азом, что тот от неожиданности присел  и  вскрикнул  от
резкой боли.
   - Вы чего?
   - Закрой ему рот, - процедил второй.
   Кивнув, Лохматый ударил Суркова по ногам - тот упал на колени, правая
рука по-прежнему вывернута до отказа и заведена так высоко, что  кажется
- еще немного, и сустав выскочит из гнезда. Лохматый, не мешкая,  достал
из кармана кусок специального липкого пластыря, размахнулся и  запечатал
Суркову рот.
   - Готово! - сообщил он.
   Его напарник заголил вытянутую руку Суркова, на которой  уже  вспухли
от напряжения вены. Вынул шприц, прыснул темной  жидкостью  и  аккуратно
ввел иглу в вену... Почувствовав боль,  Сурков  невольно  дернулся,  его
глаза расширились от ужаса.
   - Тихо, тихо, - приказал напарник Лохматого. - А то игла сломается.
   - И больно будет! - коротко хохотнул Лохматый.
   - Терпи... Сейчас... Еще немножко... Все!
   Он резко выдернул иглу из вены.
   - Отпусти его... Лохматый выпустил руку Суркова,  схватил  за  шкирку
своей лапищей, приподнял  и  поставил  на  ноги.  Неловко  потоптавшись,
Сурков развернулся, на его лице застыло выражение страха  и  покорности.
Лохматый пощелкал пальцами у него перед глазами, потом  несильно  ударил
пару раз по щекам. Сурков помотал головой.
   - Оставь его, - сказал второй, - сейчас придет в себя.
   - Пошли.
   Еще раз криво усмехнувшись,  Лохматый  сдернул  пластырь,  освобождая
Суркову рот. Тот несколько раз жадно  глотнул,  словно  ему  не  хватало
воздуха. Глаза у Суркова вдруг стали бараньи, он явно не понимал, что  с
ним только что сделали.
   Удостоверившись, что необходимый эффект достигнут, Лохматый  поспешил
за напарником.
 
