Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Детективы. Боевики. Триллеры
   Детектив
      Адамов Аркадий Г.. Инспектор Лосев 1-5 -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  - 90  - 91  - 92  - 93  - 94  - 95  - 96  - 97  - 98  - 99  - 100  - 101  -
102  - 103  - 104  - 105  - 106  - 107  - 108  - 109  - 110  - 111  - 112  - 113  - 114  - 115  - 116  - 117  - 118  -
119  - 120  - 121  - 122  - 123  - 124  - 125  - 126  - 127  - 128  - 129  - 130  - 131  - 132  - 133  - 134  - 135  -
136  - 137  - 138  - 139  - 140  - 141  - 142  - 143  - 144  - 145  - 146  - 147  - 148  - 149  - 150  - 151  - 152  -
153  -
дим к выводу, что с Купрейчиком необходимо повидаться. Поэтому на следующий день, то есть в среду, я звоню Виктору Арсентьевичу и уславливаюсь о встрече у него дома, после его возвращения с работы. А пока что я встречаюсь с Эдиком Албаняном. По его просьбе, как любят подчеркивать дипломаты. Это последнее обстоятельство вселяет в меня всякие надежды. Зря Эдик звонить и встречаться не будет. Как мы и договорились, Эдик появляется у меня в комнате ровно в три тридцать. На этот раз в руках у Эдика толстая папка. Он садится возле меня за стол, раскрывает эту папку и, перекладывая одну бумагу за другой, бегло их просматривая, начинает докладывать: - Так вот, первое. Слушай меня. Насчет этой самой пряжи. Помнишь, Шпринц о ней говорил, что получает ее из Москвы? - Еще и Лида о ней говорила, бухгалтер Шпринца, - добавляю я. - Она еще сказала, что эта пряжа в магазин не доставлялась, а транзитом куда-то шла. Ты это тоже не забудь. - Будь спокоен, - важно кивает Эдик. - Мы все помним. Так вот, эту пряжу Шпринц действительно получает из Москвы. Причем с фабрики Купрейчика. Ясно? - Но вполне официально? - Так-то оно так, - хитро усмехается Эдик. - Но тут есть нюансы. Вот слушай. Нюанс первый: как эта пряжа попала на фабрику Купрейчика. Точнее даже, как она попала туда в таком количестве, сверх всяких потребностей и лимитов, понимаешь вопрос? Вообще-то такое у нас бывает. Снабженцы обожают создавать всякие запасы, особенно дефицитного сырья. А вдруг потребуется? Или, допустим, придется обменять на что-нибудь нужное, чего у них нет? Словом, сам факт создания таких излишков, или, как говорят, неликвидов, особых подозрений не вызывает. Но... - Эдик многозначительно поднимает палец. - Смотри, что тут делается дальше. Сначала он, то есть Купрейчик, этих излишков добивается. Я видел бумаги. Вчера весь день сидел у них в бухгалтерии. И сегодня полдня. - В отделе снабжения у Купрейчика об этом не узнают? - Ну что ты! - снисходительно усмехается Эдик. - С кем ты имеешь дело? Фирмой нашей даже не пахло. - Простите, маэстро, мой нелепый вопрос, - шутливо говорю я. - Прощаю, - кивает Эдик и продолжает: - Так вот, повторяю. Нюанс первый: Купрейчик сначала этих излишков пряжи добивается, а потом от них почти сразу же избавляется, направляя Шпринцу. А пряжа эта, между прочим, весьма дефицитная и дорогая, марки двести дробь два. И гнал он ее в магазин Шпринца в огромных количествах, как тебе известно. Спрашивается, на каком основании, да? Отвечаю: действительно вполне официально. Я сам убедился. На основании прямого и четкого распоряжения управления Разноснабсбыта. - А чья высокая подпись? - спрашиваю я, вспомнив слова Шпринца. - Заместителя начальника управления, все, как положено. Но... - Эдик хитро блестит глазами. - Вот тут-то и появляется второй нюанс. Все-таки Эдик великий