Да,   -   философски   заметила   я,   мысленно
сосредоточившись   на   внешнем  и   внутреннем   содержании
ларечника  Сени, - что ни человек, то судьба.  А  на  вид  -
обычный сникерсник.
      Я  еще  работала челюстями, когда Нинон испортила  мое
умиротворенное  настроение - выдала мне пилюлю,  от  которой
меня чуть не перекривило:
      - Да, чуть не забыла! Часов в шесть вечера здесь опять
наш  горячо  любимый  "особо важный"  появлялся.  Сначала  к
Остроглазову лыжи навострил, там, само собой, никого,  тогда
он  ко  мне. Где, спрашивает, ваш сосед. Я говорю,  отбыл  в
столицу нашей родины город-герой Москву. Однако этим  он  не
ограничился  и  стал  тобою  интересоваться.  Что-то,   мол,
подружки  вашей  не  видно.  А я  ему  подробнейшим  образом
отвечаю, что подружка моя тоже уехала в Москву все с тем  же
Остроглазовым  -  устраиваться на работу. А  он  как-то  так
заудивлялся, с чего, совершенно непонятно.
      -  Нинон,  ты  опять  за свое? - обиженно  сказала  я,
мысленно призывая на голову своего бывшего возлюбленного все
возможные кары.
      -  А  что я? Я же просто повествую, как дело  было,  -
заерзала на стуле Нинон. - Лучше расскажи, что там у тебя  с
работой, все нормально?
      -  Да  вроде  бы... - пожала я плечами.  -  Совместная
фирма,  "Омега" называется, в приемной фифа сидит - прямо  с
обложки, начальничек тоже представительный, в костюмчике  за
тыщу баксов...
      -  Так,  -  согласно кивнула Нинон, на  которую  фирма
"Омега",  видимо,  произвела положительное  впечатление  уже
заочно. - А делать-то что будешь?
     Я открыла рот: а ведь главного-то я и не спросила!

                             ***

      ...Меня  положили в длинный прямоугольный ящик,  потом
накрыли крышкой и стали медленно опускать в глубокую яму, из
которой  тянуло сыростью. Раскачиваясь, ящик  опускался  все
ниже  и  ниже  и  наконец достиг дна. Мне стало  страшно,  я
захотела вырваться, но какая-то странная дрема сковала меня.
А еще через минуту в крышку ударили тяжелые комья земли...
      -  Выпустите, выпустите меня отсюда! - закричала  я  и
проснулась в испарине.
       Я  лежала  не  в  ящике,  а  на  софе,  а  вот  удары
продолжались.
     - Что? Кто там? - завопила за стеной Ниной.
      Я  как  была в короткой сорочке на голое тело,  так  и
выскочила  на  лестницу.  Там  уже  протирала  глаза  Нинон,
недовольно бормоча:
      -  Черт... Без очков ничего не вижу. Какой  идиот  там
ломится в такую рань?
      В  такую рань? Я взглянула на настенные часы,  которые
показывали без четверти шесть. Надо полагать, утра.
     - Эй, девки, вы живые? - загремел мощный бас с террасы.
      - Анискин, - узнала Нинон обладателя баса. - Что там у
них опять?
     - Эй, есть кто-нибудь? - снова раздалось снизу.
     И Нинон, тихо чертыхаясь и запахиваясь в халат, пошла к
двери открывать.
      -  Ну  слава  богу, живые, - обрадовался  возникший  в
дверном проеме участковый.
      -  А в чем дело? - громко зевнула Нинон и прикрыла рот
ладонью.
      -  Опять у нас происшествие, уважаемые. - Анискин снял
фуражку и утер платком вспотевший лоб.
      -  Ой, только не пугайте! - нервно взвизгнула Нинон  и
отступила в глубь гостиной.
      -  Да я уж сам не рад, - озабоченно сказал Анискин,  -
пять  лет  я  здесь участковым, а такого не припомню...  Ну,
значит, у вас все в порядке? - уточнил он. - Тогда я  пошел,
а  у  вас  скоро  будут визитеры, так что вы  уж  больше  не
ложитесь,  все  равно не дадут. Кстати...  Сосед  этот  ваш,
вдовец, он тут ночует или в Москву укатил?
     - По-моему, он здесь не ночевал, - растерянно протянула
Нинон,  обернулась, бросила на меня подслеповатый  взгляд  и
дрожащим голосом спросила:
     - Да что же все-таки случилось, говорите!
     - Случилось, уважаемые, случилось. - Анискин замялся, а
потом  махнул  рукой.  - Ладно, скажу,  все  равно  узнаете.
Парня, что торгует в киоске возле платформы, ночью убили.
