Сергей Алексеев.
    Удар "Молнии".


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

Первый раз эти люди пытались установить контакт еще в январе, когда дед
Мазай нашел в своем почтовом ящике фирменный конверт безвестного клуба
"Горный орел" с приглашением в почетные его члены. Можно было понять
намерения устроителей этого клуба, если бы они оказывали такую честь
генералу, служащему в штате Федеральной службы контрразведки или Главного
разведуправления. Однако дед Мазай без малого три месяца был уже в отставке
и получал пенсию по выслуге лет, а значит, ничего, кроме очередной вербовки
в какую-нибудь коммерческую структуру, это приглашение не предвещало. Тогда
он даже не стал выяснять, что это за клуб, кто за ним стоит и что хотят от
честного пенсионера. Правда, из "Горного орла" пару раз позвонили и оба
раза приятный женский голос настойчиво приглашал посетить хотя бы одно
заседание и называл даты, время, и генерал Дрыгин, возможно бы, и
согласился - все хоть какое-то развлечение! - но терпеть не мог женской
настойчивости, которая в сочетании с воркующим низким голосом напоминала
ему зазывающую уличную проститутку, сидящую на телефоне. Он вежливо
отказал, ссылаясь, что ходить по клубам ему не позволяет молодая и ревнивая
жена, и решил, что на этом всяческие домогательства "Горного орла"
закончились: подобных предложений от всевозможных банков и финансовых
компаний за короткий пенсионный период было достаточно, и дед Мазай отнесся
к этому спокойно, как привыкшая к сватовству молодая и богатая невеста.

А уже в марте он неожиданно для себя обнаружил, что три коммерческие
палатки, стоящие напротив его дома, сменили вывески и своих хозяев. Теперь
они принадлежали ТОО "Горный орел", и если приходилось что-либо покупать в
них, то из окошечек высовывались с товаром не женские ручки, как было
раньше, а волосатые руки матерых кавказцев.

И работали они круглосуточно...

Генерал Дрыгин понял, что это не случайно, ибо хорошо знал, как
организовываются подобные "случайности", что это своего рода демонстрация
возможностей клуба, причем только часть из всего комплекса мер, проводимых
"горными орлами". Однако, оказавшись не у дел, он очень скоро почувствовал
пенсионную леность: будто бы и мысль притупилась, и все, что происходит
вокруг, виделось смутно и отдаленно. Весь мир еще чего-то хотел, дергался,
бегал вокруг, говорил зазывающим женским голосом, что-то продавал и
покупал, а деду Мазаю было так хорошо просыпаться часов в девять, когда
жена и дочка уже на работе, потом лежать еще часа полтора в тишине,
потягиваться, подремывать, и ни тебе телефонных звонков, ни верещания
мультитона. Где-то в глубине сознания еще постукивала, позванивала вредная
мыслишка, что в сорок пять лет расслабляться рановато, что томящее
удовольствие покоя - вещь приятная, но временная и обязательно придет
время, когда захочется еще чего-нибудь - пожить в суете, побегать,
покомандовать, а может, влюбиться, поскольку вот уж и седина пробила
бороду... Сам себе генерал Дрыгин давно уже казался старше своих лет,
насчитывал где-то за семьдесят или больше и дедом считал себя с той поры,
когда ему дали прозвище - дедушка Мазай. А это было еще в восьмидесятом
году! Хоть и есть восточная пословица:

"Сколько ни говори халва, во рту слаще не будет", но начни-ка говорить
человеку: ты старый, ты дед, ты пенсионер, глядишь, и состарился раньше
срока. Так что пора уже и в детство впадать!

Дед Мазай ждал весны, точнее, конца апреля, чтобы поехать на все лето в
село Дубки, где еще до перестройки, по разумной цене ему удалось купить
хороший каменный дом с усадьбой в полгектара. Всего-то сорок километров от
Москвы по Минскому шоссе, да с той поры там палец о палец не ударено, так
что приезжать страшно: сад одичал, огород зарос, а воры за зиму не
оставляют ни одного стекла целым, забираются до пяти раз, хотя там и
тащить-то нечего. Съезди - так переживать станешь до самой весны. Жена
зимой наведалась и, чтобы не огорчать мужа-пенсионера, сначала рассказала,
как воры ворвались в дачный поселок Большого театра, где строились
настоящие замки, подперли сторожа в вагончике, вынули все вакуумные рамы с
затемненными стеклами, содрали какую-то импортную кровлю с крыш, сняли все
дубовые двери, а также прихватили стройматериалы, два крана "Пионер",
погрузили на грузовики и благополучно уехали. А в их доме всего-то навсего
хотели вывернуть полы, но доски оказались подгнившими, и потому взяли
только шесть штук. И еще уперли старый нерабочий холодильник, используемый
вместо шкафа.

