Сергей САМАРОВ 
   НА ВОЙНЕ КАК НА ВОЙНЕ 
 
 
 
   ONLINE БИБЛИОТЕКА tp://www.bestlibrary.ru 
 
Анонс 
 
   Ангел, бывший капитан спецназа  ГРУ,  профессионал  высокого  класса,
стал киллером. Киллером, который знает  себе  цену.  И  если  он  взялся
убрать наркоторговца по кличке Таманец, то доведет дело до  конца.  Даже
если на его пути встанет всесильная Контора. Но, похоже, за ним охотятся
не только люди из ФСБ, но и бывшие  коллеги  из  ГРУ.  Им-то  он  зачем?
Неужели они все еще надеются, что он будет на них  работать?  Ладно,  он
сможет переиграть и тех, и других. Для него главное - выполнить заказ...
Глава I
 
1 
 
   За окном пролетел порыв ветра, и ветка клена  настырно  заскребла  по
стеклу. Но естественные природные звуки не  отвлекают  меня  от  дел.  С
другими звуками обычно бывает  хуже.  Я  только-только  начал  осиливать
четвертый километр, когда раздался телефонный звонок. При желании  можно
было бы дотянуться и снять трубку, но правила для того и  придумываются,
чтобы их соблюдать. Если только нет желания их нарушить. В данный момент
я такого желания не испытал и потому спокойно продолжил  крутить  педали
велотренажера. Дорога мне предстоит не слишком  далекая,  но,  подвинтив
регулировочный винт, нагрузку я  установил  сложную  -  сплошной  горный
подъем.  Почти  пиренейский  тур,  где   долговременный   высокий   темп
выдерживает не каждый тренированный спортсмен. Лучше не отвлекаться и не
сбивать себе дыхание. И я терпеливо дождался,  когда  автоответчик  моим
вежливым голосом предложил кому-то оставить сообщение после гудка.
   "Кто-то" на предложение не отреагировал, только сказал слегка  хрипло
и  приглушенно,  специально,  чтобы   я   зримо   представил,   как   он
отворачивается от телефонной трубки:
   - Дома нет...
   Голос незнакомый и неприятный. Самоуверенный.  Но  интеллекта  в  нем
нет. С обладателями подобного голоса я разговаривать  не  люблю.  Они  у
меня непонятное  беспокойство  вызывают,  и  хочется  иногда  неожиданно
ударить в горло. Голос подправить. Чтобы беспокойства не вызывал. Потому
что  беспокойство,  если  оно  достаточно  сильное,  для  меня   чревато
болезненными последствиями...
   Тут же раздались короткие гудки.
   Автоответчик воспринимает гудки как команду и всегда реагирует на них
одинаково - тоже отключился. И правильно. Если я сел  на  тренажер,  это
значит только одно - меня ни для кого нет дома. И не будет до  тех  пор,
пока я не преодолею ежедневные обязательные десять километров. Потом еще
десять минут тоже не будет - я займусь избиением большого тренировочного
мешка для кикбоксинга. И пусть батальон омоновцев топорщится  тупорылыми
автоматами, как дикобраз иглами, и  ломится  ко  мне  в  двери  -  двери
крепкие, и сразу такое  препятствие  без  взрывчатки  не  одолеть,  -  я
занятия не прекращу, пока не выполню полный объем.
   Педали проворачиваются туго. Деревенеет  бедро.  Свинцом  наливается.
Вперед! Вперед! Горы покоряются сильным и упрямым. Я всегда был  сильным
и упрямым. Меня жизнь заставляла быть сильным и упрямым, иначе мне  было
не выжить. А жизненные уроки надолго в голове остаются.
   На исходе восьмого километра  телефон  опять  подал  голос.  И  снова
автоответчик внес свое рациональное  предложение.  На  сей  раз  реакция
последовала:
   - Ангел... Я знаю, что ты дома. Мне сообщили сразу, как  ты  приехал.
Бросай крутить свою дурацкую колесницу. Срочно нужен...
   Время - начало восьмого утра. Труповозу что-то  не  спится.  Но  меня
этим не прошибешь. Потерпит. Он всегда  такой  нетерпеливый,  когда  ему
что-то надо.
   Но очень терпеливый - я. Специально  обученный  терпению.  В  течение
многих лет этому обучался.
   Труповоз подождал полторы минуты. Я трубку не взял. И  первый  звонок
был скорее всего тоже от него. Самому лень было до аппарата  дотянуться.
