Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
ает Раечка.
- Дальше я стал рассуждать...
- Вот в чем прелесть всякого детектива, - перебивает Раечка. - Значит
стали рассуждать?
- Да. В таком приблизительном плане. Значит, приезжала посторонняя машина.
Ее видела дежурная. Это был газик с брезентовым верхом. Стоял этот газик
не у подъезда и не на улице, а на заднем дворе, за главным корпусом, около
котельной и склада. Там же вход в столовую для персонала.
- Видите? В детективе все имеет значение, - внушительно говорит Раечка и
поднимает палец. - Все! Каждая мелочь.
- А как же, - со скромной гордостью рокочет Игорь Леонидович. - Именно.
Тем более что все это было в обед. И в то время не одна та машина во дворе
стояла. Угадываете ход мыслей?
- Не совсем, - заинтересованно откликается Яков Захарович. - Ты решил
выяснить, не обедал ли в той столовой для персонала и водитель газика?
- Нет-нет! - восклицает Раечка и даже хлопает в ладоши. - Я поняла. Вы
решили найти других шоферов, да?
- Именно, - довольно урчит Игорь Леонидович. - Умница. Я всегда утверждал:
женщина - прирожденный сыщик. Впервые я в этом убедился вскоре после
женитьбы. У моей супруги неожиданно обнаружились поразительные
способности. Что-нибудь не только скрыть, а просто недосказать оказалось
немыслимым.
- И вы, конечно, дали ей полную возможность развить этот талант? -
невинным тоном спрашивает Раечка.
- Она эти возможности находила сама. Уф... - отдувается Игорь Леонидович.
- Но как же вы все-таки действовали дальше? - возвращаю я его к главной
теме.
- А вот как, - с воодушевлением продолжает Игорь Леонидович. - Кто лучше
знает и запоминает машины, как не шоферы? И кое-кто из шоферов непременно
в этот час обедал в столовой, раз перед ней машины стояли. Вот я и решил
этих шоферов найти.
- Гениально! - вполне искренне восхищается Яков Захарович. - В духе лучших
рассказов Конан-Дойля.
- Ну и что же, нашли вы нужного водителя? - спрашивает Раечка.
- Конечно, нашел, - гордо произносит Игорь Леонидович. - Даже двоих. Оба
этот газик видели. А один из них даже сказал, из какого он колхоза. Ну, а
дальше все было, как говорится, делом техники. Как видите, никакого
героизма не потребовалось.
- Но зато была тайна, - смеется Раечка. - И какая! Похищение. Это же жутко
интересно. Может быть, там и любовь была замешана?
- Чего не знаю, того не знаю, - качает головой Игорь Леонидович. - Может
быть, и была.
Последние его слова наталкивают меня на некоторые размышления. Сам
рассказ, как я и предполагал, ничего не дал нового. Но если Павел ухаживал
за Верой и нравился ей, то, может быть, и он с ней поехал? Нет, тогда бы
искали и его. А впрочем... Сосед Павла мог и не поднять тревоги. Даже
наоборот, мог из дружеских соображений скрыть такое нарушение режима. Эх,
только бы установить, что Павел ездил вместе с Верой или вообще кто-то
ездил с ней в тот колхоз! Вера сказала, что она ездила туда "по служебным
делам". А что, если и мне съездить туда "по служебным делам"? Ведь
председатель наверняка запомнил Верин визит. И если Вера приехала не
одна... Пожалуй, это неплохая идея. Заодно интересно будет узнать, что это
за служебные дела оказались у Веры.
Мы уже давно пообедали и сейчас машинально потягиваем из стаканов
кисленький компот, увлеченные рассказом Игоря Леонидовича. Поднимаемся мы
из-за стола, кажется, самыми последними и идем по опустевшему залу, где
снуют лишь официантки, убирая грязную посуду.
Между прочим, я только сейчас замечаю, что здесь все знают Игоря
Леонидовича и чуть не каждая официантка, уборщица и сестра с ним
приветливо здоровается и называет по имени и отчеству. Во дворе нам
попадается Мотька, так и тот сначала здоровается с Игорем Леонидовичем, а
потом кивает мне, довольно, кстати, снисходительно.
Двор большой, и зданием столовой он разделен как бы на две части. Та, куда
мы сейчас вышли, даже не двор, а сад, с клумбами, дорожками, подстриженным
кустарником вдоль них, раковиной эстрады и рядами скамей перед нею, а
дальше, за тенистой аллеей, - спортивные площадки и второй санаторный
корпус с большими, во всю стену, окнами и лентами пестрых балконов. А вот
по другую сторону столовой раскинулся хозяйственный двор. С того места,
где мы стоим, видна только часть его: потемневшая от времени стена склада,
торец главного корпуса с дверью, ведущей в котельную, асфальтовая площадка
для машин и распахнутые ворота с будкой для сторожа.
