,
взвихренное  над дорогой. Кто-то приближался, подъезжала незнакомая машина -
или  судьба! Я дождался. Если  остановится, то  сяду, ничего другого мне  не
остается. Я поднял руку и пошел ей навстречу по осевой линии.
     Седовласый банту, сидящий  за  рулем семитонного грузовика с  прицепом,
доверху  нагруженного  ящиками с  пивом,  ослепительно  улыбнулся  и  певуче
сказал:
     - Не хотите ли пить, господин?
     Я кивнул, и он подал мне консервную банку из ящика под сиденьем.
     - Можете подбросить меня до Умтали?
     Не  знаю,  кто  из  нас  был  больше удивлен,  он  или  я.  Он  оскалил
белоснежные зубы и, не говоря ни слова, открыл дверцу. Я упал на раскаленное
сиденье  и  жадно лил в себя содержимое  баварской пивной консервной  банки.
Наихудшее и наитеплейшее пиво,  какое я  когда-либо пил. Мгновенно у меня на
лбу выступил пот, а рубашка приклеилась к спине.
     Грузовик тяжело  вздохнул  и тронулся. Я  ехал  навстречу  неизвестному
будущему. Шофер  дружески взглянул на  меня и  начал петь. Он  ни  о  чем не
спрашивал,  даже не пытался завязать разговор.  Только теперь я понял, как я
устал. Совсем нелегко идти пешком по африканскому шоссе.
     Машина  громыхала  на  восьмидесятикилометровой  скорости   к  югу,   и
местность  начала  меняться.  Становилась  не  такой  однообразной  и  более
зеленой. Минутами  я  замечал  вдалеке  стада  зверей, но глаза в этой  жаре
закрывались, голова падала на грудь. Где я буду через неделю, где буду через
год? Может быть, в земле.  Благодарю бога, что я  не знаю своей судьбы. Пиво
ударило  в голову, и  все стало безразлично. Собственно,  смерти я не боюсь,
каждый дойдет  до конца пути.  Лучше раньше, чем позже, -  так чего бояться.
Конечно, лучше бы не слишком рано, не сейчас.
     Когда я снова  опомнился,  жара в кабине  была  невыносимой. Не  меньше
пятидесяти градусов. Время приближалось к полудню.
     - Вы отдохнули, господин? - спросил хрипловатым голосом банту. -  Через
часок будем в Умтали. Вы нездешний?
     Я кивнул.
     - Я сразу это понял, - сказал он со смехом. - От мистера Гофмана?
     Я с интересом  посмотрел на  него.  Он быстро все  схватывал. Я был тут
достаточно долго, чтобы знать: белый не влезет в машину к черному, здесь так
не делается.
     Банту  снова мне улыбнулся, на мгновение снял руки  с рулевого колеса и
поднял их над головою, показывая, что сдается.
     - У мистера Гофмана служит весь мир.
     Человеку некуда бежать, негде спрятаться - все написано у него на лбу.
     - Вы знаете отель Гуцци в Умтали? - спросил я.
     Он с усердием кивнул.
     - Расположен сразу же на окраине города, мы поедем около него.
     -  Там  я выйду!  - сказал  я и всунул в карман  рубашки пятидолларовую
банкноту.
     -  Как  прикажете, господин. Довезу  вас прямо до отеля.  Это приличное
предприятие, очень шикарное, вам понравится.
     Деньги открыли путь к сердцу. Он подал мне еще одну  консервную банку с
пивом,  но я  не стал  ее открывать. От пива только понапрасну потеешь,  чай
лучше. Я уже научился его  пить. Потерплю до  Гуцци, а там напьюсь. Если это
благополучно кончится, если нас не остановит военный патруль или полицейская
машина. Лучше бы я шел пешком или подождал машину с белым шофером. Я все еще
веду  себя необдуманно.  Этот  добряк  остановит  машину  перед  самым  бюро
обслуживания мотеля, и мгновенно я привлеку к себе внимание.
     - Откуда едете? - спросил я.
     - Из Солсбери, господин. Два раза в неделю вожу пиво.
     - Партизан не боитесь?
     - Нет, господин, тут нет никаких партизан. Мистер Гофман не пустит их в
страну, может быть, где-нибудь на границах...
     Он  улыбнулся.  Он  мог  охотно  говорить  о  чем угодно:  расхваливать
правительство  Смита, проклинать Патриотический фронт - все,  что угодно. От
него я ничего не добьюсь. У него хорошее место, и он достаточно умен,  чтобы
дорожить им. Я не обратил внимания на  фирму,  в которой он служит,  но  это
неважно. У меня достаточно своих забот.
