и обнести  высоким  строительным  забором,  даже
крышу невозможно было разглядеть  из-за  козырька,  сбитого  из  толстых
досок.  Лишь   телескопическая   стрела   японского   подъемного   крана
возносилась над их любимым сооружением.
   Никого из бомжей  не  заинтересовало  странное  обстоятельство  -  на
заборе отсутствовала вывеска, где бы значились строительное  управление,
производящее работы, а также фамилия прораба. Их  больше  волновало  то,
что придется искать новое подобное пристанище, а таковых в центре Москвы
осталось не так уж много.
   Проклиная в душе ни в чем не виноватых коммерсантов, которые к выкупу
здания не имели никакого отношения, бомжи поплелись прочь.
   А в Дровяном переулке началась грандиозная стройка.
   Строили быстро, и не прошло  и  двух  месяцев,  как  кран  выехал  за
ворота.
   В течение одного часа  все  секции  забора  оказались  сложенными  на
грузовую машину - и взорам горожан предстал восставший из руин особняк.
   Оконные проемы сияли зеркальными стеклопакетами, дубовые, пропитанные
полимером рамы благородно темнели, и лишь смутно угадывались за стеклами
планки белых жалюзи. Самым большим достижением строителей были,  конечно
же, двери - массивные, из пуленепробиваемого стекла,  вся  фурнитура  из
полированной бронзы.
   Рядом с дверным проемом небольшая аккуратная коробочка  переговорного
устройства, утопленная в облицовке стены. Чуть выше - довольно  скромная
вывеска: "Экспо-сервис", не богатая,  но  и  не  бедная,  ни  о  чем  не
говорящая ни уму ни сердцу обыкновенного прохожего. Вот  если  бы  здесь
было написано: "Обмен  валюты"  или  хотя  бы  "Отделение  коммерческого
банка", может быть, кому-нибудь и пришло в голову  попытаться  зайти  за
стеклянную дверь, за которой в полумраке коротали время два  вооруженных
охранника.
   А так никто из прохожих даже не притрагивался к сверкающей ручке.
   И еще одну удивительную вещь соорудили строители в доме по  Дровяному
переулку - низкая арка, ведущая во двор,  оказалась  забранной  тяжелыми
металлическими сворачивающимися жалюзи.
   Каждое  утро  к  этой  арке  подъезжал  микроавтобус   "мерседес"   с
затемненными стеклами; жалюзи, как по мановению волшебной палочки,  сами
сворачивались  ровно  на  столько,  чтобы  под   ними   мог   проскочить
микроавтобус,  затем,  бесшумно  скользя  по  хорошо  смазанным   пазам,
опускались. Точно так же вечером автобусик покидал территорию.
   Посетители появлялись редко, все они  были  какие-то  неприметные,  с
одинаковым выражением лица и  бесцветными  взглядами,  характерными  для
представителей определенной профессии, о которой лучше не вспоминать  на
ночь  глядя.  Каждый  из  них,  зайдя  за  дверь,  показывал  охранникам
удостоверение и исчезал в глубине здания.
   Но перечисленные выше меры предосторожности  были  не  единственными.
Если подняться чуть выше,  на  уровень  второго  этажа,  то  можно  было
обнаружить несколько укрытых от посторонних глаз телекамер, направленных
на  дверь,  на  соседнюю  крышу,  которую  от  дома   отделяла   высокая
металлическая сетка. Над сеткой в туманные вечера можно было  разглядеть
тонкий лучик охранной сигнализации.
   И днем и ночью в этом  странном  здании  горел  свет,  днем  на  двух
этажах, ночью - только  на  втором.  Короче,  странный  дом  появился  в
Дровяном переулке, загадочный.
   Никакого отношения к коммерции "Экспо-сервис"  не  имел.  Да  и  сама
вывеска была, честно говоря, липовой, с таким же успехом там можно  было
нарисовать кукиш, а под ним три звездочки.
   Здание в Дровяном переулке принадлежало Управлению охраны  Президента
и носило гордое название Второго аналитического центра. А  заправлял  им
человек, довольно известный в своих кругах,  Эдуард  Ефимович  Бушлатов.
Сорокапятилетний, с лысеющей головой и руками пианиста. Правда,  если  и
прикасался он к клавиатуре, то  никак  не  музыкального  инструмента,  а
компьютера.
   Вот уже целый месяц Эдуард Ефимович дневал и ночевал в  этом  здании,
где для его отдыха была оборудована небольшая комнатка с душем.