      -  Что-о-о? - Нинон даже зашаталась. - Убили? Сеню? Не
может быть!
      Эта новость потрясла меня не меньше, чем Нинон, я чуть
с лестницы не свалилась.
     - Как же это произошло? - Нинон рухнула в кресло.
      -  Это  вы  у  "особо  важного" спрашивать  будете,  -
загадочно  изрек Анискин, водрузил на свою лысоватую  голову
форменную фуражку и шагнул за дверь.
     Нинон подняла на меня полные слез глаза и прошептала:
      -  Ну  как же так, как же так... Сеню-то за что?  Ведь
совсем  молодой  парень,  всего  двадцать  четыре  года  ему
было... Господи, да что же тут происходит? Ужас, ужас, какой
ужас!
      Похоже, нервы у Нинон сдали окончательно. Она  уронила
голову  на подлокотник кресла и громко, в голос зарыдала.  Я
спустилась вниз, склонилась над Нинон и стала молча  гладить
ее  взлохмаченные  со  сна белокурые волосы.  Хоть  я  и  не
`k$  + , подобно Нинон, однако чувствовала себя преотвратно.
Смерть  приветливого и услужливого ларечника не укладывалась
у меня в голове. Впрочем, как и прочие дроздовские ужасы.
      - 0-ой! - жалобно простонала Нинон. - Зря я тебя здесь
задерживала.  Если  хочешь,  уезжай  в  Москву   первой   же
электричкой.  Ты  не обязана умирать от руки  маньяка  из-за
моих проблем.
      -  Что ты плетешь, Нинон, - возразила я, - никуда я не
уеду. Если только с тобой...
      -  Кхм-кхм! - прокашлял кто-то совсем рядом, и  взгляд
мой уперся в начищенные до блеска черные ботинки.

                             ***

       Мужчина   моих   несбывшихся  снов  выглядел   совсем
неважнецки.  Под глазами синие круги, видимо, от длительного
недосыпа,  глаза  мутные.  В  какой-то  момент  сердце   мое
сочувственно  екнуло,  и,  чтобы  избавиться  от   постыдной
жалости  к этому негодяю, я растравила себя воспоминанием  о
трагической   встрече   в   "Таганском"   гастрономе.   Дабы
возненавидеть его посильнее, я даже нафантазировала, чего не
было.  Представила,  как  я  бросаюсь  ему  на  шею,  а  тут
подбегает беременная жена и начинает кричать дурным голосом:
      -  Граждане,  посмотрите на эту нахалку!  Да  кто  ей,
спрашивается, позволил вешаться на чужого мужа  без  всякого
разрешения?
     Отвлек меня от этих умозрительных ужасов опять-таки мой
бывший возлюбленный, когда задал очередной вопрос:
      -  Вы  не  могли бы поточнее припомнить, когда  видели
Круглова в последний раз?
     - Круглов - это кто? - переспросила я.
     - Это Сеня, - подсказала мне Нинон.
      -  Этой  ночью,  - угрюмо доложила я, -  что-то  около
полуночи.  Спросите  у  Широкорядова,  может,  он  на   часы
смотрел.
     - А как все произошло? Я шумно выдохнула.
      -  Мы  остановились  возле киоска,  Широкорядов  купил
сигарет. Минуты две они разговаривали, потом мы отъехали,  -
монотонно, как пономарь, пробубнила я.
     - О чем они разговаривали?
      -  О  погоде,  об аварии на железной дороге...  Парень
спросил   Широкорядова,  как  тому  понравилось  шампанское,
которое тот у него покупал. Все!
     - Точно все?
      -  Точно!  - выпалила я и закатила глаза. Быть  важной
свидетельницей такое утомительное занятие!
     Но Андрей продолжал гнуть свою профессиональную линию:
     - Так... А что вы видели, когда проезжали по поселку?
      Я рассказала ему, что в доме "опоссума" Овчарова горел
свет.
     Потом он взялся за Нинон, которая, всхлипывая, поведала
о  том,  как Сеня навестил ее днем, когда завез продукты,  а
также  о  том,  как она обратилась к "опоссуму"  Овчарову  с
просьбой  подбросить ее к платформе, а тот ее даже на  порог
-% пустил, заявив, что его машина сломана.
      Сообщение  о  сломанной машине особенно  заинтриговало
Андрея. Он вскинул голову и пристально посмотрел сначала  на
меня, а потом на Нинон:
      -  А  позже,  уже после полуночи, вы не  слышали  шума
отъезжающей машины?
      Мы  с Нинон синхронно замотали головами. Лично я спала
как   убитая   и  не  услышала  бы  не  только  отъезжающего
автомобиля, но и пролетающего на бреющем полете самолета.