Попросил телохранителя, который приезжает к нему с утра пораньше.  Такой
голос может быть только у его телохранителя. Но терпения Труповозу опять
не хватило. Сейчас сам за трубку взялся. Показывает  этим,  что  торопит
меня. Я, к сожалению,  давно  научился  его  понимать  заочно.  Вынужден
был...
   - Ладно. Как отдышишься, позвони.
   Вот это уже конкретнее и даже приемлемо. Могу  обещать,  что  позвоню
даже раньше. Отдышусь я  после  командировки  не  скоро.  Слишком  много
выпито за две недели. И придется еще две недели вместе с потом  выгонять
из организма остатки алкоголя.
   И я усерднее надавил на  педали,  одолевая  последние  сотни  метров.
Финишный спурт - как и положено в настоящей  гонке.  Из  последних  сил.
Стрелка спидометра резко поползла вверх. Счетчик километража  завращался
быстрее. Еще немного... Дави педали... Ура! Победа!
   Все...
   Я легко спрыгнул  на  пол.  Малоудобное  сиденье  тренажера  утомляет
больше  педалей.  Теперь  пара  расслабляющих  упражнений.  Восстановить
дыхание, чтобы лучше работало воображение.  Но  -  не  расслабляться  до
конца, не останавливать завод. Я отлично знаю,  что  в  действительности
иногда подолгу не бывает возможности расслабиться.
   Следующий напряженный этап. Руки воткнуть в снарядные перчатки,  и  к
мешку. Мешок обязательно нужно представить живым противником.  Удары  на
выдохе. Правый прямой - левый сбоку - короткий  правый  прямой  с  шагом
назад. Еще шаг назад,  пяткой  с  разворотом  в  область  предполагаемой
головы. Обозначение удара правой, а сам удар идет левой снизу. Теперь  с
разворотом корпуса на двести семьдесят градусов локтем в голову,  шаг  в
сторону и, не оборачиваясь, ногой назад. Здесь главное -  прочувствовать
местоположение  противника  и  одновременно  проконтролировать  ситуацию
вокруг.  Но  противники  разные.  И  реакция  у  них  разная.  И  головы
встречаются разной крепости. Однако уровень подготовки всегда  чуть-чуть
выше, чем у мешка. Как раз по этой причине раунд  на  ринге  длится  две
минуты, а у меня - десять. И укорачивать  его  нельзя,  потому  что  мне
скоро стукнет сорок пять. При  моей  профессии  до  такого  возраста  не
живут. Так Труповоз - гранату бы  ему  в  разинутую  слюнявую  пасть!  -
шутит. Но я знаю, сколько в этой шутке правды. И  потому  на  телефонные
звонки не реагирую. Я обязан держать себя в форме. И не могу  никогда  и
ни в чем уступать молодым подготовленным ребятам. Именно - ни в чем... А
физическая подготовка - это единственное узкое место, где они могут меня
побить. Как раз из-за моих сорока пяти. В остальном же я за свои  навыки
спокоен. Опыт, за которым стоит высококлассная школа многолетней  службы
в спецназе ГРУ.
   Время! Теперь восстановить дыхание. Шире руки...
   ...Только после  прохладного  освежающего  душа,  причесавшись  перед
зеркалом,  но  не  завершив  утреннего  туалета  полностью,  я  вышел  к
телефону, как на официальный правительственный прием -  даже  наедине  с
собой походку следует блюсти. И небрежно, как большой начальник,  набрал
домашний номер Труповоза.
   - Привет. Это Ангелов. Ты просил  позвонить?  Ни  в  коем  случае  ни
малейшего намека на то, что я не пожелал сразу с  ним  разговаривать.  К
чему заранее портить отношения с таким капризным человеком,  к  тому  же
главным работодателем. И без того он знает, как я его ненавижу. Но это я
наглядно покажу в соответствующее время. Пока еще рано - если  противник
предупрежден, то он вооружен. Заповедь спецназа я помню.
   А Труповоз мне еще не раз сгодится... До того, как...
   - На велосипедике катался?
   Он на приветствие не ответил. Спросил  зло  и  пренебрежительно.  Сам
никогда, похоже, "физикой" своего организма не интересовался.  И  сейчас
за собой не следит. Уверенно спешит, к инфаркту. При  его  образе  жизни
эта гадость обеспечена. Если только раньше пуля торопыгу не  догонит.  Я
таким, как он, быть не желаю. Вкус у меня иной, и обрюзглость в человеке
плохо переношу. Труповоз мое презрение явно чувствует. Отсюда тоже  наша
взаимная антипатия. Впрочем, сотрудничеству она не сильно мешает.
   - Нет, кросс бегал. По утреннему ветерку...