     - Умтали, господин, - сказал банту и  кивнул  на  серое облако, висящее
вдалеке над горизонтом.
     Я  потянулся.  Дым фабрик.  Местность  изменилась,  мы проезжали  через
плантации  и цитрусовые рощи. Город тонул  в  садах, но промышленность всюду
оставляла нестираемые следы. Она уже овладела и Африкой.
     - Мотель расположен в двухстах  метрах от главного шоссе, но я не смогу
вас завезти прямо к нему: дорога узкая, трудно будет разворачиваться.
     -  Неважно, я  пройду  этот участок пешком, - сказал  я  с облегчением.
Никто не должен знать, как я приехал.
     Среди зарослей брахистеций и акаций я увидел белые  сверкающие бунгало.
Узкая асфальтированная  дорожка вела  меж кустов к  главному шоссе.  Тормоза
застонали.  Я выпрыгнул из машины и  поднял руку в знак приветствия:  "Всего
хорошего, парень..." Потом я остался один.  Жара, тишина  и пустота.  Только
дым  из  фабричных  труб закрывал  ясный  небосвод над  этим  очаровательным
городом с  виллами и  садами. Мне пришло  в  голову, что мотель Гуцци чем-то
похож на  отель в Претории. Хотя он и не  лежал у реки, но  тоже состоял  из
самостоятельных  бунгало,  расположенных под деревьями  вокруг  одноэтажного
здания  ресторана. Впрочем,  был  здесь  и бассейн с  прозрачной зеленоватой
водой.
     За  стойкой  бара  с  интересом  рассматривала  иллюстрированный журнал
полуголая черная дама. Золотые  цепи вокруг шеи и юбочка из цветной  соломы.
По-видимому, туристский аттракцион Гуцци. Когда  я вошел, она закрыла журнал
и удивленно посмотрела на  меня. Потом с белозубой  улыбкой пошла навстречу.
Большие  конусообразные груди покачивались на  каждом шагу, а цепи  тоненько
звенели. Как будто она только что выбежала из саванны или джунглей.
     Я начал смеяться громко и  неудержимо.  Видимо, я сошел с  ума. Хозяйка
сеньора Гуцци! Она смеялась вместе со мною, а потом на правильном английском
сказала:
     - Будете обедать, господин?
     Я присел к ближайшему столу. Два часа пополудни, а  ресторан совершенно
пуст. Дама направилась к пестрой коралловой портьере.
     - Минуточку! Прежде всего позовите мне шефа... мисс!
     - Как вам будет угодно, господин. - И она исчезла.
     Из-за  коралловой  портьеры  вышел  вразвалку  лысый  толстяк  в  белых
полотняных  шортах и в клетчатой рубашке,  с огромной сигарой, зажатой между
пальцев.
     -  Привет от поручика  Беневенто, - заорал  я сердечно  и протянул  ему
руку.  Комедия,   африканский  спектакль  -  надо  производить  естественное
впечатление. Лицо у Гуцци просияло, он раскрыл объятия,  мы стучали ладонями
друг друга по спине.
     - Так  ты  уже  свободен? У тебя уже кончился срок договора?  Это  было
прекраснейшее  время  моей жизни, друзья... Оливия, Оливия... - Звон цепей и
покачивание вулканических гор. - Пиво, принеси  нам  пиво и виски! Ты хочешь
здесь  поселиться?  - обратился он  ко мне. - Мой отель к  твоим  услугам! -
рассыпался он в любезностях и комплиментах. - Надолго хочешь здесь остаться?
Может, побудешь,  пока не подыщешь  что-нибудь  для  себя? В Умтали  с  тебя
сдерут шкуру, время сейчас злое,  чем  дальше,  тем  хуже. А  я  сделаю тебе
солидную скидку.
     Мы опрокинули по  стаканчику виски,  а потом отхлебнули  пива.  Оливия,
черная  красавица,  накрывала на  стол.  Бунгало, вероятно,  были такими  же
пустыми, как  и ресторан.  Но для афри- канского  мотеля это еще ни о чем не
говорит. Гости съезжаются  только под вечер. Пусть только раз в неделю или в
месяц, но  уж обдерут их до нитки. Гуцци обещал меня от этого избавить, но я
ему не очень-то верил.
     Да,  Гуцци  - счастливый человек. У  него есть  все,  что он может себе
пожелать, и за пару лет он загребет приличные денежки. Он, вероятно, заметил
в моем взгляде вспышку зависти. Отодвинул кружку пива и сказал:
     - Так что, приятель, чем хочешь заняться, какие у тебя планы?