      Когда  вопросы нашего следопыта иссякли  (оказывается,
бывает  и  такое), совершенно раскисшая Нинон  снова  начала
хныкать, и мне пришлось проводить ее наверх, в спальню.  Там
она легла на кровать, накрылась с головой и попросила ее  не
беспокоить.  Я решила, что Нинон полезно будет выспаться,  и
оставила ее в одиночестве.
      Потом спустилась вниз, с удивлением обнаружив, что мой
бывший  любовник  никуда  не ушел, а  терпеливо  ждал  моего
возвращения. Чтобы, как выяснилось позже, дать мне несколько
"дружеских советов".
     Совет номер один звучал так:
     - Почему бы тебе не вернуться в Москву?
     Я ничего не ответила, только брезгливо поморщилась.
     - Здесь становится довольно опасно, - прибавил он.
     - С чего бы такая трогательная забота? - фыркнула я.
     - Все еще злишься? у - Напротив, я в восторге!
     Тогда он поднялся со стула и направился к двери, бросив
на прощание:.
      -  По  крайней мере, будь осторожнее и.., не  очень-то
доверяй творческим личностям.
     Как это понимать, интересно? Как предупреждение?

                          Глава 21

     - Ну что, может, нам и правда в Москву смотаться? - Это
были первые слова, которые произнесла Нинон, открыв глаза  и
более-менее  проморгавшись. Ресницы ее были все еще  мокрыми
от слез.
      - Сама решай, - дипломатично ответствовала я, хотя мне
до смерти хотелось поскорее унести ноги из этой распроклятой
Дроздовки, в которой что ни ночь кого-нибудь убивают.
      -  Все, все! - Нинон вскочила с кровати и забегала  по
комнате,  да  так  резво, что у меня в  глазах  зарябило.  -
Собираем манатки и отчаливаем на ближайшей электричке,  пока
нам здесь глотки не перерезали!
      -  Почему глотки? - поинтересовалась я, наблюдая за ее
порывистыми   передвижениями.   -   Остроглазову    и    ту,
неизвестную, кажется, задушили...
      -  Да  какая  разница! - Нинон вытряхнула из  стенного
шкафа  почти  все  содержимое и теперь, судорожно  разгребая
завалы,  выбирала,  что  захватить с  собой,  устремляясь  в
паническое  бегство. - Придушит, разрежет на куски,  изжарит
на сковородке... Уж лучше я буду жить с Генкой и с его новой
одалиской  или..,  или на вокзале... -  Нинон  страдальчески
поморщилась.
      -  Ну  зачем  же сразу на вокзал? Пока все  утрясется,
можешь  пожить у меня, - неуверенно предложила я и  мысленно
поежилась, представив, как к этому отнесутся мои  соседки  -
старые   коммунальные  волчицы.  -  Конечно,   у   меня   не
пятизвездочный отель, но...
      - Ты что несешь? - возразила Нинон. - Что мы там будем
делать   вдвоем  в  твоей  комнатушке,  пятки   друг   другу
оттаптывать? Нет уж, раз такое дело, то я найду, где  голову
преклонить,  только...  -  Она  в  бессилии  опустилась   на
кровать. - Что будет с домом? От этого маньяка можно ожидать
чего  угодно, возьмет и запустит красного петуха.  С  чем  я
тогда останусь?
     Я молчала, предоставив Нинон возможность самостоятельно
принять решение, а она все еще пребывала в смятении.
      -  Да,  дом, конечно, жалко, - рассуждала она, набивая
вещами  снятый с антресолей чемодан, - но, с другой стороны,
жизнь дороже.
      -  Вот  именно,  -  поддакнула я, довольная  тем,  что
обстоятельства складываются в пользу наиболее благоприятного
для  меня сценария. Уехать, уехать, скорее убраться из этого
страшного места...
      -  Тук-тук! - сказал кто-то внизу. - Милые барышни, вы
дома?
      -  Это  еще  кто?  -  Нинон хлюпнула  носом.  -  Опять
следователь, что ли?
      -  Понятия не имею. Надеюсь, во всяком случае, что это
еще  не маньяк. - Я вышла на лестницу и, перегнувшись  через
перила, посмотрела вниз.
      А  там  стоял поэт-песенник. Увидев меня,  Широкорядов
приветственно  помахал  рукой, словно  я  сходила  по  трапу
самолета,  а  он  меня встречал, и объяснил  причину  своего
визита:
     - Решил узнать, как ваши дела...
       -   Отлично,   -  буркнула  я,  -  как  раз   вещички
упаковываем...