В этот момент в ворота лихо вкатывает старенький газик, дребезжа всеми
своими металлическими суставами, взвизгивает тормозами и резко, "на всем
скаку" замирает возле двери в котельную.
Из газика выскакивает паренек, с силой хлопает дверцей и, обогнув машину,
скрывается в черном проеме двери.
Игорь Леонидович поворачивается к нам и говорит, кивнув в сторону
подъехавшей машины:
- Вот, кстати, живой свидетель всей этой истории с девицей. Он ее увез, он
ее и привез.
- Ой! - всплескивает руками Раечка. - Может быть, он теперь меня увезет?
Это так романтично! А вы будете искать.
- Если история повторяется дважды, - иронически замечает Яков Захарович, -
то, как известно, первый раз это может быть трагедия, а второй раз уж
непременно фарс. Так что лучше придумайте что-нибудь оригинальное,
мадемуазель.
- Я постараюсь, - кивает Раечка. - Но на этот раз героем будете вы,
приготовьтесь.
- Ну, тут есть кое-кто помоложе, - усмехается Яков Захарович, бросая
взгляд в мою сторону.
- К сожалению, не получится, - притворно вздыхает Раечка. - Товарищ Лосев
совершает подвиги в честь другой дамы.
Она, конечно, намекает на мой недавний разговор с Валей, когда я
признался, что чувствую себя как собака на сене. Но мне вдруг становится
не по себе, мне кажется, что Раечка имеет в виду Веру.
- Так вы узнали не только машину, но и водителя? - спрашиваю я Игоря
Леонидовича. - Вот это память!
- Да уж... - самодовольно хрипит он. - Не жалуюсь. Уф!.. Его, кстати,
Анатолием зовут. Это я тоже помню.
- Ой, одолжите мне вашу память! - восклицает Раечка. - Сдам минимум и
верну, честное слово.
Тем временем мы спускаемся по широким ступеням в сад, и тут мои спутники
меня покидают, они все живут в главном корпусе, а я во втором.
Но я и не думаю идти к себе в комнату. Я неторопливо пересекаю сад, огибаю
здание столовой и оказываюсь на заднем дворе. Далее я следую прямо в
котельную. Я прекрасно запомнил парня, выскочившего из газика.
Спустившись по гулкой железной лестнице в душную темноту котельной, я
начинаю ориентироваться по голосам, доносящимся до меня из глубины
коридора, и медленно, вытянув вперед руки, пробираюсь в их сторону. Слов я
вначале не разбираю, слышу лишь, как громко переговариваются два, а может
быть, и три голоса.
Но постепенно я начинаю разбирать слова. Ребята орут что есть силы,
перекрывая вой пламени в котлах.
- У тебя же братан на базе работает! - запальчиво кричит кто-то из парней.
- У них там этого добра навалом. Я тебе бутылку поставлю. А если в сборе -
красненькую отвалю, ей-богу.
- Их сейчас поприжали, - колеблется второй.
- Тю! Всюду прижимают и всюду достают, если надо. Что, я не знаю. А тут
машина стоит, соображаешь?
- А тебе-то что? Твоя, что ли, стоит?
- Так мне ж на ней работать!
- И направо, и налево, - смеется третий голос. - Ты парень ходовой,
Толясь, не теряешься.
- И как ты на ней от Москвы допилил? - спрашивает второй голос.
- А что? Новая же машина. В ней один карбюратор только инвалидный. Для
блезиру поставили. Если бы не он, только бы я такую машину и видел. А так
она уже ждала меня, милая, ненаглядная. В пять минут актик сварганили.
- По блату, значит?
- Вроде того. Ну как, Севка? Значит, или новую иглу, или весь карбюратор в
сборе, усек?
Но тут я толкаю дверь и заглядываю в котельную. Ну, и здорово же там
жарко! Двое из ребят без рубашек, перепачканы в угле. Это, конечно,
местные. А третий - приезжий, он в кожаной куртке на "молнии", с кепкой в
руке. Все трое молча глядят на меня.
- Здорово, - говорю я. - Анатолий здесь?
- Ну, я, - настороженно говорит парень в кожаной куртке.
- Потолковать надо. Выдь во двор.