мастер. В их деле надо знать и каждую минуту помнить такую уйму сведений экономического порядка, бухгалтерского, технологического, административного и при этом обладать каким-то особым, прямо-таки особым чутьем, чтобы отыскать нужный путь в океане сведений. Причем, учтите, знания эти особого рода, какие не дает ни один институт и никакие курсы повышения квалификации тоже. Ну вот, к примеру, в области технологической надо знать не только саму технологию изготовления данного вида изделия, но и как эту технологию можно незаметно изменить, чтобы при определенном ухудшении качества получить нигде не запланированный и неучтенный излишек в количестве. Или, скажем, в области административной надо знать не только структуру подчиненности, отчетности и взаимосвязи, но и какое именно звено можно обойти или, наоборот, использовать, чтобы получить, например, нужный наряд или указание. Вот сейчас Эдик как раз и погрузился в эту самую административную область и выудил официальное разрешение заместителя начальника управления Разноснабсбыта передать неликвиды пряжи с фабрики Купрейчика черт знает куда, аж в Южноморск, в магазин мелкооптовой торговли, где директором является некий Шпринц. Правда, магазин этот принадлежит той же системе, и подкинуть ему для продажи дефицитный товар, чтобы магазин выполнил свой план, в принципе, конечно, допустимо. Но... Тут, оказывается, есть, как выражается Эдик, еще один нюанс. - Какой же тут нюанс? - спрашиваю я. - Нюанс заключается в высокой подписи, - снова необычайно лукаво улыбается чем-то довольный Эдик. - Видел это письмо своими глазами. Подпись, представь себе, - Ермаков. - Ермаков? - удивленно и недоверчиво переспрашиваю я. - Именно так. - Это что же, однофамилец, выходит? - Никак нет, - торжествует Эдик. - Уточнил. Зовут - Дмитрий Станиславович. И выходит - братец замечательного директора магазина "Готовое платье", так? - Выходит, что так, - соглашаюсь я, все еще не в силах прийти в себя от этого неожиданного открытия. - Вот и начало цепочки, понял? - назидательно говорит Эдик. - Ее московские звенья. Остальное там, - он неопределенно машет рукой. - Главное, если хочешь знать, там. Я, конечно, понимаю, что он имеет в виду. - Но в Москве еще Лев Игнатьевич, - напоминаю я. - Какова тут его роль, интересно бы знать. Ты как думаешь? - Пока не ясно, - качает головой Эдик. - А какую роль, по-твоему, играл Гвимар Иванович? - Тоже пока не понятно. - Могу я использовать твои данные в беседе с Купрейчиком, осторожно, конечно? - спрашиваю я. - У нас сегодня встреча. - Понимаешь, - задумчиво говорит Эдик, - честно говоря, другому бы я не разрешил. Но тебе доверяю Только учти: главное - это не взбаламутить всю цепочку. Если в Южноморск сейчас поступит сигнал, это будет... Ну, ты сам понимаешь, что это будет А сигнал может поступить, если ты вдруг испугаешь Купрейчика. Он его и подаст. - Или Лев Игнатьевич. - Да, или он, если Купрейчик ему передаст, - соглашается Эдик и спрашивает: - Это тебе Шпринц сказал, что Купрейчик терпеть не может Льва Игнатьевича? - Он. - И что с Гвимаром Ивановичем он дружил? - Это мне Купрейчик говорил. - О! Тут у тебя кое-какая зацепочка есть, ты не находишь? Эдик вопросительно смотрит на меня своими красивыми агатовыми глазами. - Да, ты прав, - соглашаюсь я. - Кое-что тут есть. Но главное в другом, я думаю. Чтобы Купрейчик ничего не передал Льву Игнатьевичу и не дал сигнал тревоги в Южноморск, его надо в этом заинтересовать, это