     Я   пожал  плечами.   Мы  подошли  к  цели  разговора  быстрее,  чем  я
предполагал.
     - Никаких, - сказал  я удрученно.  - Собственно, ищу работу, но у  меня
нет документов, - добавил я тихо. - Поэтому Беневенто и послал меня к тебе.
     Он засопел и снова выпил.
     -  Так-так, неприятное дело... -  Темные глаза следили за  мной  поверх
кружки. -  Почему ты не остался у шефа, почему не продлил контракт? Деньги у
тебя есть?
     - Немного.
     Оливия поставила передо мной блюдо экзотически украшенного салата, а на
тарелке кусок полусырого мяса.  Но о еде  я даже и не  помышлял. Моя  судьба
находилась сейчас в руках этого толстяка.
     - Что же ты делал, что у тебя нет денег?
     Я снова молча пожал плечами.
     -  Ездил  с  Маретти  в  транспортере, пока  он  не  погиб, а  потом  с
поручиком. Я просто боюсь, понимаешь это?
     - Маретти?..
     - Примерно два месяца тому назад.
     И я,  между едой, начал рассказывать историю фермы Хармеров.  Салат был
такой же острый, как и цветистый, его было  невозможно есть. Оливия убралась
за  стойку бара к своим журна- лам,  Гуцци сидел  напротив  меня, потел и  с
помутневшими глазами понимающе кивал.
     - Так Маретти погиб, бедняга Маретти... Я всегда говорил ему: хватит, у
тебя достаточно денег, брось это, наплюй на все. Он служил у  Гофмана десять
лет, а это уж что-то значит.
     - У  меня  истек срок договора, и я больше ничего  не  жду, -  сказал я
твердо. - Когда здесь их дело лопнет, бог знает куда они подадутся.
     Гуцци кивал головой  в знак согласия. Его лицо  вдруг  стало серьезным,
почти осунувшимся.
     -  Это разумно, я  понимаю тебя: рисковать сегодня не имеет смысла. Все
равно в  конце концов все поднимут руки и выдадут нас неграм. Если бы у тебя
были деньги, я тебе продал бы весь этот гешефт, - он кивнул на бар, - вместе
с ней.  Хочу, наконец, вернуться домой.  Пять лет  я  служил, и все пять лет
здесь. Человек  должен  уметь  сказать  себе:  достаточно! Да,  для  меня  -
достаточно, и я хочу домой.
     - Но у меня нет денег.
     -  Но у  тебя  нет  денег. - Он глубоко  вздохнул. - А что  бы ты хотел
делать?
     - Что угодно, лишь бы не слишком на глазах.
     - Гм...
     Белым  носовым платком  он  вытирал лоб. Пиво  начало  проступать всеми
порами.
     - Возможно, я о чем-то знаю... - он выжидательно посмотрел мне в глаза.
- Возможно...- и его лицо начала растягивать широкая улыбка. Потом он громко
расхохотался. - Л.С. Два символа света!
     В недоумении я отодвинул прибор.
     - "Любовь и Счет", балда! Это как раз то, чего тебе не хватает.
     И он снова прыснул  со смеху  так, что его объемистый  живот  трясся  и
подскакивал.
     - Если это выйдет, получу две сотни, согласен?
     Я кивнул.
     -  Так слушай! Уже вторую неделю здесь  живет какая-то вдова, фермерша,
сумасбродная женщина,  которая ищет белого шофера. Ей нужно куда-то ехать...
- он широко развел руки, - не знаю, видимо, очень далеко, а  негра не хочет,
боится. Каждый  день  ездит в  Умтали и  ищет, как будто  может  найти здесь
белого шофера. Любой наплюет на такой бизнес. Но она наверняка имеет счет, и
ты можешь заиметь его, а может, и любовь тоже  - это уж зависит от тебя, это
уж  твое  дело. Она настоящая африкаанер:  прежде всего требует, чтобы перед
ней гнули спину и работали в поте лица. И  по  асфальтированным дорогам она,
вероятно, ехать не хочет.
     Я поспешно обдумывал.
     - Работать шофером у белой фермерши? А почему нет? А сколько...
     - Не  знаю,  этим  не  интересовался,  я тебе  только  рекомендую.  Она
вернется  вечером,  я  пошлю  ее к  тебе.  Ты  должен поломаться,  заставить
поуговаривать себя...
     Мне было ясно: надо продать себя  как можно  дороже.  Гуцци потянулся и
зевнул.
     - Ну хорошо, теперь тебе  Оливия покажет бунгало,  а я  пойду  прилягу.
Здесь человек должен беречь, свои силы, вечером еще  поговорим. И не забудь,
получу две сотни! Оливия, посели господина!
