уйти. Первое, что приходило на ум, - Глеб тоже решил начать новую, "самостоятельную" жизнь. Но стал бы он морочить голову, если б действительно собрался покинуть команду? Кто помешал бы ему свалить?
     - Или потом без обеда оставите за нарушение правил?
     - Иди, какой разговор. Только аккуратнее, ты нам еще понадобишься.
     - Нас и здесь обнаружили, - Николаич уже знает. Хочу, чтоб ты тоже знал.
     - Значит, Кормильцев не виноват, - скрипнул зубами спецназовец. - Теперь понятно, почему Тарас слинял. Решил, что дело в шляпе: нас наконец накроют всех, и больше его услуги не понадобятся.
     - Не торопись с выводами, - покачал головой Глеб. - Стал бы Тарас доверять им в таких играх?
     - У него мозги не в порядке. И уже давно.
     Дурдом не прошел бесследно.
     - Это не он. Надумает вернуться - на здоровье.
     - Мне бы твою уверенность. Хотя насчет спонсора ты тоже был единственный, кто с самого начала не верил в его виновность... Как теперь смириться с тем, что человека погубили по глупости? Мужик от себя отрывал, от дела, от семьи.
     И давал, чтоб мы жили. Что он мог чувствовать, когда явились его кончать?
     - Два раза ему звонил, - признался Глеб. - Решил, что убедил.
     - Ты звонил? Когда?
     - Какая разница?
     Человек с обожженным лицом продолжал молча слушать, никак не реагируя на новые, открывшиеся факты. У спецназовца, наоборот, все чувства были четко написаны на рябом лице - от удивления до гнева.
     - А если он из-за этого охрану взял? Тех, кто застрелил Бубна.
     - Если б поверил, просто уехал бы. Неделю не стал бы показываться ни в офисе, ни на квартире...
     Насчет истории со смертью Жоры вопросов куча.
     Чем дольше думаешь, тем больше. Тарасов, как минимум, не все нам рассказал.
     Забрав трофейную винтовку, Сиверов, не прощаясь, вылез через люк на крышу. После яркого света на складе темнота накрыла черной волной.
     Но даже в первые секунды для человека по прозвищу Слепой она не была подобием этой самой слепоты. Он сразу четко различил не только звезды и мутную за пеленой облаков луну, но рифление листов кровли, мусор в полиэтиленовых пакетах, выходы вентиляционных труб.
     Прожектора, расположенные по краю, направлены были вниз. Они не уделяли крыше даже малой толики своего потока. Но Сиверов в этом и не нуждался. Окунувшись в темноту как в родную стихию, он двинулся, пригибаясь, вперед.
     Огромный складской комплекс можно было рассматривать как десяток отдельных зданий, разделенных глухими стенами. Но вполне допустимо было считать их и единым сооружением - в этом случае стены играли роль внутренних перегородок. Отсюда, сверху, единство было особенно наглядным, по слитым листам кровли нельзя было определить, где кончается один склад и начинается соседний.
     Ровных участков здесь не было - постоянный небольшой уклон. Поднимаясь вверх, добираешься до гребня. Оттуда открывается зрелище застывшего моря с равномерными грядами волн или окаменевшей пустыни с барханами. Темнота скрывает углы, подкрепляет иллюзию. Дальше постепенный спуск под уклон.
     Приближаясь к гребню, Сиверов одновременно пригибался все ниже. Он вполне допускал, что где-то на крыше дежурит в ожидании враг. Глебу не было нужды снимать обувь, как Тарасову, в своих мягких кроссовках он передвигался абсолютно бесшумно.
     Он не ставил перед собой задачу найти кого-то и уничтожить. Важно доиграть до конца перед чеченцами свою роль негодяя, готового продать хоть мать родную за хорошие деньги. Роль безгранично самоуверенного профессионала, который рискованным способом набивает себе цену.
     Такой будет успешно отбиваться, пока не увидит в своих руках весомых пачек, не пощупает воротник президента на каждой из купюр. Но вряд ли займется ночной охотой, желая нанести противнику еще больший урон. Нельзя выходить из образа циника. А цинику лишние геройства не нужны, он вообще не делает лишних усилий.
     Глеб хотел всего лишь приглядеться, прислушаться. Если повезет, уяснить себе ближайшие намерения врага - как и когда стая волков попытается в очередной раз ухватить добычу. Ступая по ребристым листам, он слышал внизу гул погрузчиков. Дважды ложился на живот, прикладывал ухо к крыше, чтобы разобрать разговор. Оба раза общались между собой хозяин товара и работник склада, в обоих случаях говорилось о том, откуда взять товар, - сверху или сбоку штабеля.
     Выход к краю крыши тоже ничего нового не дал. Знакомая картина: движутся огоньки на шоссе, грузовые машины съезжают с трассы на короткую дорогу к складам. Рядом с обычной бортовой машиной, облепленной грязью, можно видеть сияющие трейлеры - всем своим видом они наглядно демонстрируют: мы только что из шенгенской зоны и долго у вас не задержимся.
     Метров на сто от стены склада земля разровнена, заасфальтирована. Асфальт размечен, разрисован стрелками, чтобы не создавать путаницы и заторов. На остальном пространстве до шоссе темнеют кусты и белеют прожилки берез среди хвои чахлых елок. Ничего подозрительного там не просматривается.
     Хотя, конечно, подкрепление к боевикам может прибыть точно так же, как сюда прибыла команда изгоев, - под днищем любого из трейлеров. Или внутри, в самой машине. И не увидишь отсюда сверху ничегошеньки.
     Вон, расхаживают охранники - один, другой.
     По сторонам не глядят, только под ноги. Надавали лицензий охранным фирмам, а там сплошное раздолбайство. Куда годятся эти двое? Два пустых места и больше ничего. Впрочем, не надо им сейчас проявлять излишнюю бдительность, могут все дело испортить.
     Покончив с наружным осмотром, Глеб пролез через люк обратно в здание. Таких люков на крыше хватало, каждый вблизи от выхода на поверхность вентиляционной трубы. Снов