   Задание у него было  сверхважное  и  сверхсекретное.  Как  всегда,  в
преддверии выборов, людям, подобным ему, находилась работенка - не очень
чистая, но  за  нее  хорошо  платили.  Целыми  днями  просиживал  Эдуард
Бушлатов перед монитором компьютера, старательно изучая всю  стекающуюся
к нему информацию.
   Если бы в этом доме по  Дровяному  переулку  висела  карта  мира,  то
лучики, расходящиеся  из  Москвы,  доставали  бы  до  всех  континентов,
исключая разве что Антарктиду - и то только потому, что там нет банков.
   Собрать компрометирующие материалы на своих оппонентов - святое дело.
И Эдуард Ефимович с завидным  постоянством  отслеживал  все,  что  могло
пойти во вред будущим претендентам на место в  Государственной  Думе.  У
кого-то абсолютно случайно  оказывался  свой  личный  счет  в  одном  из
западных банков, кто-то непонятно на какие деньги успел приобрести кусок
земли в Подмосковье,  оформив  его  на  близкого  родственника,  кого-то
видели в воюющей Югославии, хотя по документам он продолжал оставаться в
России.  Но  на  мелочи  Бушлатов  не  разменивался.  Только  что-нибудь
сногсшибательное, достойное первых газетных полос.
   Такая информация стоила дорого и для того,  кто  добывал  ее,  и  для
того, против кого ее собирались использовать.
   Никому  из  сотрудников,  кроме  Эдуарда  Ефимовича,  не  позволялось
прикасаться к  святая  святых  этого  дома,  к  тому,  ради  чего  он  и
существовал. В красную папку, тисненную золотом, складывались материалы,
которые через  определенное  время  должны  были  лечь  на  стол  самого
Президента. А уж потом он сам решит, что делать, кому  снять  голову,  а
кого, наоборот, приблизить к себе.
   Да, пожалуй, та информация,  которая  заключалась  в  красной  папке,
тисненной золотом, была подороже самого золота. Это была самая настоящая
бомба!
   Способная уничтожить многих  людей  и  далеко  не  последних  в  этом
государстве.
   Эдуард  Бушлатов  был  блестящим   аналитиком,   отличался   огромной
трудоспособностью  и  неутомимостью.  В  офисе  под  скромной   вывеской
"Экспо-сервис Ltd" была маленькая комнатка, где он и жил. Его сотрудники
удивлялись: появляясь  на  службе,  они  заставали  его  за  клавиатурой
компьютера,  пепельница,  стоящая  справа,  была  полна  окурков,   хоть
секретарша исправно выносила ее  через  каждые  три  часа.  Слева  почти
постоянно дымилась чашка черного кофе.
   Время  от  времени,  помассировав  тяжелые  веки   тонкими   пальцами
пианиста, Эдуард Ефимович брал чашечку и делал маленький  глоток.  Затем
откидывался на спинку изящного кожаного кресла и  полминуты  пребывал  в
состоянии оцепенения. Но это  было  только  видимостью  отдыха,  вернее,
отдыхали его глаза, а мозг продолжал интенсивно работать.
   Сотни фамилий, огромное  количество  цифр  -  все  вмещалось  в  этой
лысеющей голове. И если он вызывал какую-нибудь из справок, хранящуюся в
недрах его супермощного компьютера, то делал это лишь  для  того,  чтобы
убедиться в своей феноменальной памяти. Недобрая  улыбка  появлялась  на
его тонких губах, и Эдуард Ефимович злорадно поглядывал на монитор.
   - Ты, конечно, умен, - шептал он, обращаясь к компьютеру, - но и я не
лыком шит. Тебя можно заставить замолчать навсегда, а вот со мной  будет
посложнее.
   Он был единственный из всего персонала, кто знал достоверно, для чего
собирается, сортируется, анализируется эта компрометирующая информация.
   Фамилии, которые проходили в списках Эдуарда Ефимовича, были известны
всей стране.
   В то,  чем  занимается  сейчас  Бушлатов,  были  посвящены  несколько
человек из администрации Президента, ну и, конечно,  сам  Президент.  Он
дал не много времени для такой сложной и кропотливой  работы,  но  знал,
что если Бушлатову что-то поручают и он за это берется,  значит,  работа
будет выполнена непременно и в срок.
   А качество любой работы, которую выполнял Бушлатов,  всегда  было  на
высоте, он все делал безупречно, аккуратно, его  логика  была  железной,
просто непоколебимой. За  свою  жизнь  он  раскрутил  столько  всяческих
изощренных махинаций,  что  не  справиться  и  целому  отделу.  Бушлатов
никогда не стремился быть главным, не стремился руководить,  все  как-то
получалось само собой.
