чно уехала в Челябинск к жениху!
   - Нашла куда ехать! - негромко прокомментировала  Лола.  -  По-моему,
страшнее Челябинска трудно что-то придумать.., хотя я там,  конечно,  не
была...
   - Целиком с тобой согласен! - пропел Главный совершенно нехарактерным
для него льстивым голосом. -  Но  теперь  мы  оказались  в  совершен  но
безвыходном  положении.  Придется  отменять  спектакль,  а  нас   обещал
посетить Пеликанский.., ты понимаешь, как это важно для театра...
   Константин  Пеликанский,  видный  петербургский  театральный  критик,
бойкие и злые обзоры которого охотно печатали все  городские  издания  и
иногда даже публиковали в Москве, до сих  пор  не  удостаивал  их  театр
своим вниманием, поэтому Лола хорошо понимала чувства Главного.
   - И с шестого телеканала обещали приехать... - продолжал  гнуть  свою
линию режиссер. - А тут - отмена спектакля...
   - Ладно,. - решительно проговорила Лола, - я приеду.
   - Но ведь ты больна?
   - Ничего, я соберусь с силами.
   - Я всегда знал, Олечка, что ты настоящая актриса! Актриса с  большой
буквы! Которая доиграет спектакль, даже истекая кровью?
   - Ну, я пока не истекаю... - скромно произнесла Лола.
   Главный добился своего и повесил трубку.
   Лола сидела в кресле, глубоко задумавшись.
   Она смертельно боялась нависшей над ней опасности,  боялась  наемного
убийцы,  который  охотится  за  ней  и  в  любую  минуту  может  нанести
смертельный удар - но в то же время она не могла  сорвать  спектакль,  к
тому же спектакль, настолько важный для театра... Главный был  абсолютно
прав, она действительно настоящая  актриса,  для  которой  Театр  важнее
жизни...
   По крайней мере, нужно загримироваться, прежде  чем  выйти  из  дому.
Если она  каждый  раз  создает  новый  образ  для  Лени,  почему  же  не
поработать и над своей собственной внешностью?
 
*** 
 
   Вера Анатольевна,  в  прошлом  ведущий  инженер  крупного  оборонного
предприятия, а теперь - консьержка, вязала шерстяные носки для  внука  и
время от времени поверх очков бросала быстрый взгляд на лестницу.
   Внук Веры Анатольевны так быстро снашивал шерстяные носки, что вязать
их можно было без остановки. Впрочем, всю остальную одежду он снашивал с
такой же удручающей скоростью. К  сожалению,  бабушка  тринадцатилетнего
разбойника не могла связать ему джинсы или кроссовки, поэтому она делала
то, что было в ее силах. Благо вязать на ее  работе  разрешалось,  а  за
долгие годы инженерной карьеры она приобрела виртуозные  навыки  вязания
на спицах.
   Над лифтом загорелась лампочка четвертого этажа, и вскоре  из  кабины
вышла  совершенно   удивительная   личность.   Скрюченная,   сгорбленная
старушонка с лицом, замотанным до самых глаз  мужским  шерстяным  шарфом
была, тем не менее, одета в довольно приличное черное пальто, и на ногах
у нее были дорогие сапоги. Вера Анатольевна  совершенно  точно  помнила,
что эта старуха в дом не входила - разве что в другую смену, в дежурство
второй консьержки Галии Равилевны...
   - Простите, дама, а вы из какой квартиры?  -  строго  осведомилась  у
таинственной  незнакомки  бдительная  Вера  Анатольевна,  неукоснительно
блюдя строгие правила несения караула.
   - Из шешнадцатой!  -  прошамкала  подозрительная  старуха,  торопливо
прошмыгнув к двери.
   Вера Анатольевна неодобрительно покачала головой.
   В шестнадцатой квартире не так давно поселилась  симпатичная  пара  -
приятный  мужчина  лет  тридцати,  очень  вежливый  и  обходительный,  с
какой-то удивительно незаметной внешностью - поговорив с ним  в  течение
нескольких минут, совершенно невозможно было вспомнить, как он выглядел.
Его жена - или кто она ему, сейчас  у  молодежи  не  разберешь  -  была,
напротив, женщина очень яркая и красивая. К тому  же  она  всегда  очень
эффектно и дорого одевалась... Конечно, это вызывало у Веры  Анатольевны
некоторое  вполне  понятное  завистливое  неодобрение,  но  со  временем
консьержка привыкла смотреть на жильцов как на жителей других планет,  и
постепенно изжила в себе социальную недоброжелательность. А в  остальном
девушка из шестнадцатой квартиры была очень мила, вежлива и симпатична.
   Однако в последнее время с этой квартирой что-то происходило.
   Началось с того, что в отсутствие хозяина в квартиру стали  приходить
другие мужчины.
   Сначала появился плотный мужчина в  возрасте  чуть  за  пятьдесят,  с
вьющимися слегка седеющими волосами и  одутловатым  нездоровым  лицом  -
судя по внешности, замотанный бизнесмен средней руки.
   Вера Анатольевна очень удивилась - собственный муж гораздо  моложе  и
симпатичнее, чего, интересно, надо этим заевшимся  дамочкам?  Не  говоря
уже о том, что муж заботится о ней, создает ей такие условия, одевает  в
баснословно дорогие тряпки...
   В отношении консьержки к  жиличке  из  шестнадцатой  появился  первый
холодок.
   Но той показалось мало, и на следующий день к ней заявился совершенно
подозрительный тип - лощеный  красавчик  с  прилизанными  иссиня-черными
волосами, оливково-смуглой кожей  и  маленькими  злодейскими  усиками..,
типичный злодей из латиноамериканского сериала... Впрочем, откуда у  нас
латиноамериканцы, наверняка просто "лицо кавказской национальности".
   Такого свинства от приличной с виду девушки Вера Анатольевна никак не
ожидала, и ее отношение к жиличке опустилось ниже точки замерзания.
   А тут еще какая-то загадочная старуха... Нет, в шестнадцатой квартире
явно творится что-то неладное!
 
