дверь, с запозданием поправляя взлохмаченные во сне волосы.
   В дверном проеме возник плотный и  кряжистый  Капитонов,  который  стоял,
слегка набычившись и засунув руки в карманы своего кожаного  пальто.  Может,
там  у  него  пистолеты,  из  которых  он  стреляет  одновременно,  как  это
называется? А, по-македонски!
   - Добрый день, - глухо произнес Капитонов и покосился на мои босые ноги.
   - Проходите, - сказала я вместо приветствия. С моей стороны глупо было бы
думать, что этого гостя удастся выставить за  дверь  под  предлогом  плохого
самочувствия. Потом вспомнила и обернулась:
   - Минуточку подождите, я постель уберу.
   Капитонов послушно задержался в прихожей, а я  кое-как  собрала  белье  с
дивана и с остервенением затолкала его в шкаф, помогая себе  коленом.  Итак,
сейчас мне придется вести пространные беседы, хотя более всего на свете  мне
хочется напиться чего-нибудь горячего и закутаться в одеяло,  спрятавшись  в
нем, как гусеница шелкопряда в коконе.
   - Уже можно? - нетерпеливо спросил Капитонов из прихожей.
   - Можно! - Я уселась на диван, неимоверным усилием воли  поборов  желание
поджать под себя ноги.
   Капитонов вошел, быстрым взглядом окинул комнату и подвинул к себе  стул.
Пальто он снимать не стал, только расстегнул.
   - Вы ушли из больницы, - то ли спросил, то ли констатировал он.
   - Ушла, - кивнула я и обхватила плечи руками. - Вы тоже станете говорить,
что мне не стоило этого делать?
   - Это ваше дело, - спокойно отозвался Капитонов, - вы взрослый человек  и
сами можете решить, как вам поступать. А я вас не журить пришел.
   - Попробую догадаться, - хмыкнула я,  и  смешок  прочно  застрял  в  моем
деревянном гор-, ле. - Вы  пришли,  чтобы  задать  мне  несколько  вопросов,
правильно?
   Капитонов никак не отреагировал на мою простенькую шутку, только задержал
на мне свой взгляд чуть подольше:
   - С чего вы взяли, что Пашков имеет  какое-то  отношение  к  исчезновению
вашей подружки?
   - Что? - У меня возникло странное ощущение, будто  мое  деревянное  горло
обхватили стальными обручами. Да и голос у меня был, как  из  дубовой  бочки
для засолки огурцов.
   Капитонов  оставался  спокойным  и  невозмутимым,  он  скосил  взгляд  на
журнальный столик, заметил там простенькую стеклянную пепельницу, которой  я
сама никогда не пользовалась, потому что предпочитала дымить в  форточку  на
кухне, и спросил:
   - Так понимаю, курить у вас можно? Утвердительно  кивнув,  я  призналась,
что тоже не отказалась бы от сигареты.
   - У меня без фильтра, - сказал Капитонов. Я махнула рукой:
   - Такие я тоже курю. Особенно в подобные моменты.
   Он молча протянул мне свою пачку, а потом молча щелкнул зажигалкой.
   Я глубоко затянулась, но мое деревянное горло  ничего  не  почувствовало.
Курить с утра, к тому же натощак - кажется, это уже запредел.
   Капитонов тоже сделал две жадные затяжки, стряхнул в дешевую стекляшку на
журнальном столике пепел с кончика сигареты и осведомился:
   - Так мне повторить свой вопрос?
   - Не стоит. - Я поднялась с дивана, нашла на  книжной  полке  вырезку  из
газеты, что завалилась за подкладку Наташиной  ветровки,  и,  не  говоря  ни
слова, положила ее перед Капитоновым.
   Он взял пожелтевший газетный клочок в левую руку, поскольку  в  правой  у
него  дымилась  сигарета,  и  поднес  к  глазам,  пожалуй,  слишком  близко:
наверняка у него были проблемы со зрением. На ознакомление  с  заметкой  под
незамысловатым заголовком "Комсомольский вожак"  у  Капитонова  ушло  минуты
две, после чего он поднял на меня свой ничего не выражающий взгляд:
   - Пока не вижу прямой связи.
   - Она завалилась за  подкладку  ее  ветровки,  -  сообщила  я  совершенно
осипшим голосом. - Потом я смотрела подшивки... Заметка была опубликована за
четыре дня до Наташиного исчезновения...
   Капитонов  снова  покрутил  газетную  вырезку  в  руках  и,   перевернув,
посмотрел на оборот:
   - Насколько я знаю, в деле эта статейка не фигурирует.