      -  Решили,  значит, в Москву перебраться, - усмехнулся
Широкорядов.  Надо же, какой догадливый!  Будто  у  нас  был
выбор!
      -  А  что делать, что делать? - задышала мне  в  спину
Нинон, которая тоже вышла на лестницу. - Страшно все-таки.
      - Да уж, фабула почти как у Агаты Кристи, - согласился
поэт-песенник, - действующие лица выбывают один за другим...
      - В том-то все и дело, - судорожно всхлипнула Нинон. -
Ну скажите, зачем понадобилось убивать Сеню? Ведь безобидный
же был парень!
       -   Вижу,  вы  уже  обо  всем  знаете.  Ну,  конечно,
следователь у вас ведь тоже наверняка побывал. Что до  Сени,
то  он  действительно был неплохой парень, проворный  такой,
услужливый,   -   кивнул  Широкорядов.  -  Правда,   в   его
безобидности  я не очень-то уверен. Все-таки он  был  каким-
никаким,  а  коммерсантом,  а коммерция  в  условиях  нашего
дикого  рынка  -  дело рискованное. Конкуренты  там  всякие,
"крыши" и прочее...
      -  Что вы хотите этим сказать? - въедливо осведомилась
o,  почти как мой бывший возлюбленный, он же следователь  по
особо важным делам.
       Поэт-песенник  преспокойненько  опустился  на  уютный
диванчик,  на  котором  я  вчера  приходила  в  себя   после
переживаний, связанных с железнодорожной аварией, и  закинул
ногу на ногу.
      -  Этим я хочу сказать, что ни одной минуты не верю  в
маньяка-убийцу.
      -  Как  это? - опешила Нинон. - Что же тогда, все  эти
преступления нам приснились, что ли?
      -  Нет,  не  приснились, - возразил  поэт-песенник,  -
только  они никак не связаны между собой. В смысле, все  они
совершены  разными  людьми, и их  совпадение  во  времени  и
пространстве  не  более чем случайность. И в  этом  коренное
отличие  наших ужасов от увлекательных романов Агаты Кристи.
Очевидно,  так  же  думает  и московский  следователь,  этот
бедняга, который совсем с ног сбился. М-да, вот уж  кому  не
позавидуешь.  Кстати,  после  меня  он  отправился  к  этому
неприятному  типу с недостроенной дачи, у которого  вагончик
со  строителями сгорел, а уезжая, зачем-то прихватил  его  с
собой.
      Нинон медленно, как сомнамбула, спустилась по лестнице
и остановилась в двух шагах от Широкорядова:
     - Они задержали Овчарова?
      -  Этого  я  не  утверждаю, - уклончиво ответил  поэт-
песенник, - я всего лишь видел, как его усадили в машину,  а
машина отбыла в сторону Москвы.
     - Ты что-нибудь понимаешь? - Ниной покосилась на меня.
      - Я тебе что, ясновидящая Ванга, что ли? - огрызнулась
я,  озабоченная  лишь  тем, чтобы  Нинон,  не  дай  бог,  не
передумала съезжать с дачи.
      Между  тем  Широкорядов как-то странно повел  носом  и
принюхался:
      -  Чем  это у вас тут пахнет? Нинон тоже шумно втянула
воздух в ноздри и растерянно пробормотала:
     - Правда, пахнет, чем-то кислым...
      -  Наверняка  труп  в  подвале разлагается,  -  мрачно
пошутила  я,  однако что-то такое в моей голове  забрезжило.
Вино! Боже, мы опять забыли про смородину!
       Узнав   про  наши  с  Нинон  эксперименты  в  области
виноделия,  поэт-песенник пришел в  страшное  возбуждение  и
пожелал самолично ознакомиться с промежуточным продуктом. Мы
повели его в подвал, где мошек стало в два раза больше,  чем
накануне. Про запах я молчу.
      - Да, винокурня у вас знатная, - крякнул Широкорядов и
осведомился; - А спирт-то есть?
      -  Где-то  был, - безразлично отозвалась  Нинон,  водя
отсутствующим взором по стеллажам, заставленным  банками,  в
основном пустыми. Хозяйка из Нинон ничуть не лучше,  чем  из
меня.
      -  Тогда  нужно  отжать мездру и  закрепить.  -  Между
прочим, поэт-песенник мыслил в том же направлении, что и  я.
-  И  тогда  долгими  зимними вечерами вы будете  потягивать
смородиновую настоечку.
