помнив, что раньше это теплое местечко неизменно занимал покойный Венька -
что-то мне не нравится такое совпадение! - и обвела взглядом  собравшихся  в
зале.
   Народу собралось рекордное количество. Я, по крайней  мере,  не  припомню
столь многолюдной пресс-конференции. В глаза сразу же  бросились  родные  до
боли  и  примелькавшиеся  физиономии  собратьев  по  перу.  В  первом  ряду,
напружинившись, со взором горящим и алчущим сенсаций, - Вислоухов, через два
кресла от Вислоухова Кира Семенцова, барышня  левых  взглядов  из  газеты  с
многозначительным названием "Колокол", прикрывая рот ладошкой,  шепталась  с
Сергеем Колосковым из "Губернского вестника",  тем  самым,  что  на  прошлой
неделе заклеймил меня позором за конформизм в нашумевшей статейке  "Блеск  и
нищета функционеров". Заклеймил  в  теплой  компании  с  Пашковым,  покойным
Венькой Литвинцом и прочими. Короче, помянул мое имя  всуе.  Ладно-ладно,  я
ему это припомню, когда буду давать слово жаждущим  задать  вопрос  Пашкову.
Гарантирую:  кому-кому,  а  Колоскову  такая  возможность   представится   в
последнюю очередь, если вообще представится.
   Наверное, Колосков уловил исходящие от меня сердитые флюиды,  потому  что
перестал внимать Кире Семенцовой и предпринял активную  попытку  перехватить
мой взгляд. Фигушки, я демонстративно посмотрела сквозь Колоскова, во второй
ряд, где уютно расположилась компания с кабельного  телеканала  "Импульс"  и
областного телевидения. К этим  я  заочно  решила  благоволить.  Еще  дальше
особняком сидела общепризнанная  красавица  губернского  телеэкрана  Лидочка
Белоусова, сколь хорошенькая, столь  и  глупенькая.  А  также  сексапильная.
Феромоны, которые она щедро расточает в  окружающую  среду,  забивают  самые
стойкие духи. Ей,  пожалуй,  тоже  стоит  позволить  открыть  очаровательный
ротик, чтобы разрядить атмосферу. Бьюсь об заклад, она спросит, какой Пашков
предпочитает одеколон.
   Еще  я  успела  заметить,  что  среди  собравшихся  поглазеть  на   чудом
уцелевшего кандидата  имелись  и  малоизвестные  мне  личности,  а  также  и
совершенно неизвестные. Не иначе бойкие побеги молодой поросли, о  коих  мне
говорил редактор "Губернского вестника", когда подписывал мое  заявление  об
уходе. Ну, этих я точно буду игнорировать до последнего! Еще в  сторонке,  у
стены, я разглядела Валентина с фотоаппаратом и подмигнула ему. А он - мне.
   По рядам  прошел  ропот,  а  потом  все  затихло.  Местные  "акулы  пера"
приготовились внимать кандидату на должность губернатора. Пашков  откашлялся
и произнес свою заранее подготовленную краткую речь:
   - Здравствуйте. Рад вас видеть и прошу извинить за  небольшое  опоздание.
Жду  ваших  вопросов  и  надеюсь,  что  наша  беседа  будет   интересной   и
конструктивной.
   Пашков не успел еще рот закрыть, а Вислоухов  уже  затряс  своей  длинной
дланью, прямо как отличник с первой парты.
   Я милостиво указала на него карандашом и сказала:
   - Пожалуйста.
   Тот резво подскочил, словно под ним, в сиденье  алого  плюшевого  кресла,
внезапно обнаружился острый гвоздь.
   - Вадим Вислоухов, студия областного телевидения... Скажите,  пожалуйста,
у вас есть какая-нибудь новая информация относительно недавнего покушения на
вас, а также убийства Вениамина Литвинца? И.., еще один вопрос: вы  считаете
это покушение политическим?
   Пашков насупил брови:
   - Думаю; что об  этом  вам  лучше  справиться  у  компетентных  людей  из
соответствующих  органов.  Вы  знаете,  что  погиб  мой  помощник   Вениамин
Литвинец, и, поверьте, для нас это  очень  трагический  факт.  Что  касается
того, считаю ли я покушение политическим...
   Пашков выдержал паузу, как опытный актер-трагик.  Дожидаясь  его  ответа,
зал замер и затаил дыхание, а Колосков вытянул вперед руку с зажатым  в  ней
мертвой хваткой диктофоном.