Привыкшему работать с материалом более серьезным и тонким, чем просто
ограбление дач, генералу Дрыгину хотелось думать, что в дачных поселках
озорничают и шалят ватаги подростков, и этот самообман ему был сейчас по
душе, как всякому старику, впадающему в детство, по душе сладкое
воспоминание отрочества, когда можно шалить по чужим садам и огородам.

Эта зимняя спячка у деда Мазая продолжалась до конца апреля, до того дня,
когда он собрался поехать в Дубки. Накануне он подготовил машину, которую
держал на платной стоянке неподалеку от дома, сам закупил продукты, собрал
кое-какие инструменты и был уже готов встряхнуться в новой дачной жизни, да
наутро обнаружил, что оба задних колеса спущены. На всякий случай он
попробовал накачать и услышал, что воздух стравливается через проколы.
Такого еще не бывало, чтобы на платной охраняемой стоянке кто-то дырявил
колеса. Сохраняя, однако же, спокойствие, дед Мазай привел из будки сторожа
и, указав на машину, спросил, кто будет чинить. Добрый молодец в армейском
камуфляже вяло пожал плечами, дескать, твои проблемы, и поплелся на свой
пост. В тот момент генерал Дрыгин еще не подозревал провокации и потому,
естественно, взорвался. Спустя десять минут на стоянку приехал ее хозяин,
приказал немедленно уладить конфликт с клиентом, и его подручные в тот же
час выкатили два новеньких колеса. Пока разгневанный дед Мазай выговаривал
хозяину по поводу ответственности, рыночных отношений и традиционного
бардака в сфере услуг, а тот извинялся и согласно кивал, ребята в униформе
подняли машину на домкратах и заменили колеса, демонстративно на совесть
затягивая болты.

И лишь в последний момент, когда пожимал руку владельца стоянки, заметил,
что все это снимается на видеопленку из-за приспущенного стекла хозяйского
автомобиля. В тот же миг, будто очнувшись, он разглядел, кому пожимал руку:
человек явно кавказской национальности, хотя прекрасно говорит по-русски.
Эдакий истинный горный орел, если закроет рот... Но отчего-то не увидел
сразу! Бдительность потерял или глаз уже "замылился", поскольку привык
видеть этих орлов на каждом шагу.

А снимали не для рекламы и не для собственного удовольствия! Операция была
заранее спланирована, просчитана, выверена по психологической реакции
"объекта", то есть его, генерала Дрыгина. Считая с января, а может, и
раньше, кто-то вел пристальное наблюдение, изучение личности, и если не
совсем профессионально, то только из-за ограниченных технических
возможностей и условий. Он не сомневался, что делал это неведомый клуб
"Горный орел", ибо в последнее время никто больше особенно не тревожил.
Сегодняшний инцидент с колесами и телесъемкой как бы окончательно
подчеркнул его вывод и перевел догадку в реальность. Всевозможные
финансово-коммерческие структуры, желая заполучить генерала или его
расположение к себе в качестве начальника службы безопасности или
консультанта по этим вопросам, действовали обычно прямо и по-русски
откровенно: предлагали в сравнении с пенсией чудовищную зарплату, служебный
автомобиль, свободу действий в пределах должности и свободу передвижения в
пределах земного шара. И лишь очень тонко, почти невнятно намекали, мол-де
сейчас такое время, когда трудно выжить в одиночку, и надо бы причалить к
какому-то берегу, забраться под чью-то надежную "крышу", и что жить самому
по себе - величайшая роскошь даже для генерала в отставке, даже для бывшего
командира таинственного спецподразделения "Молния".

