- Ну, этот, значит, постарше будет. Годков ему небось сорок с гаком. Одет
солидно. Я так подумал, дядя, может, Игорев. Богато одет, модно. Кругом,
значит, выдра у него. Шапка, воротник. Все в стиль. Барин, словом. Или
дирижер. Но как-то видел, он на служебной "Волге" подъехал, черной, с
занавесочками. "Эге, - думаю. - Будь здоров и не кашляй. Ишь какой ус
моржовый". Ну, а в третий раз совсем интересно. С дамой приехал,
представляешь? Вернее сказать, с девушкой, на глаз, конечно. Ну, я тебе
доложу, картинка. Просто симпатичнейшая красавица, и только. По Сеньке и
шапка, конечно.
  - А если художественно ее описать? - улыбнулся Шухмин.
  - Художественно? Ну, что тебе сказать? Глаза - во, блюдца, черные,
искрятся аж. Брюнетка сама. Носик, губки...
  - Одета была во что?
  - Одета? Дубленочка на ней была - помереть можно. И меховая шапка - во! -
Белешов поднял руки над головой. - Опять же сапожки... закачаешься.
  "Эге, - подумал Шухмин. - А ведь это Муза. Скорей всего, она. И не с
Чумой, а с другим. Как это понять?" Вот этот самый "другой" очень
заинтересовал Петю. Условно он его назвал "дядей".
  - А вам с этим дядей говорить не довелось? - спросил Петя с надеждой.
  - Почему же? Довелось. Вместе в лифте поднимались. Очень даже свободно
заговорили. Культурный человек. "Я, говорит, их семью давно знаю. Ну, вот
в командировку приехал, они мне и предложили остановиться. Вас я никак не
потревожу, будьте спокойны". - "Что вы, что вы, отвечаю, как можно. Живите
себе на здоровье". Вот уж дня три-четыре не вижу. Уехал, наверное.
  - А откуда приехал, не сказал? Как зовут?
  - Откуда, не сказал. А вот как звать... - Белешов задумчиво сморщился,
уставившись в потолок. - Такое, знаете, странное имя... Отродясь не
слыхал... Как-то на "ар" кончается... Бомар... Гомар... А дальше уже
по-нашему - Иванович. И фамилия тоже непростая. Запамятовал я ее. Да и ни
к чему было запоминать-то.
  Про себя Шухмин уже построил было такую схему: Игорь отдает ключ от
квартиры этому "дяде" и уезжает. Дальше он к событиям никакого отношения
не имеет... Нет, уже не получается. Игорь уехал два месяца назад, а "дядя"
приехал совсем недавно. Не стыкуются эти два события. Значит, "дядя"
получил ключ от сестры, больше, очевидно, получить было не от кого. А
после его отъезда ключ у нее получил Чума. Вот это уже странно. Да, видно,
придется эту сестру посетить, самостоятельную и седую, без всякого
удовольствия подумал Шухмин. Значит, "дядя" давно знает всю их семью, А
вот Чума, редко бывая в Москве, все же знает, оказывается, Игоря. Сказал
же он Артемию Васильевичу: "Игорь просил кое-что взять". Ишь ты,
"кое-что". Откуда же он Игоря знает, интересно? Как они могли
познакомиться? Или Чума наврал и Игоря он не знает? Но откуда у него ключ
от квартиры тогда, откуда он знает имя владельца квартиры? Как ни крути, а
остается только сестра. Она знает Чуму и доверяет ему ключ? Сомнительно
что-то "Дядя" ему ключ дал? Зачем? Он же туда Музу приводил, тайком от
Чумы, надо полагать. А она, значит, крутит с обоими? Петя почувствовал,
что запутывается во всех этих вопросах, в непонятной ситуации вокруг этой
странной квартиры. Тут надо ухватить главное, подумал он. А что было
главное? "Дядя", Игорь, его сестра, Муза, ключи, Чума... За что
ухватиться? Может быть, все-таки за "дядю"?
  Шухмин всегда оказывался в затруднении, когда надо было решать общие
вопросы, выбирать главную линию действия, вообще выбирать что-то одно из
многого. Ему всегда казалось, что он непременно что-то упустит при этом
выборе, что-то от него важное ускользнет, как это порой и случалось. Вот
если кто-нибудь другой для него эту линию действия выбирал, Шухмин шел по
ней уверенно, и даже отважно. Только бы знать твердо, куда идти, а уж как
идти - это он решит сам и, будьте уверены, дойдет, до конца дойдет.