   - ..Считаю ли я это покушение политическим, - повторил Пашков и  эффектно
закончил фразу:
   - Да! - И добавил с меньшим пафосом:
   - Конечно, не мне делать окончательные выводы, это прерогатива следствия,
но у меня нет никаких иных объяснений. Да и  сама  организация  преступления
говорит в пользу такой версии.
   Вислоухов снова вскочил с алого кресла, точнее было бы сказать, что он  в
него и сесть не успел:
   - Значит, вы тоже считаете, что убить хотели вас, но киллер промахнулся и
попал в Литвинца?
   Я недовольно зыркнула на Вислоухова, который не пожелал дожидаться, когда
я позволю ему открыть рот.
   - Может, и так, - молвил в ответ ему Пашков,  -  а  может,  и  иначе.  Я,
например, не исключаю такого объяснения: те, кто подготовил это покушение, и
не собирались никого  убивать,  они  хотели  только..,  ну,  попугать,  если
хотите. Так что убийство для  организаторов  этой  устрашающей  акции  могло
оказаться полнейшей неожиданностью, поскольку не входило в их планы.
   - А у вас имеются какие-нибудь предположения...  Ну,  вы  можете  назвать
какие-нибудь имена тех, кто, по-вашему, могли организовать это покушение?
   Я опять пронзила Вислоухова укоризненным взглядом: этот молодой нахал  не
давал мне ни  малейшей  возможности  извлечь  выгоду  из  моего  "служебного
положения". А-а, ладно, пусть все идет как идет. В  конце  концов,  так  или
иначе те же самые вопросы наверняка вертелись на языке у большинства местных
борзописцев, а посему какая разница, кто именно их задаст...
   -  Молодой  человек,  -  между  тем  отреагировал   на   любознательность
Вислоухова Пашков, - даже если у меня и есть какие-то мысли на этот счет,  я
не стану их озвучивать.  Единственное,  что  я  могу  сказать..,  эти  имена
слишком уж на слуху...
   Я покосилась на Пашкова: похоже,  тот  более  чем  прозрачно  намекал  на
Крутоярова. Я задала работу фантазии, представив себе нынешнего  губернатора
и прикинув, насколько тот смахивает на  крестного  отца,  способного  отдать
приказ устранить конкурента или, на худой конец, запугать. Ничего у меня  не
вышло, я только сумела нарисовать  в  воображении  шишковатый  крутояровский
нос, маленькие, близко посаженные и,  по  чести  сказать,  мутные  глазки  и
брюшко, оттопыривающее полы пиджака. А также припомнила  его  отвратительную
манеру по-отечески "тыкать" журналистам.  Потом,  совершенно  незаметно  для
себя, я перешла к другим кандидатам  на  заветное  губернаторское  кресло  -
Каблукову и Рябоконю, у каждого из которых  тоже  были  свои  "особенности":
один - городской сумасшедший, а другой - бандюга. Что и  говорить,  проблема
перед губернским электоратом стояла  не  из  простых,  попробуй-ка  выбрать,
когда выбирать не из чего...
   Увлеченная этими размышлениями, я окончательно выпустила  из  рук  бразды
управления   пресс-конференцией,   и    та    благополучно    переросла    в
несанкционированный митинг. Неорганизованные выкрики  из  зала  и  каверзные
вопросы посыпались на Пашкова со всех сторон. Некоторые собратья по перу так
торопились огорошить кандидата в губернаторы  своими  мудрыми  наблюдениями,
что даже не удосуживались представиться.
   Именно так и поступил Колосков,  бодрым  баском  перекрывший  нарастающий
галдеж и мирное поскрипывание авторучек:
   - Насколько я знаю, следствие не исключает  и  других  версий.  Например,
связанной с деньгами.  Ведь  ваша  предвыборная  кампания  финансируется  на
широкую ногу...
   Мне не меньше, чем Колоскову, хотелось узнать, что по этому поводу думает
Пашков. Но  прежде,  чем  Пашков  ответил,  я  почувствовала,  как  он  весь
подобрался.
   - Странный вопрос, - холодно сказал он, - вы знаете  хоть  одну  выборную
кампанию, которая могла бы обойтись без крупных денежных вложений?  Так  что
же теперь, всех убивать? У вас странная логика!
   Колосков, получивший профессиональный отлуп, и  не  думал  успокаиваться,
напротив, приготовился задать новый вопрос.  Пашков  бросил  в  мою  сторону
красноречивый взгляд и заявил:
   - Давайте все-таки задавать вопросы по порядку, а не хором.
   Мне пришлось вспомнить о своих священных обязанностях  пресс-секретаря  и
прийти на помощь Пашкову,  хотя  я  предпочла  бы  подождать,  чем  все  это
кончится. Неплохо было бы, если бы Пашкова все-таки вывели из себя  уколы  и
наскоки местной пишущей братии, чтобы он в  конце  концов  продемонстрировал
свое истинное лицо, а не резиновую маску записного московского демократа.
   В общем, я очнулась ото сна, оглядела лес рук и,  мысленно  усмехнувшись,
указала на красотку Лидочку. Та жеманно, не торопясь приподнялась со  своего
места и капризным голоском объявила:
   - Лидия Белоусова,  телекомпания  "Импульс".  Игорь  Сергеевич,  скажите,
пожалуйста, какие качества вы цените в женщинах в первую очередь?
   Пожалуй, на этот раз Лидочка умудрилась  превзойти  самое  себя,  в  зале
сразу же раздались откровенные смешки, а спровоцировавшая приступ  всеобщего
веселья лучшая мордашка губернского экрана с достоинством царственной  особы
опустилась в кресло и картинно заложила одну точеную ножку за другую. Но как
бы там ни было, а обстановку, по напряженности  неуклонно  приближающуюся  к
ближневосточной, Лидочка своим незамысловатым вопросом разрядила, не  зря  я
на нее надеялась.
   Голос Пашкова заметно потеплел и стал сладким, как ванильное пирожное:
   - В женщинах я в первую очередь ценю женственность. И во вторую тоже.
   Я мысленно зааплодировала: браво, господин Пашков! А  Лидочка  склонилась
над  своим  блокнотом  и  добросовестно  занесла  в  него   крылатую   фразу
потенциального губернатора.
   Дальше пресс-конференция пошла ни шатко ни валко. Острых вопросов  больше
никто не задавал, зато получила популярность тема  происхождения  Пашкова  и
вытекающих из этого детства, отрочества и юности, непосредственно  связанных
с родной губернией. Кандидат весьма приветствовал подобную любознательность,
тепло отозвался о школе, в которой учился, и, поднатужившись, вспомнил,  как
звали его первую учительницу, а звали ее Аделаидой Порфирьевной,  ни  больше
ни меньше.
   Уделив  внимание  школьным  годам,  друзья-борзописцы  взялись  за  семью
кандидата, и тот охотно удовлетворил их неуемное любопытство.  Прежде  всего
он довольно пространно изложил историю, которую я уже слышала  однажды:  про
мать, посвятившую  жизнь  любимому  сыну.  В  общем-то,  пашковский  рассказ
прозвучал довольно трогательно; как  жаль,  что  мне  мешало  умиляться  мое
далеко не беспристрастное к нему отношение. Потом разговор  переключился  на
мадам Пашкову (что-то  я  давно  ее  не  видела!),  старшую  замужнюю  дочь,
оставшуюся в Москве, и наконец на сына-аутиста. О нем  Пашков  поведал  так,
словно заранее отрепетировал свое выступление  перед  зеркалом:  брови  чуть
сведены к переносице, между ними  -  горестная  складка,  а  в  голосе  едва
уловимая дрожь. Черт, пожалуй, я все-таки  взъелась  на  него  сильнее,  чем
следовало, какие у  меня  основания  подозревать  Пашкова  в  спекуляции  на
болезни собственного сына?
   Закончилась пресс-конференция на жизнеутверждающей ноте: Пашков популярно
изложил свои планы по переустройству  губернской  жизни  к  лучшему,  в  том
случае,  конечно,  если  его  мечты  о   должности   областного   начальника
осуществятся. Кстати, свои шансы на выборах он оценил достаточно высоко -  в
восемьдесят процентов. Руки жаждущих разузнать еще что-нибудь интересненькое
о  потенциальном  губернаторе  еще  тянулись  под  модерновый  потолок  Дома
железнодорожника, когда Пашков объявил, что время вышло:
   - Благодарю вас за внимание и надеюсь, что эта наша встреча не последняя.
   И первым поднялся из-за стола. Остальные последовали  примеру  Пашкова  и
гуськом потянулись за ним, как стая за  вожаком.  А  из-за  кулис  сразу  же
выдвинулся Викинг вместе с парочкой своих крепких парней. Эти  трое  окинули
зал бдительными взглядами и в два прыжка  настигли  драгоценного  кандидата,
оттеснив ринувшихся к нему со всех сторон журналистов.
   К машинам мы возвращались тем же порядком и  опять  мелкими  перебежками.
Тем не менее на нашу процессию умудрились  напасть  вездесущий  Вислоухов  и
благоухающая феромонами Лидочка Белоусова. Вислоухов, по своему обыкновению,
стал настойчиво совать в  лицо  Пашкову  микрофон,  а  Викинговы  жлобы  его
активно оттеснять, в  чем  в  конце  концов  и  преуспели.  Пока  пашковские
телохранители управлялись с Вислоуховым, Лидочка, чуть-чуть забежав  вперед,
на ходу выясняла отношение потенциального губернатора к феминизму.
   У входа в Дом железнодорожника сшивались еще какие-то  люди  -  небольшая
группа, от которой неожиданно отделилась  женщина  в  черном  и  сомнамбулой
двинулась по ступенькам навстречу нам. Она  шла,  сосредоточенно  глядя  под
ноги, и потому, когда она подняла голову и я ее  наконец  узнала,  было  уже
поздно. Поздно, потому что в тот момент она уже  сунула  за  пазуху  руку  в
черной кожаной перчатке и извлекла на свет  бутылку.  Кетчупа,  если  верить
наклеенной на ней этикетке. Еще через мгновение она  молниеносным  движением
свинтила с бутылки крышку, а я заорала:
   - Майя!
   В следующее мгновение Майя  -  а  это  действительно  была  она  -  резко
выбросила вперед руку, сжимающую бутылку, и в нашу сторону  полетели  брызги
какой-то жидкости с резким неприятным запахом.
   - Майя, Майя! - продолжала я орать дурным голосом, с ужасом наблюдая, как
пола моего безумно красного пальто начинает чернеть и дымиться буквально  на
глазах...
   ...Дальше  события  развивались  очень  быстро,  но  в  моей  памяти  они
почему-то остались как бы в замедленном воспроизведении. В общем, я все  еще
стою, ору и  тупо  пялюсь  на  странные  метаморфозы,  происходящие  с  моим
комиссарским пальто. Все это, как вы понимаете, происходит  одновременно.  В
двух шагах от меня, прикрыв лицо руками, так что сквозь пальцы видны  только
его совершенно бешеные  и  остановившиеся  от  ужаса  глаза,  замер  Пашков.
Откуда-то сбоку выворачивается Викинг и бросается к Майе, выбивает из ее рук
бутылку из-под кетчупа, из которой продолжает  вытекать  пенистая  жидкость,
толкает Майю в плечо, и она падает навзничь  прямо  на  широкую  асфальтовую
площадку у входа в Дом железнодорожника... Все расступаются, кто-то  кричит:
"Милиция, милиция!", а Викинг  бьет  Майю  тупым  носком  своего  громадного
ботинка на толстой подошве. Он  делает  это  с  профессиональной  точностью,
целясь под ребра, а она лежит с запрокинутой головой,  веки  опущены,  а  на
лице ни тени страдания...
   Я подбегаю к Викингу, до боли вцепляюсь  пальцами  в  рукав  его  кожаной
куртки и воплю что есть мочи:
   - Ты.., сволочь, садист.., не бей ее! Викинг продолжает пинать  Майю,  не
обращая на меня внимания, а я бессильно болтаюсь на его рукаве.  В  какой-то
момент он просто отмахивается от меня, как от назойливой мухи, и я отлетаю в
сторону,  ударяюсь  затылком  обо  что-то  твердое  и  немного  шершавое   и
вырубаюсь...

Глава 22

   - Похоже, сейчас она откроет  глаза.  Я  догадалась,  что  тот,  кто  это
сказал, находится рядом со мной, однако его слова пробивались ко мне  словно
сквозь толстый слой ваты. Открыв глаза, я увидела озабоченное лицо  молодого
белобрысого парня в кургузом полушубке поверх  халата,  который  можно  было
считать белым только номинально. Значит, они все-таки вызвали "Скорую".  Еще
в самой непосредственной близости я увидела насупившегося аналитика. А  сама
я сидела в вестибюле Дома железнодорожника  на  белом  пластмассовом  стуле,
какие пользуются неизменной популярностью у владельцев летних кафе.
   - Ну, как вы себя чувствуете? - участливо справился белобрысый медик.
   Как я себя чувствую, как я себя чувствую... Приблизительно так же, как  я
чувствовала себя шесть лет назад, когда скоропостижно скончалась  моя  мать.
Тогда тоже приехала медицинская бригада, констатировала факт смерти, а  меня
зачем-то накачала транквилизаторами, хотя я ни в чем таком не нуждалась. Так
вот, после тех  уколов  у  меня  было  ощущение,  будто  я  дорогой  сервиз,
тщательно упакованный в коробку, для пущей надежности  набитую  опилками.  В
общем, кантуй не кантуй, даже не зазвенит. Нечто  подобное  я  испытывала  и
сейчас.