*** 
 
   Лиза Штукина не находила себе места.
   Опять эта стерва Чижова на коне! Казалось, судьба, наконец,  обошлась
с ней по справедливости: ее обвинили  в  убийстве,  и  жить  на  свободе
мерзавке остались считанные дни.., конечно, и сама Лиза вложила  в  дело
свою скромную лепту, подбросив в гримерку Чижовой бриллиантовую  змейку,
но трудно  осудить  ее,  учитывая  всю  глубину  чувства,  испытываемого
несчастной травести к этой наглой выскочке...
   Но, несмотря на такие очевидные улики, милиция тянет,  не  собирается
арестовывать стерву.. Небось, она их всех купила, или переспала с ними -
Лиза  видела,  какие  взгляды  бросал  на  мерзавку   высокий   кудрявый
милиционер!
   Но хоть одно радовало - Чижова сказалась больной и перестала ходить в
театр,  перестала  доводить  несчастную  Лизавету  своей  отвратительно,
мерзко  безупречной  внешностью  и  своими   непрерывными   успехами   у
публики...
   Так надо же - и здесь сорвалось! Светлана, артистка второго  состава,
заменявшая злодейку Чижову, выкинула номер -  умчалась  сломя  голову  в
какую-то дыру, на Урал или в Сибирь, к жениху...
   Все, ну просто все против бедной Лизы!
   А Главный хорош - кинулся звонить Чижовой, уговаривать ее,  унижаться
перед этой стервой... Ну и она, конечно, изволила согласиться, появилась
в театре! Никто даже не видел, как она  вошла,  проскользнула  незаметно
мимо вахтерши - небось мучает совесть, не иначе как она убила Валерию...
   И самое гадкое, что спектакль прошел "на ура",  публика  до  сих  пор
аплодирует, не отпускает мерзавку... Ну, вкусы  публики  известны  -  им
только подавай смазливую мордашку да стройные ножки...  Тьфу,  пошлость!
Но даже этот хваленый критик притащился в антракте  за  кулисы,  говорил
Чижовой комплименты, ручки целовал, козел! Нет, все делается  только  за
деньги или  через  постель,  это  ясно,  как  Божий  день!  А  настоящая
актерская игра никому не нужна, и никто ее не оценит, никто не замечает,
сколько страсти и подлинного таланта рядовой  скромный  труженик  театра
вкладывает в роль, допустим, Тома Сойера...
   Погруженная в свои безрадостные мысли, Лиза Штукина брела по пыльному
полутемному коридору в глубине театра.
   Ноги сами привели ее к гримуборной Ольги Чижовой.
   Лиза дернула дверь - она, оказалась не заперта.
   Оглядевшись по сторонам, травести прошмыгнула в комнату.
   Она сама не знала, зачем вошла сюда - то ли  надеялась  проникнуть  в
какие-нибудь темные тайны предмета своей ненависти, то ли просто  хотела
лишний раз взглянуть на ее комнату, на ее вещи, как преступник, говорят,
снова и снова возвращается на место преступления...
   И Лиза, конечно, увидела то, чего  ожидала  -  на  гримерном  столике
Ольги Чижовой, в простом  керамическом  кувшине,  стоял  огромный  букет
свежих роз!
   Пятнадцать белоснежных  роз,  полураскрытых,  благоухающих,  покрытых
каплями росы...
   Конечно, это была не роса, а всего лишь обычная  водопроводная  вода,
но розы от этого не казались менее прекрасными!
   Какой-то идиот-поклонник принес мерзавке этот проклятый веник!
   Самой Лизе только один раз подарили после спектакля букет цветов -  и
куда  более  скромный,  потому  что  тот  букет  Лиза  купила  на   свои
собственные деньги и  попросила  поднести  его  Марину  Столетову,  свою
одноклассницу, которой она подарила контрамарку...  Лиза  хотела,  чтобы
коллеги наконец увидели - ее тоже ценят зрители, ей  тоже  дарят  цветы,
она тоже настоящая актриса...
   Но тот букет не шел ни в  какое  сравнение  с  этими  отвратительными
розами!
   Лиза схватила мерзкий букет, выдернула  его  из  кувшина,  расплескав
воду, и шагнула к двери -  она  хотела  унести  цветы  и  выбросить  их,
вышвырнуть куда угодно, только бы они не достались мерзавке Чижовой...
   Схватив розы, Лиза  укололась  одним  из  шипов,  и  резкая  боль  на
мгновение отрезвила ее. Она огляделась вокруг, почувствовав одновременно
с уколом шипа укол стыда - что она делает в  чужой  комнате,  зачем  она
взяла чужие цветы, что будет, если ее кто-нибудь застанет здесь...
   И в то же мгновение ужасная судорога пронзила все ее тело.  В  глазах
Лизы потемнело, комната поплыла перед ней, она пыталась вдохнуть - и  не
могла, горло словно сдавила чья-то железная рука...
   "Это все она, - подумала напоследок травести, - это все Чижова... Она
что-то сделала со мной... Розы! Она отравила розы, чтобы убить меня!"
   Это была последняя ее мысль.
   Лиза Штукина покачнулась и упала на пол гримуборной, все еще сжимая в
руке черенки великолепных белоснежных роз.
   И из этого букета выпала визитная карточка.
   Маленький прямоугольник глянцевого картона с выгравированным  на  нем
единственным словом - "Магистр". Единственным словом и рисунком,  словно
сделанным тонким пером - шпага и роза.
 