   - Не фигурирует, - я раздавила окурок в пепельнице, - я нашла  ее  с  год
назад или около того. Точнее, даже не я, а Наташина  бабка,  она  тогда  еще
была жива.
   - И вы решили, что это ниточка, - вздохнул Капитонов.
   Я развела руками:
   - Во всяком случае, кроме этого, у меня ничего нет.
   Капитонов пожал плечами:
   - Ну что ж, я принимаю  ваш  ответ.  По  крайней  мере,  он  хоть  как-то
объясняет те несуразности, которые вы вытворяли все это время.
   - Несуразности?
   - Именно. - Капитонов выдохнул струйку дыма через ноздри. -  Несуразности
- это пристойное название для ваших выкрутасов. А подразумеваю  я  под  этим
определением подсовывание вами Пашкову фотографии вашей пропавшей  подружки,
идиотский, простите, звонок в прямой эфир, а также  сумбурное  сообщение  на
автоответчик Богаевской. Да и само  ваше  участие  в  предвыборной  кампании
Пашкова, конечно, авантюризм высшей пробы.
   Обвинение в авантюризме я пропустила мимо ушей, потому  что  более  всего
меня беспокоило другое:
   - Откуда вы знаете про то, что  я  оставила  сообщение  на  автоответчике
Богаевской? Он хмыкнул:
   - Милая барышня, странные у вас вопросы, честное слово, вы ведь так долго
рассматривали мое удостоверение... Что ж  вы  думаете,  наше  ведомство  уже
совсем ни на что не годится?
   - Выходит, годится, - буркнула я и  опустила  глаза.  А  потом  снова  их
вскинула. - Значит, вы уже все-все знаете?
   - Смотря, что вы имеете в виду под этим "все-все"...
   - Ну... Кто и почему покушался на Пашкова, кто  убил  Литвинца  и  почему
Майя встречала нас с кислотой возле Дома железнодорожника?
   - Сразу три вопроса, - покачал головой Капитонов. - Начнем  с  того,  что
первые два мы с вами  сегодня  обсуждать  не  будем.  Что  до  третьего,  то
Бессараб пока молчит, хотя и пришла в себя.
   - Бессараб?
   - Это фамилия Майи - Бессараб, - пояснил Капитонов.
   - Ах, вот оно что... - растерянно протянула я и спохватилась:
   - Вы говорите, она пришла в себя?
   - Пришла. Ночью... Сегодня утром я уже пытался с нею поговорить,  но  она
не отвечает на вопросы. Так что я пока еще  не  знаю,  что  ее  толкнуло  на
подвиги с кислотой.
   - Постойте-ка, - запоздало сообразила я,  -  а  Богаевская?  Что  говорит
Богаевская? Она ведь наверняка все знает!
   - Вполне возможно, - согласился со мной Капитонов, - но поговорить с  ней
нет никакой возможности.
   Я наморщила лоб:
   - Но как же... Вы же говорили про автоответчик...
   - Ну да, автоответчик, он себе работает, пишет все подряд, и  ничего  ему
не делается... А Богаевская исчезла несколько дней тому назад,  и  никто  не
знает, в каком направлении. На этот  час,  во  всяком  случае.  -  Капитонов
посмотрел на свои наручные часы.

Глава 25

   Не знаю, долго ли я просидела с  открытым  ртом,  прежде  чем  догадалась
вернуть нижнюю челюсть на прежнее место.
   - Богаевская исчезла, - прошептала я сухими губами,  глядя  в  никуда.  И
хлопнула себя ладонью по лбу:
   - Господи! Господи...
   - Да не убивайтесь вы так раньше времени, -  посоветовал  мне  Капитонов,
однако особенного энтузиазма в его тоне я не почувствовала.
   - Да она ведь где-то здесь, в городе, - со стоном  сказала  я  и  наконец
сконцентрировала свой взгляд на Капитонове.
   - Вполне возможно, - согласился он, - эта версия тоже проверяется.
   Версия, версия! Да гори она огнем, эта  версия!  Я  опять  увидела  глаза
Елены Богаевской,  несчастные,  затравленные  глаза  смертельно  напуганного
человека. Такими они у нее были в  аэропорту,  пока  она  не  спряталась  за
букетом, который ей вручил Пашков. Где она сейчас и что с ней происходит?
   Мой озноб сменился жаром, и я забегала по комнате  в  приступе  внезапной
лихорадки;
   - Пока вы проверяете свои версии, с ней  такое  может  произойти!  Вы  бы
видели ее глаза!