   - Голова не кружится, не тошнит? - продолжал допытываться белобрысый.
   Я промолчала, только  молча  ощупала  саднящий  затылок,  потом  перевела
взгляд на свое пальто. Это было зрелище  не  для  слабонервных:  левая  пола
представляла собой зияющую  обугленную  по  краям  прореху,  сквозь  которую
каждый мог наблюдать мои ноги в черных колготках, испещренных дырами  разных
размеров, от микроскопических до громадных. И едва я пошевелилась, от дыр во
все стороны пошли стрелки. Как лучи от солнца.
   - Что это? - тупо спросила я.
   - Это кислотой проело, - пояснил аналитик, - хорошо еще, что у вас пальто
длинное, гм-гм, было длинное, а то могли бы быть очень серьезные ожоги.
   Кислота, кислота... Соображала я не очень хорошо. Откуда взялась кислота?
Значит, у Майи в бутылке из-под кетчупа была кислота?
   - Где она? - Я уставилась на аналитика тяжелым взглядом.
   - Кто она? - не сразу понял аналитик. Впрочем, очень даже может  статься,
он только  притворялся,  что  не  понял.  -  А,  эта  ненормальная...  -  Он
повернулся к стеклянной стене вестибюля. - Да вон ее увозят.
   Я предприняла попытку взглянуть в том же направлении, что было не так  уж
просто, и увидела, как санитары загружают носилки с чьим-то телом  в  машину
"Скорой помощи".
   - Она.., она жива? - Неожиданно обнаружилось, что голова у меня и в самом
деле кружится. Насчет тошноты пока ничего определенного сказать не могу.
   - Кажется, жива, - не очень уверенно ответил аналитик.
   Я вспомнила, как безжалостно Викинг колошматил Майю, и скрипнула зубами.
   - Вам плохо? - кинулся ко мне белобрысый медик. - Что, голова кружится?
   И тут появился Викинг, легкий на помине, чтоб ему... Наклонился надо мной
и поинтересовался:
   - Ну, как дела?
   Я брезгливо отодвинулась:
   - Спешу вас разочаровать, как вы ни старались, мозги у меня не выскочили.
   Тонкие губы Викинга скривились:
   - Я же не нарочно, это же случайно вышло...
   - Ботинками? Случайно? - прошипела я, отворачиваясь.
   - Ты про эту идиотку, что ли? - Викинг впервые "тыкал", обращаясь ко мне.
- А что, было бы лучше, если бы она кислотой кому-нибудь  в  лицо  плеснула?
Тебе, например? Без глаз бы осталась, дура!
   Ну и хамло! Я сузила глаза и поймала "в фокус" гладкую  физиономию  этого
садиста,  словно   в   прицел.   Аналитик   тем   временем   тихо   увещевал
распоясавшегося пашковского костолома.
   - Спокойно, спокойно, - бубнил он, - не исключено, что у нее сотрясение.
   - А чего она, - огрызался Викинг, совсем как какой-нибудь базарный  качок
со стриженым затылком. - Хорошо, что кислота была в бутылке, а не  в  банке.
Так только на ноги попало, а могло и в лицо. Это же настоящее покушение!
   В разговор вмешался медик, справедливо заметивший:
   - Спорить потом будете, сейчас нужно пострадавшую отправить в больницу. И
уже ко мне:
   - Сильно голова кружится?
   - Ничего я не знаю, - буркнула  я,  опустив  подбородок.  На  самом  деле
самочувствие у меня было преотвратное.
   - Тогда я сейчас распоряжусь насчет носилок, - сказал молодой доктор.
   Носилок? Он сказал "носилок"? Только этого мне и не хватало!
   - Дойду сама, - заявила я и попыталась подняться со стула. В ушах у  меня
сразу же зазвенело, а перед глазами поплыли оранжевые круги. Я  снова  упала
на стул.
   - Ну вот, что я говорил, - констатировал доктор и скрылся за  стеклянными
дверями. Через минуту он вернулся с двумя хиляками бомжеватого вида, которые
тащили пустые носилки и, похоже, изнемогали от их  тяжести.  Что-то  с  ними
будет, когда я возложу на носилки свои мощи? Да они меня просто уронят!
   Как ни  странно,  на  выручку  мне  пришел  Викинг.  Он  смерил  взглядом
инвалидную команду, которую привел доктор, и сказал:
   - Мы сами обойдемся.
   А потом отошел в противоположный конец ве