*** 
 
   Спектакль прошел блестяще.
   Лола трижды выходила на поклоны.
   Критик Пеликанский томно закатывал  глаза  и  кудахтал  от  восторга.
Публика аплодировала стоя и не хотела отпускать.  Букеты  помогал  нести
комик  Задунайский,  самой  было  уже  не  справиться.  Особенно  тронул
скромный маленький букетик от стройной  старушки  с  ясными  светящимися
радостью глазами, завзятой театралки, помнящей Раневскую и Тарасову.
   Главный подошел тихо, поцеловал Лоле руку и  промолвил  прерывающимся
от хорошо отрепетированного волнения голосом:
   - Нет слов!
   "Ради таких мгновений живешь! - думала Лола.  -  Ну  как  же  я  могу
отказаться от театра? Это просто невозможно!"
   В гримуборную шла триумфально, с почетным караулом -  слева  Главный,
справа Пеликанский, сзади Задунайский с цветами.
   Открыла дверь, оглянулась  к  мужчинам,  проговорила,  легко  склонив
голову, как королева:
   - Я скоро! - потому что понимала:  сейчас  будет  шампанское,  тосты,
поздравления.
   Шагнула внутрь... И все, праздник кончился.
   Лола вскрикнула коротко и негромко, во все поняли:  стряслось  что-то
ужасное.
   Первым в гримерку протиснулся Задунайский,  увидел  раскинувшуюся  на
полу Штуки ну, опустился на одно колено, потрогал пульс  и  обернулся  к
остальным:
   - Она мертва.
   Лола в этом и  не  сомневалась:  едва  войдя,  она  увидела  на  полу
визитную карточку с розой и шпагой, и поняла, что травести украла  чужую
смерть. Магистр не шутит и не ограничивается  полумерами  И  прежде  чем
Задунайский вошел в гримуборную, она носком туфли отбросила визитку  под
шкаф. Это было самым первым ее побуждением, которое Лола не  могла  себе
объяснить.
 
*** 
 
   За сегодняшний вечер Лола прошла все  стадии  истерики.  Сначала  при
виде  трупа  Лизаветы  Штукиной  в  собственной  гримуборной  ее   начал
сотрясать беззвучный противный смех.
   Лола ничего не могла с собой поделать, она понимала, что  ведет  себя
неприлично, но не могла  остановиться.  Неожиданно  помог  старый  комик
Задунайский. Пока дамы ахали, а Главный  привычно  вызывал  милицию,  он
внимательно пригляделся к Лоле и вдруг без всяких разговоров залепил  ей
такую  сильную  пощечину,  что  клацнули  зубы.  От  неожиданности  Лола
прекратила смеяться, но началась сильная икота. Кто-то  протянул  стакан
воды, в голове у Лолы мелькнула было мысль, что это удобный  момент  для
убийцы исправить свою ошибку - подсунуть отравленную воду, и все. Но  ей
повезло и  на  этот  раз,  потому  что  вода  оказалась  самая  обычная,
негазированная "Бон аква".
   Икота прошла, но от холодной воды Лолу затрясла мелкая дрожь.
   Главный же, оглядев крошечное помещение гримуборной, цыкнул на  Гаяне
Айвазян, которая пыталась расположиться рядом с телом покойной Штукиной,
чтобы вдоволь попричитать над покойницей, и рявкнул на остальных,  чтобы
выметались в коридор и не затрудняли работу милиции.  Штукиной  уже  все
равно ничем не поможешь.
   - Зачем милиция? - слышались слабые возражения из толпы  артистов.  -
Это же несчастный случай. Просто плохо стало с сердцем. Инфаркт,  умерла
на месте.
   - Нет уж, - вздохнул Главный, - чувствую я, что без милиции мы  и  на
этот раз не  обойдемся.  Эх  вы!  Такой  спектакль  испортили!  -  он  с
осуждением посмотрел на Лолу и махнул рукой.
   Она дернулась, хотела было ответить в том духе, что было бы  им  всем
легче, если бы на месте Штукиной лежала сейчас она, Лола, но поняла, что
ее смерть была бы гораздо интереснее всем.
   "Смерть после спектакля!", "Убийство на подмостках!",  "Розы-убийцы!"
- Лола так и видела перед  собой  заголовки  в  "желтых"  газетенках.  А
Пеликанский-то как порезвился  бы!  Еще  бы,  ведущая  актриса,  роковая
красавица испускает дух прямо в его присутствии.
   Какова темочка? Нет, Штукина и здесь умудрилась подгадить  Лоле.  Кто
заинтересуется смертью  малоизвестной  травести?  Главный  прав,  только
милиция. И у нее, у Лолы, снова будут неприятности.
   Айвазян нагнулась, чтобы положить на грудь Штукиной  белую  розу,  но
Задунайский резко отвел ее руку.
   - Сказано, ничего не трогать! Пошли отсюда!
   Главный увел Лолу в  свой  кабинет,  и  мелко  сотрясающая  ее  дрожь
перешла в крупную.
   После полстакана отличного коньяка  из  личного  НЗ  Главного,  дрожь
прекратилась, но наступила абсолютная апатия. Если бы сейчас в  кабинете
появился убийца, Лола сдалась бы ему без боя.
   "За что? - вяло думала она, поудобнее устраиваясь на кожаном диване в
кабинете Главного, - Что я им всем сделала? Неужели кто-то заказал  меня
за то, что я преуспеваю на подмостках? Кто же это меня гак ненавидит?"
   Лола подумала еще немного, перебрала  всех  коллег  и  утвердилась  в
мысли, что больше всех ее ненавидела  Штукина.  Но  Штукина-то  как  раз
мертва, она приняла смерть, которую наверняка  готовили  для  Лолы.  Это
неважно, какую смерть, милиция разберется. Но карточка, лежащая рядом  с
телом, недвусмысленно указывала на то,  что  смерть  Штукиной  вовсе  не
несчастный случай.
   Несмотря на позднее время, милицейская  бригада  приехала  в  том  же
составе, что  и  в  первый  раз,  когда  выезжали  на  убийство  Валерии
Кликунец.
   - Опять вы? - скорбно удивился капитан Сойка, увидев Лолу. - И  снова
в мое дежурство. Ну, впрочем, и так это дело нам бы отдали, мы уже тут в
театре можно сказать, свои люди... Ну  давайте,  рассказывайте,  как  вы
дошли до жизни такой...
   Лола ничего не могла ему сказать вразумительного. Она была занята  на
сцене, да и не она одна. Все, кто не был занят в спектакле, смотрели  на
сцену, уж больно много хлопали. Спектакль прошел на ура, Лола  превзошла
самое себя, все любовались ею. Коллеги женского пола  тоже  смотрели  на
сцену. Уж какие мысли бродили в их головах, можно  только  догадываться.
Одна только Лиза Штукина не в силах была спокойно наблюдать  за  Лолиной
игрой, вернее за доставшимися ей шумными овациями. Она бродила где-то  в
недрах театра, и никто ее не видел.
   Лола усилием воли очнулась от своей апатии и сказала  по  возможности
твердо  капитану  Сойке,  что  она  понятия  не  имеет,  что  случилось.
Мелькнула мысль о карточке, которая валяется  сейчас  под  шкафом  в  ее
гримерной, но Лола решила ничего про это не говорить.
   Если они сами найдут карточку, тогда и будет разговор. А  пока  лучше
помалкивать, а то до утра тут просидишь.
   - Когда мне можно будет уйти домой? - робко спросила она капитана.  -
Устала очень после спектакля, даже переодеться не смогла.
   Капитан пригляделся и  понял,  отчего  Лола  показалась  ему  сегодня
какой-то необычной: на ней было серебристое  длинное  платье,  и  волосы
убраны в высокую прическу. В последней сцене у  Шекспира  все  счастливо
разъясняется, Цесарио превращается в Виолу, и герцог, увидев, какая  она
хорошенькая, тут же начисто забывает про Оливию и собирается жениться на
Виоле. Капитан Сойка посмотрел на  Лолу  и  почувствовал,  что  завидует
шекспировскому герцогу. Он тут же опомнился, сказал себе, что  находится
на работе и сурово сообщил Лоле, что отпустить ее не  имеет  права,  она
важный свидетель, потому что именно в ее  гримуборной  только  что  умер
человек.
   - И что интересно,  покойная  Штукина  делала  в  вашей  гримерке?  -
задумчиво спросил он.
   - Понятия не имею! - Лола пожала плечами. - Но догадываюсь. Она вечно
шныряла по углам, все вынюхивала, шпионила...
   - Дорогая! - укоризненно заговорил Главный. - Все же она умерла, а  о
мертвых - или хорошо, или ничего...
   - Нет смысла скрывать, что она меня ненавидела, - вздохнула  Лола,  -
все равно он узнает, - кивнула она на капитана.
   "Я и так знаю", -  подумал  Сойка,  вспомнив  допрос  Штукиной  после
убийства Валерии Кликунец.
   Тут его позвал эксперт, и капитан удалился.
   - Простите, Олег Игоревич, - сказала Лола, глядя в сторону, - кажется
с моим приходом в театре начались неприятности.
   - Да уж, - вздохнул Главный, - неприятности - это мягко сказано.
   Пока капитан беседовал с  Лолой,  эксперт  наскоро  обследовал  труп,
нашел небольшую ранку на  пальце  и  осторожно  разглядывал  рассыпанные
белые розы.
   - Похоже, что дело нечисто, - кивнул Шурик.
   Розы упаковали в пакет и  увезли  в  криминалистическую  лабораторию,
труп Штукиной отправили в морг. Никто в театре не видел,  каким  образом
букет появился в уборной Лолы, кто его принес, и кто  поставил  в  воду.
Сама Лола тоже  не  дала  ответа  -  когда  она  последний  раз  была  в
гримерной,  роз  там  еще  не  было.  Розы  были  так  хороши,  что  она
обязательно взяла бы букет домой, и укололась бы шипом,  когда  вынимала
розы из воды. Эксперт подозревал, что  именно  розы  послужили  причиной
смерти Штукиной, но до вскрытия не был ни в чем уверен. Лола же  в  этом
не сомневалась -  она  видела  карточку  у  мертвого  тела.  Милиция  же
карточки не  нашла  -  видно,  не  очень  тщательно  проводила  обыск  в
гримерной, либо карточка завалилась за половицу.
   Лола позвонила Маркизу и услышала на том конце звериный рык.
   - Лолка, ты все-таки ушла из дома? Я  же  запретил!  Ты  что,  хочешь
умереть, самоубийца несчастная?
   - Уже, - процедила Лола.
   - Что - уже?
   - Уже чуть не умерла. Подъезжай  через  полчаса  к  театру,  я  не  в
состоянии сама доехать до дома. Ты  не  волнуйся  -  пока  меня  милиция
охраняет...
   - Дожили! - горько вздохнул Маркиз.
 
*** 
 
   Консьержка Вера Анатольевна в принципе была  своей  нынешней  работой
вполне довольна.
   Единственно, что ее утомляло, это работа сменами. За сорок без малого
лет службы на своем оборонном предприятии она  привыкла  рано