   - Кажется, вы меня  в  чем-то  обвиняете?  -  уточнил  Капитонов.  -  Вы,
приложившая максимум усилий к тому, чтобы сильнее запутать эту  и  без  того
запутанную историю. Просто не верю своим ушам. Я  прекрасно  знаю,  в  каком
состоянии Богаевская, и, думаю, чем скорее мы ее найдем, тем  лучше:  и  для
нее, и для нас. Человек с такими психическими проблемами способен на многое!
   - С психическими проблемами?.. - повторила я.
   - А что вы на меня так смотрите? - с досадой отозвался Капитонов, сунул в
рот   новую   сигарету    и    пыхнул    зажигалкой.    -    У    Богаевской
маниакально-депрессивный психоз. Вы удовлетворены? - Он нервно затянулся.  -
Не реже раза в год она отлеживается в одной швейцарской  клинике,  у  нее  и
гастрольный график  построен  в  строгом  соответствии  с  этой..,  м-м-м..,
традицией. Благоприобретенной, насколько я понимаю.
   Так вот в чем дело: Богаевская психически ненормальный человек! Черт, как
же я сразу это не поняла! Ведь в ее глазах определенно было что-то такое,  и
в ее необыкновенном бархатном голосе...
   А Капитонов выдал мне очередной сюрприз:
   - У Бессараб, кстати, те же проблемы.  Они,  видно,  и  сошлись  на  этой
почве. И это их сближение не пошло на пользу ни первой, ни  второй,  только,
как говорится, все усугубило. Им бы больше общаться с нормальными людьми,  а
они устроили себе такой маленький филиал швейцарской  клиники,  мини-дурдом,
если хотите. Надо полагать, в перерывах  между  репетициями  они  занимались
самоанализом, с увлечением растравляя старые раны. А тут еще  их  достаточно
нетрадиционные отношения, которые только все усложняли.
   - Нетрадиционные отношения, - эхом повторила я, - это как?
   - Скажем, они любили друг друга чуть больше, чем подразумевает под  собой
понятие женской дружбы.
   "Они любили друг друга чуть  больше..."  В  здание  аэропорта  они  вошли
обнявшись.  Майя  заботливо  поддерживала  Богаевскую  и  отгоняла  от   нее
Вислоухова со своим микрофоном, а позади плелся импресарио  с  чемоданом  на
колесиках... Импресарио!
   - А ее импресарио?..
   - Он здорово нам помог, - кивнул Капитонов, - но где  сейчас  Богаевская,
он не знает. Похоже, она исчезла ночью, как раз после вашего глупого  звонка
и того сообщения, что вы оставили на ее автоответчике.
   - Ну вот, со всех сторон я виновата, - пробормотала я.
   - А  вы  как  считаете?  -  отпарировал  Капитонов,  впрочем,  достаточно
беззлобно. - Вам бы не помешало крепко подумать, прежде чем  затевать  такие
игры.
   - Еще бы, - задумчиво произнесла я. - В такие игры играют только тигры...
   - Что-что? - не понял Капитонов. Но я так и не успела  расшифровать  свою
глубокую мысль, потому что  в  наш  разговор  вмешалось  какое-то  резкое  и
отрывистое  дребезжание.  Капитонов  пошарил  рукой  в  кармане  пиджака,  и
дребезжание прекратилось. А потом поднес к глазам небольшой плоский предмет.
Пейджер, не сразу сообразила я.
   Выражение лица Капитонова сразу стало  озабоченным:  дорого  бы  я  дала,
чтобы узнать, какое сообщение пришло к нему на пейджер. Затем он поднялся со
стула и, застегивая пальто, объявил:
   - Разговор наш не окончен. Подозреваю, что у вас за душой есть еще немало
чего мне сказать. Да и у меня вам тоже. Сейчас у меня есть экстренное  дело,
но попозже я с вами свяжусь. Попрошу  только  до  этого  момента  ничего  не
предпринимать. Надеюсь, это не очень обременительная просьба?
   Я промолчала.
   -  Да,  -  он  задумался,  -  если  вдруг  появится  что-нибудь  срочное,
попробуйте найти меня по этому телефону.  -  И  он  сунул  мне  визитку,  на
которой были только его фамилия, имя, отчество и  также  номер  телефона.  И
никаких намеков на ведомство, к которому он принадлежал.
   Я проводила его до двери, а потом вернулась на диван. Теперь мне было так
жарко, что я стащила свитер. Решив, что у меня  температура,  я  сходила  на
кухню, нашла в аптечке градусник и сунула его под мышку. Когда  минут  через
пять я на него посмотрела, ртуть замерла на отметке тридцать восемь и  один.
Хорошенькое дельце: ко всему прочему у меня еще и грипп, а может, и  ангина.