И была еще одна категория людей, считавшая себя последней властью в России,
- журналисты. Время от времени они неожиданно являлись к деду Мазаю в
открытую либо используя какие-то свои, весьма примитивные правила
конспирации, но все тащили за собой тяжелые сумки и баулы с
видеоаппаратурой, радиопередатчиками, треногами и прочим хозяйством, и все
были навязчивы, бесцеремонны, чем напоминали толпу кочующих цыган. Одни
пытались вломиться в душу, другие вкрадывались, третьи грозились вывернуть
ее наизнанку, а всем требовалось одно и то же - информация о деятельности
КГБ за рубежом, участие "Молнии" в секретных операциях - одним словом,
сенсация, скандал. Отделаться от них было легче, чем от "финансистов".
Никто из "цыган" не знал и знать не мог, что генерал Дрыгин, будучи еще под
своей родовой фамилией, закончил актерскую студию МХАТа, немного поиграл на
сцене, да не успел наиграться. И теперь попросту лицедействовал перед
журналистами, эксплуатируя свой невостребованный творческий потенциал. С
теми, кто ждал от него разоблачений тайных деяний сотрудников "плаща и
кинжала", он был разоблачителем, кто хотел откровений - он становился
блаженным исповедальником, кто жаждал обличений - он обличал, оборотившись
юродивым. Современные "цыгане" искали себе славы и скандала обществу, и
потому среди них не было даже маломальских аналитиков, хотя всякий мнил
себя таковым. Они жили на сенсациях, на эмоциях и потому верили его игре,
ибо получали то, что хотели. Он же входил в раж и нес такие небылицы,
открывал такие "тайны", что у самого кровь стыла в жилах. Но у всякого
цыганского табора есть свой барон, к которому сносится вся добыча. И вот
эти "бароны" прессы браковали материалы по Дрыгину, поскольку никак не
хотели верить ни в то, например, что переворот в Панаме - дело рук
"Молнии", ни в идиотизм своих сотрудников, доказывающих это с круглыми
глазами.

Выйти из-под "последней" власти не составило труда. Но что за власть
появилась на горизонте, именующая себя неким клубом, а по почерку
напоминающая деятельность иностранной разведки? Пресловутая чеченская мафия
действует в России, как на своей территории, практически открыто и
безнаказанно, имеет покровительство во всех эшелонах власти, в том числе и
в "последней", и потому в специфическом опыте и консультациях деда Мазая не
нуждается. Сама Чечня ориентируется на мусульманские государства и получает
оттуда высококвалифицированную помощь спецслужб, политическое и
материальное обеспечение своих секретных операций. Новообразованные
кавказские государства уподобились до поры до времени ласковым телятам и
теперь сосут двух маток, вовсю эксплуатируя старые, еще партийные связи с
российским руководством и новые, со странами Запада. Кавказу нет никакого
смысла искать контактов с отставным опальным генералом, когда к его услугам
по первому зову какого-нибудь "члена Политбюро" российский "член"
представит штатного, с самой современной информацией по тактике действий
спецподразделений, а Запад вместе со специалистами с удовольствием
подбросит новейшее оружие, амуницию и спецсредства.

Правда, опыт "Молнии" все еще чего-то стоит, поскольку аналогичного
подразделения, прошедшего такую выучку и практику, нигде в мире не было. Да
и сама "Молния" впервые блеснула совсем недавно: ее существование держалось
в секрете на уровне суперсовременных космических технологий. Так что ее
опыт кое-что значил и люди стоили многого...

Да нет теперь ни "Молнии", ни людей... Сверкнула беззвучно, и все ушло в
песок. И гордый "Вымпел", последний раз взметнувшись перед Домом Советов,
потрепетал на октябрьском ветру девяносто третьего и был спущен навсегда.
Осталась матушка-"Альфа", прародительница спецподразделений, да и то
благодаря тому, что по России разливался террор.