   Постепенно Эдуард Ефимович Бушлатов стал очень важным человеком, хотя
старался все время оставаться в тени. Это ему нравилось, он любил работу
больше, чем  все  то,  что  она  приносила  ему:  больше  денег,  больше
различных благ.
   Весь мир был заключен для него в этом доме  в  Дровяном  переулке,  а
голубизну неба заменила голубизна экрана.
   Если кто-нибудь спросил  бы  сейчас  у  Эдуарда  Ефимовича:  "Который
сейчас час? День? Месяц? Время года?" - он бы ответил, но  не  сразу,  а
подумав.
   Но  спроси  про  источники  финансирования  политических  партий,  он
ответит без запинки, не отрывая взгляда от ровных столбиков, высвеченных
на мониторе.
   Но дело в том, что Бушлатова об этом никто пока не спрашивал, вся его
работа держалась в секрете, и все раздобытые тайны  он  поверял  красной
папке, которая в скором времени должна была  лечь  на  стол  Президента,
чтобы тот мог расправиться со всеми своими противниками.
   Чем  меньше  времени  оставалось  до  выборов,  тем   меньше   друзей
оставалось у Президента, он подозревал буквально всех: тех, кто  открыто
заявлял о своем противостоянии ему, и  тех,  кто  выдавал  себя  за  его
друзей. В число подозреваемых попали и руководители  Федеральной  службы
безопасности.
   В   свое   время   Эдуард   Ефимович   сполна   натерпелся   от    их
предшественников.
   Но благодаря именно этому обстоятельству  он  и  попал  в  число  тех
немногих допущенных к секретам, способных пошатнуть  устои  государства.
Чем держать такого врага на свободе, решили в  верхах,  пусть  лучше  он
поработает на нас.
   И вот,  бывший  когда-то  хроническим  отличником,  ненавидимым  всем
классом, Бушлатов стал безымянной тенью, наводившей ужас на политических
деятелей. Никто не был застрахован от его тайного вмешательства в личные
дела.
   Бушлатов упивался своим всезнанием. Он прекрасно помнил, что в  школе
все смеялись над ним, называли маменькиным сыночком и никто из  девчонок
не хотел сидеть с ним за одной партой. Так получилось, что  он  оказался
единственным евреем в классе, и ему пришлось отдуваться за всю нацию.
   Злоба, копившаяся годами, нашла себе выход. Теперь от него  зависело,
как скоро попадет под прицел прессы тот или иной  политик.  Ведь  всегда
можно дать маленькую наводку какому-нибудь дотошному журналисту и  тогда
только держись - тот начнет копать,  словно  собака  на  прошлой  неделе
зарывшая кость, да позабывшая где. Другой  бы  человек,  узнав  то,  что
становилось известно Эдуарду Ефимовичу, наверняка посчитал бы, что жизнь
не так прекрасна, как кажется на первый взгляд  и  вряд  ли  есть  смысл
ждать дня завтрашнего, лучше сразу просунуть голову в петлю и удавиться.
   Но этот сорокапятилетний мужчина с садистским удовольствием копался в
грязных делишках других людей утешая себя  мыслью,  что  сам  далеко  не
худший из представителей человеческого рода.
   В общем-то, аналитический центр можно было расположить в любом другом
месте,  за  городом,  на  какой-нибудь  укромной  государственной  даче,
укрытой высоким забором. Но дело  заключалось  в  том,  что  все  старые
строения были прекрасно известны Федеральной службе безопасности, а  там
тоже не дремали.
   Единственным выходом  было  создать  новый  центр,  на  новом  месте,
замаскировав  его  под  коммерческую  фирму.   Чуть   что,   все   можно
ликвидировать, не оставляя никаких следов.
   Бушлатов дал  себе  зарок  за  время  работы  не  завязывать  никаких
отношений с женщинами. И  поэтому  только  жадно  пожирал  глазами  свою
секретаршу Аллу, стоило той повернуться к нему спиной. Короткая  юбочка,
еле доходящая до половины бедра, длинные стройные ноги.
   "Вот окончу работу, и тогда... - мечтал Бушлатов, - непременно устрою
небольшой загульчик. Но только не сейчас".