Надо бы наглотаться каких-нибудь антибиотиков и прилечь,  а  прежде  поесть,
если  кусок  в  рот  полезет.  В  общем,  я  только  собралась  пошарить   в
холодильнике на предмет обнаружения в нем чего-нибудь съедобного, распахнула
дверцу и замерла: да ведь я знаю, где сейчас может быть Елена Богаевская!

***

   Главная проблема была подобрать, что  мне  надеть,  ведь  красное  пальто
после соляной кислоты годилось разве что на то, чтобы исполнять роль половой
тряпки. Еще его можно было бросить в прихожей и вытирать о него башмаки хоть
до дырок в подошвах. Впрочем, я о нем ни минуты не  жалела,  напротив,  была
довольна, что одной проблемой в моей жизни стало меньше. А то  бы  и  дальше
тихо комплексовала по поводу его  кумачового  цвета,  но  упорно  продолжала
носить только для того, чтобы никто не заподозрил меня в неуверенности.  Нет
уж, что угодно, только не это.
   Порывшись в стенном шкафу, я с тяжким вздохом остановила выбор на толстой
куртке на синтепоне. Не совсем по погоде,  учитывая  нынешнюю  оттепель,  но
если принять во внимание мою простуду, не так уж это  и  плохо.  Подумав,  я
даже шапку надела, что случается со мной крайне редко. Кстати, натягивая  ее
перед зеркалом, я обратила внимание, что  губы  у  меня  пунцовые,  а  глаза
лихорадочно блестят: тридцать восемь и один как-никак.
   На улице было сыро и слякотно,  и  мои  ноги  разъезжались  на  раскисшем
снегу. Еще и автобус пришлось ждать минут десять, и за это  время  я  успела
основательно продрогнуть, несмотря на толстую куртку и  шапку.  А  когда  он
наконец  подъехал,  то  был  забит  под  завязку,  так  что   мне   пришлось
довольствоваться уютным местечком на подножке. Просто чудо, что я  добралась
до своей цели в целости-сохранности, а не по частям. Правда,  чувствовала  я
себя, мягко говоря, неважно и, пока поднялась на четвертый этаж,  выдохлась,
как при восхождении на Эверест. А потому, прежде чем  нажать  на  звонок,  я
немного постояла, прижавшись лбом к двери,  за  которую  так  стремилась.  К
двери Ираиды Кирилловны Радомысловой.
   - Иду, иду! - раздалось из глубины квартиры. И это вместо  традиционного:
"Кто там?"
   Дверь распахнулась: я  увидела,  как  возбуждение  на  лице  Радомысловой
уступает место разочарованию:
   - Вы?
   - Где Елена Богаевская?
   - Что?!
   Я молча ее отодвинула - она была невесомая, как облако,  -  и  решительно
шагнула вперед на звуки фортепьяно. В комнате кто-то  энергично  нажимал  на
клавиши, выжимая нервные арпеджио.
   - Что это значит? - встревоженно окликнула меня Радомыслова, но я ее  уже
не слушала.
   Откуда-то выскочил рыжий кот  и  бросился  мне  под  ноги.  Я  не  успела
увернуться и наступила ему  на  лапу.  Кот  отчаянно  взвыл  и  отпрыгнул  в
сторону.
   Бросив короткий взгляд на кухню - там никого  не  было,  -  я  вбежала  в
комнату и остолбенела:  за  фортепьяно  сидела  девчонка  лет  четырнадцати,
по-моему, та, которую я уже видела при первом посещении Радомысловой.
   Девчушка обернулась ко мне и растерянно сказала:
   - Здрасьте.
   Я только тупо на нее смотрела.
   За моей спиной молчаливым изваянием застыла Радомыслова,  с  которой  мне
теперь предстояло объясняться. Но оправдываться мне  не  пришлось,  выручила
меня ученица Ираиды Кирилловны, обронившая невзначай:
   - А я думала, это тетя Майя...
   - Танечка... - только и сказала Радомыслова  и  бессильно  опустилась  на
стул. На колени к ней сразу запрыгнул кот и обиженно заурчал, видимо жалуясь
на меня.
   У меня была жуткая слабость,  а  между  лопаток  бежал  холодный  пот.  Я
расстегнула куртку и для надежности привалилась к стене.
   - У вас была Майя, - сказала я, впившись взглядом в лицо Радомысловой.  -
Значит, была и Богаевская. Вы знаете, где она сейчас?
   - Честное слово, не знаю, - тихо ответила старая учительница, - не знаю.
   - Не знаете?! - воскликнула я возмущенно. - Да ведь она была у вас в  тот
раз, когда я к вам приходила, и вы не пустили меня на порог, помните?