2 
 
   Они быстро, не оглядываясь, прошли проходным двором, свернули направо
и вышли через "слепой" подъезд на улицу. Здесь в серебристом "ниссане" с
затемненными стеклами их поджидал отец Влас.
   - Ну что? - отрывисто спросил он, когда подручные подошли поближе.
   - Готов! - кивнул Лохматый.
   - Сколько кубиков вогнали?
   - Полную ампулу.
   - Я спрашиваю - сколько? - чуть повысил голос отец Влас, он любил  во
всем точность.
   - Три с половиной кубика, - пришел  на  помощь  Лохматому  второй.  -
Должно хватить... - Да чего там! Конечно хватит. На такого  кабанчика  и
двух кубиков за глаза!
   - Тебя никто не спрашивает, - нахмурился отец Влас.
   Лохматый его во всем устраивал  -  и  в  секте  все  его  боялись,  и
понятлив он был, и все выполнял без ошибок, точно в срок... Но вот язык!
Язык когда-нибудь должен был погубить Лохматого. Где нужно и не нужно он
влезал со своей глупой болтовней. Когда нужно было промолчать,  Лохматый
обязательно что-нибудь  вякал,  причем  вякал,  как  правило,  невпопад.
Иногда раздражал этим отца Власа, иногда - нет.  Он  нашел  Лохматого  в
центральной  психиатрической  лечебнице  Норильска  и  на   нем   первом
опробовал свой экстракт... - давайте в машину! - приказал отец Влас.
   Подручные не заставили себя просить дважды. Водитель  завел  мотор  и
"ниссан", плавно развернувшись, поехал в сторону Васильевского  острова.
В этот поздний час движение в городе замерло, машин почти не было видно.
Поднялся ветер,  бросил  в  ветровое  стекло  несколько  первых  крупных
капель. Водитель включил "дворники",  и  капли  тотчас  смело  в  разные
стороны.
   Бездумно наблюдая за дождем, отец Влас не заметил, как задремал.
   И тотчас оказался в сетях своего кошмара.
   В последнее время он являлся к нему вновь и вновь.  Словно  не  желая
отпускать его из своего плена.  Противиться  этому  не  было  сил,  ведь
кошмар появлялся ночью, в тот самый момент, когда уставший за день  мозг
уже не мог бороться с галлюцинациями.
   Все происходило по одной и той же  схеме:  сознание  раздваивалось  -
Влас одновременно был и тут и там -  в  том  далеком  времени...  Он  на
мгновение открыл глаза,  закрыл  и  вновь  открыл  -  картинка,  которая
возникла перед ним, не изменилась. На этой картинке, как на моментальной
фотографии, медленно появлялся  вытянутый  салон  самолета,  узкий  серп
света, словно рассекающий его надвое, который возник из щелей  открытого
спецназом люка, и сами бойцы, застывшие в воздухе, в прыжках, в яростном
беге  туда  -  в  хвост,  где  и  должен  был  находиться,  по   данным,
террорист... Влас машинально отметил, что фотография проявляется слишком
медленно,  что  очень  смешно  выглядят  растрепанные  фигуры  бойцов  в
камуфляже,  что  почему-то  они  не  в  своих  черных  масках,  как  ЭТО
показывают по телевизору, что оружие в их руках  кажется  игрушечным  и,
наверное, поэтому они не стреляют. Вся эта картина длилась доли секунды,
затем "фотография" кончилась, и началось кино.
   Открытый командиром люк не успел отойти до конца в сторону, как  Влас
(тогда еще просто Влас, без приставки "отец") бросился в железное  брюхо
самолета, но опоздал - кто-то протиснулся первым; лейтенант  замешкался,
его сильно толкнули, старший группы заорал что-то в самое ухо  Власа,  и
сам Влас тотчас заорал в  ответ;  и  все  закричали  вокруг...  На  этом
совершенно диком "Рррр-ааа!!!"  спецназ  ворвался  в  салон  самолета  и
понесся к хвостовым туалетам.
   Влас почти ничего перед  собой  не  видел  -  лишь  какие-то  смутные
силуэты. Он еще успел мельком  подумать,  что  свет  специально  потушен
террористом, и это разозлило его до  такой  степени,  с  такой  яростной
силой, что теперь хотелось только одного - бить  и  крушить,  крушить  и
бить... Он различал вокруг себя мелькавшие тени,  понимал,  что  охвачен
слепой яростью - точно такой же, какая захлестнула и остальных бойцов.
   При тусклом  свете  аварийного  освещения  зашевелились  пассажиры  в
креслах,  салон  "Ту-154"  наполнился  криком,  матом,  топотом  тяжелых
армейских ботинок.
   Кто-то из пассажиров  вскочил,  показал  в  сторону  хвостовой  части
самолета, закричал:
   - Там! Там он!
   Передовая  группа  спецназа,  промчавшись  до   хвостовых   туалетов,
развернулась и страшной волной понеслась к кабине  летчиков.  Добравшись
до кабины, эта волна разнесла запертые двери в одно мгновение -  летчики
едва успели плюхнуться на пол - и тотчас повернула обратно...  Казалось,
спецназ так и будет теперь  носиться  взад-вперед  по  самолету,  крича,
матерясь, и  сметая  все  на  своем  пути  -  топча  высокими  ботинками
разбросанные вещи и людей, которые случайно оказались на их  пути...  Но
вдруг все замерли на мгновение, словно  кто-то  невидимый  остановил  их
сильной,  властной  рукой.  Хрупкую  тишину  отчетливо   прорезал   крик
командира:
   - Эвакуировать! Срочно! Всех!.. куда?! А ну, назад!..  В  очередь,  в
очередь, мать вашу!... Назад!!!
   После этого истошного и одновременно отрезвляющего крика Влас  вместе
с товарищами  бросился  в  хвостовую  часть  самолета,  где  должен  был
находиться  предполагаемый  террорист.  Но  никого  не   увидел,   кроме
человека, валявшегося в проходе, и  ему  вдруг  стало  стыдно  за  этого
растоптанного  парня  с  красивым  волевым  лицом.  Неужели  это  и  был
террорист?! Не может быть!
   К лежащему парню неожиданно бросился один из пассажиров,  ударил  его
ногой и закричал, хватая за грудки Власа, стоящего рядом:
   - Это же он! Он! Держите его!
   Влас без труда оторвал от себя пассажира (у того явно была обычная  в
таких случаях истерика) и несильно  ударил  по  лицу  ладонью.  Пассажир
замолчал, виновато моргая - он уже начал приходить в себя, хотя губы все
еще продолжали непослушно шептать:
   - Держите его, держит... и вдруг - сильный  удар  по  голове.  Черный
провал поглотил его... Отец Влас тяжело застонал, приходя в себя. Каждую
ночь его мучил кошмар - бесконечное кино из прошлой жизни.  Он  невесело
усмехнулся, чувствуя, как  боль  в  затылке  постепенно  отпускает  его.
Стараясь не качать головой, он постепенно выбирался из кровати.
   Но сейчас кровати не было. Была машина, он сам - на переднем сидении,
и встревоженные лица подручных. Они удивленно глядели на него.
   - Приехали, что ли? - хрипло спросил отец Влас.
   - Так точно.
   - Хорошо. Ступайте. Я сейчас подойду.
   Дождавшись, пока подручные скроются за массивными железными  дверями,
отец Влас с трудом выбрался из "ниссана". Постоял немного,  окончательно
приходя в себя. Огляделся... Вот они - его владения! И  не  этот  тесный
питерский  дворик,  стандартный  "колодец",  каких  в  северной  столице
тысячи, и даже не этот гигантский подвал  под  домом,  где  за  железной
дверью с короткой надписью "Свет истины"  скрываются  его,  отца  Власа,
послушники... Нет, все это не то. Души человеческие - вот его богатство!
Они принадлежат ему и только ему. Причем принадлежат полностью, целиком,
и ни один из послушников - если, конечно, Учитель  захочет!  -  даже  не
сможет слова произнести. Да что там слова! Он даже дышать не сможет.
 