     Я вышел следом за юбочкой из травы. Длинные худые ноги, стройные прямые
бедра. Бегун на беговой  дорожке, Бедняга Гуцци, он  никогда ее не  догонит,
она  как антилопа  - замучает  любого бегуна. Я  плелся за  ней в полуденной
жаре. Кругом - клумбы с увядшими цветами. Кто их здесь поливает? Это была не
сухая жара  выжженной саванны, а  влажная  духота,  сохраняемая  тропической
зеленью.  Пиво  и виски бродили  у меня  в крови.  Здесь  человек не  должен
выпивать после обеда, после обеда только чай, остальное - вечером.
     Оливия открыла двери в прохладное  воздушное бунгало. Коридор, спальня,
ванная - я в уме  начал подсчитывать, сколько  запросит за это Гуцци. Оливия
вошла в ванную и повернула краник душа.
     - Течет, господин.
     Текла настоящая, живая вода. Брызгала ей на голые плечи  и скользила по
грудям. Я протянул к ней руки. Она со смехом выскользнула.
     - Извините, господин, шеф этого не любит, он избил бы меня за это.
     Закрыла  краны и длинными ногами протопала по каменному  полу к дверям.
Мокрые следы испарялись на глазах.
     -  Ужин подается к восьми, - сказала она выжидательно, держась за ручку
двери. Видимо,  хотела  услышать,  какое  вознаграждение она получила  бы за
удары Гуцци.  Но  меня  одолела  усталость  двух последних  дней,  я потерял
желание обманывать  нового приятеля. Времени  достаточно,  времени хватит на
все. Я хотел упасть на кровать  и спать, удалиться  в сны,  в пустоту,  дать
сознанию отдохнуть. Я даже не заметил, когда  она  ушла. Я сбросил одежду  и
встал под душ. Мне было хорошо и без черной красотки. Потом я мокрым упал на
постель и  закрыл глаза. Мгновение затухания, исчезновения. Мир, по которому
я бегу, стал невероятно  далеким, во мне  - глубокий  тайник, стальной омут,
захлопну затвор и погружусь.
     Когда я проснулся, солнце уже село. Через минуту наступит  ночь. Голова
у  меня была  чистая и  светлая. Что-то меня разбудило.  Я лежал неподвижно,
напрягая сознание. Решительный стук послышался снова. Это был звук, что меня
разбудил. Я натянул на себя простыню.
     - Войдите!
     Из бесцветного сумрака вышла  стройная белая женщина. Клумбы  цветов за
ее спиной  побледнели. Она была в спортивной  юбке из парашютного шелка  и в
черной блузке.  Вдова!  Вероятно, тридцати  пяти лет,  сумасшедшая  фермерша
Гуцци.  Африкаанер! Я  не мог  поверить  своим  глазам:  передо мною  стояла
Корнелия Шиппер!
     У нее  было невыразительное  усталое лицо с синими кругами под глазами.
Ее  удивление было, видимо, еще больше, чем  мое. Она закрыла двери и стояла
неподвижно.
     - Что  вы здесь  делаете?  -  спросила она, наконец,  знакомым, немного
грубым голосом.
     -  Сплю,  а  теперь  пойду  оденусь,  если  позволите.  Будьте любезны,
отвернитесь.
     Но она не отвернулась и насмешливо смотрела, как я  топаю, завернутый в
простыню, в ванную,  насмешливо и с удовольствием, как  тогда на нее смотрел
я. Тогда...
     - У меня истек срок договора, - сказал  я для ясности, когда снова смог
появиться  перед ней. -  Я боялся, что  вас похитили, все  считают,  что это
так...
     -  Это  хорошо,  -  улыбнулась  она  тихо. -  Вы  ведь так  себе  это и
представляли?
     -  Нет, я не так представлял. Из-за этого была  карательная экспедиция.
Мы сожгли две мозамбикские деревни, а  того парня на ферме повесили. Кто это
был? Вы знали его?
     - Это мой раб, но я отпустила его -  что бы я с ним делала в Голландии?
Он не хотел оставить ферму, ему некуда было идти.
     - Раб?
     - Да, я получила его от отца, когда еще была маленькой.
     - А это можно?
     -  Вас  это  удивляет?  В  любом  аэропорту  вы можете встретить людей,
путешествующих  с негритянскими  детьми. Чаще всего  их  вывозят  в арабские
страны. Это не так страшно, как вы себе представляете. Правительства  терпят
или просто  молчат. Здесь помогают  их родителям, а  у  нового  владельца  о
ребенке  хорошо заботятся:  ведь он  имеет  свою  цену.  Родители не видят в
продаже детей ничего страшного, они довольны тем, что им  удалось обеспечить
его будущее. И здесь проблемы с ростом населения. - Она снова снисходительно
улыбнулась.  -  Вы   настоящий   европеец,   об   Африке  имеете  искаженное
представление.
