прискучило.  Идем,  Мими,  не  будем
надоедать господину Фандорину.
     Эраст Петрович развел руками:
     - А вот вашу спутницу, увы, отпустить не могу. По закону так по закону.
На ней - афера с лотереей. Есть пострадавшие, есть свидетели. Тут уж встречи
с судьей не избежать.
     - Ой! - вскрикнула стриженая девица, и так жалобно, что у Анисия сердце
защемило. - Момчик, я не хочу в тюрьму!
     - Что поделаешь, девочка, закон есть  закон,  -  легкомысленно  ответил
бессердечный мошенник, потихоньку отступая к двери. - Ты не бойся, я о  тебе
позабочусь. Пришлю самого дорогого адвоката, вот увидишь. Так я пойду, Эраст
Петрович?
     - Мерзавец! - простонала Мими. - Стой! Куда ты?
     - Думаю в Гватемалу податься, - жизнерадостно сообщил "Момчик". - Читал
в газетах, что там снова переворот. Надоела  гватемальцам  республика,  ищут
немецкого принца на престол. Может, и я пригожусь?
     И, махнув на прощанье рукой, скрылся за дверью.
     * * * Суд над девицей Марьей Николаевной Масленниковой, бывшей актрисой
петербургских театров, обвиняемой  в  мошенничестве,  преступном  сговоре  и
бегстве из-под ареста, состоялся  в  самом  конце  апреля,  в  ту  блаженную
послепасхальную пору, когда ветки пузырятся сочными почками, а  по  обочинам
еще нестойких, но  уже  начавших  подсыхать  дорог  нестройно  лезет  свежая
травка.
     Интереса у широкой публики процесс не  вызвал,  ибо  дело  было  не  из
крупных, однако в зале заседаний все ж таки сидело с полдюжины репортеров  -
ходили смутные, но упорные слухи о том,  что  неудавшаяся  лотерейная  афера
каким-то образом связана со знаменитыми "Пиковыми валетами", вот редакции на
всякий случай и прислали своих представителей.
     Анисий  пришел  одним  из  первых  и  занял  место  поближе  к   скамье
подсудимых.
     Был он в изрядной ажитации, поскольку за минувшие два месяца  частенько
думал о веселой барышне Мими и ее несчастной судьбе. А теперь,  стало  быть,
подошла и развязка.
     Между тем, в жизни бывшего рассыльного произошло немало перемен.  После
того, как Эраст  Петрович  отпустил  Валета  на  все  четыре  стороны,  было
неприятное объяснение у губернатора. Князь пришел в неописуемую  ярость,  не
желал ничего слушать и даже накричал на надворного  советника,  обозвав  его
"мальчишкой" и "самоуправцем". Шеф немедленно написал прошение  об  оставке,
однако оной не получил, потому что Владимир Андреевич, охолонув,  понял,  от
какого  конфуза  спасла  его  предусмотрительность  чиновника   для   особых
поручений. Показания Пикового валета по делу о лорде Питсбруке выставили  бы
князя в неприличном свете не только перед москвичами, но  и  перед  Сферами,
где у строптивого наместника  имелось  немало  врагов,  только  дожидавшихся
какого-нибудь промаха с его стороны. А попасть в смешное положение - это еще
хуже, чем промах, особенно если тебе семьдесят шестой год, и  есть  охотники
занять твое место.
     В общем, приехал губернатор во флигель на Малую Никитскую,  попросил  у
Эраста Петровича прощения и даже представил его к очередному Владимиру -  не
за Пикового валета, конечно, а за "отлично-усердную службу и особые  труды".
От князевых щедрот перепало и Анисию  -  получил  он  нешуточные  наградные.
Хватило и обустроиться на новой квартире,  и  Соньку  побаловать,  и  полный
комплект обмундирования справить. Был просто Анисий, а стал его  благородие,
коллежский регистратор Анисий Питиримович Тюльпанов.
     Вот и сегодня, на суд, явился он в  новеньком,  первый  раз  надеванном
летнем вицмундире. До  лета  было  еще  далековато,  но  очень  уж  эффектно
смотрелся Анисий в белом кителе с золотым кантиком на петлицах.
     Когда ввели подсудимую, она сразу же обратила внимание на белый мундир,
печально так улыбнулась, как старому знакомому, и села, потупив голову.
     Волосы у Мимочки (так про себя звал ее Анисий) еще толком не отросли  и
были собраны на затылке в маленький немудрящий узел.  Оделась  обвиняемая  в
простое коричневое платье и была похожа на маленькую гимназистку,  угодившую
на строгий педагогический совет.