должно быть ему невыгодно. - Молодец? - восхищенно восклицает Эдик. - Умница! Как всегда, его эмоции на порядок выше, чем следует. Подумаешь, какое великое открытие я сделал. Главное, придумать, как именно его заинтересовать, чем. И вот тут-то я пока ничего придумать не могу. А пока не придумаю, нельзя будет и использовать ценнейшие данные Эдика. Вот ведь какая петрушка! - Что ты намерен делать дальше? - спрашиваю я. - Дальше я, видимо, отправлюсь в путешествие, - смеется Эдик - По твоим следам. Дашь рекомендательные письма? - Если заслужишь. - Как? Значит, я, по-твоему, их еще не заслужил? - Эдик свирепо вращает глазами - Жалкий человек, что ты понимаешь! Да один Дмитрий Станиславович Ермаков чего стоит? - Это все ты для себя стараешься, - шутливо возражаю я. - Для себя? - с грустным укором переспрашивает Эдик. - А кто просил только что разрешение использовать мою добычу? - Поймал, - сдаюсь я. - Получишь письма. - То-то, - удовлетворенно кивает Эдик и уже который раз смотрит на часы. - Ты не думай, пожалуйста, что я тут заболтался с тобой. Просто пять минут лишних осталось. А теперь я пойду. Через три минуты ко мне кое-кто заглянуть должен. Привет! Эдик стремительно поднимается, хватает свою папку и спешит к двери. Когда он уходит, я тоже смотрю на часы Пора собираться и мне. Состязаться в пунктуальности с Эдиком я, конечно, не могу, но все же опаздывать тоже не собираюсь. День уже заметно прибавился, и на улице еще совсем светло. Это не только заметно, но и приятно, поднимает настроение, даже, я бы сказал, добавляет оптимизма. Сам не знаю почему. Кажется, недавно я выходил на улицу тоже, как сейчас, часов в пять, и было уже темно, над головой зажигались фонари. А сейчас вот совсем еще светло, можно даже читать. Идет весна, и это очень приятно ощущать. Хотя еще и холодно, и снег лежит во дворах и скверах. Но все-таки шагается мне сейчас легко, бодро, и воздух словно напоен близкой весной. Конечно, все субъективно, я понимаю. Мама, например, уверяет, что дышать вообще нечем, а в это время года - особенно. Она-то утверждает это прежде всего как врач, а вот моя бедная теща действительно в это время года прямо погибает, бедняга. Размышляя на все эти веселые и грустные темы, я добираюсь до остановки троллейбуса. Городской час "пик" уже, к сожалению, наступил, и потому мне лишь с большим трудом удается втиснуться в троллейбус, выстояв немалую очередь. Сильно помятый, я наконец выхожу на нужной мне остановке. И вот я уже иду по знакомому мне двору, который, однако, неуловимо изменился с тех пор, как я здесь был в последний раз. Ну, конечно. Стало заметно меньше снега, кое-где проступила черная полоска асфальта, очистились от снега скамейки в палисадничке, и потемнела, осела ледяная горка. Во дворе никого нет, хотя еще довольно светло. Но в окнах окружающих домов кое-где горит свет. Я захожу в подъезд, и старый лифт, натужно лязгая, тянет меня на третий этаж. Виктор Арсентьевич уже дома, успел даже надеть свою красивую коричневую пижаму и теплые, отороченные мехом, домашние туфли. Открыв дверь, он радушно мне улыбается. Однако вид его мне не нравится. Он осунулся, покраснели словно от бессонницы веки, и взгляд стал какой-то рассеянный, беспокойный. Впрочем, все это можно заметить, если очень уж приглядываться. А если нет, то перед вами все тот же человек, невысокий, седоватый, невзрачный и с первого взгляда решительно незапоминающийся. Но я-то приглядываюсь к нему, поэтому сейчас