   Алла оборачивалась и заставала шефа в позе  полной  задумчивости.  Он
нравился ей  именно  из-за  своей  недоступности.  И  девушка  старалась
подразнить его. Она была не очень-то изобретательна на такие  штучки,  и
ее фокусы повторялись изо дня в день: то она совершенно случайно  роняла
какую-нибудь бумагу и, наклонившись, Делала вид, что ей трудно  поднять.
Коротенькая юбка ползла вверх,  и  тогда  Бушлатов,  скосив  глаза,  мог
видеть самый краешек кружевного белья. Временами Алла садилась  напротив
него  и,  положив  себе  на  колени  какую-нибудь   папку,   принималась
перебирать документы. Колени ее, якобы для удержания  бумаг,  постепенно
слегка  раздвигались...  Но  и  это  не  могло  вывести   Бушлатова   из
равновесия. Он злился на себя, что начинает думать о  всяких  глупостях,
когда вокруг такая  тьма  работы.  А  Алла,  мило  улыбаясь,  продолжала
перекладывать один листок за другим, изредка бросая  взгляды  на  своего
шефа. Мысленно она досадовала на то, что ее  ноги  интересуют  Бушлатова
куда больше, чем лицо, а ведь каждое утро она убивала по полтора часа на
то, чтобы аккуратно наложить тени, подкрасить ресницы, губы, но  сделать
это не вызывающе,  а  утонченно,  со  вкусом,  ориентируясь  на  обложки
журналов мод.
   Однажды к обеду Алла решила, что ее начальник достаточно  созрел  для
того, чтобы всерьез обратить на нее внимание. Она вплотную подошла к его
столу.
   Эдуард Ефимович еще ожесточеннее забарабанил по клавишам  компьютера,
чувствуя, как краска приливает к его щекам. Алла присела возле  него  на
корточки и подняла с пола пепельницу, полную окурков.
   - Нельзя вам столько курить, - покачала головой она, заглядывая снизу
вверх в маслянистые глаза шефа.
   Тот лишь пробормотал что-то невнятное и неопределенно махнул рукой.
   Алла качнулась, словно потеряв равновесие, и ее ладонь легла на  ногу
Бушлатову.
   Тот напрягся так, что стал напоминать мраморную статую.
   - Простите, - прошептала Алла, но ладонь не убрала.
   Эдуард Ефимович понял, что еще немного - и он нарушит свой обет.
   - Простите, - еще раз повторила девушка  и,  опираясь  на  его  ногу,
встала в полный  рост,  ее  бедро  оказалось  как  раз  на  уровне  глаз
Бушлатова.  От  одежды  секретарши  исходил  пьянящий  аромат   дорогого
дезодоранта, и Бушлатову казалось, что он  различает  в  этом  запахе  и
залах ее тела.
   Алла подалась вперед, делая вид, что хочет дотянуться до абсолютно не
нужной ей бумажки на противоположном  краю  стола.  Эдуард  Ефимович  не
успел даже отстраниться, да ему этого и не очень-то хотелось... Его щека
соприкоснулась с мягким  сукном  ее  юбки.  Девушка  опустила  голову  и
бросила взгляд на своего шефа.
   "Кажется, попался", - подумала она, понимая, что нельзя перебирать.
   Бушлатов тяжело вздохнул и откинулся на  спинку  кресла.  Он  открыто
посмотрел на Аллу, облизал пересохшие губы.
   - Ты бы приготовила кофе, - довольно миролюбиво произнес он, поднимая
руки и закладывая их за голову.
   - Кофе и так готов, - Алла  двинулась  к  кофеварке  и  поставила  на
поднос маленькую фарфоровую чашечку.
   - Поставь на двоих. Такого Алле не приводилось слышать за  все  время
своей работы с Бушлатовым.
   "О-о, точно, попался".
   Она осторожно, двумя пальцами, взяла еще одну чашечку и поставила  ее
на   поднос.   Теперь   к   запаху    дезодоранта    примешался    запах
свежеприготовленного кофе, тоже мало настраивающий на работу.
   Бушлатов покосился на дверь. К  нему  редко  кто  заходил  в  рабочее
время, но если заходили, то без предупреждения.
   - Закрой,  -  негромко  скомандовал  он  Алле.  Та  немного  боязливо
повернула ручку замка и остановилась с подносом в  руках,  не  зная  что
делать.
   - Так иди же, иди, - улыбнулся Бушлатов тонкими  губами  и  пригладил
прядь волос на лысине.
   Девушка сделала несколько  шагов,  и  Эдуард  Ефимович  заметил,  как
подрагивает в ее руках поднос, расплескивается кофе из чашечек.