3 
 
   Как-то давным-давно, в той далекой, теперь уже  безвозвратно  ушедшей
жизни, у Власа обнаружились удивительные способности -  он  мог  внушать
людям все, что хотел. И это не было обычным гипнозом,  нет.  Воздействие
Власа было таким сильным, что человек становился совершенно  другим,  он
словно заново рождался. А главное - мог оставаться таким до конца жизни!
   У них была довольно странная, по тем, советским понятиям 60-х  годов,
семья. Отец - священник в небольшом городке Ярославской области, мать  -
тихая, незаметная женщина, до замужества учительница химии, а сам  Влас,
единственный ребенок у родителей,  отслужив  полтора  года  в  спецназе,
готовился к поступлению в специальную школу ГБ... И вдруг этот неудачный
захват самолета, где находился террорист.  При  захвате  пострадали  два
человека: сам террорист и Влас, в которого по ошибке выстрелил  один  из
своих же бойцов. Попав в голову, пуля застряла там. Сначала думали,  что
все  -  хана  бойцу  власу  Ивановичу  Москаленко,   отслужил-отмучился,
бедняга.
   Заткнув дырку в голове первой  попавшейся  тряпкой,  его  привезли  в
полковой госпиталь. Подпрыгивая на кочках, командир невесело думал,  что
боец обязательно умрет по дороге, и мысленно уже проклинал все на свете,
прикидывая, в какой дальний гарнизон теперь пошлют его тянуть лямку.  Но
Влас не умер,  напротив  -  почувствовал  себя  лучше.  В  госпитале  он
неожиданно пришел в  себя,  попытался  было  встать...  Видавший  всякое
подполковник-медик, удивленно округлил глаза и выматерился.
   - Мать твою... Ты куда? А ну лежать! - прикрикнул он на Власа.
   - Да мне бы в туалет... - Сестра, "утку"! - рявкнул подполковник. - А
ты лежи, лежи, парень, не двигайся... Он  еще  раз  взглянул  на  свежие
рентгеновские снимки, которые только что принесли  ему  из  лаборатории.
Ошибки быть не могло - вот она, пуля калибра 7,62, ее любой первокурсник
знает.  Застряла  рядом  с  гипофизом.  По  всем  писаным  и   неписаным
медицинским законам перед подполковником должен лежать труп. Но трупа не
было, был живой человек. Живой!
   - Может, у него шок? - робко подала идею сестра.
   - Да нет, какой, к черту, шок!
   Подполковник задумался.
   Конечно, в жизни всякое бывает, и медицине были  известны  совершенно
фантастические, на первый взгляд, случаи. Например,  с  венским  поваром
Паулем Шнейдером в 18 веке, которому при взрыве парового  котла  пробило
голову  обломком  скалки.  Во  время  взрыва  погибли  два  поваренка  и
соседская кухарка, а Шнейдеру - хоть бы что! Мало того, он еще умудрился
сам - сам! - прийти к лекарю и потребовал, чтобы у него  выдернули  "эту
дурацкую палку" из  головы.  Можно  себе  представить,  каково  же  было
изумление лекаря, когда он увидел приближающегося  к  нему  Шнейдера,  с
торчащей из головы скалкой!  Решение,  кстати,  лекарь  принял  довольно
мудрое - он не стал вынимать скалку, а лишь аккуратно отрезал ее, так  и
оставив часть в  голове  потерпевшего.  Шнейдер  после  этого  прожил  с
обломком тринадцать лет, еще раз женился, имел двух  детей  и  до  конца
своих дней пользовался уважением всех жителей Вены.
   Решив рискнуть, подполковник не  стал  проводить  трепанацию  черепа,
оставил пулю на месте - в голове. Рана заживала на удивление быстро.  Не
прошло и четырех месяцев, как Влас уже встал с больничной койки и сделал
первые шаги.
   Гордый своим прозорливым решением подполковник даже возил раненого  в
Москву, показывал его там столичным светилам. Но  в  Москве  к  феномену
отнеслись равнодушно. Власа комиссовали, он вернулся домой к  родителям.
Внешне он выглядел здоровым, но внутри организма явно произошли какие-то
изменения... Вначале Влас усыпил соседского кота -  посмотрел  на  него,
тот и заснул. Потом он вылечил племянницу от заикания - просто  приказал
ей говорить нормально, та и заговорила...  Дальше  -  больше...  К  нему
потянулись больные со всего города, он их лечил  взглядом,  поглядит,  и
все - тем становилось лучше. Так продолжалось до тех пор, пока он  вдруг
не сказал больной шизофренией девушке, что лечить ее не станет.  Почему?
- искренне удивились родственники. Потому  что  она  сама  этого  хочет,
объяснил Влас, ей хочется быть больной, ей так удобнее  жить  с  вами...
Ему  не  поверили.  Мало  того   -   взбешенные   подобным   "диагнозом"
родственники написали кляузу в милицию. Власа задержали, он пытался было
сопротивляться, так его еще и крепко избили. Тогда он уехал из города на
Алтай, в  горы.  Построил  там  собственными  руками  скит  и  прожил  в
одиночестве три года. В горах на него нашло просветление - он понял, ЧЕМ
ОН ДОЛЖЕН ЗАНИМАТЬСЯ В ЭТОЙ ЖИЗНИ.
   Отныне больше не было бывшего раненого спецназовца Власа  Москаленко,
теперь миру явился новый  мессия  -  отец  Влас.  "И  дела,  которые  он
совершит, явят новую истину миру. И преодолеет  он  все  препятствия  на
пути своем..."
 
