ком.  Но  что же ему рассказать о  Косом?  Что могло особенно сильно
задеть сейчас Ваську?
     Цветков перебирал в памяти все,  что знал о нем,  все,  что рассказал
там,  в  Снежинске,  Лосев.  Косой насмехался над Васькой,  он  откровенно
презирал его...
     И вдруг Цветкова словно осенило.  Ну конечно!  Ведь Ваське,  особенно
сейчас, в эту трудную для него минуту, дороже всего... А Косой...
     - Еще  сообщил  Лосев,  -  медленно  произнес Цветков,  -  что  Косой
пробовал было насмехаться над  твоим отцом.  Говорил,  что воры заставляли
таких,  как  он,  им  пятки лизать,  парашу есть.  Это  чуть  не  погубило
Лосева...
     - Он так говорил? - Васька весь подался вперед.
     В его глазах засветилась такая ненависть и такая отчаянная решимость,
что  Цветков понял:  с  этого  момента Косой  будет иметь в  Ваське врага,
какого еще не имел. Это было больше чем необходимо, это было справедливо.
     И с неожиданной для него мягкостью Цветков сказал:
     - Ты,  Василий,  забудь, что было у тебя плохого. Это все прошло и не
вернется.  Понятно?  Отец твой был правильным,  настоящим человеком. Таким
будешь  и  ты,  его сын.  Можешь мне поверить.  Я,  милый,  кое-что в этом
понимаю.  И первое настоящее испытание тебе - Косой.  Тут дело тонкое.  За
ним  еще кое-кто стоит и,  может быть,  поопасней,  чем он.  Поэтому будем
действовать вместе.
     - Только бы скорее,  -  с  угрозой ответил Васька и,  вдруг вспомнив,
спросил: - А почему вы сказали, что Виталий чуть себя не погубил?
     - А он чуть в морду не дал Косому за те слова. Это, как ты понимаешь,
в наши планы не входило. В общем сорвался Лосев в тот момент.
     Васька ничего не сказал,  но по глазам его Цветков понял,  как близок
ему стал в этот миг Лосев.
     Потом они  договорились,  как  следует поступать Ваське,  когда Косой
даст о себе знать. Казалось, предусмотрели все.
     За  это  время звонил с  вокзала Откаленко,  сказал,  что поезд,  где
находится Починский,  прибудет на ближайшую станцию через два часа, что он
будет ждать сообщения оттуда у дежурного,  вот только добежит до ближайшей
аптеки, возьмет лекарства для сына, и назад на вокзал. Но Цветков приказал
не возвращаться.  Пусть дежурный позвонит ему,  он все равно задержится на
работе.  А  Откаленко надо  будет завтра рано  утром встретить на  вокзале
Лосева,  отвезти  домой.  Цветков продиктовал ему  номер  поезда  и  номер
вагона.
     И вот уже ушел Васька,  потом Цветков велел отпустить Люду: все равно
Починского привезут уже не раньше утра.
     Наконец прошло два часа,  потом три.  Цветков оглядел пустой стол,  с
которого он уже собрал все бумаги,  потом посмотрел на часы.  Ого!  И,  не
выдержав, сам позвонил на вокзал.
     - Только что получено сообщение, товарищ майор, - доложил дежурный. -
Гражданина Починского в поезде не оказалось.


     А на следующий день появился Лосев.  Чуть побледневший,  осунувшийся,
отчего  большие  его глаза под длинными ресницами казались еще больше,  но
по-прежнему легкий,  изящный,  одетый,  как всегда,  чуть франтовато,  он,
сконфуженно улыбаясь,  вошел в кабинет Цветкова.  У того в это время сидел
Откаленко.  Игорь изумленно посмотрел на друга,  потом перевел  взгляд  на
Цветкова и воскликнул:
     - Явление Христа народу!  Ты же болен,  черт возьми!  Я же тебя лично
еще утром уложил в  постель!  Мы  тебе цветы и  фрукты готовим!  Делегацию
составляем!
     - Мероприятие отменяется. - счастливо засмеялся Лосев.
     - Да как тебя домашние медики твои отпустили?  - не унимался Игорь. -
У тебя ведь еще вчера температура была.
     - Была и сплыла.
     - Врешь,  симулянт  несчастный!  Симулирует здорового!  Как  вам  это
нравится, Федор Кузьмич?
     - Совсем не нравится, - хмуро ответил Цветков. - А потому отправляйся
домой, Лосев.
     Виталий взмолился:
     - Федор Кузьмич,  ну хоть часок побуду!  Только узнаю, как дела идут.
Имею я в конце концов право узнать, как они идут?
     Цветков неожиданно смягчился:
     - Ладно.  Узнавай,  раз  пришел.  Вот  разыскиваем  этого  проклятого
артиста.  Родные и  те  не знают,  что думать.  Иди с  Откаленко,  он тебя
проинформирует.
     - Ну, а Косой?
     - Его ждет твой Васька.  -  И Цветков задумчиво прибавил:  -  Боюсь я
этой встречи.
     Виталий нахмурился.
     - Разрешите, я к нему загляну?
     - Нечего. Все договорено. И вообще он сейчас на работе.
     - Пошли,  симулянт,  - поднялся со своего места Откаленко. - Не будем
мешать начальству.
     Цветков добродушно усмехнулся.
     Друзья зашли к  себе в комнату,  уселись на диван и закурили.  Игорь,
добродушно усмехаясь, продолжал начатый в коридоре разговор.
     - ...Просто свихнулась на всяких лекарствах.  На то она,  конечно,  и
медсестра.  Но в отношении меня у нее только одно лекарство. Знает, что не
выношу ее слез. Вот и пользуется. Ну, да ладно! - перебил он себя. - Давай
лучше расскажи, как ты там воевал, в Снежинске.
     - Нет, - замотал головой Виталий. - Сначала ты расскажи, как вышли на
того артиста.
     - Это, старик, успеется.
     - Нет!  В  конце концов я больной человек.  Может,  это моя последняя
воля.
     Они  еще  не  кончили свое  веселое препирательство,  когда  позвонил
Цветков.
     - Живо ко мне!
     Он  сказал это таким тоном,  что Игорь,  а  за  ним Виталий опрометью
бросились из комнаты.
     Когда  они  появились  у   Цветкова,   тот  с  усмешкой  оглядел  их,
взволнованных и нетерпеливых, и сообщил:
     - Починского обокрали. Всю ночь пробегал, искал свои чемоданы. Сейчас
сидит у дежурного по вокзалу.
     - Обокрали? - ошеломленно переспросил Игорь. - И значит...
     - Вот именно, - заключил Цветков. - Ясно, что портсигар тоже уплыл.
     - Ну, знаете! - Игорь развел руками. - Это уже мистика.
     - Как же все случилось? - спросил Виталий.
     - Ничего не известно.  Откаленко, быстро в машину! И Починского сюда.
Будем разбираться.
     Через   полчаса  растерянный,   изнервничавшийся  Починский  сидел  в
кабинете Цветкова и  сбивчиво рассказывал,  еще  считая себя  лишь жертвой
чьего-то преступления:
     - Приехал я  на  вокзал задолго до отхода поезда.  Наших еще не было.
Зашел в ресторан. Думаю, перекушу. А то дома не успел, торопился...
     "И чего это ты так торопился, сукин сын?" - с усмешкой подумал Игорь.
     - Сто граммов водки заказал,  -  продолжал Починский.  -  Это я точно
помню,  не больше.  Потом подсел ко мне очень приличный человек.  Инженер.
Командированный.  Ну,  выпили...  -  Починский замялся.  - Порядочно, надо
сказать.  Он  что-то рассказывал.  Я  тоже.  Увлеклись.  Потом он попросил
постеречь его чемодан,  в туалет пошел.  Потом и я пошел.  Возвращаюсь,  а
чемоданов моих нет. А его стоит. Я туда, сюда. Нет его!
     - Почему не заявили сразу в милицию?
     - "Почему",  "почему"!  - раздраженно ответил Починский. - Потому что
милиция только в книгах хорошо работает да на сцене...
     - Когда вы ее изображаете, на юморе, - насмешливо заметил Игорь.
     - Не  остроумно,  -  отрезал  Починский.  -  Лучше  вот  найдите  мои
чемоданы.
     Цветков невозмутимо кивнул головой:
     - Постараемся. Какие у вас там были вещи?
     - Вам что, все их перечислить?
     - Обязательно.
     - Что ж, пишите, - иронически усмехнулся Починский. - Костюм светлый,
бежевый, потом серый пиджак, совсем новый, между прочим...
     Он стал перечислять свои вещи. Игорь записывал.
     Когда Починский, наконец, кончил, Цветков спросил:
     - Это все?
     - Все, если не считать мелочей.
     - Назовите и мелочи.
     - Булавки, иголки, зубную щетку, да?
     - Да, и их.
     - Вы  что,  издеваетесь надо мной?  -  возмутился Починский.  -  Меня
обокрали, кто-то совершил преступление, а вы...
     Цветков, хмуро глядя ему в глаза, отчеканил:
     - Сбавьте тон. Мы сейчас перейдем к вашему собственному преступлению.
     - Что?! Что вы сказали?!.
     - Что слышите. Где портсигар из музея?
     - Какой портсигар?!  Я не знаю никакого портсигара! - полные щеки его
залились краской,  глаза забегали по сторонам.  Он кричал все громче,  все
озлобленнее.  -  Это что за приемы?! Я буду жаловаться! У нас на просмотре
ваш министр был!  Я  ему немедленно позвоню,  вот увидите!  Я  в ЦК партии
позвоню! Вы еще меня не знаете!..
     Цветков все так же невозмутимо оборвал его:
     - Прежде чем звонить и  жаловаться,  может быть,  пригласим Данилову?
Она вам кое-что напомнит,
     - Не знаю никакой Даниловой!
     - То  есть как это не  знаете?  -  вмешался Игорь.  -  Заговариваться
начинаете?
     Починский посмотрел на него взбешенными глазами, потом нервно сказал:
     - Да, да, действительно. Но при чем тут она?
     - Может быть,  перестанете валять дурака?  - хладнокровно осведомился
Цветков. - И все честно расскажете?
     Но тут вдруг Починский заплакал.  Видно,  нервы его не выдержали.  Он
тяжело всхлипывал, и по толстым щекам потекли слезы.
     - Я   не  могу...   Все  так  неожиданно  навалилось...   Я   человек
впечатлительный... Такой грубый нажим...
     Игорю стало противно, и он безжалостно заметил:
     - Только не грозите кончить самоубийством.  И в кино сниматься нам не
обязательно.
     - Издеваетесь!..  -  визгливо,  сквозь слезы крикнул Починский. - Еще
издеваетесь!..
     Виталий слушал,  чувствуя,  как  начинает нестерпимо болеть  голова и
озноб пробирает тело. "Все-таки температурка есть", - подумал он.
     - Будете говорить или нет? - холодно спросил Починского Цветков.
     - Только не вам!..
     - Придется нам, гражданин Починский.
     - А  я  не  могу...   с  вами...  разговаривать!..  У  меня  нет  сил
выносить...  ваши издевательства...  -  он еле сдерживал рыдания,  большие
пухлые руки его тряслись, когда он вынимал платок, чтобы вытереть слезы.
     Цветков брезгливо сказал:
     - Рассказывайте, Починский. Чего уж там.
     - И не устраивайте бесплатных спектаклей, - вставил Игорь.
     - Уберите его!.. - завизжал Починский. - А то я за себя не отвечаю!..
     Цветков строго посмотрел на Игоря, и тот, усмехнувшись, проворчал:
     - Теперь мы за вас отвечаем.
     Он умолк, скосив глаза на Виталия и как бы приглашая того в свидетели
этой сцены.  Но тут же взгляд его стал озабоченным.  Игорь встал и  сказал
Цветкову:
     - Федор Кузьмич, разрешите нам с Лосевым выйти. Я его домой отвезу.
     Цветков поглядел на Виталия и кивнул головой:
     - Давайте.
     - Не пойду,  - решительно возразил Виталий и вдруг, словно по наитию,
многозначительно добавил: - Я хотел бы кое-что еще узнать о том инженере.
     Цветков и Откаленко переглянулись, и Цветков пожал плечами:
     - Ладно. Слушай.
     Игорь недовольно уселся на свое место.
     - Ну,  теперь по порядку, - обратился к Починскому Цветков. - Первое.
Зачем вам нужен был портсигар?
     На толстом лице Починского появилось выражение почти трагическое,  и,
театрально вздохнув, он сказал:
     - Хорошо.  Слушайте же.  Я сам не знаю,  что со мной творилось.  Если
хотите,  это тоже по Достоевскому.  И это будет почти исповедь. - Он снова
вздохнул и,  сделав многозначительную паузу,  приступил к рассказу:  - Все
началось с  постановки у  нас в театре пьесы одного австрийского классика.
На  премьере,  которая прошла с  грандиозным успехом,  -  я  играл одну из
главных  ролей  -  присутствовали сотрудники  посольства.  А  потом  посол
устроил  прием  в  честь  участников  спектакля.   И  там,  на  приеме,  я
познакомился с одним искусствоведом. Обаятельнейший человек! Он восхищался
Москвой,  ее музеями.  Потом заговорил о  музее Достоевского,  о том,  как
популярен Достоевский на Западе.  И между прочим, сказал, что там за любой
сувенир Достоевского,  за любую его вещицу платят колоссальные деньги.  "Я
бы,  - сказал он со смехом, - и сам, не задумываясь, отдал бы..." - тут он
назвал  громадную  сумму.  Ну,  посмеялись.  Потом  заговорили  о  другом.
Обменялись адресами.  В  тот  момент я  и  не  подозревал,  как трагически
обернется для меня этот памятный вечер...
     Починский говорил  с  чувством,  голос  его  звучал  то  зловеще,  то
насмешливо, то грустно, он судорожно прижимал к груди свои большие розовые
руки или делал эффектные жесты,  помогая рассказу. Починский явно старался
очаровать,  подкупить слушателей этой  своей игрой,  не  чувствуя всей  ее
неуместности и бессмысленности.
     - ...Вскоре я,  клянусь вам,  забыл об  этой  встрече,  -  с  пафосом
продолжал он. - И вдруг узнаю, что театр едет в Австрию на гастроли. И тут
мне словно что-то в  голову ударило:  вот бы привезти с собой какую-нибудь
безделицу Достоевского!  Пошел в  музей,  увидел этот портсигар и  потерял
покой.  Это  было  как  наваждение,  как  рок  какой-то!  Снился  он  мне!
Представлял -  да  так  живо!  -  как  позвоню  по  приезде в  Вену  этому
искусствоведу,  как  встретимся,  как  передам ему  портсигар.  Деньги уже
распределил, хозяином их себя уже чувствовал. И так и сяк их тратил. Потом
планы начал составлять,  как этот портсигар...  ну,  достать, что ли, - он
глубоко вздохнул, широким жестом промокнул вспотевший лоб и горестно, чуть
заискивающе улыбнулся.  -  Конец этой трагедии вы знаете.  Но клянусь, все
это было как мания,  как болезнь.  В  принципе я честный человек и никогда
раньше...
     - Раньше было тоже не все хорошо,  -  сухо заметил Цветков. - Нам уже
кое-что известно о вас.
     - Это клевета! - воскликнул Починский. - У меня есть завистники! Я их
знаю!..
     - Об  этом потом,  -  остановил его Цветков и,  взглянув на  Виталия,
сказал:  -  Теперь расскажите нам о том инженере.  Что он вам говорил, как
выглядел?
     Починский замялся.
     - Я...  я,  признаюсь,  не очень был трезв...  Поэтому боюсь,  что не
много помню.
     - Постарайтесь все-таки вспомнить.
     - Ну,  что он  говорил...  Что инженер.  Командированный...  Да!  Что
приехал с Севера...
     - С Севера?! - вырвалось у Виталия. - Он так сказал?
     - Да, сказал, - растерянно подтвердил Починский. - А что?
     Виталий покачал головой.
     - Ничего, ничего. А говорил он вам, что у него много денег, что будет
широко жить в Москве? Такси, рестораны...
     - Да!  Представьте себе,  говорил!  -  оживился Починский. - Он... он
даже,  мне кажется,  платил потом по счету.  Говорил, что любит московские
рестораны.
     - Какие именно, называл?
     - Не помню...  -  наморщил лоб Починский.  - Видит бог, не помню. Да!
Сказал,  что любит тихие рестораны,  не в центре.  "Тихие,  -  говорит,  -
встречи люблю". Да, да, это я почему-то запомнил.
     - Интересно, почему? - живо спросил Виталий.
     - Сам не знаю, право.
     - Как он выглядит? - спросил Цветков. - В чем одет?
     - Что вам сказать?  Ну,  высокий,  плотный, лицо узкое, лысоватый, но
совсем  не  старый.  А  трепач  страшный!  Такой,  представьте,  свойский,
обходительный, я бы даже сказал, неглупый, мерзавец...
     Починский вдруг смутился и покраснел. Он, видимо, вспомнил, что и сам
здесь не только в качестве жертвы.
     - Одет как? - снова спросил Цветков.
     - Одет? Все, знаете, совершенно новое. Я даже обратил внимание. Серый
костюм, серые ботинки, синяя рубашка.
     - Так,  так,  -  задумчиво произнес Цветков,  -  Ну,  а  вы  ему  про
портсигар рассказывали?
     Починский смущенно усмехнулся.
     - Черт  его  знает!  Прихвастнул,  кажется.  Вот,  мол,  подарок везу
приятелю в Австрию.
     - Все ясно,  -  решительно сказал Цветков. - А теперь садитесь и все,
что вы нам рассказали, напишите. Это в ваших интересах.
     Починский насторожился.
     - Но имейте в виду,  -  вкрадчиво сказал он, - что портсигар все-таки
украл не я.
     Откаленко насмешливо спросил с дивана:
     - Вы это тоже учли, составляя свой план?
     - А я с вами вообще разговаривать не желаю! - вспыхнул Починский.
     Потом  он  долго  сидел над  листом бумаги,  сосредоточенно обдумывая
каждую фразу и поминутно вытирая со лба крупные капли пота.
     Все это время Цветков, надев очки, невозмутимо читал какие-то бумаги,
а Откаленко с Лосевым курили и тихо беседовали о чем-то постороннем,  сидя
на  диване.   Служебные  разговоры  вести  сейчас  не  полагалось,  и  оба
посмеивались над  своими усилиями обходить то  главное,  что  волновало их
сейчас.
     Совсем  стемнело,  и  Цветков зажег  лампы  -  маленькую настольную и
большую под потолком.
     Наконец Починский кончил и  положил на стол исписанные листы.  За это
время он, видимо, успокоился и даже кое-что прикинул про себя, потому что,
уходя, уже в дверях - Цветков его отпустил, отобрав подписку о невыезде из
Москвы, - он сказал:
     - Я еще раз повторяю, что портсигар из музея не крал и, между прочим,
ту  девицу красть тоже не  заставлял.  На  этот счет она  все  врет.  Сама
вызвалась.
     Ему ничего не ответили, и Починский, усмехнувшись, вышел.
     - Ну, два сапога пара, - покачал головой Откаленко.
     А Виталий прибавил:
     - Эдак он ее, пожалуй, все-таки утопит. А, Федор Кузьмич?
     - Навряд, - покачал головой Цветков. - Разобраться тут нетрудно, - он
откинулся на спинку стула и посмотрел на обоих своих сотрудников.  - Ну-с,
милые,  что будем делать дальше? - и он остро взглянул на Виталия. - Что ж
это за инженер, как думаешь?
     - Заседание продолжается,  -  весело подхватил Игорь.  -  Вся  Европа
смотрит на вас, товарищ Лосев. Изрекайте по силе возможности.
     Виталий улыбнулся.
     - Сейчас изреку,  -  и уже серьезно закончил:  - Боюсь, это тот самый
Поп,  Федор Кузьмич.  Ведь у него документы какого-то инженера с Севера. И
еще многое совпадает. Я же помню содержание письма.
     - Но как он попал на Киевский вокзал?  -  спросил Игорь.  -  Он же не
любит шумных ресторанов.
     - М-да,  -  задумчиво кивнул Цветков.  - Давайте прикинем по времени.
Если письмо было послано с  дороги,  то в  Москве он уже дня два.  Так?  И
приехал на Ярославский вокзал, если ехал с Севера, как тот инженер.
     - Но привет он передал из "снежной Сибири", - заметил Виталий.
     - Ага.  Тогда,  скорей всего, Казанский вокзал. Почему же он очутился
на Киевском? Давайте, милые, рассуждать, - предложил Цветков.
     - А что? Он преступник активный, - сказал Лосев. - Искал там жертву.
     Откаленко отрицательно замотал головой.
     - Скажешь тоже!  Он не только активный, но и опытный, знает, что ему,
беглому, появляться на вокзале опасно. Потом он набит деньгами пока. Зачем
же рисковать?
     - Тут,  милые мои,  два  вопроса,  -  вступил в  разговор Цветков.  -
Первый.  Надо разослать запрос:  кто из пассажиров, следовавших поездом из
Сибири в  Москву в  такие-то дни,  заявлял о пропаже документов.  Тогда мы
установим фамилию,  под которой этот Поп сейчас скрывается.  И  еще.  Надо
проверить сообщения о  побегах.  Может,  узнаем  его  настоящую фамилию  и
кое-что еще о нем.  Теперь второе.  Обратили внимание? Уж слишком чисто он
одет.  А в Москве провел две ночи, не меньше. Значит, не у шпаны ночует, а
в культурном месте.
     - В гостиницу он,  конечно,  не сунется, - убежденно заметил Игорь. -
Там паспорт надо на прописку сдавать. Его в милицию понесут.
     Цветков утвердительно кивнул.
     - Ясное дело,  не  сунется.  А  культурных знакомств у  этого волка в
Москве, конечно, нет. Где ж он ночует? Вопрос.
     - Мало ли! - ответил Виталий. - Комнату снял.
     - Э,  нет,  -  Цветков  усмехнулся.  -  Нынче  народ  в  Москве  стал
осторожнее. Первому встречному никто комнату не сдаст.
     Но Виталий не сдавался.
     - А он в дороге с кем-нибудь познакомился.  Наконец,  роман завел. Он
же вон какой общительный!
     - Не думаю,  -  снова не согласился Цветков.  -  В  квартире соседи -
глаза,  уши,  любопытство.  А он беглый.  Скорей, милый, другое. - Цветков
секунду  помедлил и  продолжал уже  задумчиво,  словно  советуясь с  самим
собой:  -  Может  он,  к  примеру,  поднаврать,  сунуть рубль-другой и  на
вокзале,  в комнате для транзитн