Эти печальные и тревожные мысли не оставляли деда Мазая всю дорогу до села
Дубки, однако не угнетали его, не портили преддачного настроения, а,
напротив, бодрили и разгоняли остатки зимнего сна. Хоть кому-то наконец
нужен! Генерал не выносил единственного качества в людях, структурах,
правительствах и президентах - жлобства. Как только человек утрачивал
контроль над собой, переставал ощущать тончайшую материю грани между
собственными желаниями и возможностями, как только сапожник принимался печь
пироги, а пирожник тачать сапоги - короче, там, где расцветало
дилетантство, даже из образованного и на первый взгляд воспитанного
человека немедленно рождался жлоб. Матерый, горластый и тупорылый, он, как
черная оспа, мгновенно распространялся повсюду и заражал все: прежде
грамотных и рассудительных профессионалов, структуры, правительства и все
ветви власти. Первым признаком этого заболевания было полное отсутствие
стыда, понятия совести, ощущения позора. Жлоб никогда по доброй воле не
уходил в отставку и не стрелялся, а со временем лишь бронзовел и
превращался в богоподобное существо. Пожалуй, генерал Дрыгин давно бы уж
пристал к какому-нибудь берегу, забрался бы под чью-то "крышу", если бы
вдруг узрел таковую среди множества предлагаемых. Однако новоявленные
банкиры с комсомольскими взорами не внушали ему доверия ни малиновыми
пиджаками, ни "мерседесами", ни телохранителями-"отморозками".

И вот наконец появился этот клуб, который действовал хоть не совсем умело,
но мягко, с профессиональностью почти бархатной и приятным, ненавязчивым
артистизмом. Заявка была серьезная, и с этими "ореликами" не стыдно и
поиграть, несмотря на то что от них крепко пахнет разведкой. Ведь и у
пенсионера должны быть развлечения!

Дед Мазай обошел свои владения в Дубках, с тоской посмотрел на мерзость
запустения, выползшую из-под снега, обозрел результаты последнего налета
дачных воров и в какой-то степени даже остался доволен, ибо могло быть
хуже. Полы нетрудно настелить и самому, а новые рамы сегодня же заказать
строителям дачного городка Большого театра - в три дня сделают и вставят. В
мансарде же окна сохранились, так что топи печь и ночуй...

Он ввернул новые пробки, вкрутил лампочки - хорошо, что свет не отрезали! -
кое-как забросал досками зияющую дыру в полу зала, перенес в мансарду
постель и все вещи, привезенные с собой, и после того отправился в столярку
дачного городка. В пылу обустройства он ничего не заметил и не
почувствовал, однако по дороге к театралам в зеркало заднего обзора
неожиданно увидел странный "Запорожец", легко идущий на обгон со скоростью
сто двадцать километров в час. В кабине сидели четверо плотных, небрежно
одетых мужчин, и один из них, рядом с водителем, откровенно рассматривал
деда Мазая, словно давая знак, мол, все в порядке, мы всегда рядом с тобой,
где бы ты ни был. Движок лопоухой машинешки с шипом прошелестел мимо. Лихой
"Запорожец" мигнул на прощание задними габаритами и умчался вперед.
Вышколенный в мхатовской студии, генерал решил играть степенного пенсионера
и потому не стал устраивать авторалли, хотя подмывало потягаться с
"ореликами" на пустынной дороге. Через пару километров он свернул к дачному
поселку и поехал по отсыпанному, но еще не асфальтированному полотну через
старую, похожую на огромный парк дубраву, за которой и нашли себе место
"хижины" бедных слуг Мельпомены. И вдруг в низинке за поворотом увидел тот
самый "Запорожец", стоявший на проезжей части.

Конечно, место для встречи подходящее, да ведь могли бы и в дом прийти без
всяких помех. В Дубках и генерала-то в лицо никто не знает, а уж его гостей
и подавно... Дед Мазай сбавил скорость и, приближаясь к пустой машине,
заметил, как из-за крайнего дерева на дорогу вышел мужчина в джинсовой
куртке, коротко взмахнул рукой. Дрыгин остановился, опустил стекло.

- Здравствуй, дедушка Мазай, - улыбнулся незнакомец и подал удостоверение.
- Майор Цыганов... Помните меня?

Физиономия у майора была хорошая, забулдыжная, соответствующая "Запорожцу".
На фотографии он был симпатичным молодым человеком...

- Привет, - бросил генерал Дрыгин. - Убей Бог, не помню.

- Три года назад был у вас с рапортом, - напомнил он. - В "Молнию"
просился, из наружки...

- В какую "Молнию"? - стал валять дурака дед Мазай, вертя удостоверение. -
Которая сверкает, что ли? А я тут при чем?..