     Увидев, что присяжные поглядывают на скромную  девушку  с  сочувствием,
Анисий немного воспрял духом. Может, приговор будет не так уж суров?
     Однако  выступление  прокурора  повергло  его  в  ужас.  Обвинитель   -
розовощекий честолюбец, безжалостный карьерист - обрисовал личность  Мимочки
в самых безобразных красках, подробно описал  всю  циничную  омерзительность
"благотворительной лотереи" и потребовал для девицы Масленниковой  трех  лет
каторжных работ и плюс к тому еще пяти лет поселения в не  столь  отдаленных
местах Сибири.
     Спившийся актеришка, изображавший в лотерее председателя, от  суда  был
освобожден за малостью вины и выступал свидетелем  обвинения.  Похоже  было,
что Мимочке суждено отдуваться одной за всех. Она уронила золотую головку на
скрещенные руки, беззвучно заплакала.
     И Анисий принял  решение.  Он  поедет  за  ней  в  Сибирь,  найдет  там
какое-нибудь место и станет духовно укреплять  бедняжку  своей  верностью  и
любовью. Потом, когда ее досрочно выпустят,  они  поженятся,  и  тогда...  И
тогда все будет очень хорошо.
     А Сонька? - спросила совесть. В  дом  призрения  сдашь  родную  сестру,
никому не нужную инвалидку?
     Нет, - ответил совести Анисий. Брошусь  в  ноги  Эрасту  Петровичу,  он
благородный человек, он поймет.
     С Сонькой-то пока устроилось  неплохо.  Фандоринская  новая  горничная,
грудастая  Палаша,  прикипела  сердцем   к   убогой.   Ухаживала   за   ней,
присматривала, заплетала ей косы.  Сонька  даже  слова  стала  выговаривать:
"лента" и "гребешок". Авось, не покинет шеф сироту, а после Анисий ее к себе
заберет, как обустроится...
     Тут судья дал слово адвокату, и Тюльпанов от отчаянных мыслей  временно
отошел, воззрился с надеждой на присяжного поверенного.
     Тот, по правде говоря, был неказист. Чернявый,  с  длиннющим  хлюпающим
носом, сутулый. Говорили, нанят неизвестным лицом в знаменитой петербургской
фирме "Рубинштейн и Рубинштейн" и будто бы даже слывет  докой  по  уголовным
делам. Однако внешность защитника к себе не располагала.
     Когда он вышел вперед, громко чихнул в розовый платок, да еще и  икнул,
Анисия охватило  недоброе  предчувствие.  Ох,  поскупился  подлый  Момус  на
хорошего адвоката, прислал какого-то замухрышку, да еще еврея евреевича.
     Вон как юдофобы-присяжные на  него  набычились,  ни  единому  слову  не
поверят.
     Тюльпановский сосед слева, профессорского  вида  бородатый  господин  с
кустистой бородой и в золотых очках, оглядев  адвоката,  покачал  головой  и
заговорщически шепнул Анисию:
     - Этот все дело провалит, вот увидите.
     Защитник встал лицом к присяжным, упер руки в бока и с певучим акцентом
заявил:
     - Ай, господин судья и господа присяжные, вы мне  можете  объяснить,  о
чем тут толковал битый час этот человек? - он пренебрежительно ткнул большим
пальцем в сторону прокурора. - Я интересуюсь узнать, из-за чего сыр-бор?
     На что тратятся деньги честных  налогоплательщиков,  таких,  как  мы  с
вами?
     "Честные налогоплательщики" смотрели  на  развязного  болтуна  с  явным
отвращением, но поверенного это ничуть не смутило.
     - Что имеет  обвинение?  -  скептически  поинтересовался  он.  -  Некий
мошенник, которого наша доблестная полиция, между  нами  говоря,  так  и  не
нашла, устроил аферу. Нанял эту милую, скромную  барышню  раздавать  билеты,
сказал, что деньги пойдут на благое дело. Посмотрите на эту девушку, господа
присяжные. Я вас умоляю, разве можно заподозрить такое невинное  существо  в
злодействе?
     Присяжные посмотрели на обвиняемую. Анисий  тоже  -  и  вздохнул.  Дело
представлялось гиблым. Кто другой может, и разжалобил бы суд, но  только  не
этот носатый.
     - Бросьте, - взмахнул рукой защитник, - она такая же пострадавшая,  как
остальные. Даже больше, чем  остальные,  потому  что  касса  так  называемой
лотереи была арестована и всем, предъявившим билеты, деньги  возвращены.  Не
портите жизнь этому юному созданию, господа присяжные, не  обрекайте  ее  на
жизнь среди преступников.