      -  До  того  ли сейчас... - горестно вздохнула  Нинон,
однако  на  кухню  сбегала  и  принесла  трехлитровую  банку
спирта,   почти  полную.  -  Вот,  -  протянула  она   банку
Широкорядову, - этот спирт мне тоже Сеня привез,  я  просила
пол-литра для растирки и всякого такого, а он банку  достал:
берите,  говорит, спирт хороший, недорого. Я ему: зачем  мне
так много, а он: не прокиснет.
      Нинон  снова  жалостно шмыгнула носом, а поэт-песенник
самоотверженно  взялся за доводку нашей настойки  до  нужной
кондиции. Причем достаточно квалифицированно. Я наблюдала за
его  действиями с профессиональным интересом,  а  Нинон  еще
пару раз летала на кухню то за одним, то за другим.
      Когда  дело  было сделано, а спирта в банке  убавилось
наполовину, поэт-песенник задумчиво посмотрел на  оставшуюся
часть:
      -  А  этим можно Сеню помянуть... И с его легкой руки,
вместо  того  чтобы продолжить сборы в Москву,  мы  с  Нинон
стали  собирать  на  стол прямо на кухне.  Нинон  метала  из
холодильника  продовольственные запасы,  сделанные,  кстати,
при   самом  непосредственном  участии  покойного  Сени,   я
орудовала  ножом, по-быстрому сооружая бутерброды.  А  поэт-
песенник прямо из банки разливал спирт по рюмкам.
       Первую  мы  выпили  молча.  Не  успели  закусить,   а
Широкорядов уже наполнил рюмки во второй раз.
      У  Нинон  глаза по-прежнему были на мокром  месте,  но
алкоголь  ее несколько подбодрил. Я грустно посматривала  на
часы, прикидывая, на какой электричке мы сможем уехать, если
сможем  вообще,  потому что Нинон больше уже  не  выказывала
таких намерений.
     А тут еще и поэт-песенник подлил масла в огонь (кто его
просил?):
      -  Лично  я  никуда уезжать не собираюсь. Чего  это  я
должен бежать из собственного дома? Здорово будет, когда  мы
все сделаем отсюда ноги и бросим дачи на произвол судьбы. Ну
нет, я так не согласен.
     Я решила обратить его выступление в свою пользу:
      - Ну, раз вы остаетесь, может, заодно и за дачей Нинон
присмотрите?
      - Да пожалуйста, только я ведь не буду сидеть, как пес
на  цепи,  и  ночью я сплю довольно крепко. Слушайте,  милые
барышни,   зачем   вам  уезжать?  Оставайтесь!   Когда   еще
представится  такая  замечательная  возможность   пощекотать
нервишки!
      -  Оригинально же вы смотрите на вещи,  -  покачала  я
головой.
      - И вообще, - невозмутимо продолжал этот краснобай,  -
ни мне, ни вам ничего не грозит.
      -  Как вы можете быть таким уверенным? - взорвалась я,
уже  подогретая спиртом: еще не хватало, чтобы  он  уговорил
Нинон остаться.
      - Элементарно, - Широкорядов опрокинул третью рюмашку,
- просто я все рассчитал.
       Мы   с   Нинон  молча  на  него  воззрились,   а   он
разглагольствовал на полную катушку:
      - Мне лично все ясно. Эти убийства мне понятны, так же
как и следователю. Что-то мне подсказывает, что мы мыслим  с
ним водном направлении.
     Я глупо хохотнула:
     - Понятны? Тогда вы знаете, кто убил жену банкира?
      -  Конечно. - Поэт-песенник поднял рюмку со спиртом  и
зачем-то посмотрел ее на свет. - Да и вы знаете, все  знают.
Остроглазову прикончил шабашник-молдаванин, по пьяной лавке,
скорее всего с целью грабежа.
     - А кто же поджег строительный вагончик? - не унималась
я.
      -  А  вот  здесь изначально не правильная  посылка,  -
погрозил  мне  пальцем Широкорядов. - Между прочим,  странно
такое слышать от трезвомыслящей девушки вроде вас. - На  что
он  намекал,  неужели  на  мою идиотскую  риторику  на  тему
поэзии?  -  Кто сказал, что вагончик подожгли?  Насколько  я
понимаю, это еще не доказано. Погоревшие ребята, царство  им
небесное,  были очень даже не прочь заложить за воротник,  а
по пьяной лавке все возможно, как вы понимаете. Но даже если
поджог  был... О чем нужно думать? Нужно думать о том,  кому
он был выгоден в первую очередь!
      -  Ну  и кому? - икнула Нинон и стыдливо прикрыла  рот
ладонью. Лично мне было ясно, куда клонил поэт-песенник.
     А он не стал долго интриговать недогадливую Нинон:
      -  Разумеется, их хозяину. Во-первых, они  могли  что-
нибудь