   - Собаки не донимают?
   Спрашивает со знанием дела.  Словно  сам  бегать  по  утрам  пытался.
Хренушки... Даже если собственными глазами увижу - не поверю!
   - Я для них специально  газовый  перцовый  баллончик  с  собой  беру.
Знаешь, действует... Только  подниму  -  собаки  ноги  в  руки  и...  Не
догонишь... Должно быть, я не один такой сообразительный.
   Он хмыкает, как чихать собрался.  Это  у  него  дурацкая  манера  так
хмыкать. Должно быть, представил, как собаки  хватают  ноги  в  руки.  В
воображении ему не откажешь.
   - Ну-ну... Тут как раз твоя сообразительность требуется. Приезжай.
   - Куда?
   - Домой. Я еще минут сорок дома буду. Если не  успеешь,  жду  тебя  в
офисе. Как?
   - Жди в офисе. Не успею. Мне еще надо себя в порядок привести. Я  две
недели не брился и всего два раза за это время умывался,  -  вдохновенно
соврал  я.  Чтобы  он  мою  усталость   физически   почувствовал.   Если
почувствует, значит, я себе цену поднял. - А ты сам знаешь, если я утром
не побреюсь, то к середине дня буду выглядеть чеченским боевиком.
   -  Постарайся   побыстрее.   Тебе   новая   командировка   предстоит.
Настраивайся...
   Насчет командировки я догадался уже по его торопливости.  С  какой-то
стороны,  это  приятно.  Но  показывать  удовлетворение  нельзя.   Иначе
Труповоз  сразу  пожелает  свои  условия  диктовать.  Жаден  он   -   до
безобразия. И его условия мне обычно не нравятся. Поэтому я диктую свои.
По собственным правилам люблю играть. Жестко!
   Я положил трубку и подошел к зеркалу. Мой  папочка  болгарин  оставил
мне не только фамилию - Ангелов, но и душевные страдания  из-за  каждого
взгляда в зеркало. Приходится чуть не по два раза в день  уничтожать  на
лице буйную растительность. Побрился я вчера, едва вернувшись  домой  из
поездки в Чечню - в составе делегации ветеранов  путешествовал.  В  Шали
стоит сформированный в  нашей  области  батальон.  Из  будущей  дивизии,
обреченной на постоянную дислокацию в тамошних краях.  Приехал,  смыл  с
себя ведро  командировочной  грязи  и  побрился.  В  человеческий  облик
вернулся. И сразу вспомнилось, как косо посматривали на меня  на  каждом
КПП менты и солдаты. Но разве я виноват  в  национальности  папочки?  Он
своей волосатостью ни одному чечену не уступит.
   Ехали мы в Шали и обратно  на  автобусе.  Долго.  Опасно.  Умыться  и
побриться негде.  Добрались.  И  умудрились  ни  одну  пулю  в  окно  не
получить. И даже никто не испытал желания  пострелять  в  такую  удобную
мишень из гранатомета. Просто удивительно. Шалинский район к смирным  не
отнесешь.
   Посмотрел я на лица местных жителей. Это все знакомо еще  по  Афгану.
Встречают  спокойным  и  почти  добродушным  взглядом.  Чуть   не   руки
показывают - что  оружия  в  них  нет.  Потому  что  ты  в  камуфляже  и
представляешь Силу. Но этот взгляд сразу  меняется,  стоит  отвернуться.
Каждую минуту можно ждать выстрела в спину.  У  чеченцев  это,  как  нам
объяснили в войсках, считается в порядке вещей  -  отважно  выпустить  в
кого-то из темноты автоматную очередь. Такой поступок  приравнивается  к
омовению перед вечерней молитвой. Что поделаешь, у каждого  народа  свои
славные традиции и ритуалы.
   Впрочем, эта война не для меня. Я на благо государства свое  отвоевал
уже давно. Теперь предпочитаю воевать на собственное благо. И совсем  не
за нищую офицерскую зарплату. И противника сам  выбираю.  Для  меня  это
важный фактор - чтобы  противник  не  вызывал  у  меня  симпатию.  Даже,
пожалуй, не так. Даже не симпатию. Потому что,  как  человек  сильный  и
великодушный, я симпатию могу испытывать и к  врагу,  если  он  уважения
достоин. Но мой личный противник - вне этих принципов. А главное - он не
должен быть слабым и беззащитным. Беззащитных я никогда не обижаю,  даже
если они того достойны...