  Но вот за что следовало ухватиться сейчас? Главное бы только не
упустить... Про хозяина квартиры и так, кажется, все ясно. Художник, в
командировке два месяца... Сестра никуда не денется... Музу этот сосед
совсем не знает, Чуму тоже... Остается "дядя". Да, да, пожалуй, именно
"дядя"! Что он знает про этого загадочного пока "дядю"?
  - А где он работает, как вы думаете, Артемий Васильевич? - с надеждой
спросил Шухмин. - Этот вот самый дядя.
  - Какой, извините, дядя?
  Артемий Васильевич удивленно посмотрел сквозь очки на Петю, перестав даже
крутить большие пальцы на животе.
  - Ну, этот жилец у Игоря, - улыбнувшись, пояснил Петя. - Я его для
простоты дядей назвал. Он ведь не дядя Игорю?
  - Не назывался, нет, - покачал головой Артемий Васильевич и задумчиво
продолжал: - А вот где работает... Что-то он, помнится, обмолвился...
Вроде бы по снабжению. Я, признаться, эти материи не очень разбираю. Не
моя, так сказать, сфера... Да! - вдруг оживился он. - Вот какой разговор у
нас был. Я ему еще сказал, в порядке шутки, ясное дело: "Вы меня духовыми
инструментами снабдите. Озолочу. Оркестр проваливается, дирижер в
истерике. Представляете? Да! Я еще вот что вспомнил. У него усики такие,
знаете, узенькие, черненькие, ниточкой, словом. А на левой щеке... нет, на
правой! Ну, конечно, на правой. Моя левая... - он дотронулся пальцем до
щеки, - значит напротив, - его правая, все верно. На правой щеке у него
родинка. Во! - он сложил два пальца в колечко. - С двугривенный, ей-богу.
Если вы его встретите, то сразу по этой родинке узнаете, ручаюсь.
  - Точно, - подтвердил Шухмин. - Конечно, узнаю. Но что он вам ответил,
когда вы насчет оркестра сказали?
  - А-а. Он, значит, деликатно так улыбнулся и говорит: "Не моя область.
Если бы вам текстильные изделия требовались широкого спроса, тогда был бы
разговор". Ну, я ему отвечаю его же словами, конечно тоже в шутку, это уж
само собой: "Не моя область, а то был бы разговор. Это я вам как директор
заявляю". А он, понимаешь, смеется. "Главное, говорит, стать директором. А
там ДК или текстильный магазин, это уже дело второе. Магазин даже
выгоднее". Тактичности, я вам скажу, ему не хватает. Что значит выгоднее?
Я ему, понимаешь, не коммерсант, кажется, а работник культуры как-никак, -
сердито заключил Артемий Васильевич.
  - Ну, спасибо вам, - сказал Петя, вставая с дивана и слегка отодвигая
журнальный столик. - Не хочу больше беспокоить. Выздоравливайте.
  - Благодарю, - с достоинством ответил Белешов. - Всегда рад. Если что
потребуется, милости просим. Всегда к вашим услугам.
  В передней, после того как Шухмин оделся, они еще раз церемонно простились.
  - Счастья вам, - напутствовал его Белешов, - и в личной, и в семейной
жизни.
  Очутившись на площадке лестницы, Петя, однако, не спешил вызвать лифт. Он
был достаточно опытен и добросовестен, чтобы так поспешно уйти из этого
дома. Ведь на площадку выходили двери еще двух квартир.
  Я забыл сказать, что до того, как вообще забраться на этот этаж, Шухмин
побывал в конторе жэка, посмотрел домовую книгу и заранее выяснил, кто
живет по соседству с квартирой Игоря Евгеньевича Кончевского, члена Союза
художников, одинокого, тысяча девятьсот сорок шестого года рождения. И
потому в остальных двух квартирах жильцов он уже знал. Однако в этот час
далеко не все они, естественно, оказались дома. В одной из квартир он
застал молодую женщину с грудным ребенком и ее матушку, пришедшую посидеть
с внуком. А во второй - старушку-пенсионерку, которая по своей глухоте,
плохому зрению и малой подвижности никаких полезных сведений дать Пете не
могла, как он ни пытался их получить.