отмечаю про себя малозаметные для других перемены, мелкие "нарушения" знакомого облика этого человека. В передней я снимаю пальто и обращаю внимание, что на вешалке висит только пальто Виктора Арсентьевича. Значит, Инна Борисовна еще не пришла с работы. Кепку свою я кладу рядом со шляпой Виктора Арсентьевича и пушистой меховой шапкой. Эту шапку он, наверное, надевает в холодные дни, она мне почему-то знакома. Виктор Арсентьевич проводит меня в уже знакомый кабинет, и я располагаюсь в огромном кожаном кресле возле журнального столика. Беспокойное книжно-журнальное море на полках и столах выглядит по-прежнему внушительно. Вероятно, по этой причине Виктор Арсентьевич его и не ликвидирует. По-прежнему висят и картины над диваном. Правда, мне кажется, что здесь что-то прибавилось, картины висят как будто теснее. Выходит, Виктор Арсентьевич продолжает пополнять коллекцию тестя? Как мне Олег Брюханов говорит: "Душа каждый раз радуется, как от встречи с близкими людьми". Однако в Викторе Арсентьевиче радости и покоя я сейчас что-то не замечаю. Наоборот, взвинченный он какой-то, все как будто дрожит у него внутри, и никак ему почему-то не удается успокоиться, даже притвориться спокойным ему к то до конца не удается. Я помню его совсем другим во время прошлых наших встреч. Тогда он был насторожен, однажды был даже испуган, когда узнал об убийстве Гвимара Ивановича, временами бывал сердит, недоволен, это я тоже помню. Но таким он еще не был. Сейчас он как-то по-особому взволнован, я никак не разберусь в его состоянии. На столике передо мной стоит вазочка с конфетами и другая, побольше, с яблоками. Тут же лежат сигареты, красивая газовая зажигалка, рядом стоит круглая большая пепельница из тяжелого чешского стекла, в ней несколько окурков. - Ну-с, так что же вас привело ко мне на этот раз? - с наигранным, ленивым добродушием спрашивает Виктор Арсентьевич и тянется за сигаретой. - Привело к вам мое предложение, которое, если помните, я внес в конце прошлой нашей беседы, - говорю я. - Тогда я вам сказал примерно так: давайте-ка отложим этот разговор и оба подумаем. Помните? - Припоминаю, - кивает Виктор Арсентьевич и придвигает ко мне вазу с яблоками: - Отведайте-ка. - Благодарю. Я лучше, с вашего разрешения, закурю... - И, продолжая беседу, вытаскиваю из пачки сигарету, затем щелкаю роскошной зажигалкой. - Так вот, мне действительно хотелось, чтобы вы подумали. Речь у нас, помнится, шла о том, что вот, мол, Гвимара Ивановича вы знали, даже приятелями были, а насчет некоего Льва Игнатьевича вы якобы ничего даже и не слыхали. Так вы мне говорили прошлый раз, не правда ли? - Совершенно верно, - кивает Виктор Арсентьевич. - Я и сейчас это утверждаю, имейте в виду. - И, кажется, еще категоричнее, чем в прошлый раз, - замечаю я. - Так же категорично. - Допустим. Тогда напомню вам кое-что еще из прошлого разговора. - Нет необходимости, - поспешно и довольно нервно прерывает меня Виктор Арсентьевич. - Я все прекрасно помню. - Иногда полезно еще раз напомнить, - возражаю я, отмечая про себя эту непонятную вспышку. - Так вот, мы пришли с вами к выводу, что дружба с Гвимаром Ивановичем бросает на вашу репутацию некое пятнышко. И я предположил тогда, что вы просто не хотите иметь второго, погрязнее, подтвердив свое знакомство с Львом Игнатьевичем. Так ведь? - Так, - сухо кивает Виктор Арсентьевич. - Если иметь в виду точность ваших воспоминаний. Но второго пятнышка я не боюсь, так как никакого