   Собирался  я  неторопливо.  Естественно,  первым  делом  побрился  до
глянцевой синевы подбородка. Не слишком  спешил  и  с  выбором  костюма,
несколько раз выглядывая в окно и выверяя возможное  соотношение  ветра,
солнца  и  одежды.  Наконец  посмотрел  на  часы.  Приличия   соблюдены.
Самоудовлетворение получено.
   Пора...
 
2 
 
   - Михал Михалыч у себя?
   - Вы договаривались?
   Секретарша  бюро  ритуальных  услуг,  которое  возглавляет  отставной
подполковник ФСБ Михал Михалыч  Захватов,  как  и  положено  в  подобном
заведении,  обладает  лицом  типичной  вампирши.  Жгучая  брюнетка,  она
намного превышает  допустимые  нормы  пользования  косметикой,  стремясь
сделать из своей смуглой кожи нечто бледное, соответствующее имиджу.  И,
естественно, вампирша перестанет быть вампиршёй,  если  не  будет  иметь
кроваво выделяющийся овал хищного рта. И никак не желает принимать  меня
за сотрудника или постоянного клиента. Хотя и отлично знает в  лицо.  Не
менее десяти раз видела. Первое  время  даже  пыталась  строить  глазки.
Безуспешно - я вампиров боюсь, потому что они кусаются. И вообще в таких
заведениях мне в  любовь  играть  не  хочется.  Поэтому  сейчас  Наталья
Викторовна,  как  она  себя  величает,  несмотря  на  двадцатипятилетний
возраст, принимает меня более холодно, чем людей  посторонних,  желающих
посетить скорбный кабинет Труповоза. На сотрудника в  глазах  секретарши
я, естественно, не тяну, потому  что  не  получаю  в  бюро  зарплату  по
бухгалтерской ведомости. А  таких  постоянных,  как  я,  клиентов  в  их
конторе  не  бывает.  Родственников  стольких   не   напасешься,   чтобы
похоронить. Да и денег  на  это  не  хватит.  Услуги  бюро  не  назовешь
дешевыми.
   - Договаривались.
   - Минуточку. У него сейчас клиент...
   Она сняла трубку внутреннего телефона.
   - Михал Михалыч, к вам Ангелов... Хорошо. Поняла.
   И  посмотрела  на  меня  с  профессиональным  сознанием   собственной
значимости. Из нее, похоже, скоро получится достаточно квалифицированный
могильщик.
   - Сейчас... Клиент выйдет, и вы заходите.
   Секретарша мне неинтересна. И не только потому,  что  это  секретарша
Труповоза, а возможно,  и  его  любовница.  Просто  она  совсем  мне  не
приглянулась, хотя я и считаю себя, как каждый южный человек,  с  младых
лет неисправимым бабником. Но при этом всегда опираюсь на чувство вкуса.
Старательно его в себе воспитывал.  И  утрированный  образ  вставшей  из
могилы женщины меня никогда не сможет прельстить. Есть  много  других  -
живых и красивых...
   Я выглянул в окно полуподвального помещения. Отсюда видны только ноги
шествующих мимо людей. И то лишь ниже  колен.  Место  бюро  занимает  не
самое интересное. Я  бы  понял  еще,  если  бы  в  это  окно  показывали
исключительно ноги хорошеньких девушек. Но  здесь  можно  узреть  только
старушечьи тапочки.
   У противоположной  стены  громко  зевает  телохранитель  Труповоза  -
крупный мосластый парень со сломанным носом. Нос ему не я сломал. Но  за
одну  только   физиономию   с   удовольствием   произвел   бы   подобную
косметическую  процедуру  повторно.   У   обезьяны,   увидевшей   банан,
интеллекта в глазах больше, чем у этого типа. Но Труповоз  окружил  себя
именно такими.
   Заскрипела дверь. Открылась. Вперед  скорбящим  задом  вышел  клиент.
Может быть, это и вежливо по отношению к Михал Михалычу,  но  не  совсем
прилично по отношению к Наталье Викторовне, поскольку тяжелый  и  далеко
отставленный зад обращен именно в ее сторону. И для  чего  клиентам  так
кланяться? Думают, их покойника уложат более мягко?  Так  покойнику  это
безразлично. Тогда зачем стараться?
   Михал  Михалыч  вышел  к  двери  сам,  чтобы  меня  поприветствовать.
Похвальное  желание.  Когда  ему  что-то  сильно  надо,  он   становится
подхалимом. Если же может без тебя обойтись,  то  откровенно  показывает
тебе свое пренебрежение и бывает даже  грубым.  Такие  манеры  отставной
подполковник приобрел уже после выхода в отставку. И чем дальше, тем эти
черты проявляются резче. Может быть, работа  и  образ  жизни  действуют.
Пообщаешься с покойниками, и не то с тобой станет...
   - Заходи.
   Я дождался, когда он сделает еще шаг, чтобы  не  пожимать  протянутую
руку через порог. И только после этого шагнул в кабинет.
   - Ко мне никого не впускать...
   Труповоз отдал распоряжение не Наталье Викторовне,  а  телохранителю.
Стоя к хозяину скорбного заведения  вполоборота,  я  видел  это.  Но  не
удивился. Так бывает всегда, когда он меня приглашает.
   В кабинете мне  сразу  что-то  не  понравилось.  Будто  бы  атмосфера
насторожила. Даже какая-то дрожь по спине прошла. Я огляделся и подумал,
что мне не нравится скорее всего сам хозяин. Вид у Труповоза  стандартно
черный. Держит стиль заведения. Но даже этот приличный цвет не  стройнит
его. При одинаковом со мной росте он чуть не вдвое тяжелее, хотя я  тоже
не  выгляжу  худосочным.  Отъелся  директор  на   деньги   жмуров.   Его
расплывшуюся фигуру исправить можно только долгим  сроком  в  отдаленных
лагерях. Это ему, впрочем,  и  грозит,  если  сможет  дожить.  В  чем  я
сомневаюсь. Более того, я сам надеюсь "не пустить" Труповоза в лагерь...
   - Есть очень хорошая работа...
   Он сел на  стул  за  директорским  столом.  Бедный  вертящийся  стул.
Недолго ему осталось вертеться. Насколько я знаю, у подобной мебели есть
одна  слабость.  Она  предназначена  только  для  худеньких   секретарш.
Остальных, даже нормальных, как я, держит с трудом.  Чуть  тяжелее,  чем
нормальных, держит очень недолго. В прошлом месяце у Труповоза стул  был
другого цвета. Тот не выдержал.
   - Работе я всегда рад. Без работы и кони дохнут... - перефразировал я
известную поговорку.
   И забросил ногу на ногу, показывая собственную независимость.  Стойку
"смирно" в этом кабинете я принимать не собираюсь и не буду выходить  из
него  с  оттопыренным  задом  -  не  дождется.  Такому  человеку  только
чуть-чуть  покажи  слабинку,  он  сразу  попытается  сделать   из   тебя
послушного раба. Я всегда  стараюсь  в  отношениях  с  Труповозом  грань
держать. Ни в ту, ни в другую сторону не перешагиваю, если  в  этом  нет
насущной необходимости. И всегда помню, что с подобной сволочью  следует
быть предельно осторожным.
   - И хорошо платят...
   Он сразу начал торговаться. С этим  я  согласен.  Такой  процесс  мне
более интересен, чем отвлеченные разговоры. Я люблю,  когда  мне  хорошо
платят, потому что работу я умею  делать  очень  хорошо,  как  умеет  не
каждый  специалист.  И  это  отнюдь  не  жадность,  а  реальное   знание
собственной цены. Если я сам не буду себя уважать - кто же тогда  будет?
Но у меня и у  хозяина  кабинета  разное  понимание  того,  как  "хорошо
платят". И потому мы часто не сходимся в первоначальной цене.
   Однако  я  не  люблю  показывать  свою  заинтересованность.  Все-таки
болгарские корни происходят с Востока - чистые болгары тюркских  кровей.
И торговля у меня, можно сказать, в характере.
   - Спросил бы сначала, как я съездил... Рассказывать долго я не люблю.
Сам знаешь, мое красноречие  регламентировано  положениями  уставов.  Но
спрашивать полагается просто для приличия.
   Труповоз моим нравоучениям не внял.
   - Двадцать тысяч баксов... - сказал он,  мечтательно  закатив  глаза,
словно языком толстенькую пачку банкнот только  что  лизнул  и  смакует,
оценивая вкус "зелени".
   Интересно, сколько он хочет себе взять, если так торопится? По  нашей
договоренности, ему полагается десять процентов. Но у меня  в  последнее
время появилось сомнение в честности компаньона.
   - Тридцать, - сказал я равнодушно. Мы с ним торгуемся всегда, и часто
бывает, что я на своем настаиваю.
   Он опять хмыкнул, словно чихнуть собрался.
   - Ты бы сначала спросил, что за клиент...
   - А ты  помнишь  случай,  когда  я  отказывался?  Естественно,  кроме
оговоренных заранее вариантов...
   Такие варианты есть, и мы с Труповозом заключили устный договор -  за
какие дела я берусь, какие принципиально игнорирую.
   - Все