     Адвокат снова чихнул и потянул из портфеля ворох каких-то бумажек.
     - Слабовато, - хладнокровно прокомментировал бородатый сосед. - Засудят
девчонку. Хотите на пари? - И подмигнул из-под очков.
     Нашел забаву! Анисий сердито отодвинулся, готовясь к худшему.
     Но защитник еще не закончил. Он ущипнул себя  за  козлиную,  а-ля  граф
Биконсфильд, бороденку и добродушно приложил руку к не очень свежей рубашке:
     - Примерно такую речь я произнес бы перед вами, господа присяжные, если
б тут вообще было о чем говорить. Но говорить не о чем, потому что вот здесь
у меня, - он потряс бумажками, - заявления от всех истцов. Они отзывают свои
иски. Закрывайте процесс, господин судья. Судиться не из-за чего.
     Адвокат подошел к судье и шлепнул перед ним на стол заявления.
     - А вот это ловко, - азартно прошептал сосед. - Ну-ка, что прокурор?
     Прокурор вскочил  и  закричал  срывающимся  от  праведного  негодования
голосом:
     - Это прямой подкуп! И я это докажу! Процесс закрывать нельзя! Это дело
общественной важности!
     Адвокат обернулся к кричавшему и передразнил его:
     - "Прямой подкуп"! Скажите, какой Катон выискался. Да дешевле  было  бы
вас купить, господин обвинитель. Все знают, что такса у вас невелика. У меня
тут кстати и расписочка ваша имеется. Где она?  А,  вот!  -  Он  вытащил  из
портфеля еще какую-то бумаженцию и сунул под нос судье. - Всего  за  полторы
тысячи наш прокурор изменил меру пресечения брачному аферисту Брутяну, а тот
взял и сбежал.
     Прокурор схватился за сердце и  осел  на  стул.  В  зале  загалдели,  а
корреспонденты, до сей минуты явно скучавшие, встрепенулись и  застрочили  в
блокнотах.
     Судья  зазвонил  в  колокольчик,  растерянно  глядя  в   компрометажную
расписку, а неприятный адвокат неловко повернулся,  и  из  его  неистощимого
портфеля на стол просыпалось несколько фотографических снимков.
     Что там было, на этих снимках, Анисий видеть не  мог,  но  судья  вдруг
сделался белее мела и уставился на карточки расширенными от ужаса глазами.
     - Я прямо-таки  извиняюсь,  -  сказал  защитник,  не  торопясь,  однако
собирать фотографии со стола. - Это к нашему сегодняшнему делу совершенно не
относится. Это совсем из другого дела, о растлении несовершеннолетних.
     Анисию показалось,  что  слова  "сегодняшнему"  и  "другого"  присяжный
поверенный странным образом подчеркнул, но,  впрочем,  выговор  у  него  был
своеобразный - могло и примерещиться.
     - Так что, закрываем дело? - спросил адвокат, глядя судье прямо в глаза
и медленно собирая снимки. - За отсутствием события преступления, а?
     И через минуту процесс был объявлен завершенным.
     Анисий стоял на крыльце в ужасном волнении и ждал,  когда  чудо-адвокат
выведет оправданную.
     А вот и они: Мимочка улыбается направо и налево, несчастной и жалостной
более не выглядит. Адвокат, сутулясь, ведет ее под руку, а другой  рукой,  в
которой портфель, отмахивается от репортеров.
     - Ай, вы мне надоели! - сердито воскликнул он,  подсаживая  спутницу  в
фаэтон.
     Анисий хотел было подойти к Мимочке, но вперед  вылез  давешний  сосед,
заинтересованный комментатор судебного процесса.
     - Далеко пойдете, коллега, - сказал он  носатому  мимочкину  спасителю,
покровительственно  похлопал  его  по  плечу  и  зашагал   прочь,   увесисто
постукивая тростью.
     - Кто это был? - спросил Анисий у служителя.
     - Как же-с, - ответил тот с безмерным почтением. - Сам Федор Никифорыч,
господин Плевако.
     В этот миг Мими, уже плюхнувшаяся на пружинистое сиденье, обернулась  и
послала Анисию воздушный поцелуй. Обернулся и адвокат. Сурово  посмотрел  на
молодого лопоухого чиновника в белом кителе и вдруг учудил - скорчил рожу  и
высунул широкий ярко-красный язык.
     Коляска, разгоняясь, весело загрохотала по булыжной мостовой.
     - Стой! Стой!- крикнул Анисий и ринулся следом, но разве догонишь? Да и
к чему?