4 
 
   Отец Влас вошел в подвал, где обычно его послушники читали мантры.
   Навстречу ему шагнули верные ученики, склонили головы.
   - Ступайте, вы мне сейчас не нужны, - сказал он им. прошел коридором,
свернул направо и очутился перед тремя железными дверьми. На  каждой  из
них был выбит знак секты -  солнце  с  расходящимися  в  разные  стороны
лучами, заключенное в трех треугольниках. Достав ключ, отец  Влас  отпер
дверь, вошел в комнату и запер за собой дверь на большой железный засов.
   В комнате царила спартанская обстановка - казенный однотумбовый стол,
два стула и узкий диван с  потертой  спинкой.  Кроме  этого  в  углу  на
специальной железной тумбе возвышался высокий узкий сейф.
   Набрав необходимую комбинацию на цифровом  замке,  отец  Влас  открыл
дверцу сейфа. Внутри аккуратной стопкой лежали папки с надписью  "Дело".
Порывшись в папках, он вытащил одну  из  них.  На  ней  каллиграфическим
почерком было выведено "СУРКОВ". Отец Влас раскрыл папку,  нашел  нужный
листок, на котором была изображена таблица - столбики непонятных цифр по
вертикали и даты по  горизонтали.  Посмотрев  на  календарь,  он  сделал
отметку сегодняшним числом.
 