  Зато молодая мама по имени Леля знала все, что происходит вокруг. Она тут
же безапелляционно заявила, что Гвимар Иванович - Леля дважды с некоторой
даже гордостью повторила это диковинное имя, точно оно было ее личным
изобретением, - что Гвимар Иванович работает в министерстве, приезжает в
Москву в командировку из Киева и каждый раз останавливается на квартире у
Игоря, так Леля назвала соседа, с которым ее муж очень дружит. А бывал у
Гвимара Ивановича, не в этот его приезд, правда, а в прошлый, такой
невысокий, худощавый мужчина, лет сорока пяти, веселый, интересный, даже
легкомысленный. В театр ее приглашал. А вот лица его она почему-то не
запомнила. Но если увидит, то, конечно, сразу узнает Незапоминающееся
какое-то лицо.
  - Это что же, Гвимар Иванович вас с ним познакомил? - весело спросил
Шухмин.
  Леля была полненькая, с живыми карими глазами и ямочками на румяных щеках.
С ней просто невозможно было говорить серьезно, хотелось непременно шутить
и любезничать. И то, что приятель Гвимара Ивановича вел себя с ней
легкомысленно, показалось Пете вполне естественным. От этого, наверное, не
мог бы удержаться и самый сдержанный человек.
  - Конечно, Гвимар Иванович познакомил, кто же еще? Он на этот счет знаете
какой инициативный? - засмеялась Леля так заразительно, что Петя невольно
улыбнулся.
  Вообще на протяжении всего разговора с его лица не сходила какая-то чуть
смущенная, чуть глуповатая улыбка, которую он почти не замечал.
  - Только он разбежался, - охотно и насмешливо продолжала Леля, - а я уж
вижу, когда вы разбегаетесь! - ну, думаю, сейчас куда-нибудь пригласит А
он как раз в театр. А тут Гвимар Иванович ему и говорит: "Только учти: она
больше чем на час из дома уйти не может Малый плачет". Ну, у него крылья и
опустились. Всю коммерцию мне Гвимар Иванович испортил.
  - А как же зовут этого знакомого?
  - Виктором представился, - снова прыснула Леля, прикрыв ладошкой рот.
  - Больше вы его не видели?
  - Нет. На той неделе опять Гвимара Ивановича встретила, он и говорит:
"Приятель мой все ждет, пока ваш Андрейка подрастет и вы посвободнее
будете". А я ему говорю: "Вот женю Андрейку, тогда им займусь".
  И Леля снова звонко и радостно рассмеялась. Но тут же вдруг, словно
вспомнив что-то, посерьезнела и с какой-то детской тревогой спросила:
  - А вы, значит, из милиции?
  - Именно, - не очень серьезно подтвердил Шухмин.
  - Ой, скажите мне наконец толком, что там у Игоря случилось? - она кивнула
в сторону соседней квартиры. - Бог знает что болтают по дому.
  В это время в комнату вошла невысокая полная женщина с ребенком на руках и
стала бережно укладывать его в кроватку возле окна.
  - Это моя мама, - сказала Леля.
  Женщина повернула голову и кивнула Пете. Лицо у нее было отечное и
болезненно-бледное, хотя на вид ей было лет сорок пять, не больше.
  - Ну, что же случилось, говорите, - снова повторила Леля требовательным и
чуть капризным тоном, который усваивают обычно хорошенькие и избалованные
вниманием женщины.
  - Толком пока ничего не известно, - ответил Петя. - Какие-то хулиганы,
видимо, заманили в ту квартиру человека, избили и заперли.
  - И ограбили, конечно?
  - Ну да. А сами убежали. Вот он шум и поднял.
  - Но ведь это же не Гвимар Иванович, надеюсь, заманил? Он скорей женщину
какую-нибудь заманит, из нежности, - засмеялась Леля.
  - Само собой, не он, - улыбаясь, согласился Петя. - А вот кто, найти надо.
  - А где же Гвимар Иванович?
  - Видимо, уже уехал.
  - А! - Леля досадливо махнула пухлой ручкой. - Все равно никого не
найдете. Никогда никого не находят Это только в газетах пишут, что
находят. Да в книжках всяких Просто смех один.
  - Почему же? Все-таки случается, что и находим, - улыбнулся Петя.
  - Да, да, да. Рассказывайте. Вот у нас на улице каждый вечер хулиганят.
Просто ходить страшно. Думаете, поймали кого-нибудь? Ни разу не слышала. А
еще говорят, убийца ходит. Всех женщин в красном убивает. Это правда, а? -
И, увидев Петину улыбку, Леля уже кокетливо добавила: - Ну да, вам хорошо,
вы вон какой сильный. Я себе представляю, как вас боятся.
  А Петя в этот момент невольно вспомнил совсем недавний случай, когда ему
было далеко не так уж хорошо. Он и меня вспомнил, тоже, казалось бы, не
козявка, а ведь постарайся Леха как следует, что было бы? "Нет, - подумал
Петя, - нас лучше в пример не приводить". Поэтому он только улыбнулся в
ответ на гневные Лелины слова и спросил:
  - А как Гвимар Иванович попал к Игорю на квартиру, он вам не говорил?
  - Конечно, говорил, - охотно отозвалась Леля. - Он сначала с его сестрой
познакомился. Она дикарем приехала на юг отдыхать, а Гвимар Иванович ей в
своем доме комнату сдал.
  - Он же в Киеве живет?
  - А у него дом на юге, на Черноморском побережье, или у родных его, я не
поняла. Ну, а уж через сестру и с Игорьком познакомился.
  - Вы знаете еще каких-нибудь приятелей Игоря? - на всякий случай спросил
Шухмин, не очень-то веря, что среди них может оказаться и Колька-Чума.
  - Одни художники. - Леля засмеялась. - А еще мой Алик, тоже несостоявшийся
художник.
  Из дальнейшего разговора выяснилось, что Леля работает старшей медсестрой
хирургического отделения одной из городских больниц, там же врачом
работает и ее муж Алик.
  - Он ученик самого Ильи Михайловича Дальфа, - с гордостью сказала Леля. -
Слыхали такого? Алик кандидатскую у него защищает. А в отделение к нам
даже из спецбольниц на операцию везут. Таких рук там нет и не будет.
  Но тут в разговор вмешалась Лелина мама и раздраженно заявила, что хоть
Алик и ученик Ильи Михайловича, но разве это дело, что он каждый вечер или
на дежурстве, или уходит к приятелям в преферанс играть чуть не до двух
ночи, как будто у него семьи нет.
  Петя же сначала догадался, что Лелин командирский тон результат не только
избалованности, но и служебного положения. А потом он несказанно удивился,
что этот неведомый ему Алик меняет на какой-то преферанс такую красивую и
веселую жену. В последнем, конечно, сказалась его незамутненная семейным
бытом холостяцкая психология, я так считаю.
  Вскоре Петя распростился с обеими женщинами, чтобы отправиться к третьей,
к сестре Игоря, Александре Евгеньевне, адрес которой, как и служебный
телефон, дал ему все тот же Артемий Васильевич Белешов. От него Петя и
позвонил Александре Евгеньевне на работу и условился о встрече.
  По правде говоря, этот телефонный разговор оставил у Шухмина неприятный
осадок. Александра Евгеньевна говорила сухо, отрывисто, каким-то
неприязненно-скрипучим голосом, давая понять, что никакой радости от
предстоящей встречи она не испытывает и предпочла бы вообще от нее
отказаться. Но так и быть, пусть товарищ из милиции приходит. Только время
у нее ограничено, и она может уделить ему всего полчаса, не больше.
Шухмину, естественно, пришлось принять все условия, еще и поблагодарить за
оказанную любезность. И хотя он был по натуре чрезвычайно добродушен и
незлобив, ехал он на встречу с Александрой Евгеньевной мрачным, придумывая
всякие язвительные обороты, которые использует в разговоре с этой дамочкой.
  Большой старый дом постройки начала века в одном из арбатских переулков
встретил его огромным полутемным подъездом. Высоко над головой загадочно
светилась единственная лампочка, а в глубине еле видна была широкая,
ведущая вверх лестница рядом с резной решеткой допотопного лифта.
  На ступеньках лестницы сидела компания парней. Оттуда доносились, гулко
раскатываясь по пустому подъезду, возгласы, пьяный хохот и ругань. Заметив
входящего Шухмина, один из парней залихватски крикнул:
  - Дядька, иди сюда, прикурить надо!
  Шухмин еще больше нахмурился и двинулся к лестнице. Подойдя к рассевшимся
по ступенькам парням, он негромко спросил:
  - Кто это меня звал? Ты, что ли? Ну-ка, я тебя сначала рассмотрю и запомню.
  Он схватил ближайшего парня за шиворот, притянул к себе и тут же отшвырнул
в сторону, как котенка.
  - Тьфу! Слизь поганая! Ну-ка, может, ты? - И он схватил за шиворот другого
парня.
  Остальные, повскакав на ноги, начали отступать к выходной двери, А один
все же подскочил сзади к Шухмину, но не успел даже размахнуться. Петя
повернулся и нанес свободной рукой такой удар, что парень с воплем
прямо-таки влепился в стенку. Остальные, не раздумывая больше, кинулись
наутек. Вслед за ними рванулся было и парень, которого Петя продолжал
крепко держать за шиворот. Ворот пальто угрожающе затрещал.
  - А ты погоди, - мрачно сказал Шухмин. - Успеешь. Передай, я теперь часто
сюда буду заходить. И если кого из вас тут застану, ноги повыдергаю. Ясно?
Ну, а если на кого из вас тут жалобы есть, то Москва ему недолго светить
будет. Это я на себя беру. Так и передай. Личности ваши я уже все
сфотографировал. Вот теперь - пшел!
  И, придав парню необходимое ускорение, он направил его в сторону выходных
дверей.
  Настроение было окончательно испорчено.
  Просторный скрипучий лифт, со следами былой зеркально-красно-деревянной
роскоши, медленно и натужно поднял Шухмина на шестой этаж. На полутемной
площадке Петя с трудом разобрал номера квартир на высоких резных дверях,
увешанных почтовыми ящиками. Наконец из короткого списка на одной из них
он выяснил, что Александре Евгеньевне надо звонить три раза, причем один
раз длинно. Прямо-таки допотопный какой-то дом попался Пете на этот раз.
  Дверь открыла высокая, полная дама в больших роговых очках, ее пышные
седые волосы были красиво уложены на гордо вскинутой голове. На даме был
светло-серый костюм, на шее виднелся странной формы зеленый камень на
тонкой цепочке. "Ишь ты, - подумал Петя. - Недаром в Союзе художников
работает".
  - Проходите, - величественно произнесла Александра Евгеньевна, после того
как Шухмин представился.
  Потом она провела его в глубь длинного, плохо освещенного коридора, мимо
нескольких закрытых дверей. Большая комната, куда они вошли, была вся
заставлена старинной мебелью, на стенах плотно, одна к другой, висели
разных размеров картины, большей частью портреты. В старой, замысловатой
люстре, спускавшейся с высокого потолка, горело всего три лампочки из
шести.
  Александра Евгеньевна указала Пете на необычайно громоздкое старинное
кресло с бархатными, потертыми подлокотниками и, демонстративно взглянув
на огромные, стоявшие в углу комнаты напольные часы, где за стеклом мерно
качался длинный маятник, густым, прокуренным басом произнесла, тоже
опускаясь в кресло по другую сторону круглого стола:
  - Так в чем дело, молодой человек?
  Шухмин сдержанно сообщил, что произошло в квартире ее брата.
  - Черт знает что, - раздраженно резюмировала Александра Евгеньевна, не
проявив, однако, особого волнения, и желчно добавила: - Вам это чести не
делает. Вашему ведомству, я хочу сказать, - поправилась она.
  Шухмин, никак не реагируя на ее саркастическое замечание, ровным голосом
спросил, что из себя представляет временный жилец той квартиры Гвимар
Иванович.
  Пожав плечами, Александра Евгеньевна не спеша закурила длинную сигарету,
вставив ее в еще более длинный мундштук, и недовольным тоном произнесла:
  - Ну, что я о нем могу сказать. Интеллигентный человек. Служит где-то.
Выручил нас однажды с жильем. Впрочем, мы уже третий год у него
останавливаемся. У него дом в Южноморске, близ моря. Сюда приезжает в
командировку. Полностью ему доверяю. Ключ, конечно, передать никому не
мог. Исключено.
  - Когда он уехал?
  - Он еще не уехал, - снова пожала плечами Александра Евгеньевна и изящно
стряхнула пепел в большую плоскую перламутровую раковину, стоявшую на
столе. - Иначе он вернул бы ключ.
  - Выходит, ключ у него украли? Он вам об этом не сообщил?
  - Представьте, нет.
  Пете некогда было сейчас размышлять над этим странным сцеплением фактов.
Полчаса, отведенные на беседу, вот-вот должны были истечь.
  - Знаете вы его московских знакомых? - спросил он.
  - Одного только. Как же его?.. Однажды привел. Ах да! Виктор Арсентьевич.
Думает, что что-то понимает в живописи. Смешно, - она сделала
презрительную гримасу и снова изящно сбила пепел с сигареты. - Хотя и
кое-что прикупает.
  - Работает в этой области?
  - Что вы! Полнейший дилетант. Работает где-то на заводе или на фабрике. Не
знаю уж, кем там.
  - Откуда же у него эта самая... живопись? - поинтересовался Петя.
  - Покойный тесть собирал, говорит. Жена получила в наследство. Какой-то
знаменитый врач был, кажется. И неплохо разбирался в живописи, судя по
коллекции. Этот Виктор Арсентьевич показывал список