Льва Игнатьевича знать не знаю. Тогда вам это сказал и сегодня повторяю. Эта откровенная ложь мне почему-то вдвойне неприятна. Наверное, потому, что привык видеть в Викторе Арсентьевиче жертву и считать его поэтому своим естественным союзником. А все шероховатости и неувязки, которые у меня до сих пор с ним возникали, казались мне либо недоразумениями, либо ошибками. Но сейчас Виктор Арсентьевич спокойно и нагло врет мне в глаза, решительно разбивая все мои прежние представления о нем. Эта ложь убеждает меня даже больше, чем все открытия Эдика в том, что Купрейчик действительно замешан в каких-то преступлениях, в большей или меньшей степени, но замешан. И это невольно ожесточает меня в разговоре с ним. - Ну так вот, Виктор Арсентьевич, что я вам должен сообщить. - решительно говорю я. - После нашей последней встречи прошло немало времени. За этот срок мы кое-что успели сделать. Во-первых, мы раскрыли кражу и скоро вернем вам украденные вещи и картины. - Не может быть! - восклицает пораженный и конечно же обрадованный Виктор Арсентьевич. - Неужели раскрыли? - Да. Представьте себе. - Ну, и... кто же все это украл? - Некие квартирные воры. Вы их не знаете. - Но... вы, кажется, говорили, что... Словом, они и в убийстве замешаны? - Нет. Не замешаны. Это два разных преступления и совершены разными людьми. Лишь случайно совпали по времени. - Ах, вот оно что... - И тут я вас хочу серьезно предупредить, - медленно и внушительно продолжаю я. - Мы, по существу, раскрыли и убийство Семанского. В нем оказались замешанными очень разные люди. Очень. Что касается двоих из них, которые непосредственно это убийство и совершили, то один арестован, второй... второй, к сожалению, погиб. - Как "погиб"?! - невольно вырывается у Виктора Арсентьевича. - Вас эта гибель не касается. Как, надеюсь, не касается и арест второго. Очень надеюсь... Тут Виктор Арсентьевич пытается что-то сказать, но я резким жестом останавливаю его и продолжаю: - ...Но есть и соучастники этого тяжкого преступления. Вот они пока что на свободе. - И вы их знаете? - нервно спрашивает Виктор Арсентьевич, ерзая в Своем кресле и с безразличным видом поглядывая куда-то в сторону. - Знаю. Я стряхиваю пепел с сигареты в придвинутую к моему креслу пепельницу и неожиданно замечаю в ней среди окурков две или три кривые, сплошь обуглившиеся спички. Кто-то, видимо, забавлялся, стараясь, чтобы они сгорели до конца. Стоп, стоп!.. На секунду я даже цепенею от охватившего меня волнения. Вот это открытие! Неужели до меня тут успел побывать уважаемый Лев Игнатьевич? И не вчера, нет, вчера его здесь не было. Да и пепельницу со вчерашнего дня, скорей всего, вытряхнули бы. Значит, сегодня он тут побывал, незадолго до моего прихода! Вот почему так взволнован Виктор Арсентьевич. Ну что же... - Да, я их знаю. И они пока на свободе, - повторяю я, приходя в себя. - Вы что-то вспомнили неприятное? - участливо спрашивает Виктор Арсентьевич, пытливо заглядывая мне в глаза. - Нет. Просто подумал, как бы мне яснее выразиться, чтобы вы меня поняли. - О, не беспокойтесь, я вас пойму! - поспешно откликается Виктор Арсентьевич. - Надеюсь. Так вот. Я уже вам сказал, да вы и сами знаете: убийство - страшное преступление. Самое, пожалуй, страшное Зачем же вы влезаете в это дело? Почему мешаете нам его раскрыть до конца? - Я?! Вы... Вы что?! Вы думаете, что говорите?.. Виктор Арсентьевич даже подпрыгивает в кресле, и лицо его заливается краской. Мои слова для