- А ты кто?
- "Кто, кто"! - грубовато отвечаю я. - Выдь, говорю. Здесь не продохнешь.
Чего боишься?
- Надо мне бояться, - сердито бурчит Анатолий. - Сейчас выйду. Ступай к
машине.
- Ну, давай. Жду.
Я ухожу, нарочито громко топая по дощатому полу коридора. Чтоб не думали,
что я интересуюсь их секретами. Хотя и любопытно бы знать, о какой это
машине говорил ребятам Анатолий, как это он так ловко ее в Москве оформил.
Значит, выдали ее за списанную, что ли? Ох и ловкач, видать, этот
Анатолий. Да и один ли он такой в этом колхозе? И вот туда "по служебным
делам" ездила Вера, с этим самым прохвостом Анатолием, кстати.
По той же железной, гремящей лестнице я выбираюсь на двор и тут убеждаюсь,
что снова льет дождь. Не раздумывая, залезаю в машину и принимаюсь ждать
Анатолия.
Как же мне вести с ним разговор? Ту поездку с Верой, наверно, запомнил. И
конечно, помнит, ездил ли кто-нибудь с ней, или она поехала одна. Значит,
остается только завести с ним разговор о Вере и о той поездке. Кажется,
все тут просто? Но это только кажется. Анатолий, по-видимому, только что
вернулся из Москвы, получал там машину для колхоза. Вполне возможно, что
получал ее как раз по разверстке того самого управления, где работала
Вера. Меншутин говорил мне о таких операциях, в соответствии с решением
Моссовета. И вот Анатолий, попав в Москву, мог зайти в управление и... и
узнать о смерти Веры. Или мог побывать там раньше и увидеться с Верой, с
еще живой Верой. Как же ему напомнить о ней?
В этот момент сквозь потоки дождя за ветровым стеклом я замечаю, как в
дверном проеме котельной появляется долговязая фигура в черной кожаной
куртке и мятой кепке. Анатолий оглядывается и, видимо, замечает меня в
машине. В два прыжка он оказывается возле дверцы, с силой рвет ее на себя
и валится на сиденье возле меня, ухватившись руками за рулевое колесо.
Теперь я могу рассмотреть его получше. У него круглое лицо с вздернутым
носом, густые, суровые брови и хмурые глаза. Словом, парень решительный,
инициативный и находчивый, как, впрочем, все шоферы. Сейчас он смотрит на
меня весьма подозрительно и с неудовольствием спрашивает:
- Ну, чего тебе?
- Толь, ты помнишь Веру? - в свою очередь, но вполне миролюбиво, даже
дружески, спрашиваю я его. - Прошлым летом из Москвы сюда приезжала, ты
еще в колхоз к себе ее возил.
- Почему ж не помню? Помню, - спокойно отвечает Анатолий, и в голосе его
исчезает настороженность, кажется, ему даже приятно это вспомнить.
- Ты после ее видел?
- Не, - вздыхает Анатолий и лезет в карман куртки за сигаретами. -
Отличная девка. А ты ее откуда знаешь?
- Сестренка моя.
Который раз уже произношу я эти слова, и каждый раз они волнуют меня не
фальшью своей, а какой-то странной, нереальной своей правдивостью, словно
и в самом деле стала мне Вера близкой, стала почти сестрой. Мистика
какая-то, а мне почему-то не по себе.
- Ну да? - изумляется Анатолий. - Чего же она тебе про меня говорила,
интересно?
- А вот что есть такой Толя, что парень хороший, честный.
- Уж прямо так и "честный"? - смеется явно польщенный Анатолий. - Нашему
брату во всем честным быть никак нельзя. А то не только не заработаешь, а
и ездить будет не на чем.
- Ладно тебе, - я машу рукой, - на самого себя наговаривать. Что ж ты,
жулик, украл чего?
- Ну, украл не украл, а ловкость рук требуется. Вот, к примеру, Вера
тогда. Документики привезла. А что за документиками, соображаешь? - Он
делает неопределенный жест рукой и подмигивает. - За ними, брат, -
переговоры.
- С тобой? - усмехаюсь я.
- Зачем?! Мое дело маленькое: получить - доставить, угнать - пригнать. Как
прикажут. А переговоры начальство ведет.
Он снова подмигивает и протягивает мне сигареты. Я с удовольствием
закуриваю.
- Вере тогда заночевать у вас пришлось, - равнодушно говорю я между двумя
затяжками.
- Ага. Ливень. А у нас в двух местах дорогу враз размывает. В темноте
лучше не ехать.
- А зачем ей вообще надо было ехать? Передала бы с тобой бумаги, и делу
конец.
- "Передала бы"! - Анатолий смотрит на меня иронически, как на круглого
несмышленыша. - Там же личное письмо к нашему председателю было. Ну, и ей
он тоже кое-что в руки передал. Я так понимаю. А она тоже вроде тебя, - он
неопределенно шевелит пальцами около виска. - В делах ни бум-бум. Я же
видел.
- А чего ты видел?
- Я-то? - хитро косится на меня Анатолий. - Чего видел, того не понял, а
что понял, того не видел. Ясно?
- Куда яснее, - смеюсь я. - Да меня, в общем-то, это все не касается,
чтобы еще напрягаться. А Вера с тобой одна ездила?
- А это разве тебя касается? - смеется Анатолий.
- Фью! - презрительно усмехаюсь я. - Тут секрета нет и не было. Будь
спокоен. Глупость одна была.
Я говорю нарочито туманно, но Анатолий этого не замечает, для него мои
слова звучат, видимо, вполне конкретно.
- Ну да, "глупость", - говорит он. - Тот деятель, как тигр, рвался в
машину. Вера ему говорит: "Я по делу еду, а не гулять. Неудобно, мол, тебе
ехать". А он в одну дуду: "Не пущу тебя одну, и все". Ну, цирк. Я и то не
выдержал. "Что ж, говорю, съедим мы ее, что ли?" - "А ты, говорит, в чужие
дела не суйся". Ну, а Вера, та тоже с характером. Нет, и все. А тот... Был
бы у него пистолет, застрелил бы, ей-богу. А ты говоришь, "глупости"...
- Это Павел-то?
- А кто же еще?
- Ну, а Вера как с ним?
- Она с ним спокойно. Когда поехали мы, я еще не раскумекал, что к чему, и
говорю: "Ревнивый у вас супруг". А она смеется. "Пока, говорит, не
супруг". - "Что ж, говорю, надо погулять напоследок, а?" Но Вера твоя на
этот счет строгая оказалась. Я таких, между прочим, не люблю, но уважаю.
Когда заночевать пришлось, все беспокоилась: "Павлик, мол, с ума сходит"
Как они там, небось поженились?
Я невольно вздыхаю. У меня не поворачивается язык рассказать ему о том,
что случилось с Верой. Да и не следует это рассказывать.
- Нет, не поженились, - отвечаю я.
И машинально закуриваю новую сигарету.
Анатолий, вдруг посерьезнев, говорит:
- Бывает. Всяко, знаешь, в жизни бывает. И с нашим братом тоже, не думай.
То живешь-живешь, как трава. Есть-пить имеется, от сих до сих вкалываешь,
выпить - пожалуйста, баба тоже тут. Вечером - телевизор. Все вроде
нормально. Все у тебя есть. Даже на красной доске висишь. И вдруг словно
какой умный человек тебя издалека толкнет. Как ты, чучело, живешь? И как
вокруг живут и еще дальше? Ты оглядись, ты прислушайся. Куда все движется,
куда несется? Сегодня ты вот на столечко обманул, а вчера тебя во-он на
сколько обманули... - Анатолий то указывает на кончик пальца, то разводит
в стороны руки.
И передо мной на минуту оказывается словно совсем другой человек.
- Да, Толя, - соглашаюсь я. - Сейчас нельзя как трава жить. Сейчас
соображать надо, что к чему.
Но Анатолий снова бесшабашно машет рукой.
- Меня еще в парламент не выбрали, - насмешливо говорит он, глядя в
мокрое, иссеченное дождем стекло. - И президента под суд я отдавать пока
не собираюсь. Даже где для колхоза три машины и автобус достать, тоже не
мне пришлось соображать, а Евгению Матвеевичу.
- Это председатель ваш?
- Ага. Сначала бумаги в Москву писал, потом гонца послал, потом сам
московский начальник с супругой приезжал, здесь лечился, в этом санатории,
в люксе. А потом вот Веру прислал. Только после этого машины и выцарапали.
"Наверное, сам Меншутин к ним пожаловал, - с невольной издевкой думаю я. -
Сначала, конечно, все им объяснил, как жить, как работать, чего думать. А
потом снизошел и облагодетельствовал. Ну, да им тут хорошо. Любое
начальство к себе заполучить могут, кому лечиться надо".
- Наш Евгений Матвеевич тоже блоху подковать может, если потребуется, -
улыбается Анатолий. - Да так, что и сама блоха не заметит. Вот такой
народный умелец, - он неожиданно вздыхает и говорит уже другим тоном: -
Ладно, Хватит трепаться. Ехать надо. А то наш умелец шкуру спустит.
- Толя, а ты больше этого Павла не встречал? - на всякий случай все же
спрашиваю я перед тем, как расстаться.
- Видел я его, - неожиданно сообщает Анатолий и усмехается. - Летом этим
видел. Здесь, в городе. Но останавливаться мне ни к чему было. Скучный он
шел. Я и то подумал, как у них там с Верой.
- Понятно. Ну, бывай, Толя.
Я жму ему руку и выбираюсь из машины.
Дождь уже не льет, а сыплет, мелкий, холодный. Меня пробирает озноб. Ну и
погодка, чтоб ей пусто было.
Анатолий заводит мотор, лихо разворачивается вокруг меня по двору и
вылетает за ворота.
Я тороплюсь к себе в корпус. Надо одеться потеплее, натянуть плащ и
отправляться на свидание с Дагиром.
У меня уже нет сомнений: Костя прав, надо искать этого неведомого Павла,
фамилии и места жительства которого я еще не знаю. Зато я знаю кое-что о
самом Павле. Если он мог так разозлиться, когда Вера уехала без него, то
на что он мог решиться, когда Вера отказалась выйти за него замуж? А ведь,
по словам Кати, Вера отказалась. Он что же, сумасшедший, этот парень? Да,
но себя он при этом не убил и в руки правосудия тоже себя не отдал, а
постарался трусливо скрыться. И если все так, то это не сумасшедший, это
негодяй, которого надо найти и судить как убийцу.
Я иду по улице и от злости даже не выбираю дорогу, а шагаю прямо по лужам.
Прохожих почти не видно, хотя под густыми кронами деревьев, растущих вдоль
тротуара, совсем сухо. Временами, правда, вместо деревьев тянется
подстриженный кустарник, и тогда дождь с ветром сечет лицо, а на
перекрестках мостовые полны воды, и обойти эти огромные лужи невозможно.
Вот и грязелечебница - великолепное старинное здание из бурого камня, оно
массивно, громадно и изящно, как древние римские бани.
По красивой изгибающейся лестнице я спускаюсь на каменный двор, пересекаю
его и уже по другой, широченной, в несколько ступеней, лестнице поднимаюсь
ко входу в грязелечебницу. Здесь, возле одной из величественных колонн,
меня поджидает Дагир. Он только что пришел.
Мы скрываемся от дождя в глубокой арке, где тепло, сухо и царит полумрак.
Больше нам ничего не надо.
- Ну, рассказывай, - нетерпеливо говорит Дагир. - Почему ты отменил арест
Кости?
- Потому что произошла ошибка. Нам, оказывается, нужен совсем другой
человек. Но этот Костя...
И я ему рассказываю, как опасна Костина группа, что она уже готова идти на
преступление и что ею надо заняться немедленно. Я называю и характеризую
каждого из участников этой группы, все, что я о каждом запомнил, что
бросилось мне в глаза: их имена, внешность, повадки и роль в группе.
Больше других мне запомнился красноглазый старик, и он вызывает у меня
особые опасения. Все остальные мелюзга, включая и Мотьку.
Дагир напряженно слушает. Он ничего не записывает, у него профессиональная
память и хорошая квалификация, это я уже успел понять. Другой бы сразу
схватился за карандаш, когда ему сообщают так много "горячих" сведений.
Кроме того, мне кажется, что кое-кого из этой группы Дагир уже знает,
просто по той же профессиональной привычке он не хочет перебивать меня.
- Ну, а теперь насчет Павла, - говорю я. - Вот он, погляди.
Я достаю фотографию. Еще достаточно светло, и Дагир внимательно
рассматривает лицо человека, на которого я ему указываю. Он подходит для
этого поближе к выходу из арки и брызги дождя попадают на фотографию.
- Прошлым летом, в июле, он жил в моем санатории, - поясняю я. - И этим
летом он тоже был в Тепловодске, правда, неизвестно в каком санатории. Нам
этого парня надо найти.
- Значит, версия та же - убийство? - спрашивает Дагир.
- Пока версия та же, - киваю я и отвожу его в глубь арки, куда не достает
дождь. - Если только этот Павел не довел ее до самоубийства.
- Дай мне фотографию, - просит Дагир. - Завтра верну. Мне придется ее
кое-кому показать. Ты не возражаешь?
- Нет, конечно. Только постарайся не во