- Простите, товарищ генерал, - майор вздохнул и перешел к делу. - Вас так
плотно обложили - не подойти. Пришлось здесь останавливать... обстановка
меняется каждый час. Возможно, сегодня к вам придут гости.

- Гости - это хорошо, майор! - усмехнулся Дрыгин. - Тут же, на даче, еще не
сезон, скукотища пенсионеру... Народ-то хоть приличный, серьезный? А то
ведь я незваных-то гостей не очень жалую...

- Серьезный, товарищ генерал, - заверил майор и подал мультитон на цепочке.
- Связь с полковником Сычом.

- О, и Сыч здесь! - обрадовался дед Мазай. - Какие птицы вокруг меня
закружились! Вот его в гости я бы принял!

- В течение суток попробуем его протолкнуть к вам, - озаботился тот. - Но
слишком плотно сидят вокруг другие птицы, товарищ генерал...

- "Горные орлы"?

- Точно не знаю, - смутился майор. - Я ведь так и торчу в наружке...
Значит, так: "клопа" они всадили в ваш динамик на втором этаже, а линию
радиотрансляции отрезали. Под левым задним крылом вашей машины установили
радиомаяк.

- Японский бог! - откровенно возмутился дед Мазай. - Все, труба. Пенсионер!
Даже в голову не пришло!

- Сыч просил передать, товарищ генерал, чтобы вы гостей приветили,
пощупали, но отправили пока ни с чем, - продолжал майор. - Остальное он все
скажет сам при встрече.

- Сыча я в гости приму, - обиделся генерал. - Но что это вдруг он
командует? Пощупать... Между прочим, я даже не за штат выведен, а выпнут на
пенсию!

- Этого я не знаю, товарищ генерал... Сыч просил.

- Ладно, это мы с ним обсудим.

- У вас оружие есть?

- Обижаешь, начальник...

- Мы контролируем обстановку, - сообщил майор. - Но может сложиться
непредсказуемая ситуация. Если что, я буду от вас недалеко. И снайпера с
"винторезом" посажу, только чтоб свет не погасили...

Дед Мазай недовольно похмыкал, включил передачу.

- Слушай, майор. А почему я тебе отказал? Когда ты с рапортом?..

- Не знаю, товарищ генерал...

- Ты не знаешь, я не помню... Хорошо, только не стреляйте в мои окна. Я и
так не успеваю стекла вставлять!

Дачный городок театральных деятелей напоминал декорацию к спектаклю по
абсурдистской пьесе. Около десятка еще не совсем достроенных замков
представляли собой чудовищное смешение архитектурных стилей, преобладала
английская средневековость, но очень сильно искаженная германской готикой и
как бы ретушированная тяжелой мрачностью Корбюзье. Кажется, вкус у
начальства Большого театра либо вовсе отсутствовал, либо был сильно
испорчен какими-то огромными дармовыми капиталами, которые следовало быстро
вколотить в эти каменные мавзолеи, и заодно самоутвердиться в новой
социальной среде. Жалованья простого актера хватило бы на два десятка
какого-то редкого коричневого кирпича, из которых воздвигались эти виллы,
поэтому те, кто пел и танцевал, строили себе неподалеку легкие фанерные
будочки, раскрашенные большей частью в голубой цвет. Там среди них и
размещалась столярная мастерская - филиал декорационного цеха театра. В
прошлом году жена деда Мазая уже заказывала здесь рамы и наружные двери,
поэтому был у нее знакомый столяр Алексей Николаевич, по рассказам,
рукастый и непьющий мужик. Генерал Дрыгин рассчитывал на это знакомство,
однако застал в столярке свирепую пьянку: четверо мастеров сидели еще за
столом, пятый уже отдыхал на ворохе стружек у станка. Он-то и оказался
Алексеем Николаевичем, но растрясти его не удалось. Слегка взбодренные
появлением гостя, мастера полезли с расспросами и, выяснив, что деду Мазаю
надо сделать срочный заказ на рамы, вдруг заявили, что делать не будут и
отдыхающий Алексей Николаевич тоже не будет, даже когда проспится и
встанет. Оказалось, всех пятерых кто-то подрядил на очень срочный и
высокооплачиваемый заказ, так что освободятся они лишь через не