   Седая голова Радомысловой по-старушечьи затряслась:
   - Нет, тогда у меня была Майя. Она приехала  из  аэропорта  буквально  за
пятнадцать минут до вашего прихода, а.., а Леночка, она уже тогда исчезла..,
и Майя приехала ее искать...
   -  Искать?  Это  правда?  Вы  и  в  самом  деле  не  знаете,  где  сейчас
Богаевская?
   - Клянусь вам...
   - А про то, что у нее психическое расстройство?..
   - Господи... - прошептала  Радомыслова  и  побледнела.  -  В  первый  раз
слышу... Майя тоже куда-то пропала, и я за нее волнуюсь... Возможно, она уже
в Москве...
   - Майя сейчас в больнице, - устало выдохнула я и  посмотрела  на  ученицу
Радомысловой, замершую у пианино.
   - В больнице? Что с ней? - вскрикнула Радомыслова.
   - Разрыв селезенки, сотрясение, переломы, - перечислила я Майин  "букет".
Уточнять, кому она им обязана, я не стала.
   - Как это? - не поверила Радомыслова. - Какие переломы?
   - По-моему, закрытые, - сказала я, плавясь  в  очередном  приступе  жара,
из-за которого мой свитер спокойно можно было выжимать.
   Радомыслова неожиданно резво, совсем по-молодому вскочила со стула:
   - В какой она больнице?
   - В третьей...
   - Танечка, - Радомыслова обернулась к своей ученице, -  на  сегодня  урок
окончен, продолжим в субботу. Мне нужно срочно уйти.
   Танечка безропотно поднялась с вертящегося круглого табурета и  принялась
сосредоточенно укладывать ноты в папку. Радомыслова отправилась  в  прихожую
надевать пальто, а я крикнула ей вслед:
   - Еще неизвестно,  пустят  ли  вас  к  ней!  Радомыслова  мне  ничего  не
ответила. Обливаясь потом, я поплелась за ней, соображая, что мне  следовало
сообщить обо всем Капитонову. Еще я вспомнила, как  он  мне  строго-настрого
приказал ничего не предпринимать, и задумалась, стоит ли  рассматривать  мой
визит к Радомысловой в качестве нарушения  этого  табу.  Чтобы  хоть  как-то
смягчить санкции,  которые  грозили  мне  со  стороны  Капитонова,  я  стала
уговаривать Радомыслову не ходить в больницу. Та упрямо твердила одно:
   - Нет, я должна, я должна ее видеть.  Может,  она  знает,  где  находится
Леночка...
   Физических  сил  для   того,   чтобы   задержать   преданную   Богаевской
учительницу, у меня не было, поэтому мне пришлось  плестись  вслед  за  ней.
Хорошо еще, что она догадалась поймать такси, потому что в  моем  теперешнем
состоянии переполненный автобус доконал бы меня окончательно.

***

   - Ой! - сказала медсестра Анечка. - Вы опять к нам? - Между прочим, на ее
столике до сих пор  стояли  мои  розы  и  выглядели,  будто  только  что  из
оранжереи. То ли она знала, что добавлять в воду, то ли само свежее Анечкино
личико и чистое  дыхание  благотворно  действовали  на  хрупкую  голландскую
продукцию.
   - Я только кое-кого проведать! - предупредила я  и  сразу  же  нацелилась
взглядом на служебный телефон. - Можно от вас позвонить?
   - Ну да, - не очень уверенно разрешила опешившая Анечка.
   Я запустила руку в карман куртки и, зацепив ногтями,  выскребла  из  него
визитную карточку, оставленную мне Капитоновым,  которую  я,  отправляясь  к
Радомысловой, предусмотрительно прихватила с собой.
   Пока я набирала номер, Анечка  пререкалась  с  Радомысловой.  Учительница
пыталась прорваться в реанимацию к Майе, а бдительная Анечка ее не  пускала.
Странно,  но  молодой  человек  с  газетой,  которого  я  видела   накануне,
поблизости не наблюдался.
   Мне наконец ответили. Я спросила Капитонова и узнала, что его нет, но  он
будет "с минуты на минуту".
   - Что ему передать?
   - Передайте, что ему звонила Алтаева... Пусть он срочно приедет в  третью
больницу. - Я положила трубку и поспешила к реанимационной палате, у  дверей
которой Анечка жарко спорила с Радомысловой.
   Старая учительница пыталась  прорваться  к  Майе,  Анечка  же  ей  упорно
препятствовала и даже обещалась призвать на  помощь  охрану.  При  этом  она
нервно оглядывалась по сторонам, наверное