   - Садись, - предложил он, хоть рядом стула не было.  Алла  беспомощно
огляделась.
   - Садись ко мне на колени.
   Он обхватил секретаршу за талию, и  его  длинные  пальцы  исчезли  за
горловиной блузки.
   Экран компьютера светился, но Эдуард Ефимович позволил  себе  немного
расслабиться.  Он  уже  успел  расстегнуть  молнию  на  юбке  и   гладил
белоснежное белье девушки.  Та  прикрыла  глаза  от  удовольствия  и  не
видела, как зло кривятся губы шефа. Тот ненавидел в  этот  момент  себя,
ненавидел Аллу, понимая, что  совершает  непростительную  ошибку,  решив
заняться любовью с секретаршей в рабочем кабинете.
   Алле немного не нравилось  то,  что  Бушлатов  спешит,  не  давая  ей
насладиться минутами близости. Но Эдуард Ефимович был не из тех  мужчин,
кто в первую очередь думает о женщине. Он даже не снимал брюк,  а  когда
испытал облегчение, сразу отстранился от своей партнерши и, приведя себя
в порядок, вновь подсел к столу.
   Его лицо не выражало ровным счетом ничего. Ни слова ласки,  ни  слова
надежды. Алла медленно одевалась, надеясь, что Эдуард Ефимович скажет ей
хоть что-нибудь.
   Наконец, тот поднял голову и криво улыбнулся.
   - На сегодня ты мне больше не нужна, - сухо произнес он.
   - Но ведь автобус пойдет только вечером, - замялась Алла.
   - Я выпишу тебе пропуск.
   Бушлатов  взял  со   стола   ксерокопированный   листик,   размашисто
подписался и протянул секретарше.
   - Я могу подождать, когда кончится рабочий день.
   - Не надо.
   Алла в растерянности приняла пропуск из рук шефа и спустилась вниз.
   Охранники с недоумением посмотрели на  нее:  впервые  кто-то  покидал
здание раньше шести часов вечера и не на автобусе с затемненными окнами,
а пешком. Но дело охраны выполнять приказания, а не рассуждать.  Пропуск
исчез в  регистрационной  книге,  Алла  расписалась  и,  под  мелодичное
бренчание дверного замочка, вышла на улицу.
   Бушлатов, подойдя к окну, оттянул планку жалюзи и посмотрел на улицу.
   Алла медленно шла по тротуару, не оборачиваясь. Бушлатов взял  трубку
телефона, приказал невидимому собеседнику:
   - С завтрашнего дня мне нужна другая секретарша.
   - Причины? - Бушлатов  улыбнулся.  -  Мне  кажется,  Алла  не  совсем
понимает  свои  обязанности,  во  всяком  случае,  не  совсем  точно  их
выполняет.
   Не дожидаясь ответа, он  повесил  трубку  и  перевел  свой  взгляд  с
бредущей по улице девушки на рабочий стол.
   - Береженого Бог бережет,  -  пробормотал  он,  вновь  принимаясь  за
работу.
   Не прошло и полминуты, как он  прикрыл  глаза  ладонью  и  задумался.
Вновь  увидел  улицу,  восстановленную  в   памяти   с   фотографической
точностью,  людей,  спешащих  по  тротуарам,  кафе  напротив.  Алла  его
абсолютно не интересовала.
   Бушлатов уже привык думать по аналогии с компьютером, он  воспринимал
окно как экран монитора. Он мысленно укрупнил один фрагмент:  человек  в
длинном плаще, стоящий возле  фонарного  столба  с  портфелем  в  руках.
Что-то было  необычное  в  его  позе,  каким-то  напряженным  показалось
выражение его лица...
   Бушлатов  резко   поднялся,   подошел   к   окну   и   посмотрел   на
противоположную сторону улицы. Там все так же стоял  человек  в  длинном
плаще и держал в руке портфель.
   "Да, это кто-то из любопытных поставил его здесь,  -  подумал  Эдуард
Ефимович. - Не лишним будет его проверить. Все-таки он  стоит  здесь  не
так уж мало", - он бросил взгляд на три окурка на  мостовой  под  ногами
субъекта.
   И вновь трубка телефона оказалась в руке Бушлатова, на  этот  раз  он
разговаривал с дежурным охранником.
   - Нужно проверить типа,  который  стоит  возле  кафе  вот  уже  битый
час...начал Эдуард Ефимович.
   - Мы уже следим за ним.
   - Тогда почему он все еще там?
   И только Бушлатов успел произнести эту