него, конечно, полная неожиданность. - Да. Думаю, - спокойно подтверждаю я. - И для ясности кое-что вам сообщу. В этом деле есть не только убийцы. Есть и подстрекатель. Вы мешаете мне его обнаружить и задержать. - Я?.. Я вам мешаю?.. Чушь какая-то... - бормочет Виктор Арсентьевич, с опаской отводя глаза куда-то в сторону от меня. - Скажите, - неожиданно спрашиваю я, - вы знаете Георгия Ивановича Шпринца? - Я?.. Н-не знаю... - А вот он вас, представьте, знает. Я с ним беседовал всего три дня назад. - Да при чем здесь Шпринц?! - не выдержав напряжения, в отчаянии восклицает Виктор Арсентьевич. - Зачем вам понадобился этот жалкий человечек, можете мне сказать? Я пожимаю плечами. - Просто мне надо до конца раскрыть убийство Семанского. Только и всего. - А зачем вам для этого понадобился Шпринц? - Чтобы заставить вас говорить правду. - К-какую правду? - Сейчас скажу. Пока пойдем дальше. Розу Григорьевну вы тоже не знаете? Или все-таки знаете? - Розу Григорьевну? Да она-то какое имеет ко всему этому отношение? - Она имеет отношение к вам. Как, впрочем, и Шпринц. - Нет, я, кажется, сойду тут с вами с ума! - хватается за голову Виктор Арсентьевич и, вскочив с кресла, начинает возбужденно шагать по кабинету, огибая столы с наваленными на них журналами и книгами. Потом он резко останавливается передо мной и спрашивает: - Что вы от меня хотите? Глаза у него при этом совершенно измученные. - Чтобы вы сказали мне правду. - Так... Правду сказать... - бормочет Виктор Арсентьевич, снова начиная метаться по кабинету. - Правду, видите ли... Он вдруг крадучись приближается ко мне и, нагнувшись, тихо спрашивает: - А если правда кусается? Я просто физически чувствую, как ему сейчас страшно. - Что ж делать, Виктор Арсентьевич, - говорю я. - Не надо было соприкасаться с такой правдой. - Ах, много вы понимаете в жизни! Он досадливо машет рукой. Мне очень хочется кое-что сказать ему насчет жизни, насчет честной и нечестной жизни, и совести тоже, и о том, что он запачкал не только свое имя и жизнь покалечил не только свою. И еще - что за все в жизни приходится платить - и за хорошее, и за плохое. Только плата за хорошее обычно взимается вперед, и она не так уж велика, а за плохое платить надо потом, жестоко платить и неизбежно. Но я не вправе сейчас все это ему сказать. Поэтому я только строго его спрашиваю: - Короче. Будете говорить правду? - Ну что? Что вам надо, наконец? - мучительно морщась, как от зубной боли, спрашивает Виктор Арсентьевич и валится на диван. - Что говорить? - Вы знаете Льва Игнатьевича? - Нет, нет и нет! - А вот Шпринц говорит, что вы его знаете, - сухо возражаю я. - И Роза Григорьевна видела его у вас в прошлую пятницу. Наконец, всего час назад... И тут у меня в голове вдруг мелькает догадка. Нет, не час назад, не до моего прихода был здесь Лев Игнатьевич. В передней возле зеркала лежит его шапка. Именно его! Я ее узнал. Я ее вспомнил!

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  - 90  - 91  - 92  - 93  - 94  - 95  - 96  - 97  - 98  - 99  - 100  - 101  -
102  - 103  - 104  - 105  - 106  - 107  - 108  - 109  - 110  - 111  - 112  - 113  - 114  - 115  - 116  - 117  - 118  -
119  - 120  - 121  - 122  - 123  - 124  - 125  - 126  - 127  - 128  - 129  - 130  - 131  - 132  - 133  - 134  - 135  -
136  - 137  - 138  - 139  - 140  - 141  - 142  - 143  - 144  - 145  - 146  - 147  - 148  - 149  - 150  - 151  - 152  -
153  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору