в одеянии, которое можно было скорее назвать жреческим: ткани на
ней убавилось раз в десять, и примерно во столько же увеличилось мешающих
движению побрякушек. На груди висело что-то наподобие занавески из черного,
сверкающего тюля, на бедрах нечто короткое, шуршащее, словно змеиная шкура,
а ноги и голый живот обтянуты черной мелкой сеткой. Наверное, это было
здорово, обольстительно и сексуально...

Она продумала все, в том числе, как будет зажигать свечи и наливать вино.
Но когда стала делать это и наклонилась над столом, сквозь тюль на груди
высунулся блеклый, мягкий, совершенно безразличный к происходящему сосок и
сморщился, повиснув в сетке, будто червячок на крючке.

Он понял, что поклевки никакой не будет, однако же сказал:

- Ты красивая...

Алина загадочно улыбнулась, подала ему бокал с вином, свой же плавным
движением поднесла к свече и стала греть донышко над огоньком. Должно быть,
она делала так не один раз и знала, как это выглядит со стороны. Рука и
вино засветились, притягивая взгляд, заиграли и зазвенели браслеты.

- Музыки не хватает, - сказал Шабанов. - А так все ничего...

- Сейчас! - спохватилась она и пошла вокруг стола включать магнитофон.
Когда же склонилась над ним и показала округлые ягодицы, затянутые в ту же
сетку, он окончательно убедился, что такая анестезия ему не поможет и
нечего тут время терять. Она же вернулась назад, забралась с ногами на
диван и подняла бокал.

- За нашу случайную встречу.

Едва он выпил, как Алина, надкусив перезрелый персик, поднесла к его губам.

- Ешь... Посмотри, он истекает соком...

- У тебя есть молоко? - уклонился он. - Кружка молока и горбушка хлеба?

- Молоко? - ее не просветили в особенностях его "сдвигов по фазе", дали
одно общее задание - соблазнить, выбить клин клином. - Зачем тебе молоко? И
хлеб...

- Есть хочу.

- Смотри, сколько здесь всего!.. Ешь!

- Хочу парного молока и горячего хлеба.

- Какие у тебя... вкусы! - она еще хорохорилась и хотела выглядеть дамой
света. - Примитив! Надо исправляться. Я слышала, все летчики ужасные
обжоры... Попробуй вот это! Очень даже ничего, тебе понравится. Ты мужчина,
и должен есть мясо. Это рагу из полукопченой индейки... Знаешь, что тебе
предстоит в эту ночь?

- Догадываюсь...

- Какой ты неотесанный! - засмеялась, уверенная в своей неотразимости. -
Слушай женщину! Сегодня ты будешь делать то, что я захочу. Ты будешь мне
послушен!

- А ху-ху не хо-хо? - спросил он, поставив ее в неловкое положение - знала,
что это означает, но не хотела признаваться. - Ладно, как говорят,
непереводимая игра слов... Дай мне ножницы!

- Зачем?

- Да ногти подстричь!

Алина забрякала украшениями, сняла ножницы с гвоздика у окна, подала
несмелой рукой.

- Пожалуйста... Возьми, - подала с опаской. - Давай еще выпьем? Хочешь
крепкого? У меня есть водка.

- Наливай для храбрости!

Она с готовностью вскочила с дивана, достала из холодильника бутылку,
налила полный фужер, предназначенный для сока, и села уже напротив.

- За твое здоровье!

- Докторский тост, - определил он и выпил. - Молодец, отрабатываешь...
Хочешь поиграть?

- Во что?..

- В папу с мамой! - захохотал он. - Умеешь?

- Мне нравится такая игра, - проговорила слишком сладострастно, чтобы это
выглядело правдой. - Только чур! Вести буду я... Ты сегодня узнаешь
совершенно другой мир. Узнаешь, что такое женщина. Но сначала мне хочется
тебя напоить.

- Напоишь, я просто усну.

- Нет, не уснешь... Со мной ты спать не будешь. Стану поить тебя царским
вином! Это настоящая анестезия...

- Ты и такого припасла? Молодец! Из тебя получится хорошая жена.

- Я буду сама делать царское вино, на твоих глазах.

- Это как?

- Сейчас увидишь... Чуть подвинься, я должна лечь.

Он отодвинулся на край дивана. Алина легла плавно, по-кошачьи, приподняла
бедра чуть вверх и раздвинула ноги.

- Подай мне бутылку.

Шабанов понял секрет такого виноделия и вместо бутылки выбрал банан
покрупнее, вложил в ее руку.

- Мне больше нравятся царские бананы! А ну, вставляй!

- Ты портишь игру, - предупредила она. - Это будет здорово. Ты только
должен повиноваться и ни о чем не думать... Дай мне бутылку.

Он взял бутылку и стал медленно лить вино на ее лицо, грудь и живот.
Вытряхнул последние капли и подал.

- Возьми и вставляй! Или я сделаю это сам!

Алина вскочила с дивана, схватила салфетки и стала утираться.

- Я тебя боюсь, - вдруг призналась она, выбиваясь из планов полученного
задания.

- Но может быть хуже! Представляешь, уже завтра уволят. Тебя же заставили
напоить меня царским вином? Вот! Ты не справилась с задачей, уволят по
статье. И куда ты пойдешь? На панель?.. Кто тебя возьмет после статьи? Даже
медицинской сестрой? Жизнь погублена, верно?

- Меня вызвали к начмеду, - тихо проговорила Алина. - Наорали, вспомнили
заявление в прокуратуру... Это был шантаж! Я бы так не согласилась. Но меня
и правда могут уволить, я же еще не аттестована...

- Толстый там был? Мой лечащий врач?

- Был... Я его ненавижу!

- Хорошо, он свое получит!

- Как - получит?..

- Да известно как, по роже. А она у него широкая, не промахнешься.

- Тогда меня уж точно уволят...

- Не посмеют! - уверенно сказал он. - Дай руку!

- Зачем?..

- Не бойся, - он потянулся через стол, одолевая легкое сопротивление, взял
ее руку и стал отстригать ногти.

- Что ты делаешь?..

- Не люблю, когда царапаются.

- Я больше не буду! Не надо!

- Ничего, новые отрастут. - Шабанов отщелкнул последний, с мизинца - она
добровольно подставила вторую руку.

- Правда, я не хотела... Меня заставили!

- А ты говоришь, в нашем мире есть радости... Ничего, кроме издевательства
и насилия над личностью, верно? Все время тортом по физиономии! - он
осмотрелся, приподнял крышку шкатулки на полке у зеркала.

- Что ты еще хочешь? - боязливо спросила Алина, отодвигаясь от стола.

- Дай денег? Займи?

Она отскочила, загремев украшениями.

- Деньги?!. Опять деньги? Зачем?

- Да нет, сейчас не на бутылку, - улыбался он. - Одежду купить. Поедем к
родителям, а здесь ничего нет, все осталось в Пикулино. Ты-то будешь
выглядеть красавицей в своих нарядах, а мне что, в пижаме ехать?.. Не
бойся, взаймы прошу, две тысячи рублей.

- Я должна ехать?..

- А как же?.. Слышала - я женюсь на тебе. Ты мой крест, придется нести до
смертного часа. Но хоть и крест, все равно родителям-то нужно показать...
Так что с деньгами? Дашь или как?

- У меня... нет таких денег, - виновато пролепетала она.

- Жаль. - вздохнул Шабанов. - Это плохо... Придется возвращаться в
Пикулино. Здесь, кроме тебя, близких никого, перехватить больше негде... Да
ладно, не расстраивайся! Сколько у тебя есть?

- Ну, рублей сто восемьдесят...

- Должно быть, сильно потратилась, - он кивнул на стол.

- Нет... На это дали денег.

- Ну ладно, займи мне тридцатку. Хочу торт купить. Запомни, я сладкое люблю
и острое. Потому склонен к полноте.

Алина отыскала свою сумочку, дрожащими пальчиками достала деньги. Шабанов
спрятал их в карман и взялся за дело. Он вытащил из-под себя плед,
аккуратно расстелил и стал выстригать ножницами шкуру тигра. Алина смотрела
с ужасом, однако молчала. Толстое и рыхлое сукно, тем более смоченное
вином, поддавалось плохо, да и ножницы оказались тупыми, так что он
трудился минут пять, прежде чем вырезал все целиком. Полюбовался шкурой,
аккуратно скатал в рулон, обрезки сложил в кучку.

Алина не издала ни звука, и ни один браслет не брякнул, ни на руках, ни на
ногах...

- Я тебе как-нибудь новый куплю, - пообещал уже от порога. - Чтоб можно
было накрываться, когда холодно, а можно на стену повесить, как коврик. Там
нарисовано озеро такое, а на нем лебеди плавают, черные и белые, все
вместе...

На следующий же день он сходил в магазин, выбрал торт, расписанный масляным
кремом, спрятал его в тумбочку и стал ждать понедельника. Жил все дни в
предвкушении мести, исправно ходил на все прописанные ему процедуры:
электросон, расслабляющий массаж и ванны, однако никаких таблеток не
глотал, в том числе, и витамины. И вот когда по "веселому" отделению пошло
стадо белых гусей с обходом, выставил торт на тумбочку и скатал с полу
ковер.

Когда маленький генерал втащил в его палату всю свою свиту и, источая запах
"Принцессы", стал выслушивать доклад толстяка и его заключение, что больной
готов к выписке, Шабанов не спеша взял торт, подошел к лечащему врачу и
размазал по его физиономии.

Эскорт генерала замер, затаил дыхание, в палате стояла полная тишина.

- Видишь, это совсем не смешно, - сказал Герман толстяку. - Никто не
смеется. А ты говорил... Потому что каждый сейчас думает - хорошо, что не
мне досталось.

Переступая через куски и ошметки торта на полу, доктора так и удалились в
полном молчании. А Шабанов убрал все с пола, протер его тряпкой, расстелил
ковер и стал ждать выписки. Прошел час, другой, третий - никто не являлся,
в обед выяснилось, что с довольствия не сняли. А слух об эксцессе в
"веселом" распространился по госпиталю мгновенно и уже перед ужином долетел
до Алины. Всю неделю она не показывалась на глаза и домой ходила кружным
путем, через КПП, а тут пришла в палату, заперла за собой дверь и присела
возле кровати. Шабанов все еще ждал выписки, собрал вещи - гермошлем, ручку
управления МИГа и тигровую шкуру, вырезанную из пледа, завязал их в
тельняшку и лежал с книжкой, оставшейся от товарища Жукова.

- Ты сделал это из-за меня? - спросила она с надеждой. - Никто ничего не
понимает, но я-то знаю, из-за меня?

- Нет. - Герман спрятал книжку под подушку и перевернулся на бок. - Просто
я хотел показать ему, что унижать человека - это не смешно. И вообще в
нашем мире уже не осталось ничего смешного и веселого.

- Значит, из-за меня! - обрадовалась Алина. - Он меня тоже унизил!..
Знаешь, не надо на мне жениться, не хочу быть крестом на твоих плечах.
Только скажи, ты отомстил за меня?

- Я эгоист, за себя мстил.

- Спасибо, - сдержанно проговорила она и встала. - Меня наверное, уволят.
Просчитают, кто был причиной, и уволят... Ну и ладно. Теперь мне не
страшно.

На следующий день к полудню явился Ужнин...

Шабанов обыкновенно видел его собранным, сосредоточенным до непроницаемости
и озабоченным, поскольку встречаться приходилось больше всего в служебной
обстановке, когда командир полка ставил задачу или, наоборот, спрашивал за
ее выполнение. По хладнокровию и выдержке он был настоящим летчиком,
способным воевать. Дело в том, что в авиации, особенно в последнее время,
появилось много людей, великолепно владеющих летным мастерством, но
совершенно не приспособленных к боевым действиям по своим психологическим
данным - эдакие пилоты-спортсмены, летающие на истребителях или
штурмовиках. Впервые они, как вид, обнаружились в Афганистане, а потом в
Чечне среди вертолетчиков. Это был опасный для любой армии вид, поскольку
внешне на земле они почти ничем не выделялись, но в воздухе, в боевой
обстановке, когда следовало выполнять поставленную задачу или принимать
самостоятельное решение, эти пилоты оказывались не боеспособными из-за
мягкости характера или неодолимой в сознании опасности быть сбитым и
плененным.

Ужнин прошел Афган, по горло навоевался и стал от этого не мягче, не
добрее, а напротив, еще жестче по той причине, что преодолел главный барьер
воина - перестал бояться смерти... В нем угадывался большой военачальник
еще и потому, что он умел строить отношения, а не отдавать их на волю
стихии. Он относился к суровым командирам, не терпящим панибратства или
даже семейной, товарищеской (не говоря о дружеской) взаимосвязи с
подчиненными, и потому был одинок в Пикулино. По крайней мере, было
известно, что он не пьет водку ни со своими заместителями, ни с начальником
штаба даже по праздникам и проводит их, в том числе и день рождения, с
женой, сыном и родственниками, если те приезжали из деревни.

Но когда выезжал в округ, где у него были друзья, расслаблялся, позволял
себе вольности, и лишь на это можно было списать его жизнерадостный,
непривычно возбужденный вид, когда Ужнин ввалился к Шабанову в палату.

- Ну, здорово, майор! - сказал от порога. - Лежишь тут, загораешь? Ну
правильно, а кому сейчас легко?.. Тебе звание восстановили, слыхал? Так что
возвращай старые погоны... Но это не все! Знаешь, зачем я прилетел в округ?
За это дело надо бы даже выпить... Представление на тебя привез. Откровенно
сказать, не наша инициатива, Росвооружение подшевелилось... Затребовали из
главного штаба представление к Герою России. Ты понял, да?

- Несколько дней назад маркитант меня посадить грозился, - сказал Шабанов.
- А сейчас в Герои?

- Времена быстро меняются, Герман Петрович! Они же нос по ветру держат.
Сначала им было выгодно спрятать свои грехи и тебя. Теперь наоборот, дать
Героя и все спишется... Рынок. Конъюнктура! Нам в этом никогда не
разобраться... Ну, Героя тебе однозначно не дадут, но Орден мужества - сто
процентов.

- Интересная информация, - задумчиво проговорил Герман. - Даже не знаю, как
к ней относиться...

- И это не все! - рассмеялся Ужнин. - Пошла полоса везения!.. Знаешь, я в
последний момент вдруг подумал, а почему бы не попробовать еще раз? И
вместе с представлением подсунуть еще одну бумагу?.. Подсунул, а
командующий подмахнул. Так что ты теперь мой начальник штаба!

- Действительно, везуха поперла...

- По жизни всегда так и получается, - согласился полковник. - Но ты
особенно не радуйся, будешь у меня летающим начальником. Маркитанты
раскручиваются, восемь машин пригнали в Пикулино, надо разгонять теперь по
всей Юго-Восточной Азии. Не пацанов же посылать с сотней часов налета...

- Да я ведь МИГаря уронил, товарищ полковник...

- И хрен с ним, сказали маркитанты. Вот если бы не уронил, и не дай Бог,
стало известно, кому эти МИГари с "Принцессами" продали, тут бы нас
опустили ниже некуда. Это ведь только сейчас стало известно, какая охота
идет! Особый отдел не дорабатывает. И не только наш, но и в центре мух
ловят. Отследили же эти машины... Но ты посмотри, какое изделие! К нам
сейчас поступает два новеньких тридцать первых МИГа с "Принцессами", один
будет командирский. Главный Конструктор, кажется, наконец-то убедился,
какое детище родилось у него в НПО... Кстати, наши друзья в Индии ждут
товар.

- Значит, мне предстоит еще одна попытка?

- Кому еще, майор? Ну, не мальчишек же посылать!.. На сей раз погоним с
тобой в паре и по другому маршруту.

Шабанов походил от окна к двери, сдерживая рвущийся наружу протест, уже
превратившийся в назойливую "зубную" боль, сел рядом с полковником: вместо
товарища Жукова никого не подселили и теперь все приходящие садились на
кровать.

- Почему мне никто не верит? - спросил больше самого себя.

- С чего ты взял? У командования полка и в округе к тебе доверие полное, -
не согласился Ужнин. - Иначе бы не рассматривали вопрос о награждении,
повышении... Сам знаешь.

- Не о том я, товарищ полковник...

- Что касается твоих приключений?.. На этот счет есть особое мнение. Ты же
был на месте катастрофы, летал над всем районом... И я был, прочесали на
вертушке вдоль и поперек всю территорию - нет ничего. Ни хуторов, ни
горнолыжных баз, ни тем более, поселков, о которых ты говоришь. Так,
встречаются охотничьи зимовья, землянки... Сам видел. Но если б что-то
было, все равно как-то проявлялось, оставались бы следы
жизнедеятельности... Главный Конструктор отбил какую-то зону, какие-то
параметры показывал... Ну и что?

- Я очевидец! Я там был! И хочу, чтоб мне верили!

- Не горячись, Герман Петрович. - Ужнин похлопал его по плечу, чего вообще
раньше не допускал. - Я тоже кое-что видел... Летающие шары, эллипсы и даже
что-то наподобие тыквы. Ну и что?

- Но мне удалось самому полетать в этой тыкве! Ну как иначе я мог за
несколько часов облететь весь земной шар? Видел торнадо в Атлантике, наш
танкер...

- Стоп! Об этом больше ни слова!.. А то тут некоторые высказывают
предположение, что ты косишь. Твой лечащий врач так уверен в этом!

- Ну да, у него все косят! Все здоровы - один он больной. Какой смысл мне
косить, прикидываться, товарищ полковник?

Ужнин заговорил со смехом, вроде бы в шутку, но та доля правды была
настолько большая, что ничем не прикрывалась.

- Смысл в твоем положении есть, они считают. Закосить и на пенсию! По
инвалидности, полученной во время выполнения служебных обязанностей. Что
получается? - он загибал пальцы. - Основная будет вполне приличная - раз,
еще такую же доплату можно высудить с Росвооружения - два. И чуть поменьше
- с НПО. Три! Да это две моих зарплаты!

- Кто так считает? Этот жирный боров?

- И не только...

- А он не рассказывал, как получил тортом по роже?

- Да слышал я, - уклонился командир. - Тоже мне, герой... Кино насмотрелся,
что ли?.. Закосить тебе не удастся, Шабанов, на это не рассчитывай.
Государство на тебя такие деньги потратило! Отрабатывать придется...
Полетаешь, покомандуешь полком - а как ты думал?

- Хочу домой, - тихо проговорил он. - На берег Пожни... Там сейчас черемуха
цветет...

- К сожалению, отпуска дать не могу, - заявил Ужнин. - Потом отдохнешь... А
родители к тебе летят. Вызов через часть сделал, дорогу оплатил... Завтра
будут здесь.

С первой же минуты, как только отец с матерью вошли в палату, Шабанов
почувствовал, что их уже посвятили в суть дела, возможно, обработали
соответствующим образом, потому что батя поставил тяжелые сумки на стулья,
осмотрелся и сказал:

- Ничего себе, лежит тут как барин! Кругом дел по горло - он лежит, бугай
колхозный! Руки-ноги есть - летать надо! А он полеживает...

- Ну не ворчи, - сказала ему матушка. - С порога и заворчал сразу...
Открывай сумки, доставай гостинцы.

В последний раз Шабанов приезжал к родителям, когда еще служил в
Подмосковье. Батя уже тогда судился со своими обидчиками и все разговоры
сводились к слушаньям, процессам, решениям, протестам и так далее. Он крыл
юридическими терминами не хуже завзятого адвоката, на память приводил
содержание десятков статей из самых разных кодексов и взгляд его горел
точно так же, как во время испытаний махолета. Он по-прежнему не умел ни
хитрить, ни скрывать своих чувств, за что "попадал на деньги", "забивал
стрелки", где его еще больше "обували", выступал гарантом за чьи-то
кредиты, а его потом "кидали" - языком современного бизнеса он тоже
оперировал с блеском. Пока матушка накрывала стол из домашних припасов,
батя докладывал о своих делах.

- Маслозавод я вернул, - сообщил он с гордостью. - Сейчас возвращаю
автобазу и завод железобетонных изделий. Они думают, опустили Шабанова! А я
как феликс, из пепла восстал!

- Феникс, - между делом и привычно поправила мать.

- Да какая разница!.. Собираюсь сделать теперь открытое акционерное
общество и привлечь иностранные инвестиции. Итальянцы готовы возить мои
кисломолочные продукты самолетами. От кефира так вообще балдеют!.. И,
кстати, разговаривал сегодня тут с одним полковником... фамилия такая
стремная и зубы вот так! Как его?..

- Харин, - подсказал Герман.

- Во! Зам по тылу. Так он тоже заинтересовался. Оказывается, в армии с
маслом проблема. А солдат должен есть масло, каждое утро двадцать грамм
отдай и не греши. Так мы уже начали с ним переговоры по бартеру. Я ему
дешевое масло, по себестоимости, а он мне - новые КАМАЗы с бочками. Знаешь,
у них есть дезактивационные машины, копия молоковозов, та же пищевая
нержавейка, перекрасить и все дела. Правда, они на колодках стояли лет по
восемь, все резинотехнические детали надо менять, но ведь в полцены мне
получается! Автобазу мою растащили, разграбили, половину парка за долги
отдали...

Шабанов слушал его, не вникая в смысл сказанного, и медленно наполнялся
радостью: так же зажигательно батя излагал свои мысли по поводу доработки
конструкции махолета. И матушка ничего не возражала, хотя взглядом
говорила, мол, слушай, слушай, но не верь. Все не так...

Потом он