     Я молчал. Это была правда: с воинской базы ничего не увидишь.
     - А ваш муж? - спросил я.
     Между бровей у нее возникла вертикальная морщинка.
     - Умер, - ответила она подавленно. - Если бы мы остались, он мог бы еще
прожить пару месяцев, лет - бог его знает...
     Отсутствующим   взглядом  она  смотрела  через  окно  на  улицу.   Ночь
приближалась.
     Я зажег свет.
     -  Это  расстроило все мои планы,  - добавила она  вдруг  беспомощно. -
Детей  я заранее отправила в Европу, у меня здесь дела.  Для этого мне нужен
шофер-спутник,  - сказала  она.  -  Мистер Гуцци  упомянул...  Предлагаю вам
пятьдесят  долларов в день. Я  везу  семейные реликвии  одному родственнику.
Собственно,  это  старая  рухлядь: кое-что из  мебели,  картины -  все,  что
переходило от  поколения  к  поколению. Это  наши вещи,  они имеют прошлое и
душу, это не просто наследство. Там, -  она  неопределенно кивнула головой в
темноту, - для  них уже  нет места,  а оставить их  тому, -  она не  сказала
"негру", - новому,  я все же не  могла. Родители перевернулись  бы в гробах.
Поездка  может длиться неделю или  две, в  зависимости от того,  какие будут
дороги. Согласны?
     - Согласен, - сказал я серьезно. Я согласился бы на все. Мне нужно было
исчезнуть в  глубине страны,  в  пустыне, замести  за  собой  следы.  Ничего
другого не оставалось.
     - Хорошо, завтра на рассвете отправимся. Ваш счет будет оплачен!
     - Спасибо.
     Она  покачала  головой  и  вышла.  Усталая, подавленная.  Ни  малейшего
притворства.  Жестокая реальность - жизнь.  Человек берет ее  только в долг,
потом приходится возвращать.  Я осознавал это все яснее. За эту пару месяцев
я изрядно постарел.
     Корнелия Шиппер... Я  даже не спросил, куда  поедем, но так  ли  уж это
важно? Снова припомнился  тот день, когда я гнал в джипе Беневенто на ферму,
чтобы предупредить  ее об опасности.  Что-то с  того времени изменилось - мы
уже не были равны. Я стал ее служащим.


        ГЛАВА VIII

     Я  сидел за рулем  автофургона-вездехода и  громко  пел: "Дорога  белая
передо мною..."
     Госпожа,  с  автоматом  в  руках,  удобно  устроившись  на  сиденье,  с
восхищением смотрела на меня.  Я,  видимо, сошел  с ума, определенно сошел с
ума. Боже  мой, когда я пел последний  раз? Вероятно, когда-то в  детстве. С
тех пор мне это никогда не приходило в голову. У меня не было ни времени, ни
желания. Только теперь.
     И  мне  это  казалось  невероятным.  Над необозримой саванной  всходило
солнце.  Утро было свежее, чистое  и полное красок. Красная земля с зелеными
пятнами  кустарников,  темные скопления  деревьев,  лазурный,  пока  еще  не
окрасившийся солнцем небосклон  и  белая пыльная полоса  дороги,  теряющаяся
местами в высокой траве.
     Это была совсем другая дорога, чем та, по которой я  шагал,  когда меня
подобрал  тот  старый пивзаводский конь. Собственно,  это и не было дорогой,
вероятно, здесь лишь время от времени проезжала служебная машина, по крайней
мере, я на это  надеялся. Мы покинули безопасность цивилизации и отправились
через всю страну; на Энкелдоорн, Кве-Кве, а потом будет видно. Я ни о чем не
спрашивал,  ни   о  чем   не  хотел   знать.  Образцовый  служитель!  Колея,
обозначающая дорогу, время от времени  исчезала среди неровностей  почвы или
на  каменистом плоскогорье,  чтобы  снова появиться сотней  метров дальше  в
высокой траве. Но направление определяла не дорога, а компас.
     Временами я  проезжал  по  нетронутой саванне, так  как не  отваживался
пересекать русла рек, размытые в период  дождей, и снова находил полосу этой
удивительной  дороги.  Мотор размеренно шумел, и  рессоры работали  надежно.
Хорошие  рессоры здесь для машины самое большое достоинство.  Поломку мотора
можно  устранить,  но  если  лопнет  ре