Глава 7 
 
Сурков действует 
 
1 
 
   Пик "ломки", как всегда, возник неожиданно... -  Не  могу  больше!  -
вдруг первым истошно заорал  Сохатый,  верзила  с  огромными  мосластыми
руками. - Где же он?!
   - Где эта падаль?! - тотчас эхом подхватили остальные ребята. -  Куда
он делся?.. только Рита промолчала. Стиснув зубы, закрыла  лицо  руками.
Она сидела в дальнем углу подвала, тихо так сидела, как мышка, словно  и
не было ее вовсе.
   Время от времени по телу волнами пробегала  дрожь.  Но  она  пыталась
сдерживать себя, главное - не поддаваться... Еще немного потерпеть.  Еще
чуть-чуть... Сейчас все пройдет, сейчас. Черт! Ну  куда  же  пропал  это
долбаный Воробей?!
   Воробей  был  самым  младшим  в  их  компании.  Остальные  уже  давно
закончили школу, а Сергей - тот даже успел  "отмотать"  полтора  года  в
колонии для несовершеннолетних. Но главарем у ребят был все же не он,  а
Сохатый.
   Здоровенный, почти под метр девяносто, с постоянно выпяченной  вперед
челюстью  и  маленькими,  близко  посаженными   глазами.   Особые,   как
говорится, приметы - густо татуированные кулаки... Сохатый  одним  своим
"отмороженным" видом мог  испугать  кого  угодно.  Однако  не  это  было
главным. В каждом человеке есть что-то, что и составляет его сущность, и
внешний вид здесь не при чем. Так любил повторять ее  тренер  по  легкой
атлетике. Сначала  она  лишь  механически  кивала,  не  вникая  в  смысл
сказанного,  затем  некоторое  время  возражала  (это  в   ней   говорил
естественный для подростков максимализм) и лишь совсем недавно поняла  -
а ведь он прав, абсолютно прав. Внешний вид ничего  не  значит!  Сохатый
мог выглядеть наивным ангелочком, даже крылышки мог пришить к спине,  но
все равно остался бы этот немигающий, "стылый" взгляд. Взгляд  человека,
который всегда сможет пойти до конца. Вернее, почти всегда.
   Подвалы в старых питерских домах почти все стандартные. Раньше в  них
пацаны устраивали "качалки" - всевозможные приспособления для физических
упражнений.  Это  чтобы,  значит,  рельеф  накачать,   чтобы   вид   был
соответствующий, ну и вообще для  поддержания  духа...  Потом  "качалки"
куда-то пропали. Нет, их никто не уничтожал - кому  они  нужны!  Просто,
наверное, появились другие интересы. Пацаны  подросли,  стали  жить  "по
понятиям", а их смена уже не развлекалась грубой накачкой бицепсов.
   Изменилось само время. Теперь все решали деньги.
   Итак, ребята, как обычно, ждали гонца:  кто-то  разминался  в  карты,
другие по очереди терзали гитару, третьи... Рита сейчас уже не  помнила,
чем были заняты  остальные.  Наверное,  просто  убивали  время.  Сохатый
слонялся по подвалу, несколько раз косо глянул на ее голые  коленки,  но
она не придала особого значения его взглядам. Все знали, что она  сейчас
- "девушка" Сергея. А это значит, что  трогать  ее  нельзя.  Ни  в  коем
случае. Таков дворовый закон.
   И вдруг над ней  навис  Сохатый.  Маленькие  глазки  будто  подернуты
пленкой.
   Нижняя  губа  оттопырена.  Челюсти  медленно  двигаются,  перекатывая
жвачку. Рита машинально отодвинулась.
   - Ты чего?
   В ответ тишина. Только глаза прищурились.
   - Сохатый!  Очнись!  У  тебя  что,  крыша  поехала?  -  В  ее  голосе
послышались тревожные нотки.
   Таким она видела его впервые. Парень был явно не в себе.  Что  это  с
ним?
   Рита отодвинулась еще дальше  и  вдруг  почувствовала,  что  уперлась
лопатками в холодный  бетон  стены.  Все,  отступать  было  некуда...  -
Ребята! - вдруг неожиданно для себя  позвала  она,  и  тут  же  Сохатый,
коротко размахнувшись, ударил ее по лицу.
   Рита перекувыркнулась через голову. Неровный пол с размаху влепил  ей
пощечину. Странно, но именно это и привело ее в чувство.  Она  вскочила,
развернулась к обидчику всем корпусом,  чуть  согнула  ноги  в  коленях,
словно приготовилась к прыжку. Правая рука машинально нырнула  в  карман
летней куртки, а мозг лишь спустя мгновение вспомнил: "Нож!".
   Господи, да какой же это нож. Так, дамская мелочевка для  "походного"
маникюра - пилочки, кусачки... Словом,  тьфу,  а  не  оружие.  Но  кроме
маникюрных причиндалов там было еще и простое лезвие.  Небольшое,  всего
несколько  сантиметров.  Именно  о  нем  в  первую   очередь   вспомнило
подсознание.
   - ложись! - дико заревел Сохатый. -  а  ну,  все  назад!  -  Это  уже
ребятам, которые хотели бросится на помощь девушке. - Я  кому  сказал  -
назад!
   Пацаны нехотя отступили. Раздались удивленные голоса:
   - Сохатый, ты че, в натуре?
   - "Колес" наглотался? Крыша едет?
   - Назад, Сохатый! Это же Рита - Серегина девчонка!
   - А мне насрать! - крикнул главарь, глаза его еще больше "поплыли". -
Я хочу ее трахнуть -  и  трахну!  Прямо  сейчас.  Прямо  здесь.  Хочу  и
сделаю...  Сделаю...  Сделаю...  -  его  голос  сорвался  на   свистящий
полубезумный шепот.
   - Да пошел ты! - заорала  и  Рита,  понимая,  что  сейчас  произойдет
непоправимое. У Сохатого, у этого добаного наркоши, явно поехала  крыша: